Джоджо Мойес
Ночная музыка

Небеса потемнели, начало холодать. Ноты, взмывая ввысь, раскрылись и полетели, как птицы, как надежды, как воспоминания. Лоран, Лоран, Лоран, повторяла она до тех пор, пока слова и мысли не утонули в море звуков.

На пороге показался Асад с ящиком фруктов в руках, и Генри выскочил из-за прилавка, чтобы придержать ему дверь.

– Звонила миссис Линнет, – ухмыльнулся он. – Сказала, что эта их новая соседка включает музыку на полную мощность, так что эхо разносится чуть ли не на всю долину. Если верить миссис Линнет, такое впечатление, будто кто-то тянет кошку за хвост. Более того, это мешает ей слушать по радио любимый альбом «Wartime Favorites». И если это безобразие не прекратится, миссис Линетт пожалуется в Службу здоровья. Вот бедолаги.

Асад поставил ящик на полку для фруктов:

– Это вовсе не запись. Она дважды останавливалась. Я слушал, пока разгружали фрукты. Выйди на улицу, и сразу все поймешь.

– Она что, продолжает играть?

Асад подтолкнул Генри к двери:

– Пойдем послушаем.

Небо хмурилось, и на деревенской улице, кроме них, никого не было. Окна коттеджей отбрасывали на дорогу длинные треугольники теплого света. То здесь, то там раздавался скрип опускающихся жалюзи.

– Ничего, – покачал головой Генри.

– Погоди, – сказал Асад. – Может, ветер изменит направление. Вот… Слышишь?

Генри застыл, прислушиваясь. А затем, когда звуки скрипки стали более отчетливы, расплылся в широкой улыбке. Друзья наслаждались неожиданной встречей с прекрасным там, где они меньше всего этого ожидали.

Асад тоже улыбался чему-то своему, словно он на миг перенесся из холодной английской деревни в родные края.

– Как думаешь, она знает основную тему из «Кошек»? – когда музыка стихла, спросил Генри. – Что ж, я бы не отказался послушать в ее исполнении. Надо будет узнать, устраивает ли она вечеринки.

Под ясенем валялись мешки с мусором, оскорблявшие взор, особенно на фоне распускающейся зелени и росистой свежести природы вокруг. Мэтт, углядевший это безобразие в канаве вдоль грязной проселочной дороги, притормозил и выключил мотор, костеря на чем свет стоит тех, кто нелегально выбрасывает мусор. Он вылез из кабины, подобрал мешки и закинул их в минивэн. До чего же мы дожили, с горечью подумал он, если люди, чтобы выбросить мусор, готовы пилить полмили по лесной дороге, вместо того чтобы доехать до свалки. Да уж, достойное завершение не самого удачного дня с кучей проблем во всех областях его интересов. Плотник чуть ли не напрочь отрезал себе большой палец и теперь на несколько недель вышел из строя, а тут еще истеричный телефонный звонок от Терезы с жалобами, что у них уже шесть недель не было «качественного» секса. Похоже, до нее все доходит как до жирафа. А значит, она может стать для него настоящим геморроем.

Он остановился, чтобы вытереть руки ветошью, и внезапно услышал это: летевший над долиной протяжный звук, который не был похож на крик дикого зверя или птицы, по крайней мере из числа обитающих здесь. Он замер, весь превратившись в слух, а затем понял, что слышит музыку. Причем классическую.

Но Мэтт был отнюдь не в том настроении, чтобы наслаждаться музыкой. Громкой музыкой из большого дома.

– Черт, только этого мне и не хватало! – пробормотал он, забираясь обратно в машину.

Он потянулся к ключу в замке зажигания и окинул сердитым взглядом видневшиеся за деревьями очертания дома, созерцание которых неизменно вызывало в его душе приступ неконтролируемой ярости.

Но не стал заводить мотор, а просто остался сидеть. И слушать.

– Вот это ваш фитиль, понимаете? Одним словом, то, что вы хотите поджечь. Вы открываете маленькое окошко и зажигаете спичку… В любом случае моя примерно так и работает. А значит, у вас тоже должно получиться.

Мистер Гранджер едва успел заглянуть в недра кухонной печи-плиты, как в дверь неожиданно постучали. Изабелла, узнав от детей, чем в данный момент занимается трубочист, поспешила присоединиться к нему и теперь была крайне раздосадована внезапной помехой на пути постижения секретов мастерства.

– Вы что, ждете гостей?

Изабелла вытерла руки о штаны.

– Я тут никого не знаю, – равнодушно ответила она и, крикнув детям, чтобы открыли дверь, снова повернулась к мистеру Гранджеру. – Мистер Гранджер, не могли бы вы еще раз объяснить, что означает, когда пламя становится желтым?

Она услышала топот ног над головой, затем – звук открывающейся входной двери и скрип ведущих вниз ступенек.

– Дымоход в полном порядке, – заявил мистер Гранджер. – Если сунуть туда голову, то можно увидеть дневной свет. С этой плитой, по идее, у вас не должно быть проблем.

Дверь отворилась, и на кухне появился какой-то мужчина в рабочей одежде, из кармана его выцветшей куртки цвета хаки торчало несколько шариковых ручек. Китти и Тьерри робко вошли вслед за ним.

– Мэтт, как дела, приятель? У тебя все в порядке? – спросил мистер Гранджер. – Прежде ты никогда не заканчивал работы до темноты. Небось, пришел познакомиться с нашей новой соседкой? Надеешься отхватить здесь кое-какую работенку, а?

Произошла небольшая заминка, но потом посетитель улыбнулся и протянул руку. Изабелла неуверенно ответила на крепкое рукопожатие его мозолистой ладони.

– Привет, – слегка растерявшись, улыбнулась она. – Изабелла Деланси. А это мои дети – Китти и Тьерри.

– Мэтт Маккарти, – сказал он.

Что ж, он явно знал цену своей внешности. Изабелле почему-то вспомнилось странное выражение «альфа-самец», которое она когда-то слышала краем уха.

– Вот учу их разжигать плиту, того-этого, – сообщил Мэтту мистер Гранджер.

– А еще мы хотим развести огонь в спальне, – жизнерадостно объявила Китти.

– Ой, детка, а что, если попробовать нагреть все комнаты? – Изабелла вручила дочери коробок спичек. – Натопим весь дом.

– Хорошая мысль. Но перво-наперво проверьте, достаточно ли у вас поленьев. Такими темпами вы уже за сегодня сожжете уйму дров, – сказал мистер Гранджер и, хмыкнув, добавил: – Сам посуди, Мэтт, они, конечно, привыкли к центральному отоплению. Сдается мне, я подготовил парочку маленьких поджигателей.

– Значит, вы не из наших мест?

Мэтт Маккарти так пристально на нее смотрел, что Изабелла заволновалась, не измазала ли она нос сажей, с трудом подавив желание вытереть лицо.

– Нет, – улыбнулась она, чтобы скрыть смущение. – Мы переехали из Лондона. И не слишком-то приспособлены к здешней жизни. Не умеем, например, правильно разводить огонь. Вот мистер Гранджер и помогает нам разобраться, что к чему.

– Да чего там, я просто налаживаю эту старую плиту, – смутился мистер Гранджер. – Хозяйка хочет ее затопить. Я слыхал, послезавтра ударят морозы. А в доме сквозняки гуляют. Они тут вконец закоченеют.

– Плитой уже много лет никто не пользовался. – В голосе Мэтта Маккарти явно слышалась некая безапелляционность.

– Однако непохоже, чтобы с ней было что-то не так.

– А вы керосин туда не забыли залить?

– Керосин? – удивилась Изабелла.

– Керосин, – повторил Мэтт Маккарти. – Топливо.

– А разве нужен керосин?

– Надо же, да вы, оказывается, не заправили нашу старушку! – рассмеялся мистер Гранджер. – Ну вы даете! Интересно, а как, по-вашему, она работает? От Святого Духа?

– Не знаю. У меня никогда раньше такой не было. Может, ее надо топить дровами? Углем? Я как-то и не задумывалась, – призналась Изабелла.

Мистер Гранджер по-свойски похлопал Изабеллу по спине, заставив ее попятиться.

– Придется заказать немного керосину. Лучше всего в «Криттенденс». Скажете им, что это срочно. И через день-два они вас заправят. Остальные промурыжат целую неделю.

– А что именно я должна заправить? – поинтересовалась Изабелла, надеясь, что изъясняется достаточно ясно.

– Бак. – И тут Мэтт Маккарти впервые по-настоящему улыбнулся. Хотя открытой его улыбку можно было назвать только с большой натяжкой, что не ускользнуло от внимания Изабеллы. Затем он добавил, уже более дружелюбно: – Бак находится за амбаром. Вам не мешало бы попросить мужа проверить, нет ли там дыр, уж больно он ржавый.

– Спасибо, – сухо ответила она. – Но наша семья – это мы трое.

– Негоже женщине с детьми сидеть без горячей воды. Неправильно. Хорошо хоть камин затопили, и то ладно. – Мистер Гранджер вытер руки и надел шляпу, собираясь уходить.

– Я вам очень признательна. – Изабелла полезла в сумочку за кошельком.

– Бросьте, не думайте об этих глупостях. Увидимся в конце недели, когда вы малость пообвыкнете, – сказал мистер Гранджер. – Я буду в ваших краях, ну и загляну в пятницу утром. Проверю, как вы справляетесь. И привезу вам прицеп дров, если, конечно, сумею проехать с ним по вашему проселку. Чем сильнее вы протопите дом, тем лучше для вас. Его явно не мешает маленько просушить. – Он махнул рукой в сторону видневшихся из окна деревьев. – Сдается мне, в следующем году у вас все будет тип-топ, а? Мэтт. – Кивнув Мэтту, он в сопровождении Китти и Тьерри прошествовал вверх по ступенькам.

И не успел он уйти, как на кухне стало неестественно тихо. Изабелле вдруг сделалось стыдно за весь этот развал, за свой взъерошенный вид. В последнее время она вообще ощущала неловкость в обществе мужчин. Словно со смертью Лорана лишилась верхнего слоя кожи.

– Значит, мы соседи, – произнесла она, пытаясь взять себя в руки. – А вы, наверное, живете в том доме, мимо которого мы давеча проезжали. Может, чашечку чая? Я бы предложила вам чего-нибудь покрепче, но, боюсь, мы еще не успели ничем запастись. – (Мэтт покачал головой.) – У нас здесь настоящий бедлам. – Она говорила чересчур быстро, впрочем, как всегда в присутствии слишком самоуверенных людей. – Придется все налаживать мало-помалу. Как вы, наверное, успели заметить, наша семья не самая практичная… Не сомневаюсь, мне еще многому придется учиться. – Изабелла убрала с лица длинную прядь волос. Она явственно слышала нотки отчаяния в своем голосе.

Мэтт окинул ее тяжелым взглядом.

– Не сомневаюсь, у вас все будет хорошо, – сказал он.

Лора только-только закончила разбирать холодильник в гараже. Она вытерла руки о джинсы и подошла к минивэну мужа. Мэтт вылез из машины и с ходу поцеловал жену в губы, немало ее этим удивив.

– Привет, – сказала она. – Удачный день, да?

– Не совсем, – ответил он. – Но дела потихоньку налаживаются.

Боже, до чего же приятно было снова видеть его улыбку! Лора схватила мужа за ремень и притянула к себе:

– Может, мне удастся еще больше улучшить твое настроение. Бифштексом на ужин. С моим фирменным перечным соусом.

Он ответил довольным урчанием, буквально опалив ей шею горячим дыханием.

Затем он закрыл дверь минивэна, обнял жену за плечи и прошел вместе с ней к задней двери. Она прижала ладонью лежавшую на ее ключице руку мужа, чтобы продлить сладостное мгновение.

– Тебе пришло два чека за работы у Пинкертона. Я их обналичила. Кстати, а ты слышал эту странную музыку? Энтони решил, что лисица попала в капкан.

– Слышал. На самом деле я наведался к нашим новым соседям.

От неожиданности Лора наступила на хвост их старому псу, он обиженно заскулил.

– Ой, Берни… Неужели ты туда ходил?

– Решил, не будет особого вреда, если я скажу им привет. Как-никак мы все же соседи.

Она ждала привычной колкости, горького изгиба губ. Но, слава богу, обошлось. Даже упоминание о большом доме не вызвало привычного раздражения. Господи, пусть все образуется, мысленно взмолилась Лора. Пусть он примирится с тем, что случилось. Пусть к нему снова вернется его жизнерадостность.

– И очень правильно сделал. Попробую заскочить к ним на этой неделе. – Она улыбнулась с напускной безмятежностью. – Вот что я скажу тебе, Мэтт Маккарти. Как приятно видеть тебя снова улыбающимся. Правда приятно.

Мэтт остановился и поцеловал жену в кончик носа. Губы у него были холодные.

– Я много думал, – сказал он.

6

Немногие представительницы ее поколения могли похвастаться тем, что вышли замуж именно за того мужчину, которого впервые полюбили, но, как только Изабелла Хейден увидела Лорана Антуана Деланси, она поняла, что встретила своего суженого. Это открытие, посетившее ее во время исполнения «Романса для скрипки с оркестром» Бруха, стало для Изабеллы полной неожиданностью: она не испытывала особого сердечного влечения к бледным занудным юнцам, окружавшим ее в музыкальном колледже. Она даже решила, что, быть может, вообще не станет связывать себя брачными узами, поскольку замужество будет отвлекать от музыки. Но, продираясь через соло, она вдруг вспомнила о серьезном взъерошенном мужчине, с которым накануне вечером ужинала не в кафе, а в самом настоящем ресторане в Ле-Але. Он сказал ей, что его никогда так не трогала музыка, как та, что она исполняла для прохожих перед метро на улице Клинанкур, и она поняла: мифический Тот Единственный, о котором болтали подружки, возможно, действительно существует, и появиться он может нежданно-негаданно.

Естественно, на их пути стояли препятствия, ведь ни одна хорошая история любви без них не обходится: его бывшая жена, неврастеничная актриса, с которой он так до конца и не развелся; ее родители, категорически возражавшие против скоропалительного брака – ведь в свои двадцать лет она была слишком неопытной, слишком импульсивной, – так же как и учителя музыки, опасавшиеся, что домашняя рутина загубит ее талант. Даже викарий сказал, что двенадцатилетняя разница в возрасте и культурная пропасть между французами и англичанами – викарий явно намекал на потенциальных любовниц – может привести к крушению их брака.

Однако Лоран ответил на все наветы недоброжелателей типичным для французов пожатием плеч и еще более бурным приливом страсти к юной девушке с длинными спутанными волосами, при этом Изабелла, в отличие от многих своих сверстниц, обнаружила, что замужество совершенно необязательно ведет к разочарованию, циничному взгляду на вещи и непременным компромиссам. Лоран любил ее. Он любил ее и тогда, когда она засыпала во время завтрака, потому что накануне всю ночь отрабатывала заключительные такты какой-нибудь сонаты. Он любил ее и тогда, когда приготовленная ею еда в очередной раз оказывалась подгоревшей и безвкусной. Он любил ее и тогда, когда во время прогулок по Примроуз-Хилл она мучила его исполнением отрывков из музыкальных произведений. Он любил ее и тогда, когда она будила его в три утра, чтобы снова почувствовать вкус родных губ и тяжесть родного тела. Он купил ей Гварнери, положил скрипку на подушку в номере отеля, где они занимались любовью в один из уик-эндов; от потрясения у нее перехватило дыхание, а он смеялся. Он любил ее.

Обнаружив после медового месяца, что беременна, она испугалась, поскольку не была уверена в своей готовности позволить новому члену их семьи разрушить любовную идиллию. Однако Лоран признался, что всегда хотел иметь детей, даже в первом браке, и она в знак своей безграничной любви решила сделать ему этот подарок.

Беременность протекала легко, а после рождения Китти она почувствовала такую невероятную нежность, что твердо решила всецело посвятить себя материнству. Ведь материнская любовь – именно то, в чем нуждается ее ребенок. Но как мать она оказалась абсолютно беспомощной: ей не удавалось постичь суть загадочного «режима», о котором твердила патронажная сестра, она не справлялась с горой грязных распашонок и, в отличие от других матерей, не умела отвлечь ребенка погремушкой. Именно тогда они с Лораном впервые поссорились. Она пребывала в постоянном раздражении, считала себя мученицей, пожертвовавшей всем ради семьи, и винила в этом Лорана.

– Знаешь, а теперь я хочу получить обратно свою жену, – сказал он ей как-то вечером с типично парижским высокомерием, когда она предъявила ему претензии по поводу невымытой посуды, ну и вообще – того, что у нее связаны руки, что она устала и утратила интерес к сексу.

Она швырнула ему в голову радионяню. А на следующее утро, обнаружив отколотый кусок штукатурки, поняла: так больше продолжаться не может.

Лоран ее поддержал:

– Если тебе не прожить без этой твоей музыки, ну ладно, я не против. Ведь именно музыка нас в свое время свела.

И когда она окончательно убедилась, что он говорит серьезно и на нее не в претензии, они нашли Мэри. И, утешившись тем, что так будет лучше для всех, Изабелла передала Мэри с рук на руки свою красавицу-дочку.

А кроме того, Китти оказалась чудесным ребенком. Если бы Китти не любила Мэри, если бы скучала по мамочке, разве она была бы такой улыбчивой? Такой спокойной? Что ж, за все приходится платить. Это главный урок, который Изабелла извлекла из опыта материнства. И ей приходилось глотать обиду, что Китти, ударившись, бежит к Мэри, а не к матери, даже если та стоит рядом, и что Китти делится с отцом своими тайнами и именно с ним обсуждает школьные мероприятия, на которых она, Изабелла, как всегда, отсутствовала. Приходилось испытывать чувство вины, когда она уезжала за тридевять земель на гастроли, оставляя дома больного ребенка, или когда обнаруживала в чемодане жалобные записки: «Мамочка! Я люблю тебя. Я скучаю без тебя». Она тоже скучала по своей семье, и ее терзали муки совести. Но Лоран с Мэри безропотно предоставляли ей возможность быть собой и заниматься любимым делом. И чем старше она становилась, тем отчетливее понимала, что она одна из тех редких счастливиц, которых, в отличие от других женщин, замужество и материнство не лишили возможности творить, а самое главное, не лишили предмета их страстной любви.

Конечно, не всегда было просто. Лорану по-прежнему нравилась ее импульсивность, он прощал ее дикие выходки – когда она неожиданно забирала детей из школы, чтобы покататься с ними на воздушном шаре, или когда била тарелки, потому что ей не нравился цвет, но при этом забывала купить новые. Но у него непременно портилось настроение, если он чувствовал, что перестал полностью занимать ее мысли. И она научилась распознавать первые признаки опасности, как только он начинал говорить, что она слишком увлечена своей дурацкой музыкой, и раздраженно заявлял, что не прочь иногда видеть рядом свою жену. Он всегда догадывался, что она не слушает его, а мысленно репетирует, даже если она и притворялась, будто ей интересны рассказы о том, чем занималась сегодня Китти. Ей хватало ума не отказывать ему в том, в чем он нуждался, а также время от времени вставлять в разговор вопросы относительно его работы в инвестиционном банке, хотя она вообще в этом не разбиралась. Работа Лорана оставалась для нее тайной за семью печатями. Она определенно знала только одно: Лоран зарабатывает достаточно, чтобы оплачивать все ее прихоти и иногда вывозить их отдыхать, если ей удавалось на время забыть о своей скрипке и целиком посвятить себя семье.

Кризис грянул, когда она обнаружила, что снова беременна. Через шесть лет после рождения Китти она ошеломленно смотрела на синюю точку и не верила своим глазам, поскольку совершенно не ожидала ее увидеть и безумно испугалась того, что ждет ее впереди. Нет, она сейчас никак не могла позволить себе завести второго ребенка: она только что получила место первой скрипки в Лондонском симфоническом оркестре, а на весну были запланированы гастроли в Вене и во Флоренции. И вообще, она доказала свою полную неспособность ухаживать за детьми, даже за очень послушными вроде Китти.

И она начала подумывать о том, чтобы скрыть свою беременность от Лорана.

Он отреагировал именно так, как она и ожидала: сперва с восторгом, затем с ужасом – когда узнал о том, что она собирается сделать.

– Но почему?! – возмутился он. – Мы с Мэри избавили тебя от всех забот. А у Китти будет братик или сестричка, она ведь столько раз нас об этом просила.

– Лоран, мы же договорились, – сказала она. – Больше никаких детей. Мне просто не справиться с двумя.

– Тебе даже с одной не пришлось справляться, – отрезал он. – И я отнесся с пониманием. Но ты не можешь лишить меня – лишить нас – этого ребенка, потому что беременность, видишь ли, не предусмотрена в твоем графике гастролей.

И она поняла по его лицу, что спорить бесполезно. Ведь он просил ее о такой малости.

Она никому не призналась в посещавших ее черных мыслях, когда с трудом преодолевала очередной этап беременности, а дата родов надвигалась с ужасающей неотвратимостью. Но Лоран оказался прав: как только Тьерри появился на свет, крепко сжав кулачки, словно в знак протеста против того, что был нежеланным ребенком, она инстинктивно полюбила его не менее страстно, чем в свое время Китти. И с облегчением вздохнула, вернувшись через три месяца на работу.

Изабелла обмотала шею шарфом и зашагала по тропинке в сторону леса, приминая сапогами высокую траву. Впервые за последние несколько недель она была совершенно свободна. Два часа назад она проводила детей в школу. Тьерри, увернувшись от ее поцелуя, побрел прочь, школьная форма неловко топорщилась у него на спине; Китти же со свойственной ей решительностью, не оглядываясь, пошла вперед.

Изабелле давно хотелось от всех отдохнуть – Господь свидетель, ей просто необходимо было побыть одной. И тем не менее она вдруг почувствовала, что ей не хватает детей. Без их шумной толкотни и топота дом казался еще более унылым и мрачным; уже через час она поняла: если срочно чего-нибудь не предпримет, то непременно впадет в меланхолию. Ей даже страшно было подумать о том, чтобы начать распаковывать коробки, не говоря уж о таком сизифовом труде, как уборка дома, а потому она решила отправиться на прогулку. Не зря же Мэри в свое время любила говорить, что хорошая прогулка еще никогда и никому не повредила.

Итак, Изабелла решила срезать путь через лес и пройтись до местного магазина, чтобы была хоть какая-то цель. Купить молока и чего-нибудь попроще на ужин. Она приготовит тушеное мясо, а может, жаркое и накормит после школы детей.

Как ни странно, но в лесу воспоминания о Лоране терзали ее не так сильно. Теперь, почти год спустя, она обнаружила, что способна думать об усопшем муже в контексте того, что в свое время любила, а не того, что, увы, потеряла. Когда-то ей говорили, что печаль никуда не денется, просто со временем с ней станет легче смириться.

Засунув руки в карманы, Изабелла вдыхала запах молодой зелени, рассматривала побеги луковичных растений под деревьями, пыталась определить места, где когда-то были клумбы. Возможно, я разобью сад в память о муже, думала она. Хотя это вряд ли. Копать, рыхлить, обрезать – все это не для ее нежных рук. Садоводство находилось в списке запрещенных для музыкантов вещей.

Она дошла до лесной опушки, оставив озеро слева, и попыталась найти брешь в стене. Отыскала проход и нырнула в него. За оградой природа оказалась еще более дикой, чем возле дома. Она инстинктивно обернулась посмотреть на дом: его темно-красные стены и беспорядочно расположенные окна ответили ей неприветливым, холодным взглядом. Нет, это еще не ее. Еще не родной дом.

Ты не должна так думать, мысленно одернула она себя. Он станет нашим домом, если мы сделаем его таковым. Теперь у них уже была горячая вода, правда за немыслимую цену, а в некоторых комнатах – тепло со слабым металлическим запахом. Водопроводчик сказал, что батареи нужно стравить, но Изабелла была обескуражена его покровительственным тоном, а потому не решилась уточнить, что он имеет в виду. Из-за огромной трещины в чугунной ванне мыться им приходилось в жестяной ванне, и Китти каждое утро горько сетовала на это.

Изабелла остановилась, чтобы рассмотреть поближе гигантский древесный гриб, оккупировавший полусгнивший пень, затем подняла глаза на хмурое небо, просвечивающее сквозь ветви деревьев. Воздух был перенасыщен влагой, и Изабелла прикрыла рот шарфом, а затем резко выдохнула, чтобы почувствовать ласкающую кожу теплую струю воздуха. Земля под ногами пахла мхом, мокрым деревом и лесной подстилкой, что резко контрастировало с въевшимся в стены Испанского дома запахом сырости, заставляющим ее ломать голову над тем, какие именно процессы гниения и распада происходят внутри.

Где-то хрустнула сухая ветка, и Изабелла замерла. В ее воображении типичной городской жительницы мгновенно возник образ маньяка-лесоруба с топором в руках. Затаив дыхание, она осторожно направилась в сторону источника звука.

Буквально в двадцати футах от себя она увидела огромного самца оленя. Тот пристально глядел на нее, вскинув увенчанную ветвистыми рогами голову, а затем пару раз моргнул, выпустив из ноздрей тонкие струйки пара.

Изабеллу настолько зачаровало это зрелище, что она даже не успела испугаться. Она смотрела на оленя во все глаза, не переставая удивляться, как в их плотно застроенной, перенаселенной маленькой стране еще могли сохраниться островки дикой природы, где водятся столь прекрасные животные. Она даже тихо ойкнула, и звук этот разрушил чары. Олень в два прыжка достиг поля.

Изабелла посмотрела ему вслед. И невольно вспомнила отрывок из Симфонии № 3 Диттерса фон Диттерсдорфа «Превращение Актеона в оленя». Животное замедлило бег и остановилось, настороженно поводя головой, а у Изабеллы тем временем в голове фанфарами звучали вступительные арпеджио, символизирующие юного охотника, вкрадчивое адажио для флейты, передающее журчание ручейка и шепот ветра.

Неожиданно тишину разорвал звук выстрела. Олень рванул с места, увязая копытами в раскисшей земле. Прозвучал еще один выстрел, и Изабелла, спрятавшаяся было за дерево, выскочила на поле и кинулась за оленем, судорожно пытаясь понять, откуда ведется стрельба.

– Прекратите! – крикнула она, шарф сполз у нее со рта. – Эй, вы, там! Прекратите стрелять! – У Изабеллы застучало в висках. Она кинулась бежать, но земля комьями липла к ногам. – Прекратите! – завизжала она в надежде, что невидимый охотник ее услышит.

Изабелла попыталась носком одного сапога стряхнуть грязь с подошвы другого. Олень, похоже, благополучно скрылся, но она ждала очередного выстрела, и сердце продолжало неистово колотиться.

И вот тогда она увидела мужчину, который, не обращая внимания на грязь, размашисто шагал в ее сторону через поле. Увидела ружье, которое мужчина держал в согнутой руке дулом вниз.

Изабелла развязала шарф, чтобы не мешал говорить.

– Что, скажите на милость, вы тут творите?! – От перенесенного шока она практически перешла на крик.

Мужчина, явно рассерженный ее вмешательством, замедлил шаг. Он выглядел ненамного старше Изабеллы, но был гораздо выше ее ростом. А еще коротко стриженные темные волосы и обветренное лицо человека, привыкшего проводить время на свежем воздухе.

– Стреляю. А что, по-вашему, я тут делаю? – Он явно не ожидал встречи с ней.

Изабелле наконец удалось высвободить ноги из жидкой грязи, но в крови у нее по-прежнему бурлил адреналин.

– Как вы смеете? Вы что, браконьер?

– Браконьер? Ха!

– Я вызову полицию.

– И что, интересно, вы им скажете? Что я пытался отогнать оленя от всходов зерновых?

– Скажу, что вы охотились на моей земле.

– Это не ваша земля. – В его речи слышалась легкая картавость.

– С чего вы взяли?

– Земля принадлежит Мэтту Маккарти. Отсюда до тех деревьев. И у меня есть разрешение делать здесь все, что угодно.

Изабелле показалось, что при этих словах он бросил многозначительный взгляд на ружье.

– Вы что, мне угрожаете? – спросила она.

Он поднял на нее удивленные глаза:

– Угрожаю вам?

– Я категорически против любого оружия рядом с моим домом.

– У меня и в мыслях не было направлять ружье на ваш дом.

– Мой сын ходит по этой тропинке. Вы могли его ранить.

Мужчина удивленно открыл рот, покачал головой, развернулся и, сгорбившись, пошел назад через поле. Изабелле с трудом удалось расслышать его прощальные слова:

– Тогда вам придется научить его не нарушать границ чужой собственности.

Пока она смотрела ему вслед, ей неожиданно вспомнилась последняя часть симфонии фон Диттерсдорфа. На самом деле олень и был тем самым юным охотником: он превратился в дикое животное, когда, бродя по лесу, увидел то, что не следует видеть, и в результате был растерзан собственными собаками.

Асад проверял куриные яйца, брал несколько штук из одной коробки, чтобы заполнить другую. Органические яйца с ближайшей фермы были отличного качества, хотя и покрыты… органическим веществом, которое не слишком нравилось дамам с особо тонкой душевной организацией. Он отобрал самые неприглядные и уже собрался было пойти отмыть их от пуха и прочего, когда в магазин вошла женщина.

Она на секунду остановилась в дверях, удивленно оглядываясь по сторонам, словно что-то искала. На ней было длинное синее бархатное пальто с измазанным грязью подолом. Фамильное сходство подсказало Асаду, кто она такая.

– Миссис Деланси? Прошу прощения, я только уберу вот это, – сказал он и, поймав ее удивленный взгляд, добавил: – Сюда редко заходят случайные посетители. Вы с вашей дочерью очень похожи.

– О, Китти. Ну конечно, конечно.

– Вы в порядке? – запнувшись, спросил он. – Вы выглядите немного… испуганной.

Она поднесла руку к лицу. Прекрасные бледные руки, отметил про себя Асад. Длинные белые пальцы. Она вся дрожала.

– Скажите… – начала она. – А много ли людей в округе имеют ружья?

– Ружья?

– Мне только что угрожали… Ну, не совсем угрожали… Словом, у меня произошла размолвка с вооруженным человеком на частной, как мне казалось, территории.

– Да уж, тут немудрено испугаться.

– Я испытала легкий стресс. Так как не привыкла наталкиваться на людей с ружьями. По правде говоря, прежде мне вообще не доводилось видеть ружье в такой опасной близости.

– А как он выглядел? – поинтересовался Асад и, получив исчерпывающее описание, сказал: – Похоже на Байрона. Бывшего лесничего мистера Поттисворта. Теперь он выполняет кое-какую работу для Мэтта. Но насколько я знаю, у него помповое ружье.

– Мэтт Маккарти. – Переварив полученную информацию, она, похоже, немного расслабилась.

– Я как раз собирался поставить чайник. Уверен, чашечка горячего сладкого чая прекрасно снимет напряжение. Но сперва позвольте представиться. Меня зовут Асад Сулейман.

Она наградила его печальной, нежной улыбкой, в которой читалась благодарность за приглашение. Что ж, внешность у нее, конечно, не типичная, подумал Асад, но она безусловно очень красивая женщина. И еще у нее потрясающие волосы. Чего нельзя не заметить, поскольку сейчас большинство женщин стригут и красят волосы.

– В таком случае чай наверняка меня успокоит. Но мне даже страшно подумать, что где-то поблизости бродит человек с ружьем. И вообще, все довольно запутанно, – сказала она. – Ведь я точно не знаю, где кончается моя земля и начинаются владения мистера Маккарти.

Дарджилинг. Она похожа на девушку Дарджилинг из аниме. Асад протянул ей чашку чая и задумчиво склонил голову набок:

– Почему вы не попросили вашего поверенного показать вам документы на право собственности?