Джоан Робинсон
Когда здесь была Марни

Глава шестая
«Чопорная дурнушка»

В тот вечер Анна и Многоватик возвращались домой – прилив поднялся особенно высоко.

Небо было персикового цвета, вода – настолько спокойной, что в ней, точно в зеркале, отражалась каждая камышинка, каждая лодочная мачта. Прилив далеко затопил низменные болота. Пока лодка пробивалась против течения, Анна смотрела через борт, созерцая сквозь толщу воды то водоросли, то болотную зелень. Потом они миновали последний поворот, и она по обыкновению подняла голову – поприветствовать Болотный Дом.

Позади него небо уже приобретало зеленовато-желтый оттенок, прямо над каминной трубой висел тоненький месяц. Лодка подходила все ближе… и Анна абсолютно ясно разглядела в верхнем окне девочку. Та терпеливо стояла на месте, ее причесывала женщина, чей силуэт смутно угадывался в глубине комнаты. Лишь девочку было отчетливо видно в темном прямоугольнике окна. Анна даже рассмотрела, как щетка приподнимала ее длинные светлые пряди.

Быстро отвернувшись, она бросила взгляд на Многоватика, но тот ничего не заметил. Он смотрел вперед, на причал, куда собирался пришвартоваться.

Анна бегом припустила домой, но, выскочив из-за угла, остановилась. У ворот стояли и разговаривали миссис Пегг и мамаша Сандры. В оранжевом свете заката их лица приобрели кирпичный оттенок. Миссис Стаббс была крупная женщина с черными блестящими глазами и скрипучим голосом. Анне совсем не хотелось с ней встречаться. Она отступила в тень живой изгороди и стала ждать, пока та уйдет.

– Заглянете к нам сегодня? – спрашивала миссис Стаббс. – Ко мне сестра из Линна приехала, выкройки привезла.

– В самом деле? – с живейшим интересом спросила миссис Пегг, но запнулась. Неуверенно добавила: – Но вы же понимаете, у меня девочка…

– Ой, а я и забыла. Она у вас чуточку неуклюжая, верно? Моя Сандра сказала… – Тут она понизила голос, и Анна не расслышала, что же сказала про нее Сандра.

– Ну, не знаю… может быть, – ответила миссис Пегг. – Я, впрочем, в отношения детей вмешиваться не люблю. По мне – ну, не подружились, и бог с ними.

– Моя-то Сандра очень к ней потянулась, – продолжала миссис Стаббс. – Лучшее платьице надела, вы только подумайте, и новенькую нижнюю юбочку! А потом и говорит мне: «Мама, я такой чопорной дурнушки в жизни не видела!»

– Ладно, ладно, – мягко перебила миссис Пегг, поворачиваясь к воротам. – Только не пересказывайте мне, что она там наговорила: я и знать не хочу. – И стукнула щеколдой: – Всяко-разно, с нами она сущее золотко! – Теперь, оказавшись у себя во дворе, она говорила почти с вызовом: – Наверное, мы с Сэмом и не сможем сегодня. Все равно – спасибо за приглашение!

– Ну, как вам угодно, – сказала миссис Стаббс. – Завтра-то вечером в «Бинго» придете?

– Вот и договорились. Увидимся завтра в «Бинго».

И миссис Пегг ушла в дом.

Анна дождалась, пока миссис Стаббс удалилась, и проскользнула с заднего крыльца. Миссис Пегг готовила ужин, доставала из буфета масло и хлеб. Она выглядела немного запыхавшейся, даже волосы растрепались. С Анной, однако, она поздоровалась как обычно.

– Вот и ты, милая! Садись скорее, чай как раз закипел… – И оглянулась на Сэма: тот отложил газету, пододвинул кресло к столу. – Что сегодня по телевизору?

Сэм удивленно посмотрел на нее:

– А ты разве на угол сегодня не идешь? К миссис Стаббс сестра вроде приехала…

Миссис Пегг покачала головой:

– Нет, сегодня не пойду. Это дело подождать может. – Она покосилась на Анну, потом сказала: – Знаешь, деточка… следующий раз, как увидишь миссис Стаббс или маленькую Сандру, ты уж будь с ними чуточку поприветливее, хорошо?

Анна ляпнула:

– Вы ведь из-за меня идти не хотите?

– Конечно же нет, с чего ты взяла? – изобразила удивление миссис Пегг. – Я просто на тот случай, если вдруг они тебя пригласят… вот и говорю: ты уж с ними подружелюбнее. Надо же тебе выбираться куда-то!

– Мне и тут хорошо, – пробормотала Анна.

Но миссис Пегг ее не услышала: она вновь пыталась выяснить у Сэма, что будет по телевизору.

– Бокс передают, – ответил он немного виновато. – Тебе вряд ли понравится.

– Да ладно, – сказала миссис Пегг. – Сегодня поинтересуюсь для разнообразия. Посмотрим с тобой вдвоем.

– Свежо предание! – Сэм повернулся подмигнуть Анне. – Не будет она бокс смотреть, и все тут!

Но Анны уже не было в комнате.

Она сидела наверху, на краешке постели, ненавидя себя и весь мир. Это по ее вине миссис Пегг не идет сегодня к Стаббсам. Сандра, жирный поросенок, обозвала ее чопорной дурнушкой. Миссис Пегг, добрая миссис Пегг, не захотела ее слушать, сказала, что Анна золотко… и все равно в гости из-за нее не идет, глупость какая… А она сама – всех глупее… И Сэм, с его боксом дурацким… А уж эта миссис Стаббс!.. Слов нет!.. Нет, надо было миссис Пегг в гости пойти, тогда Анна не мучилась бы чувством вины. Она смотрела на вышивку в рамочке – и даже ее ненавидела. «Все испытывайте, хорошего держитесь». А где оно, это хорошее, кто его вообще видел? Его якорь изображает, что ли? Таскать с собой якорь день-деньской… даже если бы он вправду был… выглядеть дура дурой…

Она повернула рамку лицевой стороной к стене и подошла к окну. Опустилась на колени и стала смотреть на поля, розовевшие в свете заката. Беспомощные слезы прокладывали по щекам горячие дорожки. Все было плохо. И сама Анна – всех хуже.

На миг ей почти захотелось домой, в Лондон. Однако потом вспомнились все несчастья последнего школьного года, особенно перед поездкой. Нет уж! Здесь было все-таки лучше!

Так она и сидела, прислушиваясь к уже знакомым звукам деревни. Голоса в полях, далекое пыхтение трактора… рев последнего барнэмского автобуса на спуске с холма. Когда на прибрежной дороге вновь воцарилось спокойствие, стали слышны птичьи крики над болотами и всякие постукивания и шорохи, источника которых она еще не нашла. Поздними вечерами тишина накрывала деревню, как одеяло. Собака залает – из конца в конец слышно.

Слезы постепенно высохли на щеках. Поля затягивала темнота, становилось все тише. Анна постепенно забыла о том, что миссис Пегг не пошла в гости, и вместо этого начала думать о девочке, замеченной в окне Болотного Дома. Почему ей волосы расчесывали? Спать ложиться было вроде рановато. И надето на ней было что-то легкое, летнее, уж точно не ночная рубашка. И малышкой девочка не выглядела, – скорее, примерно ровесницей Анне…

Неожиданная мысль потрясла ее: а что, если девочку собирали на вечеринку? Да, так, должно быть, и есть! Она небось стояла у окна в нижней юбке, ей укладывали волосы, а рядом на постели лежало нарядное белое платье… и на полу – изящные серебристые туфельки…

Теперь, в сумерках, она наверняка как раз спускается по той лестнице в зал. Всюду яркие огни, все танцуют…

Сидя с поджатыми ногами у окна, Анна снова принялась грезить наяву, представляя все воочию, – но не так, словно сама там находилась, она скорее наблюдала сквозь окно, стоя на дорожке у дома. В узкое окно возле двери было видно мелькание нарядных платьев, лица угадывались хуже, только было заметно – гости весело смеялись. А потом они повернулись и стали смотреть в одну сторону. Туда, где, осторожно переступая серебряными туфельками, спускалась по лестнице белокурая девочка.

Анну словно унесло прочь от Болотного Дома: теперь она стояла у края болот, на другом берегу залива, глядя на золотые дорожки, тянувшиеся по воде от ярко светившихся окон. Обрывками долетала музыка, мешаясь со вздохами ветра в тростниках…

Воображаемая картина была такой живой и яркой, что Анна чувствовала ее истинность. Наверняка все именно так и происходило. Поднявшись, девочка закрыла окно. Ноги затекли от долгого сидения. Дрожа от холода и в какой-то мере от возбуждения, она, хромая, пересекла комнату, спустилась вниз. Выскальзывая наружу, услышала с кухни приглушенный звук телевизора: передавали боксерский поединок. И как эти взрослые умудряются посвящать целый вечер подобной скучище?..

Анна поспешила на берег залива. Она бежала босиком, напряженно ожидая услышать звуки музыки, высматривая огни в окнах: теперь, в сумраке, их будет отчетливо видно через залив…

Свернув за угол, она остановилась как вкопанная.

Впереди все было темно. И залив, и деревенские домики на берегу, и причал. А там, где стоял Болотный Дом, виднелись лишь черные силуэты деревьев. Нигде ни огонька. Лишь вдали вспыхивал и пропадал луч плавучего маяка, каждые полминуты чертя в небе дугу. И музыки не было. Только вода плескалась о лодочные борта, да время от времени такелаж хлопал по мачтам…

Некоторое время Анна стояла в полной растерянности. Потом откуда-то с болот донесся жутковатый, полоумный крик чибиса. Девочка развернулась и со всех ног убежала домой.

Глава седьмая
«…и жирная свинушка»

«Что за глупости», – размышляла Анна на следующее утро. Мало того что она до смерти расстроилась из-за реальных вещей, она пыталась вызвать к жизни вещи воображаемые. А это не срабатывало никогда.

Спускаясь к завтраку, она исполнилась решимости как-то восполнить для миссис Пегг пропущенный поход в гости, чем-то помочь.

– Может, я посуду помою? – опасливо спросила она, подходя к кухонной раковине после еды.

– Господи, утеночек, да о чем ты? Очень мило с твоей стороны, но мне это один миг… – Миссис Пегг казалась растроганной и слегка удивленной. – А знаешь, если ты не прочь, в самом деле можешь кое-что для меня сделать! Пойдешь на болота, собери для меня морской спаржи, хорошо? А по пути обратно, может, еще заглянешь к мисс Мандерс, вдруг у нее найдутся ненужные баночки для варенья. Сэм так любит морскую спаржу, если замариновать…

Растение называлось критмум, или морской укроп, или морская спаржа, – в общем, Анна поняла, что за трава имелась в виду. Запасшись большим черным пластиковым мешком, она отправилась на залив.

Стоял один из тех пасмурных, жемчужно-серых безветренных дней, когда море и небо сливаются в единое целое и все как бы смягчается, становясь задумчивым и печальным. Сэм обмолвился за завтраком, что его ревматизм совсем расходился, – «будто черти клещами хватают», – но Анне такая погода как раз нравилась больше всякой другой. Очень уж подходила под ее внутренний настрой.

Стоял отлив. Девочка вброд перебралась на ту сторону, даже не оглянувшись на особняк. Над болотами висело лиловатое марево: это цвел кермек, или морская лаванда. Не собрать ли и его немного, когда будет покончено с морской спаржей?

Часа два Анна бродила по сырым луговинам, перепрыгивая ручьи, наступая то на упругие кочки, то в черную грязь; лишь буровато-серые птицы окликали ее издали: «Жаль, жаль меня!» Морская спаржа была зеленой и сочной, правда Анна не находила в ней особого вкуса – соль, да и все. Набив полный мешок, она решила отложить морскую лаванду на другой раз – и направилась к почте.

Мисс Мандерс посмотрела на девочку поверх очков, выдала дежурную улыбку и приготовилась слушать. Анна передала ей просьбу миссис Пегг, заметив в то же время, как следом за ней в отделение вошел кто-то еще. Скосила глаза и обнаружила, что это Сандра и с ней еще какая-то девочка.

– Миссис Пегг сказала, у вас могут найтись баночки для варенья, и, если можно, еще уксуса немножко, – докончила она, остро чувствуя, что обе девочки на нее смотрят, а Сандра еще и шепчет что-то подружке.

Та, помладше возрастом, вдруг звонко расхохоталась. За спиной Анны поднялось шушуканье, потом возня.

Когда мисс Мандерс ушла за баночками, Анна оглянулась, постаравшись выглядеть по возможности дружелюбнее. Как она ни старалась, взгляда Сандры перехватить не удалось: та все время держалась к Анне спиной, притворяясь, будто разглядывает открытки на стойке, и приглушенным голосом разговаривала со спутницей. Та снова расхохоталась – и оглянулась на Анну через плечо. Сандра же уставилась на ящик пустых бутылочек из-под имбирного пива и преувеличенно громко произнесла:

– А если у вас еще ненужные бутылки есть, налейте в них пива, будьте так добры!

Тут рассмеялись уже обе. Анна почувствовала себя очень неловко, но решимость поймать взгляд Сандры не покидала ее. Она даже шагнула вперед, собираясь поздороваться, но в это время вернулась мисс Мандерс.

– Скажешь миссис Пегг, что баночки у меня есть, но придется заглянуть за ними попозже, – сообщила она Анне. – Вечно они оказываются где-то там, в глубине.

– Спасибо большое, – поблагодарила Анна и направилась было к двери, но вспомнила про уксус.

Пришлось вернуться, занять позицию за спинами девочек и ждать, пока мисс Мандерс выдаст им по вафельному рожку с мороженым. Потом зазвонил телефон; мисс Мандерс, решив, что Анна всего лишь поджидает подружек, закрыла кассу и пошла отвечать на звонок. Тут Сандра и повернулась к Анне лицом.

– Что ты за мной всюду таскаешься? – требовательно спросила она.

– Я не таскаюсь…

– Еще как таскаешься! Правда ведь?

Вторая девочка кивнула, аккуратно облизывая мороженое. Сандра высунула язык, продолжая глядеть прямо на Анну, потом, не отводя взгляда, подняла мороженое и провела им по языку, слева и справа.

Анна тоже не отводила взгляда, с удовольствием подмечая, что мороженое внизу рожка подтаяло и вот-вот закапает Сандре передок платья.

– Я лишь поздороваться собиралась, – начала она холодно, но Сандра перебила:

– Ну давай, давай! Обзывайся!

– В смысле как – обзывайся?

– А как хочешь! Мне все равно! Я-то уж знаю, как ты сама выглядишь!

Она отвернулась и, хихикая, стала шептать что-то подружке. Подтаявшее мороженое шлепнулось ей на платье и потекло вниз.

Анна смотрела на нее с презрением.

– Толстая свинушка, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.

Сандра загородила ей дорогу. Она только сейчас заметила потек на своем платье и яростно счищала его.

– А я тебе вот что скажу! – брызгая слюной, закричала она. – Ты сама еще хуже! Ты сверху донизу сама вся такая! Вот!..

В полном изумлении Анна покинула почту, начисто забыв про уксус. Она притворилась, будто не услышала, но на самом деле Сандра успешно нанесла ей удар ниже пояса. «Сверху донизу сама вся такая», – сказала она. А какой Анна на самом деле была?

Анна сердито шла по улице, срывая маки вдоль дороги и сминая в руке, так что раздавленные лепестки пачкали ей пальцы. Она слишком хорошо знала, что представляет собой на самом деле. Она была уродина со скверным характером, глупая, неблагодарная… и грубиянка в придачу. Поэтому ее никто и не любил. Но чтобы Сандра вот так заявляла об этом!..

Нет ей никакого прощения и не будет…

Оставив мешок с критмумом за сараем, она мрачно отправилась обедать.

Миссис Пегг еще не успела прослышать о ее столкновении с Сандрой, но, конечно, очень скоро узнает. Уж миссис Стаббс о том позаботится. Обязательно доложит ей, что Анна обозвала ее доченьку толстой свинушкой, – и это после того, как миссис Пегг так просила ее казаться дружелюбней!

Анна заранее готовилась к тому моменту, когда миссис Пегг обо всем узнает. Она сидела с угрюмым видом и односложно отвечала на неизменно доброжелательные вопросы.

– Не возражаешь пообедать, милая?

– Ничуть.

– Я сегодня печеночки приготовила. Любишь печенку?

– Вполне.

– Что с тобой, утеночек? Утром не с той ноги встала?

– Нет.

– Ну, стало быть, все в порядке. Тебе бекончику положить? С лучком?

– Да.

Миссис Пегг склонилась к ней, держа в руке сковородку.

– Вообще-то, – с легким раздражением сказала она, – от «спасибо» ни у кого еще мозоль на языке не выскочила.

– Спасибо, – произнесла Анна.

– Вот и умница. Садись и кушай на здоровье. Может, настроение и улучшится.

Анна молча покончила с едой, потом встала и хотела уйти. Когда она проходила мимо Сэма, по обыкновению сидевшего в кресле, он вытянул руку и остановил ее:

– Что с тобой, колокольчик?

– Ничего.

Она изо всех сил делала вид, будто не замечает вытянутой руки. При всем том, что ей вдруг отчаянно захотелось плюхнуться подле него на пол и все как есть ему вывалить. Но вряд ли она сумела бы проделать это без слез, а самая мысль о слезах привела ее в ужас. И потом, ее обязательно не так поймут. С миссис Престон всегда так и бывало. Тетка была неизменно очень добра, но она так обо всем беспокоилась! Вот бы нашелся кто-нибудь, с кем можно было бы поплакать вовсе безо всякой причины… ну, почти без причины. Что поделаешь, в этом смысле против нее словно весь мир сговорился. Давным-давно – дома – тоже было не лучше. Подробностей она уже не помнила, лишь смутную картину: вот она, захлебываясь слезами, бежит через обширную асфальтированную игровую площадку… И большая-пребольшая женщина тянется к ней, в изумлении восклицая: «Анна! Анна! Ну что же это такое, почему ты снова ревешь?» Так, будто ее детское горе было сущим оскорблением для всеобщей радости и веселья, царившего вокруг.

Все это пронеслось в голове у Анны, когда она миновала кресло Сэма и отправилась в буфетную – положить тарелку в раковину. Плакать нельзя. Ни по какому поводу. И уж распоследней глупостью было бы сознаться, что она обозвала Сандру толстой свинушкой – и сама же расстроилась. Или загрустила оттого, что Сандра объявила ее «с головы до пяток такой», или как там она выразилась… Нет, на самом деле причина была другая. Просто миссис Пегг ее возненавидит, когда все узнает. А значит, нехорошо было до тех пор продолжать пользоваться ее добротой.

Ожесточив сердце, Анна вышла в заднюю дверь и захлопнула ее за собой.

Вода стояла очень низко, на дне залива остался сущий ручеек. Анна посмотрела на причалы и поверх них – на Болотный Дом: вдруг снова покажется девочка, замеченная вчера? Однако все окна были пусты, дом словно спал. Анна почти посуху перешла залив, пересекла заболоченную низменность и выбралась на пляж. Там было совсем безлюдно – только птицы проносились над головой. Анна облюбовала местечко в распадке между песчаными дюнами, устроилась там и остаток жаркого летнего дня ни о чем не думала.

Глава восьмая
Вечер в «Бинго»

Сегодня миссис Пегг шла в «Бинго». Анна и забыла об этом; когда спустя несколько часов она вернулась домой, миссис Пегг успела переодеться в самую нарядную блузку и разыскивала в ящике комода впитывающийся крем под пудру: заветная баночка хранилась ради особых случаев вроде сегодняшнего.

– Я твой чай на пар поставила, чтобы не остыл, – сказала она Анне. – Потом газ выключишь, хорошо? Сэм отправился в «Королевский венец» резаться в домино, так что мы с ним почаевничали пораньше… Где же этот крем, хотела бы я знать? Вместе с баночкой куда-то впитался?.. А! Попался наконец!

Пропажа обнаружилась среди прихваток для горячего, бумажных кульков, чайных салфеток и иных мелочей. Миссис Пегг открыла баночку и принялась торопливо мазать лицо.

– Так, а куда же я туфли задевала? Готова поклясться, я сверху их принесла… Так ты, милая, не забудешь газ выключить? Пойду-ка другие туфли искать…

И она возобновила раскопки.

Вот это было Анне как раз по душе. Никто ею не занимался, не лез. Никто не тратил попусту время, выясняя, какое у нее настроение и почему. И о ее дурном поведении за обедом, кажется, благополучно забыли. Центром вселенной сделались «Бинго» и домино. Таковы были Пегги: они не притворялись, будто забыли, они действительно забывали. Значит, и она имела право от всего отрешиться. От Пеггов, от Стаббсов… вообще от всех. Какое счастье, когда за тобой ежеминутно не присматривают и не трясутся.

Да, но к завтрашнему дню миссис Пегг всяко узнает о ее столкновении с Сандрой.

Когда миссис Пегг, прихрамывая, спустилась в своих выходных туфлях (которые особо ничем не отличались от повседневных, только были тесней), Анна смотрела в окно.

– Ну, пошла я, утеночек, – попрощалась миссис Пегг, подойдя к двери. – Попей чайку, как надумаешь.

Анна лишь обернулась и официально-вежливо произнесла:

– До свидания.

И вот она осталась одна. На буфете тикали часы, на плите тихонько булькала кастрюля. Так называемое чаепитие было на самом деле основательной трапезой: Анну ожидала изрядная порция копченой рыбы с тушеной фасолью, а собственно к чаю – булочка, покрытая липкой глазурью. Анна неторопливо поужинала: ее все не оставляло тихое безразличие. Выключив газ, она помыла тарелки, отправила их в сушилку и вновь вышла из дома.

Уже были сумерки, прилив успел высоко подняться. Он как-то быстро подоспел, пока она ужинала; вода тонким серебристым слоем покрыла причал, оставив у обрыва сухую полоску всего в несколько футов. Возле самого берега покачивалась лодочка, привязанная к столбу; раньше ее там не было, в этом Анна была уверена. Она бы наверняка ее заметила днем – обсохшую во время отлива. Тем более что лодочка была очень славная. Почти новая, цвета полированного ореха.

Анна подошла поближе, заглянула внутрь.

На носу лежал серебристый якорь, белый якорный трос был свернут опрятными кольцами. В уключинах, готовые к плаванию, виднелись весла. Казалось, кто-то только вышел на берег и собирался вскоре вернуться. Анна быстро огляделась: нигде никого. А ведь за последние десять минут никто по дороге не проходил; Анна бы непременно заметила. Ей все больше казалось, будто лодочка кого-то ждала. Ее ведь даже на якорь не поставили, он лежал внутри, да и швартов всего два раза обвели кругом столба… Уж не Анну ли она дожидалась?

Она огляделась еще раз, скинула парусиновые тапочки – и, ни о чем даже не думая, подтянула лодочку поближе, шагнула через борт. От неожиданного движения небрежно захлестнутая веревка распуталась и упала. Анна втянула ее внутрь и взялась за весла. Ей никогда раньше не доводилось грести… Если не считать того раза в Борнмуте, когда мистер Престон дал ей подержаться за весло и заодно внушил золотое правило: никогда не вставать в лодке во весь рост. Тем не менее она чувствовала полную уверенность.

Она осторожно обмакнула в воду сперва одно весло, потом другое. Стала потихоньку делать маленькие гребки – и вот она уже отдалилась от столбика, понемногу продвигаясь вдоль берега.

Почти без какой-либо осознанной мысли она поплыла мимо Болотного Дома.

Вода кругом была невероятно тихой и гладкой. Анна прекратила грести, оперлась на весла и стала смотреть на догоравший закат, от которого остались огнистые полосы над горизонтом.

– Жаль меня! – кричала птичка-песчаник, так, кажется, она называлась. – Жаль, жаль меня!..

Анна встрепенулась: лодка продолжала двигаться, хотя веслами она больше и не работала. Берег по левую руку быстро ускользал прочь, теперь она находилась прямо напротив Болотного Дома. Она заметила свет в окнах нижнего этажа… и поспешно схватилась за весла. Оглянувшись через плечо, обнаружила, что движется прямо туда, где в воду выдавался угол стены. Если не поторопиться, туда-то она и стукнется. Она ударила левым веслом, но лишь шлепнула по воде и едва не свалилась навзничь. В тот же самый момент прямо над ухом послышался голос – детский, девичий, смешливый:

– Эй, на борту! Веревку бросай!