Джо Беверли
Леди, берегитесь!

Глава 7

Когда, уже на рассвете, последние гости покинули Йовил-хаус, Дари объявил родным, что прекращает принимать опиум. Что это означает, Тея прекрасно знала. Хоть он и пытался скрыть страдания при предыдущих попытках избавиться от зависимости (которые не принесли успеха), впереди его ждали новые мучения.

На этот раз Тея не сомневалась, что он выдержит, осталось решить, что взять с собой для безотлагательного отъезда в Сомерсет.

– Я собираюсь сделать это в Брайдсуэлле, – добавил Дари.

– В Брайдсуэлле? – в недоумении выдохнула Тея.

Речь шла о семейном поместье его невесты Мары Сент-Брайд, в Линкольншире, но ведь они еще не поженились.

– Это особое место, – пояснил Дари в ответ на ее удивление и, возможно, осуждение.

– Конечно.

Что еще она могла сказать, хотя расценила это как предательство. Они скоро поженятся с Марой, но пока он ей не принадлежит, его настоящий дом – Лонг-Чарт. Кто станет ухаживать за ним в Брайдсуэлле?

Словно в ответ на ее сомнения, брат добавил:

– Мы с Марой едем вместе – ее семья не против.

Тея улыбнулась, чтобы скрыть душевную боль. Ее реакция была по-детски глупой, но признаваться в том, что она страдает, не хотелось.

Пока все обсуждали подробности, Дари подошел к сестре, уже побледневший и с другими очевидными признаками нехватки обычной дозы.

– Мне необходимо поехать в Брайдсуэлл, Тея.

– Почему?

Он выдавил улыбку.

– Скоро ты приедешь на свадьбу и все увидишь сама, скорее прочувствуешь.

Ей захотелось крикнуть: «Нет, не поеду!» – как капризной девчонке, но вместо этого она обняла брата.

– Я знаю, в этот раз ты победишь.

– Если не сейчас, то никогда. Слава богу, вдруг объявился Канем Кейв! Хотя никогда не думал, что скажу такое.

Отодвинувшись, она посмотрела на него.

– Почему?

– Я думал, что его обрадует мое нездоровье.

Все ее тревоги сошлись воедино.

– Обрадует?

– Недоразумение со школьных времен… Вообще-то нет, но сейчас это неважно. Вне зависимости от того, почему он так поступил, я все равно благодарен ему, поэтому постарался быть любезным с ним.

Любезным? Тея едва удержалась, чтобы не рассмеяться в голос. Она собиралась рассказать Дари о произошедшем, без всяких подробностей, конечно, но он явно думал сейчас о другом. Она поцеловала его в щеку.

– Иди. Мара ждет.

Тея получила в награду улыбку, и его внимание тут же переключилось на любимую, которая завладела его сердцем и душой, и Мара Сент-Брайд ответила ему таким же нежным взглядом.

Возможно, переживания Теи были вызваны вовсе не ревностью, а завистью: она не могла поверить, что можно любить с такой силой, и вообще не была уверена, что ей нужна такая любовь. Зачем страдать, переживать, изводить себя ревностью, испытывать боль от разлук?

Почему-то вспомнился виконт Дариен, их поцелуй.

Она тряхнула головой. Это не имеет никакого отношения к любви!

Лакей объявил, что карета у дверей парадного. Последовала суета прощаний, объятий, добрых пожеланий. Тея подошла обнять будущую невестку и попросила:

– Я знаю, что это излишне, но все же должна сказать: позаботься о нем, Мара.

– Ну конечно, не переживай, – ответила та и тихо добавила: – Может, это пустяк, дорогая, но меня очень беспокоит виконт Дариен.

– Почему? – встревожилась Тея.

– Не знаю. – Внимание Мары было сосредоточено на Дари: он, выходя из комнаты, как раз обернулся в ее сторону. – От него прямо-таки исходит враждебность. И в то же время он оказал такую поддержку Дари. Твой брат сказал, что в школе они конфликтовали, но это все равно не объясняет причину столь странного ощущения.

– Ты чего-то боишься? – спросила Тея, провожая Мару до дверей.

– Не знаю… Герцогиня испытывает к нему глубокую благодарность.

– О боже! – простонала Тея.

Герцогиня Йовил обладала удивительно щедрой душой. Ее щедрость распространялась настолько широко, что для ведения дел в этой сфере ей потребовалась помощь четверых клерков и секретаря. Помоги им господь, если теперь и семейство Кейв станет очередным объектом ее забот.

– Вот именно, – поддержала ее Мара. – В Брайдсуэлле не принято обсуждать какие-то неприглядные дела, поэтому мне казалось, что Кейвы всего лишь обычный источник неприятностей: распутничали, пьянствовали, устраивали кому-нибудь травлю, – но то, что я услышала сегодня… Волосы встают дыбом. Одного из них даже судили за убийство!

– Я знаю.

Дари позвал невесту.

– Я должна идти. Мои тревоги, может, ничего и не значат, но… Будь осторожна, Тея, ради всех нас.

Вместе с Марой и Дари она вышла в розовый рассвет, а потом, посылая им вслед искренние молитвы, махала рукой, пока две кареты не скрылись из виду. Но слова будущей невестки отпечатались у нее в голове.

Предостерегая ее, Мара ничего не знала о том, что произошло, но ее слова заставили Тею шире взглянуть на ситуацию. Станет ли виконт угрозой ее семье? Надо ли об этом рассказать родителям?

Но, увы, они заключили сделку, и мерзкий виконт Дариен свою часть уже выполнил.

– У тебя утомленный вид, дорогая. – Мать обняла ее за плечи. – Пойдем, тебе нужно лечь в постель.

Тея с радостью подчинилась: слишком устала, чтобы принять сейчас какое-либо разумное решение, – и за несколько часов ничего не случится.

– Такая трудная ночь, – сказала герцогиня, входя в дом. – Но такая чудесная. Все прояснилось, и теперь Дари справится со своим недугом, так что весь этот ужас скоро закончится.

– Это потребует от него много сил, – предостерегла Тея.

– Разумеется, но он быстро восстановится. А потом у нас будет свадьба. Может, две? – Поддразнила ее мать. – Может, с Авонфортом?

– Нет!

Ответ прозвучал резче, чем ей хотелось, поэтому не было ничего странного в том, что мать удивленно уставилась на нее. Лорд Авонфорт был их соседом в Сомерсете и последний год настойчиво ухаживал за ней. Его поместье примыкало к Лонг-Чарту, а его сестры были подругами Теи. Она полагала, что в конце концов выйдет за него, но сейчас и думать об этом не могла. Кроме того, ей предстоит объявить о помолвке с другим!

– Если он тебе безразличен, есть и другие, – добродушно произнесла мать. – Но тебе уже двадцать… Признаться, я не обращала на тебя должного внимания эти несколько лет, но теперь готова полностью посвятить себя тебе.

Тея скрылась в своей комнате.

Господи, помоги! Теперь она, а не Дари, станет новым увлечением матери.

Дариен остался в Кейв-хаусе на всю пятницу. Прошедшей ночью, когда вернулся домой, к нему не пришли с вызовом, но легче от этого не стало. Леди Теодосия могла спокойно дождаться окончания бала, а уже потом поведать родным о случившемся.

Если все-таки вызов последует, лучше получить его в приватной обстановке, поэтому он и остался дома. Нужно было обдумать еще одну возникшую проблему. Ночью кто-то выплеснул ему под двери кровь. Он бы и не узнал об этом, если бы не привычка ездить ранним утром верхом, пока большинство представителей высшего света еще спят.

Как обычно, Дариен вышел из дому через заднюю дверь и пешком отправился в конюшни, которые обслуживали его улицу. Когда он появился там несколько недель назад, то обнаружил, что стойла, предназначенные для лошадей их семьи, передали другим, а так как на данный момент у него была всего одна лошадь, он вернул одно стойло и не побеспокоился, чтобы нанять конюха.

Конюхи, работавшие в этой конюшне, не отличались особой приветливостью, но один из них согласился приглядывать за Цербером. Дариен взял себе за правило посещать своего коня дважды в неделю, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и каждый день выезжал на нем.

Верховая прогулка была лучшей частью его дня. Ему нравилось ездить верхом именно утром, он любил это время суток: начинался новый день, вчерашние проблемы и заботы словно смывало начисто, и все становилось возможным.

Это утро было полно какого-то особого очарования, и ничто не могло его испортить, так что после верховой прогулки Дариен возвращался длинной дорогой и подходил к дому с главного фасада.

И вот здесь, на ступенях, он увидел подсохшую лужу крови.

На Ганновер-сквер было тихо, его дом еще спал, и только прислуга за столом на кухне наслаждалась утренним чаем с хлебом и джемом. Пруссоки давно служили в доме, и Дариен не стал менять их на кого-то другого. Эти трое вполне подходили мужчине, у которого не бывает гостей и который не устраивает вечеринок, но не отличались разговорчивостью.

– Там на ступеньках кровь, – обратился к ним Дариен. – Кто-то ранен?

Все трое – отец, мать и медленно соображавшая дочка – поднялись и уставились на него.

– Кровь, милорд? – переспросила миссис Пруссок, которая почти всегда говорила за всех.

– Потрудитесь вымыть крыльцо. Немедленно!

– Элли, – повернулась мать к дочери, – иди вымой.

Тяжело передвигаясь, словно ноги у нее были свинцом налиты, девица схватила деревянную бадью с водой, тряпку и вышла из кухни.

– Ничего не видели у передней двери этим утром? – спросил Дариен.

– Нет, милорд. Мы сами недавно встали и только что сели завтракать. Вам подать завтрак прямо сейчас?

– Такое случалось раньше? – продолжил расспросы виконт, не обращая на их слова внимания.

Дариена смутили их уклончивые взгляды: в армии он имел дела и не с такими плутами, – поэтому он стоял и ждал.

– Поначалу, – наконец сказала миссис Пруссок. – Вскоре после того, как мистер Маркус сделал то, что сделал. По крайней мере, так говорили.

Дариен нахмурился.

– Вас тогда здесь не было?

– Нет, милорд. Нас наняли после смерти вашего отца.

Ему казалось, что они работают здесь уже давно, но, как выяснилось, нет. Его отец, каким бы самодуром и скрягой ни был, не стал бы терпеть нерасторопности и бестолковости.

– Если что-то подобное случится, сразу же дайте мне знать, – приказал виконт. – И да, подавайте завтрак прямо сейчас. Пожалуйста.

Кейв ушел с кухни в раздумье, как это будет, если заиметь нормальное домашнее хозяйство, жениться, обзавестись детьми…

На Пруссоках лежали обязанности дворецкого, кухарки, экономки и горничной. Разумеется, никто из них ничему не учился, однако подыскать более опытных слуг у Кейва не было ни времени, ни желания. Эти люди содержали дом в относительной чистоте и готовили простую, но вполне приличную еду. Этого ему было достаточно, и он сделал лишь одно дополнение – нанял камердинера. Нужно было, чтобы кто-то заботился о его гардеробе, который он рассматривал как оружие в своей битве. Лавгроув оказался слугой исполнительным, педантичным и искусным. Кроме того, практически целыми днями он пил, но выбирать не приходилось.

Дожидаясь завтрака, Дариен расхаживал по комнате, размышляя о сегодняшнем происшествии. Это могло быть ответом на его вторжение в узкий круг высшего общества. Но кто мог такое придумать? Кто-то из Уилмотов, чей особняк стоял на противоположной стороне Ганновер-сквер?

Он не знал, где они проводят сезон, но предполагал, что избегают места, связанного с насильственной смертью их дочери, которая настигла ее в небольшом скверике в центре площади.

Торопливо вошла миссис Пруссок и поставила на стол поднос с яичницей, ветчиной, хлебом и кофе. Поглощая завтрак, Дариен не мог отделаться от мыслей о том преступлении. Он находился в Испании, когда Маркус убил шестнадцатилетнюю Мэри Уилмот, но новости разносятся быстро. Дариен был потрясен, но не удивлен. Маркус всю жизнь был странным, а в юном возрасте, благодаря невоздержанности и распутству, заработал сифилис, который потом сказался на его мозгах.

Вероятно, его несколько лет до убийства продержали взаперти, но их отец обладал особой аристократической самоуверенностью, которая заключалась в том, чтобы не признавать собственных ошибок. Словно пес, сорвавшийся с цепи, Маркус захватил Мэри Уилмот, перерезал ей горло и искалечил, а потом бросил тело на виду.

Никто не задался вопросом, что делала одна в парке в наступающих сумерках юная леди, которая всему свету была известна как очаровательная Мэри Уилмот, вдохновлявшая на создание поэм и баллад.

Маркуса нашли быстро по кровавым следам, которые привели в Кейв-хаус. Полицейским предстала жуткая картина: он сидел на кровати и грыз один из столбцов.

Конечно, такое забыть нелегко, но Дариен не думал, что так можно реагировать на происшедшее шесть лет назад через пять лет после смерти Маркуса.

Впрочем, Мэри Уилмот принадлежала к высшему свету, а его представители ничего легко не забывают и ничего не прощают, но ведь и Кейвы – тоже.

Теперь он будет внимательнее следить, чтобы все убрали и отмыли до того, как проснутся соседи, если, конечно, нечто подобное повторится.

Глава 8

Усталость совсем не означала, что Тея будет лежать в кровати без сна и переживать, нет. Она прекрасно выспалась, но когда проснулась, все проблемы навалились на нее вновь – мать, Кейв, поцелуй, их соглашение. Как ни выкручивайся, ничего не поделаешь: обещание придется выполнять.

Теперь к ее переживаниям добавилось предостережение, которое высказала Мара. От лорда Дариена действительно исходила враждебность, но почему? Ее брат всегда был добрым – такие натуры не вызывают столь сильных эмоций, особенно в юности. Своего обожаемого брата Тея помнила всегда улыбающимся, всегда в благожелательном настроении.

Спрятавшись в постели, проблемы не решишь, поэтому Тея спустилась с кровати и позвонила Харриет. Ей вдруг вспомнилось кое-что из сказанного Кейвом минувшей ночью: не скрывая сарказма, он заметил, что все, кто знает Дари, должны его любить.

Но это правда!

Здесь скрывалась какая-то тайна. Но если инцидент случился в школе, значит, речь шла о Харроу, о временах «балбесов».

Близился полдень. Пока она оденется и позавтракает, наступит время так называемых «утренних визитов». Сегодня предстоит навестить Николаса и Элинор Делани, потому что Николас был предводителем «балбесов».

Появилась Харриет с водой для умывания и завтраком. Тея спросила о судьбе зеленого платья.

– Сделала все, что смогла, миледи, но кое-где на оборках пятна остались. Я подумала, может, заменить всю переднюю часть?

– Хорошая идея. Надо будет узнать, осталась ли у портнихи такая ткань.

Вот бы все проблемы, возникшие прошлой ночью, решились также легко. Тея быстро написала записку Элинор Делани, отправила Харриет передать ее лакею, а сама уселась завтракать.

К тому времени, когда она закончила одеваться, пришел ответ. Элинор с радостью примет ее. Тея вызвала карету для поездок по городу и вместе с Харриет отправилась в путь.

Несмотря на то что Дари был одним из «балбесов», а Тея наслушалась разных историй об этой компании, ей не довелось до прошлой ночи познакомиться еще с кем-то из них. Саймон Сент-Брайд, брат Мары, был близким другом Дари и часто приезжал в Лонг-Чарт. Сейчас он находился в Лондоне, но до этого много лет провел в Канаде, поэтому ей не довелось познакомиться с ним настолько коротко, чтобы не испытывать скованность.

От Лонг-Чарта до дома Николаса Делани было рукой подать. Пока Дари выздоравливал, Николас часто навещал его, и Тея теперь могла бы считать его и своим другом, если бы не его своеобразный характер. С Элинор Тея могла обсудить свои проблемы, но виделись в прошлом году они редко из-за беременности подруги.

Она не удивилась, когда дверь ей открыл сам хозян. В рубашке с закатанными рукавами вид у него был абсолютно домашним, никакого апломба, хоть он и был братом графа.

– Тея! – удивленно воскликнул Николас и тут же добавил: – Прошу прощения за такой вид: мы готовимся к отъезду в Сомерсет. Я провожу тебя к Элинор.

Отослав Харриет в помещение для слуг, Тея пошла вслед за ним и очень удивилась, когда он открыл дверь супружеской спальни.

Элинор сидела в кресле-качалке и кормила ребенка грудью, укрывшись огромной шелковой шалью, из-под которой доносилось причмокивание, что определенно смущало.

Элинор тепло поздоровалась с ней отправила горничную за чаем.

– Ты уж извини, но если ребенок хочет есть, его надо обязательно накормить.

– Конечно, – согласилась Тея и села, не зная, куда деть глаза.

Как и Николас, Элинор была одета чрезвычайно просто, длинные темно-рыжие волосы свободно спускались по спине, просто перехваченные лентой.

– Вы, должно быть, очень счастливы? Ведь дела обернулись минувшей ночью наилучшим образом, – сказала Элинор словно о само собой разумеющемся.

– Да, конечно, хотя не можем расслабиться полностью, пока не услышим, что Дари выиграл эту битву.

– На этот раз он выиграет, в особенности, когда Мара рядом.

– Молюсь об этом.

Это была не та тема, которую Тея хотела обсудить, но начать другой разговор пока не представлялось возможным.

Элинор вытащила ребенка из-под шали и, положив на плечо, погладила по спинке. Тея поневоле улыбнулась.

– У него такой сытый и довольный вид.

– Как у пьяницы, который из кабака дополз до дома, как говорит Николас: глаза в кучу и рыгает. – Поглаживая ребенка по спинке, Элинор спросила: – У тебя есть какой-то особый повод приехать к нам?

Оба Делани всегда сразу брали быка за рога.

Тея сникла, погрузившись в свои заботы.

– Я насчет лорда Дариена. Этим утром, уезжая, Мара поделилась со мной кое-какими сомнениями. Он по-доброму отнесся к Дари, но Мара ощутила враждебность между ними. А еще брат упомянул о каком-то инциденте еще в школьные времена, вот Мара и заинтересовалась, почему он так поступил.

– А, понятно! – Элинор устроила ребенка на руках, и он сонно засопел. – Лучше, чем я, тебе об этом расскажет Николас. Не трудно позвонить в колокольчик?

Тея позвонила, и в комнату практически сразу же вошла няня, чтобы забрать ребенка. Поцеловав, Элинор передала малыша ей.

– И попросите мистера Делани присоединиться к нам, пожалуйста.

Чай прибыл раньше Николаса, и Элинор, переместившись на софу, стала наполнять чашки.

– Ты знакома с виконтом Дариеном? – спросила Тея, приняв чашку с блюдцем. Ей хотелось узнать о нем как можно больше.

– Не особо. До последнего времени он был в армии, и оставался вне поля зрения, пока все не закончилось.

– Репутация у семьи ужасная.

– Да, но у моей тоже не безукоризненная. Братец попал в жуткую передрягу, но, слава богу, за границей!

Тея сделала глоток чаю. Неужели Элинор оказалась среди сторонников Дариена? Он что, тоже был «балбесом»? Нет. Она не могла знать их всех, однако ей были известны имена, да и сам Дариен отверг свою принадлежность к этой компании, причем очень резко.

В комнату, полный любопытства, вошел Николас Делани.

– Тея интересуется, какая кошка пробежала между Дариеном и Дари, – обратилась к нему Элинор.

– А! Ирония заключается в том, что с такими похожими именами они обладают абсолютно противоположными характерами. – Взяв чашку, он уселся. – С чего вдруг интересуешься, Тея?

– Мару Сент-Брайд обеспокоила враждебность между Кейвом и Дари, и она предупредила, чтобы я была осторожна.

Николас взял бисквит с тарелки.

– Она чересчур проницательна, как и все Сент-Брайды, несмотря на их знаменитую блаженную натуру. Все-то их тревожит, везде им мерещатся заговоры. Да, проблема была, но все это осталось в далеком прошлом.

– Можешь рассказать, что тогда произошло?

Николас подумал, потом кивнул.

– Горацио Кейв отличался от других учеников Харроу. У него были грубые манеры, не хватало знаний для учебы. Сомневаюсь, что у него имелись друзья одного с ним возраста и статуса. Все очень просто – он ни к кому не приноравливался. В дополнение к этому его естественной реакцией на каждую обиду была драка, он кусался и царапался.

– Бедный мальчик, – произнесла Элинор.

Тея отпила еще чаю. Бедный мальчик давно стал мужчиной и наверняка перерос подобные проблемы.

– От него кто-нибудь пострадал? – спросила она.

– По большей части страдал он сам. Чисто физически он сильно отличался от того, кем стал сейчас. В гиганта он не вырос, а тогда его вообще можно было назвать коротышкой – невысокий и костлявый. Кто-то мог подумать, что с ним легко справиться, но быстро понимал, как ошибался. Кейв научился драться со злостью. Учитывая, в какой семье он рос, вы можете представить почему.

– Так что все-таки произошло между ним и Дари? – настойчиво спросила Тея. – Мне нужно это знать.

Николас удивленно посмотрел на нее, но уклоняться от ответа не стал.

– Однажды Кейв устроил драку с Дари. Можно не напоминать, что твой брат ничем его не обидел, но, возможно, Кейв вообразил, что к нему отнеслись пренебрежительно или еще что. В общем, через какое-то время их растащили. У Дари текла кровь, а Кейв отделался царапинами: ты ведь знаешь, что Дари вовсе не забияка и скорее защищался.

– Именно поэтому мы и забеспокоились, когда он объявил о желании сражаться с Наполеоном.

– Веллингтон воодушевил его, предложив должность, которая требовала постоянно передвигаться верхом. Он всегда обожал лошадей и был бесстрашным наездником.

– Это ты так считаешь, – отозвалась Элинор, удивив Тею.

Николас возразил:

– Поговори с Коном, в смысле с Сомерфордом, или с Хокинвиллом. Дари всегда мог обратить гнев в смех или шутку. И точно так же поступил в тот раз. Он лишь сказал: «Канем Кейв!» – «Берегись пса!» Он не имел в виду ничего дурного, а вот другие ребята восприняли это именно так. Так к Горацио Кейву и прилипло прозвище, которое сопровождалось к тому же тявканьем и лаем или дурацкими шутками. А вскоре это было переведено на английский. И когда кто-нибудь называл его псом, он набрасывался на обидчика с дикой злобой. И вот однажды, подравшись с Дерби Тригуэллом, сломал ему руку, за что был отчислен из школы.

Не жалеть!

– Как грустно, – протянула Элинор.

– Ты про мальчика со сломанной рукой? – вежливо поинтересовалась Тея.

– Про обоих, – ответила Элинор. – Ты ничего не мог сделать, Николас?

Если бы Тея не выросла с историями про Николаса, то очень удивилась бы этому вопросу.

– Он был бы идеальным кандидатом в «балбесы», да, – сказал Николас. – Только мы договорились с самого начала, что нас будет двенадцать. Магическое число и все такое. А еще он был на год моложе. Оглядываясь назад, я уверен, что можно было бы что-нибудь придумать, но тогда никому не хотелось вступиться за него: каждый занимался собственной жизнью. И признаюсь, как только беднягу Кейва выперли из школы, я ни разу о нем не вспомнил.

– Как, должно быть, это было мучительно, – отозвалась Элинор. – Жестокость я помню со школьных времен до сих пор, и если вдруг встречусь с Фанни Миллбартон, думаю, мне не удастся сохранить вежливость.

– Может, проще перейти на другую сторону, чтобы не встречаться? – спросила Тея.

Элинор взглянула на нее.

– Да, ты, наверное, права.

– Что у тебя на уме, Тея? – прямо спросил Николас.

Она заколебалась: стоит ли рассказать ему все, – но если заговорить о помолвке, она от этого станет более реальной. Тея вдруг сообразила, что ей нужно найти какой-то способ соскочить с этого отравленного крючка. Этот человек не только суров и груб, но и патологически жесток с самой колыбели.

– Мои родители были весьма признательны лорду Дариену, и, полагаю, в этом и заключалась его цель. Я удивилась предостережению Мары насчет его недобрых замыслов в отношении нас, а сейчас ты объяснил, что у него есть для этого причина.

– Очень замысловатая месть, – заметил Николас. – Проще было бы, конечно, оставить Дари расхлебывать этот скандал.

Тея обдумала его слова.

– Но в этом случае для него ничего бы не изменилось. Я имею в виду лорда Дариена. Прошлой ночью весь высший свет ясно показал ему, что не желает допускать кого-то из Кейвов в свой круг. Возможно, он рассчитывает изменить эту ситуацию. Поддержка моей семьи для этого была бы как нельзя кстати.

– Высший свет порой может быть куда хуже черни, – согласился Николас. – Если Кейв ищет поддержки вашей семьи, что в этом плохого?

– Как только он добьется своего, у него может возникнуть план какого-то коварства.

Николас вскинул брови.

– Начиталась романов Минервы?

– Планы мести могут быть весьма изобретательными, – возразила Тея.

Он посерьезнел.

– Извини, пожалуйста. Конечно, такое бывает. Элинор, боюсь, нам придется ненадолго задержаться в Лондоне.

– Понятно, – вздохнула в ответ супруга. – Десять лет назад ты не смог помочь Кейву, поэтому попытаешься сейчас искупить свою вину.

– Как хорошо ты меня знаешь!

– Конечно, и я согласна, но не со всем: это не только забота Дари. Он нанес ему вред. Не со зла, об этом мы даже не говорим, но нанес.

– Дорогому Дари еще долго будет не до этого, так что заботы лягут на мои и еще чьи-нибудь плечи.

– То есть? – спросила Тея.

– Поставить все на свои места. Если Дариен хочет, чтобы его приняли в обществе, мы ему поможем.

Вот так! От облегчения у нее задрожали руки, и поэтому пришлось тут же опустить чашку с блюдцем на стол.

Она пришла сюда за информацией, а, судя по всему, обрела защиту. Если на его стороне будут все «балбесы», включая такого почетного, как герцог Сент-Рейвен, плюс помощь ее семьи, лорду Дариену не потребуется никакой пародии на помолвку. Более того: у нее появится средство давления на него. Если попытается ей докучать, она выложит всю правду, и тогда его союзники превратятся во врагов.

– Я так поняла, что он до сих пор носит эту кличку – Канем Кейв, – обратилась Элинор к мужу. – Почему, если когда-то это будило в нем зверя?

– Наверное, ему хватило ума обратить все в свою пользу.

– То есть он весьма неглуп?

– Как любой хороший офицер, а его военная репутация безупречна. Итак, каков наш план? – Судя по всему, Николас консультировался с обоями на стене. – У Дариена должны остаться друзья с армейских времен, но большинство из них – такие же, как он, и до сих пор находятся за пределами Англии, поэтому нам нужны те, кто имеет вес в высшем обществе.

– Это освобождает меня от исполнения долга, – усмехнулась Элинор.

– Постарайся скрыть ликование, любовь моя. – Николас взял жену за руку, возможно, даже не заметив этого, и Тея слегка смутилась от столь откровенного проявления чувств супругами. – Уже хорошо то, что все «балбесы» собрались в Лондоне, чтобы оказать поддержку Дари, и останутся здесь на какое-то время. Члены парламента будут привязаны к городу, пока не закончатся прения. У нас достаточно огневой мощи, но все равно мы не можем впихивать Дариена в свет насильно. Нам нужно обольстить женщин и убедить мужчин.

– Он хоть симпатичный? – поинтересовалась Элинор.

– Как тебе сказать… Если тебе импонирует дьявол… – съехидничал Николас.

– То есть он опасен, а значит, привлекателен для женщин…

В их шутливой пикировке Тея услышала что-то серьезное.

– А что, если он, как и другие Кейвы, само воплощение зла? Что если он задумал с помощью Дари отомстить всей нашей семье из-за того мелкого инцидента десятилетней давности?

Николас обернулся к Тее и сказал просто, словно обсуждая погоду:

– Тогда мы уничтожим его.

Тея уезжала от супругов Делани с ощущением, что с ее плеч свалилась тяжелая ноша, и не переставала удивляться, какие силы привела в действие, но против ее воли школьная история всколыхнула в ней жалость к тому неприкаянному мальчишке.

Ее не отдавали в школу, поэтому все рассказы Дари о Харроу она воспринимала как развлечение. Однако истории были разными и позволяли понять, что школа для мальчиков может стать адом. Порой мальчишки не выдерживали и пытались бунтовать против жестоких угнетателей. Именно поэтому Николас Делани и собрал вокруг себя «балбесов»: для защиты.

Горацио Кейв испытывал дефицит собственной безопасности: коротышка, плохо подготовленный к школе, выросший с ощущением необходимости стать злобным задирой.

Тея заставила себя успокоиться. Это делало его даже более опасным для нее, а не наоборот.

Вернувшись домой, она увидела записку от матери с приглашением в будуар. Испугавшись: вдруг пришли какие-то дурные новости о Дари, – Тея торопливо сняла верхнюю одежду и вышла из спальни, а в коридоре остановилась перед тем самым зеркалом.

Дневной свет сюда почти не проникал, поэтому в коридоре сохранилась атмосфера прошедшей ночи, однако выглядела Тея сейчас совсем по-другому. На ней было закрытое голубое платье с гофрированным круглым воротником – по последней моде. Дари насмешливо описал этот фасон как «голову на блюде». Волосы были уложены в простой пучок без всяких украшений. Из драгоценностей она надела только жемчужные серьги и серебряную брошь с жемчугом.

Она оглянулась, почти уверенная, что Кейв окажется здесь, словно он был духом, парящим в воздухе, который произносил шепотом, как призрак Гамлета: «Помни меня…»

Тея заторопилась дальше, но очертания его фигуры словно плыли за ней, и ей даже стало интересно, не ожидает ли ее лорд Дариен в будуаре матери. Вызов был неожиданным, тем более в послеполуденное время, когда матушка обычно разъезжает со своими утренними визитами.

Не мог же Дариен уже навестить ее отца, чтобы объявить об их помолвке…

Или мог?