Джон Тревин
Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса
Глава III
Наследник престола
Чарльза Сиднея Гиббса просили добиться успеха в том, в чем даже Императрица потерпела поражение, и теперь перед англичанином стояла сложнейшая задача. Занятия с маленьким Цесаревичем проходили в Александровском дворце в личных покоях Императорской Семьи. Поначалу мальчик относился к своему наставнику с недоверием и некоторым подозрением.
Прошло немало времени, прежде чем уроки стали проходить так, как этого желал Гиббс, поскольку в то время Цесаревич страдал от самого тяжелого приступа гемофилии за всю свою короткую жизнь. В течение всего 1913 года Цесаревич медленно восстанавливался после страшной травмы. Этот год был отмечен празднествами в честь 300-летия Дома Романовых, с того дня, как Михаил Федорович, основатель царской династии, взошел на престол в 1613 году. Несчастье произошло во время пребывания семьи на отдыхе в Восточной Польше осенью 1912 года. Еще в Беловеже, прыгая в лодку, мальчик ударился внутренней стороной левого бедра об уключину. Боль, казалось, ослабла, но через две недели, когда Царская Семья уже находилась в Спале, она возобновилась с ужасной силой. В области паха и бедра возникло угрожающее кровоизлияние. В течение многих дней Цесаревич находился в мучительном бреду. Его обезумевшие от горя родители пытались, и, в целом, небезуспешно, сохранить его болезнь в тайне. Выходили медицинские бюллетени, в которых не говорилось ничего определенного. В одну из октябрьских ночей конец был близок. Тогда Императрица в ужасе отправила телеграмму Распутину, находившемуся дома в Сибири, умоляя его помолиться за Цесаревича. Он немедленно телеграфировал: «Бог увидел Твои слезы и услышал Твои молитвы. Твой сын будет жить. Болезнь не опасна, как это кажется. Пусть доктора Его не мучают». Через день кровотечение прекратилось. Этому так и не было дано рационального объяснения. Императрица никогда не считала, что сообщение Распутина было случайным совпадением: для Александры Федоровны он был орудием Божиим. Алексей Николаевич действительно выздоровел, хотя еще почти год не мог ходить, и в Москве в разгар празднования 300-летия Дома Романовых его на руках нес в Кремль казак охраны.
Цесаревич Алексей Николаевич и его наставник Чарльз Гиббс на прогулке. Александровский дворец. Царское Село, весна 1914 г. (фото из архива Ч. Гиббса)
Все церемонии, начиная с открывающего торжества благодарственного молебна в сопровождении хора кафедрального собора в Санкт-Петербурге, были блистательны. Поистине, это было последним блистанием славы Дома Романовых. Празднества отвлекли общественное сознание от текущих проблем и способствовали укреплению верности трону как раз тогда, когда это было необходимо. Но для Императрицы торжества оказались настоящим испытанием. Александре Федоровне вместе с Императорской Семьей пришлось переехать из Царского Села в огромный Зимний дворец – переезд, который никого особенно не радовал. Уставшая после тяжелого испытания в Спале, Императрица с трудом переносила длительные церемонии, каждый раз ее усталость замечалась и вызывала недовольство.
Когда Цесаревич оправился после болезни, он не был так энергичен, как раньше. Однако его английскому наставнику не показалось, что мальчик опечален этим или же опасается, что подобный случай может повториться в будущем. Цесаревич обладал врожденным умом и отзывчивостью, которая неизменно проявлялась, когда он преодолевал свою застенчивость.
Кроме занятий с ним и Великими Княжнами, у Гиббса было множество других дел. Императорское назначение укрепило его престиж, он был теперь директором Высших курсов иностранных языков. У него было много учеников, он приобрел квартиру на Невском проспекте. Было приятно, несмотря на мрачные предзнаменования, жить среди особняков и палладианских колоннад этого идеально пропорционального северного города, построенного на кислой болотистой почве. На берегах протекающей через весь город Невы возвышались дворцы. Над ними виднелись золотая игла Петропавловской крепости, длинный шпиль Адмиралтейства и золотой купол Казанского собора. Сидней Гиббс был очень привязан к этому городу, с серебристо-стальными ледяными зимами и необычными белыми ночами в разгар лета. Он одинаково полюбил парк в Царском Селе и хорошо знакомые ему комнаты Александровского дворца. Так, в комнате Цесаревича было множество механических игрушек. Однако Алексей Николаевич, как всякий ребенок, отдавал предпочтение простым вещам. Об этом говорят краткие записи из дневника Гиббса, который англичанин периодически вел с 1914 года. Дневник под названием «Уроки с Алексеем Николаевичем» начинается так:
«1914
8 января (среда) [по старому стилю]
За столом. По ошибке священник начал раньше, мне же пришлось вести урок с 12.30 до 12.50. Я дал читать Цесаревичу историю «Three blind Mice» («Три слепые мыши» – англ.) из книги «Mother Goose Book» («Сказки Матушки Гусыни» – англ.), которые он повторил со мной, не пытаясь добавить ничего своего. Рассматривал мою одежду и внимательно следил за моими действиями. В конце – чтение стихов. Затем пролистал мою книгу «Brave Men» («Смелые люди» – англ.).
11 января (суббота)
За столом показывал ему картинки в книге «Brave Men», еще раз рассказал ему кое-что об этих картинках. Говорил без особых усилий – то есть бегло. Начал раскрашивать книгу о солдатах [имеется в виду книга «Brave Men»].
15 января (среда)
Нет урока. Вместо урока посещение богослужения в Домовой церкви.
18 января (суббота)
За столом повторял снова «Brave Men». Он раскрасил большую часть картинок красным и синим карандашом. Глядя на книгу «Mother Goose Book», сказал несколько слов механически.
22 января (среда)
За столом. Он смотрел «Golliwog’s Circus Book» (книга «Цирк Голливога» – англ.). Писал письмо цветными мелками для Анастасии Николаевны, после этого мы сделали бумажную шляпу, и здесь он проявил интерес и сказал несколько слов.
25 января (суббота)
На диване с поджатыми ногами. Разговаривали о собаке, и потом я показал ему новые книги с картинками. Затем каждый из нас сделал бумажные шляпы, которые вывернулись плохо. После стали делать бумажные коробочки. Я показал ему одну полностью законченную. Делая коробочку, он больше говорил по-английски.
29 января (среда)
По вынесенному распоряжению, урок в среду не может быть дан, поскольку он нарушает правило расписания прогулок: гулять регулярно после каждых двух уроков. Впоследствии урок с А. Н. [Алексеем Николаевичем] был перенесен на субботы и понедельники с 5.30 до 6 вечера, за которым следовал урок с М. Н. [Марией Николаевной].
1 февраля (суббота)
А. Н. на этом уроке неожиданно начал расхаживать туда и обратно и стал менее застенчив, свободно высказывался по-английски. В целом, это было намного лучше.
3 февраля (понедельник)
Мы рисовали на классной доске с закрытыми глазами. Рисовали хвостики к поросятам, и как всегда из-за своей застенчивости он терялся.
8 февраля (суббота)
На этом уроке мы играли на полу, и я сделал для него флаги из бумаги, рисуя и раскрашивая их. Он раскрасил один, потом другой. Флагшток также был скручен из бумаги и обвязан проволокой.
10 февраля (понедельник); 17 февраля (понедельник); 24 февраля (понедельник)
На этих трех уроках мы играли на полу. Никакого успеха в обучении не было. Слишком много праздников. Масленица. Первая неделя Великого поста.
1 марта (суббота)
Сидели за столом. Повторяли детские стихи. Некоторые он проговаривал, но, как обычно, с большой застенчивостью.
3 марта (понедельник)
Он прогуливался во время занятий, но, в конце концов, сел за письменный стол. Начали читать рассказ «The Fisherman of York» («Рыбак из Йорка» – англ.). Он мало что понимал. А. Н. пришел с музыки и объяснялся по-русски.
6—7 вечера. На урок к М. Н. в 6.40 пришла Ее Величество и сидела примерно до 7 часов. После разговора о диктанте М. Н., успехах в учении, необходимости чтения вслух, о написании сочинений, особенно писем, она сказала, что уже попросила мистера Эппса прекратить заниматься грамматикой и уделять больше внимания орфографии. Предложив Ее Величеству стул, сел сам. В следующий момент я почувствовал себя неуверенно из-за нарушения этикета. Я встал, а книга для диктантов оставалась лежать на столе. Ее Величество заметила, что считает это неосторожным. Я уверил Ее Величество, что М. Н. никогда не подсматривает, а уж если она сделает это, то немедленно признается. И все же Ее Величество повторила, что это большой соблазн (конечно, когда я сидел, я обычно держал книгу в руках). Я спросил, заметила ли Ее Величество некоторые успехи М. Н. в языке. Она сказала, что М. Н. сообщила ей об этом. Но из кратких замечаний Ее Величества я понял, что она так не думает. М. Н. так сказала, потому что быстро писала. Затем разговор зашел об уроках с А. Н., и Ее Величество спросила меня, какие успехи он делает. Я сказал, что работа идет медленно и трудно. Порой он говорит крайне мало. Я объяснил, что на первых занятиях он вообще ничего не говорил, и поначалу казалось, что он только смотрит на меня и изучает детали моей одежды. Похоже, это позабавило Ее Величество. Она сказала, что он очень застенчив и еще привыкает ко мне. Я ответил: «Да, к несчастью, у нас было очень мало времени. И уроки проходят всего лишь два раза в неделю по 30, а, то и по 20 минут». «Да, – сказала Императрица. – Маловероятно, что от этого может быть толк». Я показал ей три книги, которые я использовал: «Mother Goose Book», «First Steps to Lit. [Literature]» («Первые шаги в литературе» – англ.), «How to tell stories to Children» («Как рассказывать сказки детям» – англ.). Мне показалось, что она проявила к ним интерес. Она заметила, что, возможно, ему бы понравились книжки с картинками, а я объяснил, что я уже показывал ему некоторые. Тогда Ее Величество предложила брать книги внизу [в библиотеке].
8 марта (суббота)
Намного лучше. Прежде всего, он взял проволоку, и мы отрезали два конца, из которых он сделал телеграфную и телефонную линии. И мы телеграфировали друг другу, держа провод рядом с ухом и между зубами. Он был очень удивлен, что слушает с помощью зубов. Потом я продолжил читать сказку о рыбе и кольце. Затем повторил снова, и тогда мне показалось, что он запомнил ее. Безусловно, он отвечал лучше, когда я задавал вопросы. Мы продолжили обсуждение сказки, но не закончили. В середине урока он попросил разрешения вызвать звонком Деревенько и попросил у него что-нибудь сладкое. Матрос-слуга принес в стакане шоколадную конфету, который мальчик с удовольствием съел. Это вошло в привычку, и теперь необходимо положить этому конец. Бессовестно так есть, когда ты в компании.
10 марта (понедельник)
Урок длился только 15 минут (5.45 – 6 вечера). Он постоянно делал плетки, и я помогал ему. Он немного говорил по-английски и под конец урока, наконец, сосредоточился, был не так застенчив. У него милое маленькое лицо и очень обаятельная улыбка.
14 марта (пятница)
О. Н. [Ольга Николаевна] сдала свой последний экзамен. Во-первых, 7 марта она написала диктант по сказке Оскара Уайльда «Selfish Giant» («Великан-эгоист» – англ.), а сегодня сдала изложение по книге «Called Back» («Призванный обратно» – англ.). Диктант был написан Великой Княжной совершенно самостоятельно, чего я не могу сказать о последнем [о сочинении]. Мы все очень веселились по этому поводу. Я с сожалением думал, что наши уроки уже заканчиваются, потому что, несмотря на небольшие исключения, они были очень приятны.
15 ноября (суббота)
А. Н. сидел за письменным столом, когда мы начали заниматься, и я продолжил читать ему сказку «The Fish & the Ring» («Рыба и кольцо» – англ.), которая еще не была закончена мной. Очень скоро он пошел, сел на диван и сказал: «Идите и сядьте здесь». Так мы сидели, а затем он лег на диван. Он был очень тихий и чувствовал себя далеко не лучшим образом. Сказку он слушал очень внимательно и, когда я закончил, он лаконично сказал: «Другую». Я задал ему несколько вопросов и по его кратким ответам догадался, что он понял содержание. Затем я рассказал ему сказку «Cap of Rushes» («Шапка из камыша» – англ.), которая заняла у меня оставшиеся полчаса.
17 марта (понедельник)
В ожидании, кода Петров закончит урок и выйдет из комнаты, я открыл дверь в 5.40. Но я не мог сразу приступить к занятиям, так как еще не завершились предыдущие. Это был урок правописания: нужно было отвечать на вопросы в письменном виде. Ребенок устал. После того, как ушел П. В. [Петр Васильевич], у меня оставалось всего четверть часа. Мне не повезло. Сначала он принялся резать ножницами хлеб и затем бросать его птицам, для чего пришлось открывать и закрывать оконные створки – работа оказалась довольно нервной. Затем он обмотал проволоку вокруг зубов и хотел проделать то же самое со мной. Ну, естественно я побоялся. И что самое худшее, он снова взял ножницы и настоял на том, чтобы резать все, или притворился, что режет все. И чем настойчивее я пытался предотвратить это, тем в больший восторг он приходил. Тогда он не выглядел красивым: у него было странное выражение лица. Затем он захотел подстричь мои волосы, а потом свои. Когда я попытался ему помешать, он спрятался за портьеру и обмотал ее вокруг себя. После того, как я извлек его из портьеры, он успел отрезать себе прядь волос, и очень расстроился, когда я сообщил ему, что у него на этом месте образовалась проплешина. Дальше он попытался отрезать ножницами кусочек обоев и портьеры. Закончилось это тем, что он начал извлекать из портьер свинцовые гирьки. Под конец, он пригласил меня пойти с ним в игровую комнату, но я сказал ему, что уже 6 часов. Тогда он спустился вниз, крича о том, что вынул из портьеры свинец. Безусловно, он уже больше понимает по-английски. Но этот урок был скорее возмутительным, чем приятным».
Гиббс, все еще не знавший о том, что Цесаревич болен гемофилией, не представлял себе, насколько неприятными могли быть последствия любого происшествия с ножницами.
Здесь Гиббс ненадолго перестает вести дневник. Когда он вновь внес туда нескольких кратких записей, за пределами Царского Села уже было неспокойно. В то знойное беспокойное лето Гиббс взял отпуск и отправился в Англию, где в Нормантоне жил его отец, вышедший на пенсию. Пока он гостил дома, президент Франции Раймон Пуанкаре пересек Финский залив и прибыл в Россию с государственным визитом. Новый посол Франции Морис Палеолог вспоминал драгоценности, в которых появились дамы на банкете в Петергофе: «фантастический водопад бриллиантов, жемчугов, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов – блеск огня и пламени». Приблизительно в то же время пламя намного страшнее этого охватывало Европу. Оно начало разгораться в июне после убийства в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника Австрийского престола. Австрия предъявила яростный ультиматум Сербии. Россия, традиционно оказывавшая покровительство славянам, посоветовала Сербии пойти на уступки, но ничто не могло удержать Австрию от войны. Император, пребывавший в нерешительности, уступил Генеральному штабу и объявил мобилизацию армии. 1 августа [1914] Германия объявила войну России. На следующий день в полдень, выдавшийся чрезвычайно жарким, Император в присутствии Императрицы ответил из Зимнего дворца официальным объявлением войны. Толпы людей встретили его с огромным патриотическим восторгом. Франция была в состоянии войны с Германией. 4 августа присоединилась Великобритания.
Через две недели Гиббс получил телеграмму о том, что Императорская Семья останется в Царском Селе. У Гиббса также справлялись, приедет ли он в Россию. Гиббс тотчас вернулся в Санкт-Петербург, совершив рискованное и изнуряющее путешествие через Норвегию, Швецию и Финляндию. По случайному стечению обстоятельств, в том же поезде ехал Великий Князь Михаил Александрович («Миша»), младший брат Императора, которому в то время было тридцать шесть лет. До рождения Алексея Николаевича он являлся предполагаемым наследником престола. Когда Император отказал брату в разрешении на брак с разведенной женщиной недворянского происхождения, он уехал с ней из России. Осенью 1912 года Михаил Александрович женился на своей возлюбленной, г-же Наталье Шереметьевской, которая к тому времени уже родила ему сына. Телеграмма Великого Князя, посланная из Баварии с этим сообщением, застала Императора в Спале, как раз после болезни Цесаревича. Оказалось, что Великий Князь Михаил Александрович, второй в очереди на престол, читал бюллетени, содержавшие намек на то, что болезнь наследника может иметь смертельный исход. Этим объясняется его решение заключить морганатический брак, прежде чем вернуться на родину. Запретив брату и его супруге возвращаться в Россию, Император, однако, был вынужден впоследствии признать этот брак и даровать г-же Наталье Шереметьевской титул графини Брасовой. Когда началась война, Великому Князю и его супруге было позволено вернуться. Великий Князь был послан на фронт командовать конной дивизией. Отношение же к графине Брасовой оставалось неизменным: Император и Императрица были непреклонны и игнорировали ее.
Рабочая сила в России и, как позднее окажется, ее военные потери, были настолько же значительными, насколько приготовления к войне – неадекватными. Тем не менее продвижение в начале войны через леса и болота Восточной Пруссии по двум направлениям: одной армии – к северу от Мазурских озер, второй – к югу от них, было удивительно успешным. Но это продолжалось недолго. Через месяц с небольшим немецкие генералы Гинденбург и Людендорф отразили непродуманную наступательную операцию, нанеся два сокрушительных поражения, первое из которых – в битве при Танненберге. Таким было положение дел, когда в сентябре [1914] Сидней Гиббс покинул столицу, по царскому указу сменившую немецкое название Санкт-Петербург на русское Петроград. Англичанин отправился в Царское Село, чтобы возобновить занятия с Цесаревичем.
После возвращения к Алексею Николаевичу Гиббс сделал лишь несколько разрозненных комментариев:
«9 сентября
Возобновились уроки с А. Н. Могу сказать, что он добился успехов. Значительно продвинулся во всех отношениях. И, кажется, он стал намного более сообразительным, и проворнее выполняет задания. Большую часть времени мы проговорили. Я рассказал ему о своей поездке, а затем попросил его описать картинки из занимательной азбуки.
10 сентября
Комментировал упражнения по методу G […]. Кажется, что он вполне в это вник. Читали «Three Bears» («Три медведя» – англ.).
11 сентября
Продолжаем работать по методу, открытому G […] (1). открываю книгу и читаю (2), открываю дверь. Описывали картинки без слов из книги Л. Мартина.
13 сентября
Метод G […]. № А и 3, 5. Описание картинок №2, 3 и 4. Читали «The Duke of York» («Герцог Йоркский» – англ.). Не так уж хорошо. У меня легкая простуда».
В это время Цесаревич был слишком счастлив, чтобы отвлекаться. К концу недели Гиббс в качестве своеобразного образовательного приема показал ему, как делать другие бумажные шляпы, но из-за этого пострадало качество занятий.
«16 сентября
Метод G […]. 6 (шляпа) 5 и М. Я сделал бумажную шляпу. По этому поводу было много восторга, и он сделал несколько других шляп для себя и своих маленьких друзей».
Глава IV
Рядовой
Это стало началом больших перемен. В воздухе повеяло холодом. На Императора навалились служебные обязанности в таком количестве, что у него не оставалось свободного времени. Он мог позволить себе лишь прогулки в парке, но даже они зачастую сокращались. У всех вдруг стало намного больше дел.
Обсуждая предвоенный период, Г. Дж. Брюс, глава канцелярии Британского посольства, супруг балерины Карсавиной, говорил: «Насколько мы знаем, Император никогда не приезжал в Петербург, кроме как на Крещение Господне, чтобы присутствовать на освящении воды. Императрицу я никогда лично не встречал. Нам довелось увидеть Императора вблизи один единственный раз. Это произошло на Новый год, когда члены дипломатического корпуса направлялись в Царское Село. Как человек Николай Александрович производил очаровательное впечатление. Ему было суждено единолично править страной в очень трудное время. Кроме того, из-за своего добросердечия он не замечал, какое дурное и пагубное влияния оказывают на него приближенные, а из-за своего слабоволия не принимал против этого должных мер. Все это явилось […] главной трагедией его жизни» (Брюс Г. Д. Непринужденные беседы. Лондон, 1946).
Вступление России в войну положило конец уединенной жизни Императорской Семьи. С началом военных действий Император большую часть времени проводил в штабе. Императрица отдала себя работе в Красном Кресте. Александра Федоровна, Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна получили квалификацию сестер милосердия. Они носили форму медицинских сестер и принимали участие в зачастую мучительной работе военных госпиталей. Цесаревич больше не ходил в матросской форме, теперь он был одет как рядовой солдат и носил миниатюрное ружье, подходящее ему по размеру. Только Великие Княжны Мария и Анастасия одевались в обычную и простую одежду. По мнению Гиббса этого было достаточно, чтобы им также уделяли должное внимание. Тем более, что они, как и старшие сестры, неустанно трудились в лазарете. Уроки проводились в свободное время, когда это было возможно. Цесаревич, к удовольствию Гиббса, мог заниматься более интенсивно. И так продолжалось вплоть до наступления совершенно нежданных перемен.
Несмотря на то что Император доверил командование армией Великому князю Николаю Николаевичу, самому доблестному и опытному военному исполинского роста, сам он постоянно находился в штабе верховного главнокомандующего – Ставке. Ставка была расположена между фронтами, в лесу, неподалеку от железнодорожного узла Барановичи. В течение 1915 года российские войска, разгромившие австрийцев, столкнулись с мощной атакой немцев и были отброшены назад, понеся огромные потери. По всей стране ненависть ко всему немецкому стала прогрессировать. Всеобщий патриотизм прошлого лета сменился гневом и разочарованием. Императрица подвергалась нападкам за свое немецкое происхождение, равно как и за доверие Распутину (ему приписывалось все самое скверное), который считался сторонником мира с Германией. В период наиболее тяжелых испытаний для русской армии Николай II в конце лета 1915 года говорил:
«Возложенное на Меня свыше бремя Царского служения Родине повелевает Мне ныне, когда враг углубился в пределы Империи, принять на Себя Верховное Командование действующими войсками и разделить боевую страду Моей армии и вместе с нею отстоять от покушений врага Русскую Землю.
Пути Промысла Божьего неисповедимы, но Мой долг и желание Мое укрепляют Меня в этом решении из соображений пользы Государственной».
Государь издал:
«Приказ Армии и Флоту 23-го августа 1915 года
Сего числа Я принял на СЕБЯ предводительствование всеми сухопутными и морскими силами, находившимися на театре военных действий.
С твердою верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской. НИКОЛАЙ».
Осенью 1915 года, когда в ожесточившемся обществе уже произошел раскол, Николай II, выполняя то, что он считал «священным долгом Российского Царя», решил принять на себя верховное командование. Это решение привело в смятение правительство, но обрадовало Императрицу, которой не нравилось, что Великий Князь пользуется слишком большим влиянием, также оно обрадовало и Распутина, который открыто ненавидел Великого Князя.
Вскоре Император, чувствовавший себя одиноко вдали от семьи, с которой он до этого редко разлучался, взял в Ставку Цесаревича. Позже он решил, что Цесаревичу следует постоянно находиться при нем. И хотя Императрица очень беспокоилась, она вынуждена была согласиться, поскольку, как она сказала Гиббсу, «Император отказался возвращаться в Ставку без Алексея». Кроме того, Император полагал, что пребывание наследника исключительно среди мужчин будет очень полезно для него как для будущего правителя России. Кроме того, и это было, безусловно, справедливо, присутствие наследника должно было укрепить боевой дух верной и преданной армии. Ставка к тому моменту была перенесена в провинциальный центр Могилев, находившийся приблизительно в 500 милях от Петрограда. Здесь, в бывшем доме губернатора, Алексей Николаевич спал по ночам в спальне Его Величества, каждый день занимался с Пьером Жильяром, встречал всех, кто посещал Императора и играл в бесчисленные игры с тем, кто в тот момент составлял ему компанию. Однажды Император взял Цесаревича, одетого в форму рядового солдата, в долгую поездку по всей линии боевого фронта. Даже если часть Польши, принадлежавшая России, и нижние балтийские земли были бы потеряны, линия фронта не изменилась бы до конца войны.
Иногда Императрица сама приезжала в Ставку вместе с Великими Княжнами и своей подругой Анной Александровной Вырубовой и жила по нескольку дней в императорском поезде, где у нее была большая спальня и лилово-серая гостиная. Тем не менее она, как правило, оставалась дома в Царском Селе, читая регулярно поступавшие от Императора письма, в которых он сообщал ей, как обстоят дела у Алексея Николаевича. Вести приходили разные. Любое, даже небольшое, повреждение могло оказаться чрезвычайно болезненным. Зимой 1915 года после серьезного катара и приступов чихания у Алексея Николаевича началось сильное кровотечение из носа, и его необходимо было срочно отвезти обратно в Царское Село. Император поехал с ним. Дважды в течение поездки на поезде он падал в обморок и по приезде в Царское Село был очень слаб. Никаким способом невозможно было остановить кровотечение, пока докторам не удалось прижечь рубец на месте разрыва небольшого кровеносного сосуда. Императрица же считала, что ей следует благодарить за это Распутина. Он осенил крестным знамением кровать, пристально посмотрел на находившегося без сознания ребенка и воскликнул: «Не тревожьтесь, ничего не случится» – и уехал. Цесаревич выздоровел, но должен был оставаться в Царском Селе до начала лета. После его возвращения в Могилев Император присвоил ему звание ефрейтора.
32. 6 октября. Этот самый тревожный период в ходе развития болезни описан только в письме Николая II к Императрице-матери: «Дни с 6 по 10 октября были самые тяжелые. Несчастный Маленький страдал ужасно, боли схватывали Его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил „Господи помилуй“. Эти боли были связаны с тем, что кровь заполнила все внутренние полости в суставных сумках и непрерывно давила на нервные окончания» (Онищенко Г. Г. Медицина и Императорская власть в России. М., 2008. С. 262).
33. Текст этой спасительной телеграммы приводится в различных источниках и интерпретируется самыми разными авторами. По версии Илиодора: «Надеюсь, здоровье улучшится. Благодать Божия выше болезни. Будь богобоязненна во всем». Р. Масси приводит без ссылки на источник другой текст: «Бог узрел Твои молитвы. Не горюй. Маленький не умрет. Не разрешай докторам слишком Его беспокоить» (Онищенко Г. Г. Медицина и Императорская власть в России. М., 2008. С. 264). Ян Воррес писал, основываясь на рассказах Великой Княгини Ольги Александровны: «Великая Княгиня находилась в это время в Дании вместе с Императрицей Марией Федоровной. От профессора Федорова она узнала, что это была самая тяжелая травма в жизни мальчика. Тогда его мать послала телеграмму в Покровское, моля о помощи. Распутин ответил: «Бог воззрил на Твои слезы. Не печалься. Твой Сын будет жить». – Час спустя Ребенок был вне опасности, рассказывала Великая Княгиня» (Мемуары Великой Княгини Ольги Александровны / Запись Я. Ворреса. М., 2003. С. 153—154). Наиболее ценными являются свидетельства А. А. Вырубовой, которая в тот момент находилась в Спале вместе с Царской Семьей: «Как-то вечером после обеда, когда мы поднялись наверх в гостиную Государыни, неожиданно в дверях появилась принцесса Ирина Прусская, приехавшая помочь и утешить сестру. Бледная и взволнованная, она просила нас разойтись, так как состояние Алексея Николаевича было безнадежно. Я вернулась обратно во Дворец в 11 часов вечера; вошли Их Величества в полном отчаянии. Государыня повторяла, что ей не верится, чтобы Господь их оставил. Они приказали мне послать телеграмму Распутину. Он ответил: «Болезнь не опасна, как это кажется. Пусть доктора Его не мучают» (Танеева А. А. (Вырубова). Страницы моей жизни. М., 2000. С. 78—79).
34. П. Жильяр писал, что болезнь «вызвала временное омертвение нервов левой ноги, которая отчасти утратила свою чувствительность и оставалась согнутой – ребенок не мог ее вытянуть». […] По сведениям Е. С. Боткина, с ноября 1912 г. по март 1913 г. к Цесаревичу в качестве консультантов приглашались: профессор С. П. Федоров – 27 раз; профессор P. P. Вреден – 15 раз; доктор С. Ф. Дмитриев – 124 раза. […] В марте 1913 г. Император Вильгельм радовался тому, что Цесаревич смог присутствовать на февральских торжествах. Эти торжества были связаны с празднованием 300-летия династии Романовых. Из политических соображений народу надо было обязательно показать Наследника, продолжателя многовековой династии. И его показали народу. Но при этом почти девятилетнего мальчика постоянно носил на руках огромный казак. Бледный и болезненный вид Цесаревича произвел на всех, видевших Его, угнетающее впечатление. […] Борьба с последствиями болезни заняла почти год. Еще в сентябре 1913 г. «Его заставляли принимать очень горячие грязевые ванны, сильно его ослаблявшие и предписанные докторами, дабы уничтожить последние остатки Его заболевания». Именно тогда лечащий врач Наследника, хирург В. Н. Деревенко сообщил воспитателю Цесаревича Жильяру точный диагноз его заболевания и объяснил ему клинические особенности болезни» (Онищенко Г. Г. Медицина и Императорская власть в России. М., 2008. С. 266).
35. Имеется в виду Светличный – подхорунжий, урядник Собственного Его Императорского Величества Конвоя, кавалер четырех Георгиевских крестов. Казак высокого роста. Носил Цесаревича на руках, когда он не мог ходить после перенесенной болезни в 1913 г.
36. «Цирк Голливога» – книга британской писательницы Флоренс Кейт Аптон (1873—1922). Первое издание этой книги вышло в 1903 г.
37. Эппс, Джон Билли Мерикен (1848—1935), родился в Оспринге, графство Кент в Англии. Сын химика Джона Билли Мерикена Эппса (1828—?) и Сары Натт (1820—1906). Приехал в Россию в 1880 г. Преподавал английский язык царским детям в 1905—1908 гг. Затем вернулся в Англию и перед Первой мировой войной уехал в Австралию. Умер в Сиднее. После себя оставил документы: письма, рисунки и фотографии Царской Семьи, которые хранились в Лондоне более 70 лет. Впервые были представлены в 2004 г. на международной книжной выставке в Сиднее. Среди них была новогодняя открытка-письмо, написанная в 1910 г. Великой Княжной Ольгой Николаевной г-ну Эппсу с ее стихами: «God speed you as the seasons wax and wane; God keep you till a New Year dawns again». Сейчас эта коллекция документов возвращена родственникам семьи Эппса. У царских детей был еще один учитель-шотландец – М. Конрад (1891—1961).
38. «Призванный обратно» – мистический любовный роман, написанный англичанином Фредериком Джоном Фаргусом (1847—1885) под псевдонимом Хьюг Конвэй. Книга стала широко известна сразу после написания в 1883 г.
39. Эта английская сказка, пересказанная Рахини Чотхэри, очень сильно напоминает «Золушку». Она была включена Джозефом Якобсоном в его сборник английских сказок, опубликованной в 1890 г. Хотя в этой истории нет происходит никакого волшебства, в ней случаются странные и необычные вещи. Шекспир использовал подобный сюжет в трагедии «Король Лир». Дочь Лира Корделия сравнивается с девочкой Кэп оф Рушес в этой сказке. – Прим. ред.
40. Пуанкаре, Раймон (1860—1934), президент Франции (Третья республика, 1913—1920). Два раза посещал Россию с официальным визитом в 1912 и 1914 гг., для заключения русско-французского союза.
41. Интересно отметить, что существует телеграмма, которую Император Николай II получил от немецкого Императора в 2 часа ночи 2 августа, ровно через семь часов после того, как объявление войны Германией было вручено графом Пурталесом министру иностранных дел С. Д. Сазонову. Казалось, она игнорировала тот факт, что Германия объявила войну, и была составлена так, как будто переговоры все еще возможны. Текст этой телеграммы приводится в книге Каутского «Die Deutschen Dokumente etc», 1919, под №600. Телеграмма эта говорит о том, что Император Вильгельм II не хотел войны с Россией. «Германский Император Вильгельм в последней своей телеграмме на имя Императора Николая II предлагал остановить в России мобилизацию, и тогда он не обнажит своего меча против России. По получению этой телеграммы Государь, решительно не желая войны, единолично пошел на уступки, приказав военному министру Сухомлинову немедленно остановить мобилизацию. Какие-то маги оказались и в России, убедившие Сухомлинова, этого рокового человека, не исполнить воли Государя, и не было дано знать германскому послу о воле Государя. Если бы воля Государя была исполнена, то войны Германии с Россией, несомненно, не было бы. Если бы война и была впоследствии, то только между Германией, Францией и Англией, а не с Россией. Из этого, кажется, более чем ясно, что войны Император Николай II не только не желал, но и давал решительный приказ, который предотвратил бы войну, но его приказ был не исполнен. Вся ответственность за войну лежит на том, кто воли Государя не исполнил, и тех, кто заставил этого безвольного человека не исполнить воли Государя (об этом во всей полноте было выяснено при суде над Сухомлиновым в революционном трибунале)» (Игумен Серафим (Кузнецов). Православный Царь-Мученик. М., 2000. С. 124).
42. Из воспоминаний баронессы С. К. Буксгевден: «На следующий день, 2 августа, Император и Императрица с дочерьми – маленький Цесаревич был болен – отправились в Санкт-Петербург на торжественную литургию в Зимнем дворце. Это был старый обычай, который был соблюден и в начале русско-японской войны. Толпы народа заполнили Зимний дворец, все были полны патриотизма. Дамы бросались к Императору, целуя его руки. Нельзя вспомнить подобного подъема, который напоминал 1812 год. В первые дни японской войны состоялось несколько уличных демонстраций студентов, но теперь поднялась вся страна. Кульминацией стал момент, когда Император, обращаясь к присутствующим офицерам, повторил обещание Александра I, данное в 1812 году: не заключать мира, пока хоть один враг будет оставаться на Русской земле. Сэр Джордж Бьюкенен в своей книге „Моя миссия в Россию“ привел эти слова: „Я торжественно клянусь не заключать мира, пока будет хоть один враг на Русской земле“. Толпы людей на улицах приветствовали это громкими возгласами, а когда Император и Императрица появились в окнах дворца, вся толпа, заполнявшая огромную площадь, вдруг опустилась на колени и запела Национальный Гимн. Дума на памятном заседании выразила свои ве рноподданнические чувства в словах, исполненных пламенного патриотизма, так что Император почувствовал, что его поддерживает вся страна» (Баронесса Софья Буксгевден. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России. М., 2012. С. 199).
43. Брасов Георгий Михайлович (1910—1931), граф, сын Великого Князя Михаила Александровича. Император Николай II даровал сыну своего младшего брата дворянское достоинство и фамилию Брасов (по названию имения) своим указом от 13 ноября 1910 г. Существовало наиболее распространенное мнение, что он получил титул графа в 1915 г., но этого указа никто не видел. После революции вместе с матерью графиней Натальей Сергеевной проживал в Великобритании и Франции. Погиб в возрасте 20 лет в автомобильной аварии в Лондоне 22 июля 1931 г. Его автомобиль врезался в дерево. Похоронен в Париже на кладбище Пасси.
44. Автор книги Д. Тревин ошибается. Об этой новости Император узнал из письма Великого Князя, посланного Его Величеству 1/14 ноября 1912 г. из отеля Du Pare в Каннах: «Мне тем более тяжело огорчить тебя теперь, когда ты и без того так озабочен болезнью Алексея, но именно это последнее обстоятельство и мысль, что меня могут разлучить с Наталией Сергеевной Брасовой, заставили меня обвенчаться с ней. Прошло уже пять лет, что я ее люблю, и теперь уже не могут сказать, что с моей стороны это было простое увлечение. Наоборот, с каждым годом я привязываюсь к ней все сильнее, и мысль, что я могу лишиться ее и нашего ребенка, мне слишком невыносима» (Хрусталев В. М. Великий Князь Михаил Александрович. М., 2008. С. 194). Великий Князь опасался того, что болезнь Алексея Николаевича заставит Императора для обеспечения престолонаследия усилить натиск на брата относительно его «незаконной связи».
45. В рукописи фамилия написана неразборчиво.
46. «The Story of the Three Bears», или «Goldilocks and the Three Bears» – популярная английская народная детская сказка. На русском языке широкое распространение получила в пересказе Л. Толстого. В английском варианте девочку, попавшую в жилище медведей, зовут Золотые кудри (Goldilocks). Сказка впервые опубликована Робертом Саути в 1837 г., однако в его варианте героиней является не девочка, а маленькая старушка. Однако в 1894 г. Джозеф Джекобс выяснил, что существует другой вариант этой сказки, в котором в жилище медведей попадает лиса по имени Scrapefoot. Через двенадцать лет после Саути измененный вариант его сказки в своем сборнике «Treasury of Pleasure Books for Young Children» публикует Джозеф Кандалл, в котором старушка заменена маленькой девочкой. – Прим. ред.
47. Царскосельский Комитет Красного Креста был основан в 1899 г. под председательством княгини С. С. Путятиной. Тогда сестры милосердия арендовали помещение на Гоголевской улице в Софии. В 1905 г. Государыня Императрица Александра Федоровна взяла под свой особый контроль деятельность и обустройство местной общины Красного Креста. Была образована специальная комиссия по постройке зданий, связанных с медициной. В строительный комитет входили секретарь Ее Величества граф Я. Н. Ростовцев, генерал-майор, начальник Царскосельского Дворцового Управления Ф. Н. Пешков, дворцовый комендант князь П. Н. Енгалычев и архитектор С. А. Данини. В 1907 г. был построен деревянный дом в два этажа, в котором помещалась местная община Красного Креста, состоящая под покровительством Государыни Императрицы Александры Федоровны. Здание имело каменный фундамент, а также фахтвертовские стены, прорезанные прямоугольными окнами. Крыша была многоскатная с угловой шатровой башенкой и шпилем. Жилые помещения были расположены по внешнему периметру главного фасада, что обеспечивало максимальный доступ воздуха и света. Планировочная структура, несмотря на многие изменения, и сегодня сохраняет свой первоначальный вид, хотя интерьеры здания в основном не сохранились. При общине имелась бесплатная амбулатория на восемь коек и приемный покой с операционной, расположенной на втором этаже, а отдельные палатные комнаты для выздоравливающих – на первом. В 1910 г., в честь 200-летия основания Царского Села, община Красного Креста предполагала расширить свое помещение и построить новые здания. Работы были поручены архитектору С. А. Данини, который возвел каменное здание, предназначенное для больницы и богадельни. Туда была встроена и церковь, которую освятили в 1914 г. в присутствии Царской Семьи. Домовая церковь во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» при Царскосельском отделении Красного Креста, состоявшего под покровительством Государыни Императрицы Александры Федоровны, созидалась ее усердием и на ее средства. Она была построена в стиле средневекового новгородского зодчества XIV—XV вв. Внутренняя роспись в древнем стиле XVI в. создана художником Г. П. Пашковым по эскизам В. М. Васнецова. По воле Ее Величества освящение было совершено иерейским служением, и чин освящения совершал настоятель общины отец Николай Андреев с митрофорным протоиереем Афанасием Беляевым и священником царскосельского госпиталя о. Иаковом Червяковским. В храме находилась икона Божией Матери XVI в. «Нерушимая стена». (Сейчас в притворе храма и алтаре располагается торговый зал. Росписи закрашены масляной краской. Сохранилась только чугунная винтовая лестница, ведущая на хоры с правой стороны.) С 18 августа 1914 г. по 1917 г. в здании был расположен лазарет, при котором действовали курсы сестер милосердия, которые лично прошла Государыня с двумя старшими Великими Княжнами. Из отчета РОКК за 1914 г.: «…15 августа открыты курсы для подготовки сестер военного времени. Августейшая покровительница общины Императрица Александра Федоровна изволила изъявить желание подвергнуться испытанию на получение звания сестры милосердия военного времени и по выдержании сего испытания милостиво удостоила общину высокой чести вступить в состав сестер общины. 1-й выпуск состоялся 6 ноября. В этот день в церкви общины было отслужено о. Николаем Андреевым благодарственное молебствие – на коем изволила присутствовать Августейшая Сестра Милосердия общины и все выпускные ее сестры. По окончании молебствия Попечительница общины имела счастье поднести Ея Императорскому Величеству и Их Императорским Высочествам дипломы о получении звания сестер милосердия военного времени, и окончившие курсы сестры удостоились получения дипломов из Собственных рук Августейшей покровительницы общины… Число сестер 1-го выпуска – 42» (Августейшие сестры милосердия / Сост. Н. К. Зверева. М., 2006. С. 426—427).
48. Вот что об этом пишет близкая подруга Государыни Анна Александровна Вырубова: «Чтобы лучше руководить деятельностью лазаретов, Императрица решила лично пройти курс сестер милосердия военного времени с двумя старшими Великими Княжнами и мной. Преподавательницей Государыня выбрала княжну Гедройц, женщину-хирурга, заведовавшую Дворцовым госпиталем. Два часа в день занимались с Ней. Для практики они поступили рядовыми хирургическими сестрами в первый оборудованный лазарет при Дворцовом госпитале, дабы не думали, что занятие это было игрой, и тотчас приступили к работе – перевязкам часто тяжелораненых; Государыня и Великие Княжны присутствовали при всех операциях. Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны. Объясняю себе тем, что Она была врожденной сестрой милосердия. Великих Княжон оберегали от самых тяжелых перевязок, хотя Татьяна Николаевна отличалась удивительной ловкостью и умением. […] Выдержав экзамен, Императрица и дети, наряду с другими сестрами, окончившими курс, получили Красные Кресты (4 июня 1915 г. они все трое были награждены грамотами и значками отличия Красного Креста II степени) и аттестаты на звание сестер милосердия военного времени» (Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 88—89; 175). Из воспоминаний графа В. Э. Шуленбурга: «…Ее Величество и две старшие Великие Княжны проходили ускоренный курс сестер милосердия и, когда почувствовали себя вполне готовыми, просили сделать им экзамен. Первой экзаменовалась Ее Величество (курсы проходились под руководством врача – княжны Гедройц). Когда Ее Величество сдала экзамен, она просила разрешить ей задавать вопросы экзаменующимся Великим Княжнам. „Меня, к сожалению, может быть, не экзаменовали так, как я того хотела бы, но зато дочерям я задавала самые трудные вопросы. Я-то ведь знала, в чем они были слабее“, – рассказывала мне потом Ее Величество. […] Аттестаты им были выданы Начальницей Царскосельской общины княгиней Путятиной. Ее Величество была очень взволнована, когда княгиня Путятина (от нее я это и знаю) накалывала Ей нагрудный знак Красного Креста. Так строго относилась Ее Величество к званию сестры милосердия» (Шуленбург В. Э. Воспоминания об Императрице Александре Федоровне. Париж, 1928. С. 34). Это единственный пример в нашей истории.
49. «Во время великой войны при Феодоровском Государеве соборе был создан лазарет №17 имени Великих Княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны. Ктитор собора, полковник Д. Н. Ломан (1868—1918), был начальником лазарета. Он устраивал концерты для больных и раненых в Царскосельских лазаретах. В числе санитаров лазарета №17 был Сергей Есенин, призванный на воинскую службу 25 марта 1915 года. В день Тезоименитства Императрицы-Матери Марии Федоровны и ее внучки Великой Княжны Марии Николаевны, 21 июля 1916 года, в лазарете №17 состоялся концерт. Есенин, уже известный к тому времени поэт, прочитал приветствие Великим Княжнам, а вслед за тем – стихотворение, озаглавленное „Царевнам“. Его оригинал был обнаружен в архиве Александровского дворца бывшим сотрудником детскосельских дворцов-музеев Иконниковым» (Кузнецов В. В. Русская Голгофа. СПб., 2003. С. 205). «Есенин был награжден золотыми часами с гербом и золотой цепочкой […] В октябре или ноябре в лазарете состоялся еще один концерт. На этот раз в нем участвовали: балерина Агриппина Яковлевна Ваганова, исполнительница русских народных песен Наталья Васильевна Плевицкая и исполнительница цыганских романсов Наталья Ивановна Тамара. Как всегда, Есенин напевно читал „Русь“, а гусляры под управлением Г. Н. Голосова исполняли плясовые наигрыши» (Ломан Ю. Д. Воспоминания крестника Императрицы. СПб., 1994. С. 64, 66).
50. «Император, по свидетельству А. А. Вырубовой, становился все более и более недовольным действиями на фронте Великого Князя Николая Николаевича. Государь сетовал, что армию гонят вперед, не закрепляя позиций и не имея достаточного количества боеприпасов. Результатом безответственной политики Великого Князя явилось отступление русских войск. К концу июня 1915 года ими была оставлена почти вся Галиция. На севере немцы углубились в Курляндию. 22 июля была оставлена Варшава. Ковно был взят немцами штурмом. Чересчур поспешно, не эвакуировав крупных интендантских запасов, были взорваны форты Бреста» (Кузнецов В. В. Русская Голгофа. СПб., 2003. С.174).
51. Анна Александровна Вырубова писала: «Все, кто носил в это время немецкие фамилии, подозревались в шпионаже (эту тактику у него заимствуют революционеры в феврале 1917 года). Так, граф Фредерикс (министр Императорского Двора) и Б. В. Штюрмер (премьер), не говорившие по-немецки, выставлялись первыми шпионами; но больше всего страдали балтийские бароны; многих из них без причин отправляли в Сибирь по приказанию Великого Князя Николая Николаевича, в то время как сыновья их и братья сражались в русской армии. В тяжелую минуту Государь мог бы скорее опереться на них, чем на русское дворянство, которое почти все оказалось не на высоте своего долга. Может быть, шпионами были скорее те, кто больше всего кричал об измене и чернил имя русской Государыни!» (Кузнецов В. В. Русская Голгофа. СПб., 2003. С.176).
52. Как пишет Арон Симанович, секретарь Г. Е. Распутина, «действительным „кровавым Николаем“ был верховный главнокомандующий, Великий Князь Николай Николаевич. За сотни тысяч казненных и убитых в Галиции евреев он один перед Богом несет полную ответственность» (Кузнецов В. В. Русская Голгофа. СПб., 2003. С.176).
53. Этот областной город стал последней столицей Российской империи – именно здесь с 1915 г. находилась Ставка Верховного главнокомандующего войсками России Николая II. До 1917 г. в Могилеве решались важнейшие вопросы управления войсками и государством. Могилевские улицы и парки помнят Царскую Семью. Именно в это время небольшие улочки заполонили автомобили, а в гостиницах города «Бристоль» и «Метрополь» не было свободных номеров. Во время приезда в Ставку Царская Семья отдыхала, катаясь по Днепру на катере. Император совершал автомобильные прогулки за город, старожилы утверждают, что ему понравились места неподалеку от Шклова. Великие Княжны предпочитали делать покупки в галантерейном магазине Бернштейна на углу Большой Садовой и Дворянской. Сейчас это магазин «Перекресток» на углу улиц Ленинской и Комсомольской. В отреставрированном в 1950 г. здании бывшей Ставки на улице Советская (ранее – Губернаторская) сейчас располагается краеведческий музей.
54. Вырубова (Танеева) Анна Александровна (1884—1964), фрейлина Императрицы Александры Федоровны (в 1903—1907 гг.). Из старинного дворянского рода Танеевых. Старшая дочь главноуправляющего Собственной Е. И. В. канцелярией обер-гофмейстера А. С. Танеева (1850—1918). Родилась в С.-Петербурге. Получила хорошее домашнее воспитание, знала английский и французский языки, играла на фортепьяно. В январе 1903 г. пожалована во фрейлины. Вскоре началось ее сближение с Царской Семьей. В 1905 и 1906 гг. она в числе немногих сопровождала семью Императора в летних поездках на яхте «Штандарт» по финляндским шхерам. В январе 1907 г. при деятельном участии Императрицы Александры Федоровны Анна Танеева была помолвлена с лейтенантом флота А. В. Вырубовым (1880—1919). Прожила с мужем год, после чего весной 1908 г. произошло расторжение брака. Поселившись в небольшом одноэтажном доме в Царском Селе рядом с Александровским дворцом, стала одним из самых близких друзей Августейшей Семьи. Хотя после своего замужества не занимала более никакого официального положения при Дворе, она всюду сопровождала Царскую Семью. Императрица Александра Федоровна и Анна Александровна были единомышленниками, в том числе их сближало одинаковое отношение к Григорию Распутину, которого они обе глубоко почитали, видя в нем божьего человека, способного наставить на праведный путь. Именно в доме Вырубовой в Царском Селе происходили встречи Императорской Семьи с Распутиным. Удивительное расположение Царской Семьи к простой столичной барышне не могло не вызвать интерес в свете, неизбежно породило различные слухи и сплетни. Вокруг ее имени возникло множество вымыслов и фантастических историй, позже переродившихся в откровенную ненависть и угрозы. Родилась целая мифология, полностью искажающая ее образ. 2 января 1915 г. пострадала в железнодорожной катастрофе, после чего навсегда осталась инвалидом. В дни февральской революции тяжело болела корью, как и царские дети; находилась в Александровском дворце. 21 марта 1917 г. по доносу была арестована Временным правительством и заключена в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Ее обвиняли во всех смертных грехах, вплоть до шпионажа в пользу Германии. Демократические власти России причисляли ее к «темным силам» старого режима, в связи с чем она претерпела много несправедливых оскорблений, издевательств и унижений. В печати была развернута целая пропагандистская кампания, порочащая династию Романовых и их ближайшее окружение. Многие из этих пасквилей издавались по заказу в Женеве и Берлине. В конце июля 1917 г. была освобождена постановлением ЧСК за отсутствием состава преступления. Однако 24 августа по приказу Керенского как контрреволюционерка подлежала высылке из России, но на границе была арестована Гельсингфорским Советом и попала в Свеаборгскую крепость. Только через месяц по ходатайству родственников перед Л. Д. Троцким была освобождена из заключения и доставлена в Петроград в Смольный. Вместе со своим слугой Н. Берчиком скрывалась в мансарде на Петроградской стороне. Тайком пробиралась на Кронверский проспект к М. Горькому, который несколько раз беседовал с ней, советуя написать воспоминания, попытаться восстановить мир между Царем и народом. Находясь на свободе, сумела установить нелегальную связь с Царской Семьей и оказывала ей посильную помощь в тобольской ссылке. В октябре 1918 г. по доносу была арестована ЧК, однако вскоре бежала из-под стражи при переезде из одной тюрьмы в другую, скрывалась в Петрограде. В конце сентября 1919 г. снова была арестована ЧК и помещена в тюрьму на Гороховой. 7 октября ее повели на расстрел. Чудесным образом избавилась от смерти молитвенным заступничеством о. Иоанна Кронштадтского. Жила на нелегальном положении, без денег, без документов, без обуви; скрываясь, вынуждена была сменить множество адресов. В декабре 1920 г. получила письмо от своей сестры Александры, которая уже находилась в Финляндии. В 1920 г. мать с Анной нелегально перебрались в Финляндию и поселились в Выборге. Написала книгу воспоминаний «Страницы моей жизни», первое издание которой вышло в Париже в 1922 г. Затем книга была переведена на английский, финский и шведский языки и опубликована в 1923 г. На доходы от продажи книги Анна и ее мать могли жить сравнительно обеспеченной жизнью, снимая квартиру в доме М. П. Акутиной-Шуваловой. Здесь познакомилась с епископом Выборгским Александром, иеросхимонахом Ефремом, о. Георгием (Григорий Иванович Хробостов; 1871—1947) и игуменом Ново-Валаамского монастыря Иоанном. Еще в Петрограде она дала обещание, что если она с матерью доберется до Финляндии, то станет монахиней. Так как у Анны были проблемы со здоровьем и она не могла заниматься физическим трудом, то принять ее в Линтульский женский монастырь в Кивенеббе не оказалось возможным. Каждое лето она посещала Валаамский монастырь и навещала о. Ефрема в Смоленском скиту. Здесь в 1923 г. она была тайно пострижена в монашество с именем Мария игуменом Валаамского монастыря Павлином. Это стало причиной ее замкнутой жизни с 1930-х гг. После смерти матери 13 марта 1937 г. осталась жить с близкой подругой Верой Запеваловой. В 1930-е гг. начала писать свои новые воспоминания. Она заключила договор с финским издательством и получила вознаграждение за переданные фотографии и текст. Осенью 1939 г., когда началась финская война, Анна и Вера переехали в Швецию и жили в маленьком пансионате под Стокгольмом. Шведский королевский двор отвечал за их содержание. Анна была другом королевы Луизы (1889—1965) – дочери принца Луиса и Виктории Баттенберг, которая была замужем (с 1923 г.) за Густавом Адольфом Шведским. Королева Луиза, узнав о бедственном положении Анны, выплачивала ей небольшую пенсию и после войны. Осенью 1940 г. Анна и Вера вернулись в Финляндию, жили некоторое время в Хаминанлаксе недалеко от Куорио. Оттуда они прибыли в Хельсинки, где им удалось найти двухкомнатную квартиру на улице Топелиус, которая стала Анне домом на все оставшиеся годы, а Вера прожила там до 1980 г. После смерти иеросхимонаха Ефрема духовным отцом Анны стал настоятель православного собора в Хельсинки о. Михаил Касанко. Новый Валаам находился далеко от Хельсинки, и у Анны уже не было сил на такие долгие и утомительные поездки. Когда в 1947 г. умер иеросхимонах Ефрем, она стала переписываться со схиигуменом Иоанном. Жила скромно, зарабатывала, давая уроки английского и французского языка. Летом 1964 г., находясь на даче в Трэсщенде, где у них был маленький домик и где они с Верой проводили лето, Анна Александровна заболела и попала в больницу в Хельсинки. Там она исповедалась и попрощалась со своими ближайшими друзьями. Умерла 20 июля 1964 г., через четыре дня после своего 80-летия. Погребена на православном кладбище г. Хельсинки.
55. Этот случай описан в воспоминаниях графа В. Э. фон Шуленбурга: «Дядька Наследника Нагорный, – пишет гр. В. Э. фон Шуленбург, – положив под голову Наследника вытянутую руку, держит всю ночь голову больного на известной высоте. Рядом с ним Жильяр, чтобы помочь, если понадобится. Телеграммы Ее Величеству следуют по-прежнему каждые два часа: «положение без перемен». Наконец, за несколько станций до Царского Села кровь останавливается. Жильяр смотрит на часы: было 6 часов 20 минут утра. Дать знать Ее Величеству уже было невозможно, так как поезд не имел более остановок. В восьмом часу утра поезд тихо подошел к платформе Императорского Павильона и Жильяр издали увидел Ее Величество. Чем ближе подходил поезд, тем яснее было заметно страдальческое выражение лица Государыни, на нем отражались то ужас, то надежда… Наконец, поезд остановился. Государь Император выходит из вагона, Ее Величество делает несколько шагов (каждая секунда кажется вечностью) и не решается задать вопроса… но Государь говорит, что, слава Богу, кровь остановилась… Ее Величество спрашивает Жильяра, не заметил ли он, в котором часу остановилась кровь. «В шесть часов двадцать минут», – доложил Жильяр. «Je le savais» («Я это знала» – фр.), – сказала Государыня и показала телеграмму Распутина: «Бог поможет, будет здоров». Телеграмма отправлена в 6 часов 20 минут! Случайность? Да, конечно! Совпадение? Да! Но таких случаев было немало». Кровотечение у Наследника началось 3 декабря 1915 г. и прекратилось, согласно дневнику Государя, «к утру следующего дня» (т. е. ровно за год до убийства Г. Е. Распутина). Воспоминания П. Жильяра впервые появились во французском журнале «L» Illustration» (Париж. Декабрь 1920 – январь 1921) и почти сразу же были переведены на русский язык. Полный перевод этого издания, с разрешения автора, был помещен в альманахе «Русская летопись» (Вып. I. Париж. 1921). Однако переданный гр. В. Э. фон Шуленбургом эпизод в нем отсутствует. Появился он лишь в отдельном венском русском издании воспоминаний П. Жильяра, но без указания на время остановки кровотечения у Наследника и многих других подробностей. Из чего можно заключить, что публикуемый нами рассказ гр. В. Э. фон Шуленбурга передан им со слов самого П. Жильяра, с которым мемуарист, как известно, встречался. Окончательная поправка произошла 6 декабря, в день Ангела Государя. «После обеда, – читаем в Царском дневнике, – приехал Григорий; посидели вместе у кровати Алексея». «Мальчик потерял много крови, – вспоминала А. А. Вырубова, – и к концу пути был желто-бледным. Его внесли во Дворец на носилках, и профессор Федоров не знал уже, что делать, если кровотечение не прекратится. Тогда-то пришел Распутин и остановил кровь крестным знамением». «Царица, – вспоминал ген. А. И. Спиридович, – приказала вызвать Григория Ефимовича. Он приехал. Его привели к Больному. Распутин подошел к кровати. Пристально уставился на Больного и медленно перекрестил Его. Затем сказал Родителям, что серьезного ничего нет. Им нечего беспокоиться. И, как будто усталый, он вышел из комнаты. Кровотечение прекратилось. Больной мало-помалу поправился». Таким образом, Г. Е. Распутин приехал в Царское Село на следующий день после прибытия туда поезда с больным Наследником. Это обстоятельство породило нелепые измышления. […] «…Факт остается фактом, – констатировал Вел. Кн. Кирилл Владимирович, – что, когда Распутина привозили к постели моего больного Племянника, он сумел остановить внутреннее кровотечение и избавил Ребенка от ужасных болей». «В Крыму, оказывается, после нашего отъезда, – записала Вел. Кн. Ксения Александровна в дневник 10 марта 1912 г., – у Алексея было кровотечение в почках (ужас!) и послали за Григорием. Все прекратилось с его приездом!» «Свидетели удостоверили, – писал следователь ЧСК А. Ф. Романов, – что Распутин весьма благотворно влиял на здоровье Наследника». То же подтверждал и другой служащий ЧСК, полковник P. P. фон Раупах: «…Был вызван Распутин, славившийся своей способностью особенно горячо и сильно молиться. Многочисленными и вполне достоверными показаниями установлено, что Распутин умел влиять на Наследника так, что не только нестерпимые боли Его прекращались, но и останавливалось кровотечение» (Фомин С. В. Григорий Распутин: Расследование. «Боже! Храни своих!». М., 2009. С. 297—299, 307).
