Джулия Гарвуд
Хранимая благодать

Глава 4

Бракосочетание состоялось на следующее утро. Макбейн согласился ждать ровно столько, сколько требовалось отцу Маккечни, чтобы приготовиться к церемонии, однако это было единственное, к чему его удалось склонить.

Джоанна хотела вернуться в лагерь и провести ночь в своей палатке неподалеку от брата, священника и верных ей людей, но лэрд не желал и слышать об этом. Ей предоставили один из заново отстроенных на холме крохотных домиков с одним-единственным окном и каменным очагом.

Вплоть до самой церемонии Джоанна не видела ни лэрда, ни собственного брата. За дверью Макбейн поставил охрану, и она боялась спросить у воинов, какова их задача: оберегать ее от чужаков или не дать сбежать.

Спала она плохо: мысли метались от одного страха к другому. А если Макбейн будет для нее вторым Рольфом? Великий Боже, сможет ли она снова вынести подобное? Сама возможность вторично выйти замуж за чудовище заставила ее расплакаться от жалости к себе, но она тут же устыдилась. Неужели, в конце концов, она такая трусишка и Рольф был прав, когда смеялся над ней?

Нет-нет, она сильная, она сумеет урезонить любого, кто встанет у нее на пути, не поддастся страхам и не позволит себе так плохо думать о себе самой. Она знает себе цену, черт побери… Ведь правда же?

Джоанна думала, что после смерти Рольфа к ней вернулась уверенность в себе. В первый раз за последние три года она забыла про страх. Ее дни были исполнены благословенного мира. Даже когда король Джон призвал ее к своему двору, ей было позволено оставаться в комнатах одной и никто ей не докучал. Дверь апартаментов выходила в сад, где она проводила почти все свои дни.

Но это блаженное время миновало, и теперь ее снова принуждают к замужеству. Она была уверена, что разочарует лэрда. И что он сделает тогда? Заставит ее чувствовать себя брошенной и ненужной? Господь свидетель, она не допустит этого. Свои нападки Рольф так умело маскировал, а она в силу юности и едва ли не детской наивности не понимала их, а потом уже, пожалуй, было поздно вникать. То были неприметные издевки над ней, к тому же безжалостные, и день ото дня они становились все изощреннее, пока она не почувствовала себя так, словно он вынимал из нее душу. Она попыталась защищаться, и тогда он начал ее избивать.

Джоанна заставила себя оторваться от воспоминаний и, наконец, заснула, моля Бога о чуде.

Николас пришел к ней в полдень и, бросив взгляд на ее бледное лицо, покачал головой.

– Неужели у тебя так мало веры в проницательность собственного брата? Я же сказал тебе, что Макбейн – честный человек. Ты не должна его бояться.

Она вложила свою руку в его ладонь брата, и они вышли вместе.

– Я верю тебе, – пробормотала Джоанна, но ее голосу недоставало убежденности.

Николаса это не задело: он понимал ее страхи. Воспоминание о ее лице, покрытом синяками, которое он изредка видел, когда Рольф не успевал ее спрятать перед его визитом, сейчас всколыхнуло в нем прежний гнев.

– Пожалуйста, не хмурься, Николас. Я справлюсь. Все будет хорошо.

Барон улыбнулся, не в силах поверить, что сестра пытается его успокоить.

– Да, у тебя все будет хорошо. Тебе достаточно осмотреться, чтобы кое-что понять в характере твоего будущего мужа. Вот где ты ночевала сегодня?

– Ты же сам прекрасно знаешь где.

– В новехоньком домике, ведь так? – Он не дал ей времени для ответа. – Отсюда я могу видеть еще три таких же: дерево еще не потемнело от непогоды.

– И что из этого следует?

– Эгоист не стал бы думать о чьих-то удобствах, не так ли?

– Да, наверное.

– А ты новую башню уже видела?

– Нет.

– Колум – это первый командир местного гарнизона – рассказал мне, что домики предназначены для стариков клана, потому что больше других нуждаются в тепле и в крыше над головой. Себя Макбейн не считает таковым. Подумай об этом. А еще я обнаружил, что в восточном крыле над лестницей в самой башне имеются две спальни. Ни одна из них не пострадала от огня, и все же Макбейн не провел там ни единой ночи. Он спит снаружи вместе с другими воинами. Это говорит тебе что-нибудь о его характере?

Ее улыбка была лучшим ответом на его вопрос. Щеки ее порозовели, и Николас удовлетворенно кивнул.

Они уже почти достигли двора и остановились посмотреть, как толпа мужчин и женщин готовит его к свадебной церемонии. Поскольку часовня выгорела, церемония состоится прямо здесь. Алтарь заменит широкая плоская деревянная доска, установленная на двух пустых бочонках их-под эля. Ее застелили белым льняным покровом. Отец Маккечни поставил на нее прекрасную золотую чашу-потир и блюдо. Две женщины, опустившись на колени, укрепляли вдоль всей алтарной доски букеты.

Джоанна хотела было двинуться вперед, но Николас удержал ее за руку:

– Есть еще кое-что, что тебе необходимо знать.

– Да?

– Видишь мальчика, что сидит на верхней ступеньке?

Она повернулась голову. Малыш лет четырех-пяти сидел на лестнице совсем один, упираясь локтями в колени и поддерживая голову руками, и наблюдал за приготовлениями с самым несчастным видом.

– Да, вижу, – сказала Джоанна. – Он выглядит очень одиноким. Кто это?

– Сын Макбейна.

Она едва удержалась на ногах:

– Что?

– Тише, Джоанна! Я не хочу, чтобы нас слышали. Ходят слухи, правда, что это не его ребенок, но Макбейн открыто признал его своим.

Известие так поразило ее, что лишило дара речи.

– Его зовут Алекс, – добавил Николас, не зная, что еще сказать.

– Почему ты не сказал об этом раньше? – выдавила наконец Джоанна. – Как давно Макбейн был женат?

– Он не был женат.

– Я не понимаю…

– Алекс незаконнорожденный.

– О Господи!

Она не знала, что и думать.

– Мать мальчика умерла при родах, – добавил Николас. – Ты все равно узнала бы все это, сестренка. Эта женщина была лагерной потаскушкой, поэтому по меньшей мере трое могут претендовать на роль его отца.

Сердце Джоанны наполнилось состраданием. Малыш был просто восхитительный: с темными вьющимися волосами. Она не смогла рассмотреть цвет его глаз, но была почти уверена, что они серые, как у отца.

– Но это не важно: Макбейн признал мальчика своим сыном.

Джоанна повернулась к брату:

– Излишне повторять это как попугай.

– И?..

Она улыбнулась:

– Ты о чем?

– Ты признаешь его?

– Ну, как ты можешь об этом даже спрашивать? Конечно, признаю. Разве я могу поступить иначе?

Николас вздохнул. Сестра никогда не поймет путей этого грубого мира.

– Дело в том, что для маклоринцев этот вопрос – яблоко раздора. Прежний лэрд, отец Макбейна, не признал своего сына даже на смертном одре.

– Так он что, тоже незаконнорожденный?

– Да.

– И все же стал лэрдом?

– Тут все очень непросто. Им нужна его сила. В нем течет кровь его отца, и он сумел завоевать авторитет у старейшин клана. Все скоро забыли, что он бастард. Что касается этого мальчика…

Больше он не сказал ни слова, предоставив ей делать выводы. Джоанна покачала головой:

– Так ты полагаешь, что малыш расстроился из-за сегодняшнего венчания?

– Во всяком случае, выглядит он огорченным.

Отец Маккечни привлек их внимание, помахав рукой. Николас взял Джоанну за локоть и двинулся вперед, а она все смотрела на ребенка. Господи, какой он несчастный и потерянный!

– Все готово, – заметил Николас. – А вон и Макбейн.

Лэрд пересек двор и занял свое место перед алтарем, священник встал рядом и жестом подозвал Джоанну.

– Я не могу, пока не…

– Все будет хорошо.

– Ты не понял, – шепнула она с улыбкой. – Я скоро вернусь.

– Джоанна, ради Бога…

Слова Николаса повисли в воздухе. Он взглядом проводил сестру, которая прокладывала себе путь через толпу, и только когда она направилась к лестнице, наконец понял, чего она хотела.

Николас перевел взгляд на Макбейна, но по выражению его лица ничего нельзя было понять.

Священник вытянул шею, наблюдая за Джоанной, а затем повернулся к Макбейну, привлекая его внимание к происходящему.

Приблизившись к лестнице, Джоанна замедлила шаг, чтобы не напугать малыша.

Известие, что у Макбейна есть сын, наполнило ее и радостью, и скорбью. Наконец-то она получила ответ на мучивший ее вопрос. Макбейна не смущало, что она бесплодна, очевидно потому, что у него уже есть наследник, не важно, законный или нет.

Наказание, которое тяжелым бременем лежало на плечах, вдруг спало, и она почувствовала себя свободной.

Макбейн нахмурился. Проклятье! Ему совсем не хотелось, чтобы она узнала о мальчике до того, как они поженятся и она не переменит своего мнения о нем. Он знал, что у женщин весьма своеобразный склад ума, понять который мало кому удается. Жены, как правило, ненавидят любовниц своих мужей и не признают бастардов. Макбейн, конечно, намеревался познакомить Джоанну со своим сыном, но не сразу, а когда немного освоится.

Алекс заметил ее приближение и тут же спрятал лицо в ладошках. Его худые колени были в грязи, как и одежонка. Когда он украдкой взглянул на нее и удалось рассмотреть глаза, Джоанна поняла, что они не серые, как у отца, а синие.

Остановившись на нижней ступеньке, она заговорила с ребенком. Макбейн направился было к ним, но передумал: скрестив руки на груди, стоял и наблюдал за происходящим. Тишина повисла во дворе: все смотрели на лестницу.

– Говорит ли мальчик по-английски? – спросил отец Маккечни.

– Немного, – ответил Макбейн. – Но она сказала, что вы учили ее гэльскому. Хватит ее знаний, чтобы немного поговорить с Алексом?

Священник пожал плечами:

– Вероятно.

Несколько минут о чем-то поговорив с ребенком, Джоанна протянула ему руку. Алекс одним прыжком вскочил на ноги, сбежал с лестницы и вложил свою ладошку в ее теплые пальцы. Она наклонилась, отвела волосы с его глаз, поправила съехавший с плеч плед и повела за собой.

– Он понял, что это означает, – пробормотал Маккечни.

– И что же это? – спросил Колум.

Священник улыбнулся:

– Признание.

Макбейн кивнул. Джоанна подошла к Николасу и взяла под руку.

– Теперь я готова. Алекс, подойди и встань рядом с отцом. Я должна идти к вам обоим.

Мальчик кивнул, помчался по дорожке назад и занял свое место слева от отца. Макбейн взглянул на сына, но лицо его ничего не выражало, и нельзя было понять, доволен он или раздражен. Его глаза остановились на ней, но когда она пошла ему навстречу, разжал руки и положил ладонь на голову сына.

Николас выдавал ее замуж, и Джоанна не сопротивлялась, когда брат вложил ее ладонь в руку Макбейна. Он чертовски гордился сестрой. Она стояла между двумя воинами с гордо поднятой головой и ясным взором, в белом платье до пят, квадратный вырез которого был расшит бледными розовыми и зелеными бутонами. Фата, тоже белая, доходила ей до колен.

От невесты пахло розами. Аромат был слабый, но Макбейн явственно ощущал его. Отец Маккечни взял с алтаря маленький букетик цветов и, вручив ей, приступил наконец к обряду.

Взгляд Макбейна был прикован к невесте. Она выглядела удивительно женственной и хрупкой, и он не знал, как ему с ней себя вести. Больше всего его тревожило, что она недостаточно крепка, чтобы выдержать здешнюю суровую жизнь. Он заставил себя отбросить все страхи. Теперь его долг сделать так, чтобы эта жизнь не показалась ей адом. Он защитит ее от любой опасности, будет холить и лелеять. Пока он плохо понимал как, но был уверен, что сообразит. Он не станет заставлять ее пачкать руки или заниматься изнурительной работой, проследит, чтобы она побольше отдыхала. Заботиться о ней – самое меньшее, на что он готов в благодарность за землю, которую она ему принесла, ведь других причин думать о ее удобствах нет, правда?

Ветер швырнул ей в лицо золотистую прядь волос, и она на мгновение высвободила свою руку, чтобы отвести волосы назад. Какое это было изысканное, женственное движение. Золотая масса волос, казалось, лилась с ее плеч. Пальцы с такой силой сжимали букетик, что с цветов сыпались лепестки, и когда она не вернула свою руку в его ладонь, он был так раздосадован, что взял ее сам и прижал к себе. Николас заметил этот собственнический жест и улыбнулся.

Церемония протекала очень гладко до тех пор, пока отец Маккечни не попросил ее обещать любить, почитать и слушаться своего мужа. Она размышляла над этим целую минуту, а затем покачала головой и, обернувшись к жениху, попросила его наклониться, привстала на цыпочки, словно не хотела, чтобы его услышал кто-то еще.

– Я попробую любить вас, милорд, и наверняка сумею почитать, поскольку вы станете моим мужем, но вот слушаться во всем я не думаю, что смогу. Я полагаю, полное смирение не для меня.

Пока говорила, она оборвала все до единого лепестки со стеблей своих цветов, ухитрившись при этом ни разу не взглянуть ему в глаза, и уставилась на подбородок, ожидая ответа.

Макбейн был так изумлен услышанным, что не заметил ее испуга и спросил, с трудом сдерживая смех:

– Вы что, шутите?

Он даже не понизил голос. Поскольку его совершенно не заботило, что окружающие их слышат, она тоже не стала об этом тревожиться. Ее голос был так же силен, как и его, когда она ответила:

– Шучу с вами во время брачных клятв? Нет, милорд. Я вполне серьезна. Таковы мои условия. Принимаете ли вы их?

Сдерживаться больше не было сил, и он расхохотался. Прилив мужества сразу в ней иссяк, она смутилась и почувствовала себя униженной, но вопрос был слишком важным, чтобы отступить. Был только один способ настоять на своем – удалиться. Она распрямила плечи, выдернула ладонь из руки жениха, сунула ему свой общипанный букетик и, сделав реверанс священнику, быстро пошла прочь.

Все было ясно, однако не все маклоринские воины это уразумели.

– Как, невеста уходит? – достаточно громко, чтобы услышали все, спросил Кит, их командир.

– Она сбегает, Макбейн! – крикнул другой.

– Что ее так расстроило? – воскликнул отец Маккечни. – Разве я сказал что-нибудь неприятное?

Николас бросился было за сестрой, но Макбейн поймал его за руку и, отрицательно покачав головой, сунул ему букетик, пробормотал что-то себе под нос и направился за невестой.

Она уже почти добралась до свободного пространства, когда Макбейн перехватил ее, взял за плечи и повернул к себе. Она не смотрела на него, он приподнял ее лицо за подбородок. Джоанна вся сжалась, приготовившись к его гневу: он, разумеется, высмеет ее, – но тут же напомнила себе, что должна быть сильной.

– Но вы ведь постараетесь? – раздался его спокойный голос.

Ее так удивила его реакция, что страх тут же исчез, а на лице появилась улыбка. Она только что сумела противостоять лэрду и заставила принять ее условия… ну или хотя бы попыталась.

– Да, постараюсь, – пообещала Джоанна и тут же добавила: – Если получится.

Словно в молитве он поднял глаза к небу, решив, что потратил достаточно времени на обсуждения, и, опять завладев ее рукой, повел обратно к алтарю. Ей пришлось почти бежать, чтобы поспевать за ним.

Николас перестал хмуриться, когда заметил улыбку сестры. Ему, конечно, было чрезвычайно любопытно узнать, о чем шел спор, но он решил дождаться конца свадебной церемонии, а потом уже выяснить, что случилось.

Джоанна взяла злополучный букет и, повернувшись к священнику, пробормотала:

– Пожалуйста, простите, что прервала вас, отец.

Маккечни кивнул и повторил свои слова о необходимости любить, почитать и слушаться своего мужа, но на этот раз добавил «пожалуйста».

– Я буду любить, почитать и… стараться слушаться моего мужа, – пообещала Джоанна.

Николас хихикнул, поняв, о чем шел спор, зато маклоринцы и макбейнцы задохнулись от изумления и ужаса, но стоило лэрду скользнуть по ним взглядом, как наступило молчание. Затем он повернул свое хмурое лицо к невесте:

– Послушание и смирение далеко не одно и то же.

– Меня учили иначе, – возразила Джоанна.

– Вас плохо учили.

Его угрюмость пугала, и ее снова охватил страх. Дай Бог пройти через это.

Она опять сунула букетик Макбейну и повернулась, намереваясь уйти, но лэрд хлопнул букетиком о протянутую руку Николаса и перехватил Джоанну прежде, чем та успела сбежать.

– Ох нет, не надо, – шепнул он. – Нам не пройти через это вторично. – Желая доказать, что он подразумевал именно то, что высказал, он положил руки ей на плечи и притянул ее к себе: – Было бы неплохо закончить церемонию до следующего утра, Джоанна.

Она чувствовала себя дурочкой. Священник смотрел на нее с таким видом, словно сомневался, в своем ли она уме. Она вздохнула, опять приняла цветы у брата и обратилась к Маккечни:

– Пожалуйста, простите меня за то, что прервала вас, отец. Прошу вас, продолжайте.

Священник вытер лоб льняным платком и перенес все свое внимание на жениха. Джоанна едва слышала поучение священника о похвальности качеств доброго мужа, поскольку не могла одолеть смущение, но решение было принято, и будь что будет. Она сотворила быструю молитву, решив, что будет правильно предать все свои страхи в руки Господа, но все же хотелось бы, чтобы Всевышний послал ей какой-то знак, который возвестил бы, что все действительно будет хорошо. Какая она все же мечтательница! Она женщина, и потому Господь ее меньше любит, как не раз повторял епископ Холвик. У Бога наверняка нет времени прислушиваться к ее мелким тревогам, и она, вероятно, впала в грех тщеславия, ожидая какого-нибудь знака.

Она чуть слышно вздохнула, но Макбейн услышал и оглянулся, и она ответила ему слабой улыбкой.

Теперь пришел черед лэрда отвечать на вопросы священника. Он начал со своего имени и титула.

Его звали Габриель.

Господь подал ей знак. У Джоанны едва челюсть не отвалилась от изумления, но она постаралась овладеть своими эмоциями, однако мысли удержать не удалось. Вопросы возникали один за другим. Намеренно ли мать назвала его именем ангела, наиболее отмеченного любовью Господа? Джоанна хорошо помнила, что архангел Габриель защищает невинных, а еще известен как покровитель женщин и детей. Она помнила удивительные истории, передаваемые из поколения в поколение, от матери – к ребенку, о самом величественном из всего небесного воинства. Мать говорила, что Габриель всегда наблюдает за ней. Это был особый архангел, которого надлежало звать на помощь в глухую ночь, когда снятся кошмары.

Джоанна покачала головой: чересчур уж она романтична, вот и все. В имени мужа нет ничего символического. Вероятно, его матушка пребывала в мечтательном настроении после его рождения, а может, его и вовсе назвали в честь какого-нибудь родственника.

Это прошлая бессонная ночь виновата в том, что ею овладели столь сумасбродные мысли, но ведь именно тогда она молила о чуде, а несколько минут назад попросила Господа подать ей знак, который позволил бы понять, что все будет хорошо.

Джоанна как-то видела изображение архангела Габриеля, сделанное древесным углем, и до сих пор помнила каждую деталь рисунка. Архангел был представлен в образе рослого воина с мечом в руке и крыльями за спиной.

У мужчины, что стоял рядом с ней перед алтарем, крыльев не было, но вот меч действительно висел на боку.

И звали его так же, как архангела. Неужели Господь услышал ее молитвы и дал ей ответ?

Глава 5

Матушка должна была назвать его Люцифером.

К такому заключению Джоанна пришла уже к концу дня. Впрочем, ему подошло бы имя Варвар или Дикарь. Его высокомерие и властность были поистине дьявольскими, и он понятия не имел о хороших манерах.

Он совершенно не понимает, что драться в день своей свадьбы по меньшей мере невежливо.

О, начал Габриель довольно неплохо. Как только отец Маккечни благословил их и закончил церемонию, супруг повернул ее к себе лицом и набросил ей на правое плечо красивый многоцветный плед, под стать его собственному, а на левое – другой плед, иной расцветки. Первый, как объяснил он, был символом принадлежности к клану Макбейна, а второй – Маклорина. Он дождался ее понимающего кивка, после чего привлек к себе и поцеловал так, что у нее захватило дух.

Губы Макбейна были жесткими и горячими, и страстный поцелуй так воспламенил ее, что ни сил, ни желания сопротивляться не осталось.

Смех за спиной наконец заставил Габриеля оторваться от нее. Увидев совершенно ошеломленное лицо супруги, он удовлетворенно кивнул и вновь повернулся к священнику, а она тем временем пыталась прийти в себя.

Отец Маккечни поспешил обогнуть алтарь, чтобы поздравить молодоженов, и, едва сдерживая смех, заметил:

– Это была прекрасная церемония, но в какую-то минуту я подумал было, что нам не суждено ее закончить.

Джоанна улыбнулась:

– А я не сомневалась. Если какое-то решение принято, нужно довести до конца.

Алекс, топтавшийся рядом, дергал ее за полы, и священник подвел его к отцу, поставил слева.

Мужчины не обратили внимания на ее хвастливое заявление, а Маккечни предложил:

– Не пора ли уже начать принимать поздравления? Весь клан хочет высказать вам свои добрые пожелания.

Габриель продолжал смотреть на жену. Казалось, хотел ей что-то сказать, но не находит нужных слов, – и она решила ему помочь:

– Я слушаю вас, Габриель.

– Не называйте меня так! Терпеть не могу.

– Но почему? По-моему, прекрасное имя, к тому же отмеченное печатью Господа.

Он недовольно заворчал, но она постаралась не обращать внимания на это и спросила как можно любезнее:

– Как же мне тогда вас называть?

– Лэрд, например.

Он что, серьезно? Но ей это не нравится. К чему такие официозы? Она решила все же не выказывать прямого неповиновения и тихо спросила:

– А наедине? Наедине я могу называть вас Габриелем?

– Нет.

– Тогда как же?..

– Если я разрешу вам обратиться ко мне, называйте меня… Макбейн. Да, именно так.

– Если вы разрешите? Понимаете ли вы, сколь высокомерно говорите со мной?

Он лишь пожал плечами и предпочел не обсуждать эту тему.

– Вы поступили правильно, подозвав сюда мальчика.

Его тон был довольно грубым, а она все еще пыталась понять нелепое предложение называть его Макбейном и потому не сразу сообразила, что он благодарит ее.

Она не знала, как на это отвечать, и, кивнув, заметила:

– Да, только было бы неплохо его помыть перед церемонией.

Макбейн с трудом сдержал улыбку. Следовало бы одернуть ее после такого выговора, но он был рад увидеть, что у нее доброе сердце, и спустил ей дерзость.

– Я учту это, когда буду венчаться в следующий раз.

Она не оставила без внимания эту шпильку:

– Вы любите, чтобы последнее слово было за вами, не так ли, милорд?

– Люблю, – согласился он с усмешкой.

Алекс смотрел на Джоанну с восторгом, и сколько бы его ни отводили в сторону, чтобы не вертелся под ногами у взрослых, малыш опять протискивался к ней поближе.

Итак, его жена покорила его сына за несколько минут. Сколько же времени потребуется ему, чтобы завоевать ее сердце? Глупый вопрос. Какое ему дело до ее чувств к нему? Брак закрепил за ним эту землю. Вот и все. Только это имеет значение.

Воины из обоих кланов один за другим выступали вперед, чтобы представиться Джоанне и принести поздравления своему лэрду. За ними следовали женщины. Одна юная рыжеволосая девушка, назвавшаяся Лилой, из маклоринского клана, вручила Джоанне красивый букет пурпурных и белых цветов. Новобрачная поблагодарила дарительницу и хотела было присоединить ее букет к тем цветам, которые сжимала в другой руке, но, взглянув на них, увидела, что они совсем осыпались, и прыснула: это что же, она все время держала в руке пучок голых стеблей?

Наконец представления завершились. Женщины принялись проворно разносить подносы с едой по столам, за которыми собирались мужчины. Габриель углубился в разговор с двумя маклоринскими воинами, а Джоанна повернулась к Колуму и Киту.

– Там, на нижнем лугу, пасется шестерка лошадей…

– Одна лошадка будет моей! – выпалил Алекс, вертевшийся рядом.

Макбейн услышал возглас сына и, обернувшись, заметил:

– Твоей будет та, какую оседлаешь.

Джоанна не обратила внимания на это замечание мужа и продолжила разговор с воинами:

– Это мой свадебный подарок супругу… и Алексу. Может, пошлете кого-нибудь привести их?

Воины, поклонившись, удалились, и тут Алекс подергал Джоанну за фату:

– А тебе папа сделал подарок?

На вопрос ответил сам лэрд:

– Нет, Алекс, не сделал.

– Ну почему же нет? Конечно, сделал, – возразила Джоанна.

– Что же он тебе подарил? – спросил малыш.

Макбейну тоже любопытно было это узнать.

– Твой папа подарил мне тебя. Теперь у меня есть сын, – улыбнулась она Алексу.

Это заявление застигло Макбейна врасплох, а мальчик вовсе не понял, что она имеет в виду, и заявил:

– Но я папин сын.

– Разумеется, – согласилась Джоанна.

Мальчик улыбнулся:

– А сын лучше шестерки лошадей?

– Конечно.

– И даже лучше сотни?

– Да.

Уверившись в своей важности, Алекс гордо оглядел присутствующих.

– Сколько же тебе лет? – удивленно посмотрела на мальчика Джоанна.

Малыш открыл было рот, собираясь ответить, но по его озадаченному виду Джоанна поняла, что он не знает что. Она повернулась к мужу, но он лишь пожал плечами, и это ее ужаснуло.

– Вы не знаете возраста вашего сына?

– Он молод, – ответил Макбейн.

Алекс тут же кивнул в знак согласия и повторил:

– Я молод. Папа, можно я пойду посмотрю лоша- док?

Отец кивнул, и малыш, выпустив фату Джоанны из рук, ринулся догонять Колума и Кита.

Отец Маккечни, наблюдавший всю эту сцену, заметил лэрду, глядя на Алекса, мчавшегося по двору:

– Она покорила мальчишку, не так ли?

– Скорее подкупила. Мужчину не так-то легко покорить, – возразил Макбейн.

– Я и не собираюсь никого покорять, милорд. А сейчас, прошу прощения, я хотела бы поговорить с братом.

Это была замечательная попытка проявить свою волю, но она полностью провалилась: муж схватил ее за руку и притянул к себе.

Николас должен был подойти к ней сам. Его окружили женщины, конечно же, покоренные его красотой и обаянием, и Джоанне пришлось долго ждать, пока он заметил ее знаки и освободился от поклонниц.

Сначала Николас обратился к Макбейну:

– Может, прислать сюда на месяц-другой людей, чтобы помочь в восстановительных работах.

– Вы не пришлете сюда никого. Я убью любого в ту же минуту, как его нога ступит на эту землю, – отрезал Макбейн.

– Вы упрямец, как я погляжу.

– Каков размер пени, что вы заплатили своему королю?

– Что за пеня? – не поняла Джоанна.

Они не обратили на нее никакого внимания, просто брат назвал сумму, а лэрд заявил, что возместит издержки.

Джоанна наконец сообразила, о чем речь, и повернулась к брату:

– Не хочешь ли ты сказать, что Джон заставил тебя уплатить пеню? За что, Николас?

– За то, что не он выбрал тебе мужа, а я. Он же лишь согласился со мной… за деньги.

– А если бы меня устроил его выбор?

– Уильямс?

Она кивнула.

– Тогда, конечно, пени бы не было.

– Так ты мне солгал, когда сказал, что у тебя нет денег на уплату налога Джону. Я могла бы еще год оставаться свободной.

Николас вздохнул и признался:

– Да, солгал. Ты пыталась избежать неизбежного, а я заботился о твоей жизни. Проклятье! Ведь ты жила в Лондоне узницей. У меня не было уверенности в твоей безопасности, и я боялся, что Джон отдаст маклоринскую землю кому-нибудь еще.

Она понимала, что брат прав, и знала, что он любит ее и заботится о ней.

– Я прощаю тебе этот обман, Николас.

– Уезжайте, барон. Сейчас же. И не возвращайтесь. Вы свой долг выполнили. Теперь я несу ответственность за эту женщину.

Джоанна была потрясена грубостью мужа, и у нее вырвалось:

– Сейчас же? Вы хотите, чтобы он уехал прямо сейчас?

– Именно, – отрезал тот.

– Мой брат…

– Он вам не брат.

Она была так оскорблена, что чуть было не закричала, однако он, не обращя на нее никакого внимания, в упор смотрел на Николаса.

– Я должен был это понять сразу. Вы с Джоанной не похожи на брата и сестру. А когда она назвала священнику свое полное имя, я понял, что вы никакая не родня. Ваши чувства к ней…

Николас не дал ему закончить:

– Вы чрезвычайно проницательны, но Джоанну не должны касаться никакие подозрения, милорд. Немедленно прекратите это.

– Милорд…

– Оставь нас, Джоанна. Этот разговор не для твоих ушей.

Его тон не допускал возражений. Она принялась обрывать лепестки цветов из свежего букета, глядя на мужчин, угрюмо уставившихся друг на друга, и никак не могла решить, уйти ей или остаться. Отец Маккечни слышал, однако, достаточно, чтобы сообразить, что в воздухе запахло ссорой, схватил Джоанну за руку и заговорил с преувеличенным воодушевлением:

– Вы обидите здешних женщин, если не попробуете хотя бы несколько особых блюд. Пойдемте. Они очень расстроятся, если не услышат хотя бы крошечную похвалу от своей новой госпожи. Вы помните, как сказать «спасибо» по-гэльски?

И священник утащил Джоанну подальше от рассвирепевших мужчин. Оглядываясь на них, она пыталась понять, что же происходит. Супруг все время что-то говорил. Николас, заметив, что она наблюдает за ним, сказал об этом Макбейну, тот кивнул, и они оба пошли прочь и скоро исчезли из вида.

Когда солнце уже стало клониться к западу, она увидела, как они поднимаются на холм, и испустила громкий вздох облегчения. Оранжевые полосы от заходящего солнца расцвечивали небо за их спинами. Их силуэты, черные на этом ярком фоне, казались какими-то мистическими существами, словно они поднимались из-под земли подобно могущественным, непобедимым божественным воинам, легким и грациозным.

Да, это были два самых лучших воина из всех, что она когда-либо видела. Архангел Габриель наверняка улыбнулся бы, глядя на эту пару.

Джоанна улыбнулась своим мыслям, но когда они подошли ближе и она увидела их лица, то едва не задохнулась от ужаса. У Николаса был разбит нос, правый глаз заплыл. Не в лучшем виде был и Макбейн: кровь сочилась из глубоких ссадин на лбу и в углу рта.

Кто-то закричал при их появлении, а ей захотелось броситься к Николасу, посмотреть, тяжелы ли раны, но только она подобрала подол платья и кинулась бежать, как поняла, что сначала должна подойти к Габриелю: ведь он ее муж, и о нем она должна думать прежде всего. И может, она сумеет сделать так, что он сменит гнев на милость и позволит брату остаться еще на несколько дней.

– Вы дрались!

Она выкрикнула это обвинение, добежав до мужа. Черт возьми, разумеется, они дрались. Его не слишком заботило недовольство, прозвучавшее в ее голосе.

Джоанна вытащила из рукава платья льняной платок и, встав на цыпочки, промокнула кровь у него на лбу, увидела, что рана достаточно глубокая, и мягко отвела назад волосы, мешавшие ей, но он смахнул их обратно. Он не привык, чтобы кто-то беспокоился о нем, и не знал, как к этому отнестись.

– Стойте спокойно, милорд! Я не собираюсь делать ничего лишнего.

Макбейн послушно замер и позволил жене хлопотать над ним. Проклятье, но ему это понравилось. И не только ее забота, а то, что она подошла сначала к нему.

– Так вы разобрались со своими разногласиями? – поинтересовалась Джоанна.

– Думаю, да, – угрюмо ответил Макбейн.

Она перевела взгляд на брата:

– А ты, Николас?

– Да, – буркнул тот.