Джуно Доусон
Мясная лавка

Новые лица

Я с гордым видом рассекаю по Поланд-стрит одна, сама себе босс. Мама была не в восторге от того, что я поеду в центр города самостоятельно, но они с отцом сегодня оба работают, так что других вариантов не оставалось. И вообще, мне через четыре месяца стукнет семнадцать, и я уж как-нибудь сумею одна проехаться на поезде. Лондон совсем не страшный, если ты из Лондона: не размахивай мобильником на выходе из метро, не зевай, берегись мопедов, вот и все. Очень просто.

Сегодня снова палящая жара. Лондон воняет помойкой и пердежом. Ро попросила меня надеть что-нибудь простенькое, потому что сегодня они собираются делать фото. Я затащила к себе Сабу, чтобы она помогла выбрать прикид, но она уверяет, что настоящая модель просто надела бы джинсы в обтяжку и черную маечку без рукавов. Так я и оделась. На ногах у меня балетки, а лабутены надежно спрятаны в холщовой сумке. Еще Ро велела, чтобы не было ни капли макияжа – хотя я изредка лишь подкрашиваю ресницы.

Агентство я нахожу без проблем, и все, кажется, рады меня видеть.

– Вот и она! – Ро несется мне навстречу и ведет к столу, за которым нас ждут остальные.

Ческа обнимает меня. От нее так классно пахнет… чем-то цитрусовым, но на лайм не похоже.

– Привет, дорогая, как ты?

– Ничего. Нормально.

– Мы ТАК рады, что ты решила подписать контракт с нами. Серьезно, весь офис жужжит. – Остальные дружно кивают. Ро знакомит меня с командой мужской моды и командой рекламы (сиськи и бикини), и, наконец, появляется Том.

Том тоже рад, а его радость заразительна. Какие же они все классные.

– Ну, поехали, – говорит Ро. – Кстати, может, ты пить хочешь? Или принести тебе чего-нибудь посущественнее? Я отправлю Неваду за едой.

– Нет, спасибо. Я только что в поезде съела круассан с миндалем.

Блин. А вдруг мне больше нельзя есть такие штуки?

– О! Эти круассаны – лучшие! – заявляет Ро.

Уф, пронесло. Впрочем, что я ем, большого значения не имеет. Стать жирной мне не грозит. Однажды наша медсестра в начальной школе даже начала разнюхивать, не морят ли меня дома голодом, потому что я показалась ей дистрофичной. Не-а, просто я от природы худая как щепка.

Том ведет нас наверх, на этот раз в конференц-зал. Я вижу там других девушек.

– Итак, наша задача на сегодня, – объявляет Том, – стандартная процедура ввода нового сотрудника. У нас есть еще парочка новых лиц, так что имело смысл собрать вас всех вместе. Надеюсь, возражений нет?

– Нет, конечно, – бормочу я, все сильнее ощущая себя самозванкой.

Ро проводит меня в комнату, где ждут еще две девушки. Первая – та самая, смахивающая на перепуганного троллёныша, которая была вместе со мной в первый раз. У второй потрясающие рыжие волосы и молочно-белая, как у фарфоровой куклы, кожа, покрытая идеально симметричными веснушками.

– Яна, это Арабелла и Виктория.

Арабелла, вскочив со стула, хватает мою руку и трясет.

– Привет. – Она забавно говорит, очень четко выговаривая слова. – Я так рада, что не одна, что есть и другие девушки. Похоже на первый день в новой школе, правда?

– Да уж. – Я тоже трясу ее руку, хотя не очень-то люблю рукопожатия. Вечно боюсь, что пожму слишком сильно или слишком вяло. – Привет.

Виктория смотрит на меня сквозь завесу густых волос.

– Привет, – произносит она с сильным акцентом. Русская, что ли?

– Здравствуй, – отвечаю я.

– Виктория пока не говорит по-английски, – объясняет Том. – Мы над этим работаем. Она прибыла из нашего подразделения в Париже. Новым лицом ее уже не назовешь, но мы ей очень рады. Всем вам, собственно.

– Тебя тоже он подцепил? – спрашивает Арабелла.

– Ага, в Торп-парке.

– Да быть не может! Я обожаю Торп-парк! А я была на «фестивале сена» в Хей^[15], иду себе на выступление Кейтлин Моран^[16], думаю о своем, и вдруг Ческа хлопает меня по плечу. И я такая: «Боже, неужели из всех она выбрала именно меня?»

Она ТАКАЯ ШИКАРНАЯ, а ведет себя достаточно просто. Я немного расслабляюсь. Рада, что мы тут не вдвоем с Викторией. Уж очень она робкая.

– Итак, – начинает Ро, – сначала покончим со всякими скучными вещами. Давайте-ка снимем с вас мерки.

Жестом фокусника она вынимает из заднего кармана портновский сантиметр. Первой идет Арабелла.

– Хм, – присев и чуть не тыкаясь лицом ей в зад, говорит Ро. – Какой у тебя размер одежды, дорогуша?

– Восьмой, – отвечает Арабелла.

Поднявшись, Ро измеряет ей грудь.

– Отлично, просто круто. Но, пупсик, может, тебе стоит посмотреть, сколько ты поглощаешь углеводов – паста, хлеб и все такое прочее. Не знаю, как ты, а я от них просто пухну.

– Хорошо! – с энтузиазмом отзывается Арабелла, и наступает моя очередь.

Ро снимает мерки, а Том все записывает. Они измеряют мой рост, длину ног, бедра и бюст. Самая худенькая из нас Виктория – заметно, – но я самая высокая. Потому что всегда так бывает.

– Окей! – говорит Ро. Покончив с мерками, она садится. – Вот что: здесь, в «Престиже», нам суперважно, чтобы все наши модели были здоровыми и в хорошей форме.

– Суперважно! – кивая, повторяет Том.

– Мы никогда не требуем, чтобы девочки сбрасывали вес. Ни-ког-да. Мы можем помогать вам с питанием и поддержанием формы время от времени, но это совсем другое дело. Здесь речь не о том, чтобы худеть и сбрасывать вес. Речь о хорошей форме. Вы же у нас спортсменки.

Господи, только не это. Я надеялась, что физкультура осталась в прошлом.

– Всем лучше от того, что вы в форме, – вставляет Том. – И вам самим, и клиентам.

– Конечно, – продолжает Ро, выразительно закатывая глаза, – некоторые дизайнеры и кастинговые агентства заставляют девушек сбрасывать вес. Но это не про нас.

Глядя на нас троих, я не понимаю, куда еще нам сбрасывать вес. Мы все худышки. Я знаю, что я от природы такая. Мы с Милошем можем съедать хоть по лошади в день и все равно не поправимся. Наверное, дело в генетике. А сейчас от всех разговоров о еде у меня только разыгрывается аппетит. Я задумываюсь, чем буду обедать. Может, взять чизбургер в «Макдоналдсе». Он стоит всего фунт.

– Это лишь здравый смысл, – заканчивает Ро. – Мы говорим не о диете, а о питании. В котором полно фруктов и овощей и воды! Это просто!

«Да пошли вы», – думаю я. Овощи – это ужасно. Кукурузу я еще приемлю, но не более того.

Ро обсуждает с нами «план действий». Поскольку мы с Викторией выше ростом, то лучше подходим для подиума, чем Арабелла, у которой пять футов восемь дюймов (немного маловата – по меркам Мира Моделей). Ее в основном будут задействовать на фотосессиях (их-то здесь и называют «эдиториал»).

– Вот как это происходит, – рассказывает Том. – Мы ищем для вас работу. Отправляем вас на кастинги в Лондон, Нью-Йорк, Париж, Милан, и – тьфу-тьфу-тьфу – вас приглашают на дефиле или фотосессии. Мы раскручиваем вас, подаем как Новых Девушек Будущего, Новые Свежие Лица. Чем больше показов, в которых вы участвуете, тем больше важных людей из индустрии моды видят вас и хотят пригласить к себе. Есть надежда, что, отработав достаточно показов и эдиториал, вы можете рассчитывать на приглашение в рекламную кампанию – например, видеоролики, – и вот там-то можно заработать серьезные деньги.

– А если нас не будут приглашать? – тихо спрашиваю я. Ой. Это неправильный вопрос. Ро и Том оба напрягаются, а мне интересно, нет ли у них где-нибудь мусорного контейнера, полного отработанных моделей, крышка которого не закрывается, потому что из-под нее торчат руки и ноги.

– Если бы мы не были уверены, что ты сможешь получить работу, то не подписали бы с тобой контракт, – усмехается Том, обретая самообладание. – Из всех девушек, которых мы отсматриваем, контракт подписываем примерно с двумя процентами.

– Мы знаем свое дело. – Ро кивает. – Все будет хорошо. И даже лучше. Вы добьетесь успеха. Вы же такие классные, настоящие звезды.

Потом мы ходим туда-сюда на верхнем этаже офиса. Виктория дело знает: она так топает, будто хочет кого-то прикончить. Арабелле говорят, что она «слишком задорная». Глядя на нее, я почему-то вспоминаю детские конкурсы красоты. Меня хвалят, говоря, что я делаю успехи, – и я втайне рада, что всю неделю тренировалась. Я внимательно слежу за Викторией и стараюсь подражать ей.

– Просто ходите, – вдалбливает нам Ро. – Плечи назад, голова прямо, тянетесь вверх макушкой – немного откиньтесь назад и при каждом шаге как будто присаживайтесь на бедра.

Странно, но последний совет действительно помогает. Все это не имеет никакого отношения к «просто ходьбе», но я уже чувствую себя увереннее. После таких упражнений у меня болит все тело – от постоянного напряжения. Моя обычная осанка – отстой. Я вспоминаю, как мисс Брин, наша учительница танцев в начальной школе, пищала мне: «У тебя же есть позвоночник, Яна Новак! Так пользуйся им!»

После этого мы отправляемся в подвал, чтобы сделать фото. Здесь два больших студийных прожектора, а через всю комнату протянут белый экран. Арабелла вызывается быть первой, а мы садимся по сторонам и смотрим, как Ро делает миллион кадров, не меньше.

– Ты куришь? – спрашивает меня, наконец, Виктория с таким видом, будто вот-вот помрет от тоски.

– Нет. Но я выйду с тобой подышать свежим воздухом. – Мне просто кажется, что, раз она совершила усилие, я должна как-то откликнуться.

Мы стоим у входа в агентство, провожая взглядами редких прохожих.

– Ну, – заговариваю я. – Откуда же ты?

У нее вспыхивают глаза – наверное, об этом ее часто спрашивают.

– Беларусь. – Она глубоко затягивается своим «Мальборо-лайт». У нее щели между зубов, но это выглядит как-то мило.

– Ясно. Это где-то рядом с Россией?

Она кивает и зябко обнимает себя за плечи, хотя на улице жара.

– Да. Рядом с Россией и Украиной. Плохо… жизнь.

– А давно ты работаешь моделью? – Я стараюсь говорить не слишком медленно и громко, мне кажется, иностранцев это обижает.

– С тринадцати.

– С тринадцати лет? – Я не могу скрыть удивление в голосе.

– Да. Я ехала в Минск знакомиться с агентами. Агенты в Минск… смотреть девочек.

– А как же школа? – Виктория, похоже, не поняла. – Ээ… школа?

Я показываю жестами, что читаю и пишу.

Она мотает головой:

– Я школа… нет. Надо денег. Посылать маме и бабушке.

Ладно, проехали.

– И много ты работала? – Я тыкаю пальцем в сторону агентства.

– Да. Я ехала в Япония и Париж, когда мне четырнадцать.

– А сейчас тебе сколько?

– Семнадцать. Сейчас я старая. – Она смеется, но взгляд серьезный. Еще бы.

Я улыбаюсь ей.

– Ты по дому не скучаешь? – Снова она не понимает. – Э-э… ты уехала из дома. Тебе грустно без него?

– Нет, – горячо отвечает она. – Было… нет хорошо.

У нее расширяются глаза, и я пытаюсь представить, что она сейчас вспомнила. Это напоминает мне о том, какое бывает лицо у мамы, когда кто-то вспоминает при ней о Югославии, о войне. «Не забыть, – говорю я себе, – погуглить про Беларусь, когда приду домой».

В дверях показывается Ро.

– Кто следующий? Яна?

Мы возвращаемся в подвал: моя очередь сниматься. Ро негромко дает указания: «Забери волосы назад… подбородок выше… вынь, пожалуйста, колечко из носа… подбородок ниже… посмотри налево от себя… выгни спину… расслабься… как тряпичная кукла». Сделав, по-моему, несколько тысяч снимков, меня просят переодеться в бикини. В выходные я зашла в H&M с Лорел и Сабой и купила простой черный купальник. Правда, моя мизерная грудь не заполняет чашечки. В паху я все выбрила, кожа там красная, в пятнах и чешется. Очень надеюсь, что этого никто не заметит.

Фотографии сразу пересылают на стоящий в углу компьютер, из-за которого выглядывает Том.

– Отлично, Яна. Ты фотогенична, камера тебя любит.

– А вот об этом предоставьте судить мне! – игриво кричит Мэгги, врываясь в подвал и размахивая перед собой нереально гигантским фраппучино с клубникой и сливками. MOSCHINO написано у нее поперек груди.

– Привет, милашки, как дела?

Арабелла, подлетев, обнимает ее. Виктория этого не делает. Поскольку я в бикини, было бы немного странно обниматься, и я просто стою, стыдливо сложив руки на голом животе.

– Слушайте, вот это да, ай да Яна! Кадры фантастические! Какая шея! Ты прям гребаный лебедь, солнце. А скулы! – Она подходит и отбрасывает назад мои волосы. – Но вот насчет волос твоих я пока не уверена. Они тебе ни к чему. Что думаешь, Ро? Чик-чик?

Сомневаюсь, что Ро осмелится ей возражать.

– Хм, да. Можно.

– Я просто не вижу, чтобы они что-то добавляли к образу. Мне кажется, ее фишечкой должна стать андрогинность, как считаешь?

– Конечно.

Мэгги обнимает меня за плечи.

– Яна, зайка, ты мне доверяшь?

Я пожимаю плечами. Что я должна сказать? Я с ней почти не знакома.

– Ну да…

– Одевайся и пойдем со мной.

Я натягиваю джинсы и майку и тащусь за Мэгги к большому столу в основном офисе.

– Яна, малышка. Ты слышала когда-нибудь про Александру Холмс?

Порывшись в старых поляроидных снимках на столе, она выбирает один и протягивает мне. На нем девушка, отдаленно напоминающая Викторию, – с длинными прямыми волосами мышино-серого цвета.

– Кажется, нет…

– Конечно, нет. А теперь: это кто?

Она подвигает ближе ко мне лежащий на столе номер Vogue. Очень коротко стриженная девушка с выбеленными вихрами и кольцом в носу показывает язык. Заголовок гласит: «Новая панк-революция».

– О, так это же Лекс! – Без фамилии, просто Лекс. Она была великой, когда я еще ходила в начальную школу.

– Яна, Лекс – это и есть Александра Холмс. – Она снова поднимает поляроидную карточку. – Это Лекс до того, как я с ней поработала. Что-то такое я в ней увидела и… сразу поняла. Ты должна мне довериться. Это то, что я умею. Найти алмаз среди углей.

С трудом верится, что это одна и та же девушка. Я не могу представить себе Лекс без ее коронной стрижки-пикси.

– Ладно.

– Уверена, душа моя?

– Гхм. Ну да. Если вы думаете, что это поможет…

– Я не думаю – я знаю. – Она улыбается так широко, что я вижу серебристые пломбы, и подмигивает мне.

Я улыбаюсь ей в ответ.

– Ладно. Только не надо выбеливать мне волосы!

– И в мыслях не было. – Она вынимает мобильник и набирает номер. – Привет, дорогая, это Мэгги из «Престижа». Может Реми поработать с одной из самых лучших моих крошек? Нужно изменить стиль. – Следует пауза. – Миленькая, а можешь ты просто сказать ему, кто спрашивает? – Еще пауза. – О, просто великолепно. Через полчаса будем.

О, как я смеялась над этими бедными дурочками из «Топ-модели по-британски», истерически рыдающими над своими золотыми локонами. Сейчас, блин, мне самой не до смеха. Я смотрю на себя в зеркало: вокруг шеи черная накидка с надписью «Реми-Лопес». Губы, как всегда, бледные. Глаза – испуганные до чертиков.

– Мэгги, дорогаааааааая! – К нам через весь салон, раздавая двумя руками воздушные поцелуи, как солистка миманса, бросается Реми, маленький человечек с аккуратной черной бородкой и татуировками по всей коже до подбородка.

– Реми, любовь моя, нам нужно сотворить супермодель.

– Dios mia! Ну-ка, кто тут у нас? – Он кладет руки мне на плечи.

– Я Яна.

– Ты прелестна. Что мы делаем?

– Ну, – вмешивается Мэгги, – нам нужно что-нибудь покороче, я думаю. Андрогин, но не совсем ежик. Оставь все-таки достаточно для укладки.

– Да! Скулы и подбородок! – Он пробегает рукой по моим волосам. – Хммм. Знаешь, о чем я думаю? Питер Пэн, Лайза Миннелли, Стелла Теннант, но смело, провокативно и небрежно.

Что? На каком он хоть языке говорит?

– Да, точно! Мне нравится! – говорит Мэгги.

– Что? Кто? – одновременно говорю я, и они оба хохочут.

– Ты очаровательна! – смеется Реми. – Ты будешь выглядеть сказочно. Поверь мне.

И он туда же, сговорились они, что ли?

– Ты готова, лапуля? Все к лучшему, доверься мне.

А знаете что? Это всего лишь стрижка. Отрастет.

– Конечно.

– Вот умница. – Мэгги широко улыбается. – В этой игре хороший позитивный настрой – уже полдела. Запомни это, детка. Просто прими это!

Буквально через тридцать секунд Реми, насвистывая, собирает все мои волосы сзади в хвост и отрезает его. Теперь волосы длиной до подбородка. У меня сжимается сердце, и внезапно становится понятнее, почему так рыдали участницы «Топ-модели по-британски».

Впрочем, я быстро прихожу в себя. Мне приносят чашку чая с двумя кусочками сахара, а потом суперклассная девушка моет мне голову и расспрашивает, каково это – быть моделью. Отвечаю, что и сама пока не знаю. Девушка отправляет меня назад к Реми. С концов мокрых волос капает вода, и он долго сушит их полотенцем перед тем, как начинает обрабатывать мне голову лезвием бритвы.

Все очень быстро. Минут через сорок пять, когда возвращается Мэгги, Реми уже заканчивает.

– Ну, что скажете? – спрашивает он.

Я с трудом узнаю себя. Шея кажется мне голой. Там на шее все коротко-коротко-коротко, а к макушке волосы становятся длиннее и переходят в тяжелую, похожую на копну, челку, которая падает мне на глаза и прикрывает уши. И, конечно же, Мэгги оказалась права. Мои скулы и подбородок неожиданно… проявились. Их действительно видно. Мне не за что прятаться. Стрижка – как картинная рама для моего лица. Я не то чтобы похожа на мальчика, но, без капли макияжа, не слишком похожа и на девочку. Я сама не могу понять, как к этому отнестись.

Честно говоря, я недостаточно крута для такой стрижки.

– Само совершенство! – Мэгги хлопает в ладоши. – Яна, а ты что думаешь?

– Все так изменилось… это очень… как в Ист-Лондоне.

Снова они смеются.

– В том-то и идея, – говорит Реми. – Ты выглядишь как модель.

Я в этом не совсем уверена. Но в любом случае я выгляжу по-другому. Видели бы вы, как я хожу.

– Я все еще тебе нравлюсь? – спрашиваю я у Ферди по «ФейсТайму», как только прихожу домой.

Он смеется.

– Что за дурацкий вопрос. Ты мне не можешь не нравиться. Ты будешь мне нравиться всегда, даже с бумажным пакетом на голове. И вообще, меня интересуют только твои буфера.

Я фыркаю.

– Ну, в таком случае ты в пролете, чувак! – Я запускаю пальцы в челку. У меня фантомный синдром: все время пытаюсь убрать с плеча волосы, которых больше нет. После стрижки мы вернулись в агентство, чтобы переснять фотографии. От старых теперь толку мало. Не могу отрицать, что с короткими волосами я становлюсь больше похожа на человека из модельного бизнеса. На черно-белых фотках я кажусь жутко раздраженным бесполым инопланетянином. Всех вокруг это радует и впечатляет.

– Все это так странно. – Я валюсь на кровать, держа руку с телефоном на отлете. – Я на себя не похожа.

– Это ты. Горячая штучка.

– Ты серьезно?

– Ну, опять… да.

– Мне кажется, я выгляжу старше.

– Есть немного. Зато очень стильно.

– Пойти, что ли, прогуляться у Школы искусств в Пекхаме. Я там точно сойду за свою.

– Хаггерстон, Сток Ньюингтон, Хакни. Это же клево.

Я слышу, как внизу хлопает входная дверь.

– Господи, это, наверное, мама. Лучше уж набраться храбрости и не оттягивать.

– Ты хоть предупредила ее?

– Ну… да. В общем, я сказала, что они укоротили мне волосы. Она умрет.

– Попозже выйдешь?

– Если меня не посадят под домашний арест. Может, посмотрим новые «Королевские гонки»^[17]?

– Точно, они уже должны были выйти.

– Блеск. Давай тогда, появляйся в полвосьмого.

– Удачи. И, что бы ни было, наплюй с высокой башни.

Я смеюсь, вешаю трубку и делаю глубокий вдох. Кажется, сейчас я нервничаю больше, чем в салоне.

– Яна! – зовет мама. – Ты наверху?

– Да! – Я гляжу на себя и поправляю свою новую челку. Немного подвожу глаза и подкрашиваю ресницы, чтобы хоть чуточку больше походить на девочку. Боже мой, что сейчас будет. Хуже, чем когда она нашла у меня в рюкзаке рецепт на покупку противозачаточных. Ну, была не была. Я выхожу из комнаты и топаю вниз по лестнице. Мама выходит мне навстречу из кухни, она все еще в форменном комбинезоне «Социальная служба Гринривер» и сандалиях на плоской подошве.

Я вздрагиваю.

Она зажимает рот обеими руками.

– Боже ты мой! Яна! Что они сделали с твоими волосами?

– Тебе совсем не нравится, да? – Самый нелепый вопрос в этой ситуации.

Мама переводит дух. И вздыхает.

– Ой, Яна, это очень… непривычно.

– Ну вот, тебе совсем не нравится.

– Это… это же мужская стрижка.

– Да нет, вовсе нет, – обороняюсь я. В дверях появляется Милош со скейтбордом под мышкой. Я подбираюсь, готовая к неминуемым издевкам. – Ну, давай, что же ты, выскажись уже.

– О чем? – спрашивает братец. – А, твои волосы. Офигенно.

Ой. Так, ладно. Я выжидаю секунду, чтобы понять, не смеется ли он надо мной.

– Тебе нравится?

– Ну да. Вполне себе.

И он пробирается мимо меня к холодильнику.

Мама, не находя слов, качает головой.

– Не понимаю я вас, молодежь. Сдаюсь. Видно, я уже старая. – И, картинно всплеснув руками, она снова принимается готовить ужин.