Джозеф Гис
Жизнь в средневековом городе
Глава II
Дом горожанина
Они живут очень достойно, они носят королевские одежды, имеют превосходных верховых и упряжных лошадей. Когда господа отправляются на восток, горожане мирно спят в своих постелях; когда господа принимают жестокую смерть, горожане мирно плещутся в реке.
Лже-Ренар, клерк из Труа (XIV в.)
Дома богатого и бедного горожанина в XIII веке мало отличались друг от друга снаружи. За исключением немногочисленных каменных построек, все они представляли собой высокие деревянные стоечно-балочные сооружения, которые со временем одинаково оседали и кренились в разные стороны. В бедных кварталах семьи обитали по несколько в одном доме. Семья какого-нибудь ткача могла ютиться в одной лишь комнате, где вся жизнь проходила вокруг очага, – влача существование не более комфортное, чем крестьяне и сервы в сельской местности.
В то же самое время состоятельные горожане с удобством занимали все четыре этажа своего дома: на первом располагалась деловая зона, на втором и третьем – жилые помещения семьи, под крышей обитали слуги, в надворной части были устроены конюшни и кладовые. Все, от погреба до чердака, здесь было обустроено с комфортом, однако это был комфорт, соответствовавший представлениям XIII века и оставлявший желать лучшего даже в том, что касалось обустройства жизни хозяина и хозяйки дома.
Войдя в двери одного из таких домов, посетитель оказывался в передней. Одна из дверей вела отсюда в мастерскую или контору, другая – к лестничному пролету. Большую часть второго этажа занимал просторный зал, называвшийся «солар» и выполнявший функции гостиной и столовой. Под вытяжным колпаком над очагом жарко пылал огонь. Даже в дневное время огонь обеспечивал большую часть освещения, поскольку узкие окна были затянуты промасленным пергаментом7. На стенах были подвешены при помощи цепей масляные светильники, которые обычно зажигались лишь с наступлением полной темноты. Экономили хозяйки и свечи, собирая жир и сало, из которых свечник изготавливал дымный, обладавший довольно едким запахом аналог. Свечи из пчелиного воска приберегались для церкви и церемониальных нужд.
Просторная комната с высоким потолком скудно обставлена, и в ней довольно прохладно. Стены украшают тканые льняные панно, окрашенные в яркие цвета или декорированные вышивкой, – время шпалер наступит лишь в следующей половине века. Ковры также чрезвычайно редки в Европе XIII столетия: пол устлан тростником. Обстановку составляют скамьи, стол на козлах, с которого после трапезы снята скатерть, массивный посудный шкаф, где поблескивают блюда и всевозможное столовое серебро, и низкий буфет, в котором хранится оловянная и глиняная посуда для повседневного использования. Шкафы и сундуки представляют собой конструкцию из вертикальных стоек, обитых горизонтальными планками, образующими стенки. Несмотря на железные полосы, стягивающие древесину, а также кожу или льняную ткань, наклеенную изнутри или снаружи, боковины мебели трескаются, лопаются и деформируются. Пройдет еще два века, прежде чем кто-то сообразит скреплять части деревянной мебели при помощи комбинации из шипа и паза, так чтобы древесина, усыхая и разбухая, оставалась невредимой.
Если меблировку дома можно назвать скудной, о костюме хозяев такого точно не скажешь. Одеяния горожанина и его жены пошиты из льна и шерсти, окрашенных в яркие красный, зеленый, синий и желтый цвета, и оторочены мехом. Женский и мужской костюм мало отличаются друг от друга, но различия все же есть. Век назад и женщины и мужчины носили практически одинаковые длинные, свободного кроя туникообразные одеяния – котты, поверх которых надевалось также мало различное для двух полов верхнее платье – роба. Теперь мужская одежда стала короче и дополнилась тем изобретением Средних веков, что стало символом мужественности, – штанами, которые в то время представляли собой плотно облегающую ногу комбинацию коротких нижних штанов и плотных чулок. Остальной наряд состоял из укороченной котты с длинным рукавом, поверх которой надевался сюрко без рукава, сшитый из первоклассной шерстяной ткани, а также иногда худ – головной убор в виде капюшона. Выходя на улицу, горожанин мог надеть также плащ, скрепленный на плече пряжкой или цепочкой: несмотря на то что некое подобие пуговиц уже использовали для украшения, петель для них еще не придумали (это случится только к концу века). Одежда не имела карманов, поэтому деньги и иное имущество носили либо в кошеле, подвешенном к поясу, либо просто в рукаве. Дополняли наряд горожанина остроносые туфли из мягкой кожи.
Женщина могла надеть костюм, состоящий из платья с рукавами, зашнурованными от запястья до локтя, а поверх него – сюрко, перетянутого поясом на талии, широкие рукава которого позволяли видеть рукав нижнего платья. Туфли изготавливались из мягкой кожи и имели тонкую подошву. Представители обоих полов носили нижнее льняное белье: женщины – длинную рубашку-камизу, мужчины – нижнюю рубашку и короткие нижние штаны-брэ с поясом из шнура или тесьмы.
Волосы, разделенные неизменным прямым пробором, женщины сплетали в две длинные косы, скрывая их под чепцом из тонкого полотна, мужчины же – носили остриженными длиной до подбородка, иногда с челкой, а сверху чаще всего надевали мягкую шляпу – каль. Мужские подбородки были покрыты щетиной, поскольку известные в ту пору инструменты могли обеспечить лишь довольно грубое бритье, а цирюльника горожане могли посещать лишь раз в неделю.
На время трапез стол в зале второго этажа покрывает широкая скатерть. Для удобства обслуживания все садятся по одну сторону. С этой стороны скатерть спускается до самого пола, и длинный край выполняет роль общей салфетки. На праздничных обедах скатерть иногда заменяют вместе с переменами блюд. Из приборов на столе – ножи и ложки, роль тарелки для мяса выполняют толстые куски вчерашнего хлеба. Принято использовать несколько видов ножей: для нарезания мяса, хлеба, вскрывания устриц и скорлупы орехов, – но вилок на столе нет ни одной.
На столе стоят чаши с двумя ручками, называемые экюэль[11], по одной на двух человек, в них подают супы. Соседи по столу делят одну экюэль, равно как и кубок для вина и ложку. Жидкие остатки пищи выливают в большой керамический сосуд, а толстый кусок хлеба с проделанной в нем дырой служит солонкой.
Когда ужин готов, слуга трубит в рог. Уже подготовлены полотенца, чаши и кувшины: каждый ополаскивает руки (не используя мыло). Проявлением любезности считается разделить чашу для омовения с соседом по столу.
Если за столом нет ни одного служителя церкви, младший из членов семьи произносит благодарственную молитву. Остальные гости присоединяются, вместе произнося «аминь».
Ужин может открывать бульон из каплуна – блюдо, представляющее собой нечто среднее между супом и тушеным мясом: на дно экюэли выкладывается мясо, которое заливается бульоном и посыпается специями. Второй переменой может быть подан порей – суп из лука-порея, репчатого лука, свиных рубцов и ветчины, сваренных в молоке с добавлением крепкого бульона и хлебных крошек. За ним может следовать сиве из зайца – своеобразное рагу, приготовленное из жаренного на огне мяса, которое затем было порезано на кусочки и тушилось вместе с репчатым луком, уксусом, вином и специями. Для густоты и в это блюдо добавляли хлебные крошки. Каждую перемену обильно запивали вином из глиняных кувшинов.
В случае особенно торжественного застолья жаркое и прочие мясные и рыбные блюда сменяли друг друга еще не раз. Завершать прием пищи могли фрументи – сладкая молочная каша из пшеницы, плоды инжира и орехи, вафли и вино с пряностями.
В дни поста обитатели дома собирались за трапезой лишь раз – после вечерней службы. Обычно это был довольно скудный ужин: всего лишь хлеб, вода и овощи. Впрочем, верующие не всегда строго соблюдали это правило, и на деле даже священники ухитрялись найти лазейку в суровом предписании. Веком раньше святой Бернард с негодованием описывает «постное» меню клюнийского монастыря в таком духе:
Одно блюдо сменялось другим. В тот день должно было воздерживаться от мяса, посему была подана двойная порция рыбы… Все было столь искусно состряпано, что и после четырех, и пяти перемен аппетит по-прежнему не угасал… Невозможно было сосчитать (и это не упоминая прочего), сколько видов блюд из одних только яиц было изготовлено и сервировано, насколько изобретательно все это было облуплено, взбито в пену, сварено вкрутую, порублено, как одно за другим оно являлось на стол то жареным, то печеным, то смешанным с другой пищей, то само по себе… Что могу сказать я о питии чистой воды, если даже разбавить вино, вода не была допущена? Все мы, монахи, страдаем от плохого пищеварения, и за то разрешено нам следовать совету апостола: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов»[12]. Вот только лишь слово «немного», что поместил он на первое место, мы где-то обронили.
Несмотря на то то все блюда, за исключением супов и соусов, ели, используя пальцы, поведение за столом регулировались определенными правилами8. Люди благородного сословия ели неспешно, откусывали пищу маленькими кусочками, не разговаривали во время еды и не пили, кода рот занят пищей. Пищу никогда не отправляли в рот при помощи ножа. Жидкие блюда должны были поглощаться бесшумно, и ложку не следовало оставлять в блюде. Нельзя было допускать отрыжки, наклоняться над столом и нависать над тарелкой, ковыряться в носу или зубах, а также чистить ногти. Еду не следовало обмакивать в солонку. Хлеб надо было ломать, а не откусывать. И дуть на еду, чтобы она скорее остыла, хоть и практиковалось, но также не одобрялось правилами хорошего тона. И перед тем как сделать глоток вина, непременно нужно было отереть жир с губ, – помня о том, что делишь один кубок на двоих с соседом.
После того как семья встает из-за стола, наступает очередь слуг и учеников. Им позволено есть досыта, но не рассиживаться за столом. После всю посуду и скатерть убирают со стола, моют миски, ложки и ножи и чистят котелки и горшки. Один из слуг отправляется с двумя ведрами к колодцу в конце улицы. Остальные собирают и выносят остатки пищи за дверь, где обычно уже поджидает один или пара нищих; в плохие времена там может собраться целая толпа. В прошлом столетии попрошайкам было разрешено входить в большие дома и клянчить еду прямо во время трапезы; теперь же они не имеют права пересекать порога.
Вторым по значимости помещением второго этажа является кухня, а ее главным элементом – камин, пристроенный вплотную к очагу главного зала и делящий с ним одну трубу. Размеры кухонного камина таковы, что в него может войти, выпрямившись в полный рост, взрослый мужчина, а ширина позволяет сжигать метровые бревна. Пламя пылает здесь практически непрерывно. Если же огню все-таки случается угаснуть, слуги разжигают его при помощи куска металла, формой напоминающего утюг в профиль, которым бьют по куску кремня, высекая таким образом искры.
В очаге над огнем подвешен чайник, в котором постоянно греется вода. Прочие чайники и котлы ставятся на таганы. Всевозможные шумовки, ложки, лопатки и черпаки, кочерги, щипцы, вертела и поварские вилки на длинной ручке развешаны возле камина. Неподалеку стоят ведро для кухонных отбросов, периодически опорожняемое, и бочка с водой. В кожаных ведрах плавает живая рыба, рядом можно обнаружить деревянную бадью для квашения. На длинном столе у стены красуются всевозможных размеров горшки. На полках над столом хранится всякая мелкая утварь: сита, дуршлаги и терки, всевозможные ступки и пестики. Полотенца для рук подвешены так, чтобы по ним не могли взобраться мыши.
Возле стола стоит шкаф для специй – запертый, поскольку кое-что из хранящегося в нем стоит поистине баснословных денег. Шафран, например, даже супруга богатого горожанина может заполучить лишь в крошечном количестве – и стоить оно будет значительно дороже, чем аналогичное количество золота. Имбирь, мускатный орех, корица и некоторые другие приправы, которые привозят из далеких стран Востока, почти столь же драгоценны. Чуть более щедро расходуются гвоздика, канелла, шелуха мускатного ореха, зира. Перец, так же как и горчица, стоит достаточно дорого, и его могут позволить себе лишь состоятельные горожане. Впрочем, помимо этих пряностей, в распоряжении хозяйки травы из собственного сада, которые сушатся в пучках, подвешенные к балкам кухонного потолка: базилик, шалфей, чабрец, майоран, розмарин и тимьян.
Этажом выше над главным залом-соларом и кухней расположены хозяйские спальни. Кровать под балдахином, где спят глава дома с супругой, представляет собой поистине монументальное сооружение более двух метров что в длину, что в ширину. Соломенный матрас укладывается на основание из переплетенных канатов и покрыт льняными простынями и шерстяными и меховыми одеялами; подушки набиты перьями. Кровати детей меньше размером и покрываются саржевыми и сермяжными одеялами. Обстановка спальных комнат довольно скудна: чаша для умывания на подставке, стол, пара стульев, сундук. Вероятно, раз в неделю сюда приносят деревянную лохань для купания, в которую слуги ведрами натаскивают воды, нагретой над кухонным очагом. В перерывах между банными процедурами обитатели дома моют голову.
Вдоль стены у изголовья кровати устроена горизонтальная деревянная штанга, на которую на ночь вешают снятую одежду. Скромность предписывала мужу и жене ложиться в постель в нижнем белье, которое, после того как погашена свеча, нужно снять и положить под подушку, – люди спят обнаженными.
Уборная обычно представляет собой уличный туалет и располагается на конном дворе. Лишь немногие городские дома могут похвастаться ретирадой при спальне, откуда нечистоты по желобу попадают в специальную емкость в подвале, которая периодически опорожняется. Идеальным случаем расположения подобной уборной было устройство ее над водой, чем мог похвастаться графский дворец, выстроенный на канале. Другой пример практичного решения – дренажная труба, отводившая нечистоты в соседний ручей или канаву.
В домах ведется непрестанная война против блох, постельных клопов и прочих насекомых. Существует несколько стратегий. Согласно одной необходимо собрать все покрывала, меха и одежду и, туго свернув, уложить в сундук так плотно, чтобы блохи задохнулись. Также домохозяйка может намазать птичьим клеем или скипидаром хлебную тарелку, поставив в центре зажженную свечу. Ну или – совсем уж просто – расстелить на соломенном матрасе белую овечью шкуру, на которой врага просто заметить и сокрушить. Летом используются сетки, задерживающие мух и комаров; существует немало иных ловушек для насекомых, простейшая из которых – ленты ветоши, намазанные медом.
Даже самым состоятельным городским семьям было непросто сделать повседневную жизнь комфортной. Но именно стремление к комфорту со стороны большого числа людей и есть признак развивающейся цивилизации.
Глава III
Средневековая домохозяйка
Надежда на заботы жены поддерживает его дух… как перед жарко пылающим очагом он будет бережно разут, ноги его омоют и облачат в свежие чулки и обуют в чистую домашнюю обувь, подадут ему славной еды и напитков за славно накрытым столом, где все продумано и предусмотрено, уложат в славную постель на белые простыни… славно укроют прекрасными мехами и утешат при помощи иных радостей и забав… о которых я умолчу; а на следующий день его уже будут ожидать свежее белье и вычищенный костюм.
«Парижский домохозяин»[13]
На рассвете колокола собора вызванивают первые ноты диалога, который на протяжении дня задает ритм жизни граждан Труа. Именно собору, в связи с его статусом епископской церкви, принадлежит право подать голос первым – раньше графской капеллы или Нотр-Дам-о-Ноннэн. Это превосходство было завоевано епископом Эрве в яростном диспуте.
В Труа так много колоколов, что по этому поводу даже родился стишок:
– Откуда ты?
– Я из Труа.
– Чем вы живете там?
– Звоним в колокола.
Колокола, впрочем, звонили не ежечасно, а через каждые три часа9, отмечая время церковных служб. Людям было мало дела до того, который сейчас час, главное, что их волновало: сколько времени осталось до наступления темноты. Церковные колокола были
единственным способом исчисления времени. В монастырях, церквях и общественных зданиях могли быть песочные или водяные часы. Механические часы с гиревым приводом в то время еще не изобретены.
Утренний колокольный звон сразу после рассвета – Первый час – знаменовал начало дневной жизни города. Городская стража оставляет ночные посты, воры прячутся в свои укрытия, а честные люди принимаются за работу. Раньше всех снимают с грохотом ставни и открывают двери для посетителей кузницы и лавки мясников. Коровы, овцы и свиньи, мыча, блея и повизгивая, покидают хлева и бредут на пастбища за пределами городских стен. Заспанные служанки с ведрами направляются к колодцам.
Обитатели высоких домов медленно покидают постели, облачаясь в нижние рубахи, сложенные накануне вечером под подушку. Прочие элементы костюма также находятся там, куда были определены накануне, – на вешале в изголовье кровати. Лицо и руки омываются холодной водой. Порядочная супруга горожанина завершает свой утренний туалет, расчесывая и заплетая волосы. Не раз в своей жизни она слышала проповеди, порицающие тех женщин, кто позволяет себе пользоваться косметикой. Священники не устают напоминать своим прихожанкам, что парики собраны из волос особ, которые ныне находятся в аду или чистилище, и что Иисус Христос и Его благословенная Мать хотя и владеют миром, но никогда не помышляли о ношении шелковых поясов, расшитых золотом и серебром, кои в такой моде среди благосостоятельных дам. Не удостоены одобрения церкви и повязки, при помощи которых некоторые дамы утягивают грудь: в ином мире, говорят проповедники, обратятся эти повязки огненными лентами.
Идеал женственности того времени – стройная фигура, светлые волосы и бледная кожа – словами поэта: «Бела, как снег на льду». Ради достижения этого идеала женщины использовали всевозможные притирания, которые должны были помочь осветлить кожу; хотя иногда случалось и так, что кожа облезала вместе с пигментом.
Одна из первых рутинных утренних обязанностей хозяйки дома – покупка продуктов, за которыми нужно было ходить ежедневно. В Труа большинство поставщиков провизии селились на узких улочках вокруг Сен-Жан: улице Домино (Rue du Domino), улице Круазетт (Rue des Croisettes) – улице Крестиков, на Кур де Ранконтр (Cour de la Rencontre) – Дворе встреч. Название многих улиц указывало на торговую практику, которая на них процветала: улица Кордери (Rue de la Corderie) – улица Канатчиков, улицы Гран-Таннери (Rue de la Grande Tannerie) и Пти-Таннери (Rue de la Petite Tannerie) – Большая и Малая улицы Дубильщиков, улица Орфаврери (Rue de l’Orfàvrerie) – Золотых дел мастеров, улица Бакалейщиков. Храмовая улица, улица Тампль (Rue du Temple), пролегала мимо Командорства тамплиеров.
Вывески добавляют яркие акценты на фасады построенных вплотную друг к другу домов: на вывеске лавки винодела красуется лоза, на вывеске аптекаря – три золоченые пилюли, на вывеске цирюльника, практикующего хирургические процедуры, – белая рука с красными полосами, изображение единорога обозначает дом золотых дел мастера, а вывеска с лошадиной головой указывает, что в лавке продается конская сбруя.
Покупателям приходится тщательно смотреть под ноги, ибо улицы полны неприятных сюрпризов. В квартале мясников, которые рубили мясо тут же в лавке, ручейки высохшей на солнце крови пестрят среди требухи с роями кружащихся над нею мух. Перед прилавком торговца птицей шипят и гогочут привязанные снаружи гуси. Тут же на земле барахтаются утки и куры со связанными лапами, а также зайцы и кролики.
В кошелях хозяек, которые придирчиво ощупывают здесь эту живность, три вида монет: две медные – обол и пол-обола, самые мелкие монеты Средневековья, и серебряная монета, денье. Жирный каплун стоит шесть денье10, обычная курица – четыре, кролик – пять, а крупный заяц – двенадцать денье.
Неподалеку от мясной лавки и лавки торговца птицей расположились прочие торговцы снедью. В лавке пекаря продаются вафли по три денье за фунт. Отличается изобилием и ассортимент в лавке зеленщика и торговца специями: большой кувшин уксуса здесь можно приобрести по цене от двух до пяти денье, а большинство пригодных в пищу масел стоит от семи до девяти денье – за исключением оливкового, которое ценится вдвое дороже. Соль стоит дешево (пять фунтов за два денье), перец дорог (четыре денье за унцию), сахар – еще дороже. Даже мед был дорогим продуктом. Не многие в Средние века могли позволить себе подсластить блюда.
В лавке пекаря можно видеть, как ученик, орудуя деревянной лопатой на длинной ручке, вынимает из печи хлебы. Цена на каждый вид фиксирована законом. Так же как и вес – с учетом разрешенных колебаний, зависевших от собранного урожая пшеницы. В нынешнем году хлеб довольно дорог. Некоторые пекари нечисты на руку и не соблюдают установленного законом веса или экономят на качестве продуктов. Для предотвращения подобных случаев каждый из них обязан маркировать испеченные хлебы собственной печатью. Пойманного на мошенничестве приковывают к позорному столбу с недостойным товаром на шее.
Хозяйки неизменно бдительны и зорко примечают сомнительное качество или недостачу в количестве товара: разбавленное вино, молоко или масло, перебродивший хлеб, накачанное водой мясо, несвежую рыбу, подкрашенную свиной кровью, сыр, выглядящий более жирным, чем на самом деле, благодаря вымачиванию в крепком бульоне. Нечестный торговец – герой многих анекдотов. Вот самый забавный:
«Человек просит колбасника о скидке, ибо постоянно покупает его товар уже семь лет.
– Семь лет! – восклицает колбасник. – И вы по сию пору живы!»
Помимо лавочников, продукты можно приобрести у лоточников. К Третьему часу (около девяти часов утра) их выкрики вливаются в уличный шум. Вразнос продают рыбу, курицу, сырое и соленое мясо, чеснок, мед, репчатый лук, фрукты, яйца, лук-порей, пирожки с фруктами, рубленой ветчиной, курицей или угрем, приправленными перцем, а также мягкий сыр и яйца. «Вкусный шампанский сыр! Вкусный сыр из Бри!» – кричали уличные торговцы в Париже, а возможно, и в Труа. Вразнос торгуют и вином, и молоком.
Закупка продуктов – лишь первый этап в приготовлении еды. Все это будет приготовлено на открытом огне (в частных домах нет печей), своими руками и при помощи кухонной утвари из железа, меди, олова и керамики – никакой стали или стекла. А еще – никакой бумаги или чего-либо из нее произведенного, никакого шоколада, кофе или чая, картофеля, риса, спагетти или иных макаронных изделий, помидоров, тыквы, кукурузы, никакого разрыхлителя для теста, соды и желатина. Цитрусовые – редкий деликатес.
Способов сохранения продуктов тоже доступно немного. Рыбу хранят либо живой, либо замачивают в чане для маринования, либо солят или коптят; мясо тоже можно засолить; зимние овощи сохраняют в холодном погребе; некоторые фрукты, овощи и травы засушивают на солнце.
Время обеда зависит от сезона и от того, когда оканчивается рабочий день хозяина дома: для кого-то обеденный час наступает не раньше десяти вечера. Но работа на кухне закипает заблаговременно. Слуги моют, чистят, рубят, обдают кипятком; толкут в ступке травы, жарят и запекают мясо. Истолченные хлебные крошки используют в соусах для загущения вместо муки. Рецепты приготовления отличаются обескураживающей замысловатостью – за исключением мяса на вертеле, которое просто методично вращают над огнем. Овощи нужно почистить, помыть и долго вываривать в нескольких сменах воды; ступка и дуршлаг ни секунды не стоят без дела; списки ингредиентов бесконечны. В меню трапезы в состоятельном доме за всевозможными бульонами и густыми супами, тушеным мясом, мясом, жаренным на вертеле, и рыбными блюдами следуют соленья, а затем фрукты или выпечка, пряное вино и вафли. На праздничных застольях последнюю перемену предваряет вычурно украшенное антреме[14]. И это не какое-нибудь бисквитное пирожное, а целые головы вепрей или лебеди, запеченные в собственных перьях: их с большой помпой выносят на деревянных блюдах, чтобы вызвать восхищение пирующих.
Помимо перечисленного, на хозяйке и ее слугах (которые даже в состоятельных домах немногочисленны) лежит бессчетное множество иных обязанностей. И однако же, быт горожанки не сравнить с повседневной жизнью жены крестьянина, которой в придачу приходится прясть и собственноручно изготавливать ткани.
Среди повседневных задач – перестилание постелей; для того чтобы справиться с обширной хозяйской кроватью, используют специальную длинную трость. Следует перетрясти покрывала и подушки, опорожнить ночные горшки. Утром слуги разводят огонь в кухонном очаге, приносят воду и наполняют большой железный чайник, метут полы в помещениях первого этажа, иногда устилают пол свежим тростником.
В Труа есть прачки, но в большинстве домов со стиркой справляются самостоятельно. Время от времени рубахи, скатерти и постельное белье замачивают в корыте в смеси золы и каустической соды, после чего бьют вальком, полощут и сушат на солнце. В хозяйстве используют также жидкое мыло, которое варят из каустической соды и жира. Твердое мыло куда лучшего качества изготавливают в Испании на основе оливкового масла, но оно стоит дорого, и использовать его повседневно накладно.
Меха и шерстяную одежду периодически выбивают, вытряхивают и тщательно осматривают. В ходу специальный раствор для чистки мехов и шерсти, в состав которого входят: вино, щелок, фуллерова земля (сукновальная глина) и сок неспелого зеленого винограда. Жирные пятна выводят теплым вином, натирают фуллеровой землей или вымоченными в теплой воде птичьими перьями. Яркость поблекшим цветам возвращают, промакивая материю губкой, пропитанной слабым раствором щелока или кислым виноградным соком. Свалявшиеся от сырости меха сбрызгивают вином с разведенной в нем мукой, оставляют просохнуть, а затем растирают и разминают до восстановления первоначального вида.
Горожанки, как и сельские жительницы, возделывают сады, где выращивают латук, щавель, лук-шалот, свеклу, зеленый лук, а также пряные травы – равно для медицинских и кулинарных целей: шалфей, петрушку, укроп, ясенец, базилик, иссоп, руту, чабрец, кориандр, мяту, майоран, мальву, репейник, паслен, огуречную траву. Цветы в этих садах растут вперемежку с овощами и травами и не менее успешно используются в приготовлении пищи. Лепестками лилий, лаванды, пионов и бархатцев украшают жаркое; из фиалок, порубленных с репчатым луком и латуком, получается салат; розы и примулы тушат, чтобы приготовить десерт. Кусты смородины и малины, грушевые и яблочные деревья, мушмула, виноградные лозы также в изобилии растут в городских садах11. В более населенных городах тесная застройка прежде не способствовала разведению садов, но теперь столь крупные из них, как Париж, взялись расчищать особенно густо застроенные районы, чтобы разбить на их месте общественные сады, – так появились сад Пре-о-Клер и сад, устроенный по приказу Людовика IX на одном из островов Сены.
С крестоносцами и паломниками во Францию проникали иноземные растения, в их числе олеандр и гранатовое дерево. Легенда гласит, что ранункулюс, или садовый лютик, был привезен во Францию из Святой земли Людовиком Святым, а красную розу Прованса, которая стала эмблемой города, привез из похода Тибо Трубадур (впрочем, привезенный Тибо цветок был скорее розовой дамасской розой – необычной для эпохи Средневековья тем, что она цветет более одного раза в сезон). Эдмунд Ланкастерский после женитьбы на вдове племянника Тибо заимствовал розу Прованса для эмблемы собственного рода, и, таким образом, именно красная роза Ланкастеров, экс-роза Прованса, подарила романтическое название кровавой династической войне британцев.
Монастыри также вносили свою лепту в городскую практику садоводства, разводя те сорта овощей и фруктов, которые иначе могли быть со временем утрачены, либо, наоборот, распространяя новые разновидности вместе с навыками их разведения, когда монахи совершали паломничества.
Во многом быть женщиной в XIII веке значит ровно то же, что и в любую другую эпоху. Можно сказать, что средневековая женщина до определенной степени «угнетена и эксплуатируется», как и в любые иные времена, но, как и в любые иные времена, все зависит от социального статуса: жена горожанина отнюдь не рабыня. Напротив, она достойный и значимый член социума, играет важную роль в своей семье и уважаема в сообществе. Незамужние женщины могут самолично владеть имуществом и наследовать состояние – в отсутствие наследника мужского пола. Женщины, к какому бы социальному классу они ни принадлежали, имеют право на собственность, закрепленное законом и обычаем. Женщина может выдвинуть судебный иск и выступать ответчиком, может законно завещать свое имущество, заключать договоры и даже лично ходатайствовать за себя в суде. Известны случаи, когда женщины выступали адвокатами на процессах над мужьями, подобно Порции.
Женщины из состоятельных семей умеют читать, писать и считать; некоторые немного знают по латыни или могут похвастать такими благородными навыками, как умение вышивать и играть на лютне. Девочки получают образование под руководством частного учителя либо в школе при монастыре – школа для девочек при монастыре Нотр-Дам-о-Ноннэн была основана еще в VI веке. Женщины не учатся в университетах, но и мужчины, за исключением тех, кто избрал для себя путь священника, законника или медика, не учатся в них также. В среде поместного дворянства женщины образованны лучше мужчин. В рыцарском романе «Галеран Бретонский» мальчик и девочка, растущие вместе, каждый получают типичное в то время для своего пола образование: девочка учится шить, читать, писать, говорить на латыни, играть на арфе и петь; мальчик – соколиной и псовой охоте, стрельбе, верховой езде и игре в шахматы.
За пределами дома женщины задействованы в поразительном множестве работ и ремесленных занятий. Женщина может стать учительницей, повитухой, прачкой, кружевницей, швеей и даже принимать участие в торговле и иных традиционно мужских занятиях12: ткачестве, сукноделии, цирюльничестве, плотницком, шорном или кровельном деле и много где еще. Жены обычно заняты в ремесленном производстве мужа; вдовы, после смерти супругов, продолжают вести торговлю. Нередко и дочери, наряду с сыновьями, обучаются отцовскому ремеслу. В сельской местности девушек принято нанимать в качестве помощниц по хозяйству. Владелица поместья управляет им в дни, когда супруг отлучается на войну, в Крестовый поход или отправляется в паломничество; жены горожан, в отсутствие мужей, ведут их торговые дела.
