Джиллиан Макаллистер
Все, что вы скажете
Gilly McAllister
ANYTHING YOU DO SAY
© Gillian McAllister, 2018
© Перевод. В. Баранова, 2019
© Издание на русском языке AST Publishers, 2020
Глава 1
Все началось с селфи. Мы не были знакомы с этим мужчиной, я даже не уверена, что правильно запомнила его имя. Такие типы вечно к нам привязываются, Лора говорит, это потому что я выгляжу дружелюбной. А я думаю, это из-за моей привычки выдумывать биографии людям, так что я начинаю их пристально рассматривать, а они решают, что это я приглашаю их поболтать.
Фронтальная камера направлена на нас, на экране хорошо видно его лицо: белые, слегка искривленные зубы и нос крючком. Лора наклоняется вперед, чтобы нажать на кнопку. Ее длинная, тонкая рука с индийскими браслетами и самодельной фенечкой попадает в кадр. В душе моя подруга хиппи.
Фотография сделана, и теперь мы замерли на экране его телефона. Интересно, сохранит ли он этот снимок.
– Никаких фильтров, – говорит он нам.
– Чего? – переспрашивает Лора.
У нее нет «Инстаграма». Как и желания чекиниться во всех подряд местах и делиться со всеми своей жизнью. Лоры вообще нет в социальных сетях, и я уверена, что ее жизнь от этого только лучше.
Мы собираемся отойти от барной стойки, но мужчина стоит прямо передо мной, покачиваясь с пятки на носок. Он одет во все черное, только кроссовки красные.
Я поворачиваюсь к Лоре. У нее снова короткая стрижка, и прическа получилась растрепанная, с челкой, падающей на глаза. Она выглядит как-то андрогинно и слегка по-дурацки. Я бы никогда не отважилась на такую стрижку – меня бы принимали за ребенка. Лора никогда не красится, да ей это и не нужно: у нее ровные белые зубы, щеки естественного персикового цвета и темные ресницы. Лора щурится даже тогда, когда не улыбается. Ее мечта – стать художником; она создает сверхреалистичные картины, которые выглядят как фотографии. И еще она не хочет жить так, как все – просто одержима этой идеей. Иногда может выдать что-то вроде: «Какая взаимосвязь между тем, что ты носишь костюм и хорошо выполняешь работу?» или «Зачем тебе нужен дом в пригороде и ипотека как у всех»? Я бы никогда такого не сказала.
– Шикарные туфли, – говорит Лора, заглядывая под барную стойку.
Туфли новые. Шелковые ленты сливочного цвета завязываются вокруг щиколоток. Лора предпочитает балетки; ее ступни сухие и жесткие, потому что дома она всегда ходит босиком. Лора и Джонти живут на барже, швартуются, где хотят. Я иногда хочу так же, когда устаю от нашей маленькой квартирки на цокольном этаже, но Рубен говорит, что я бы быстро возненавидела эту баржу и что я фантазерка.
Благодарю подругу за комплимент. Я купила туфли через интернет позавчера, почти в полночь, и забыла о них, пока не приехал курьер. Я испытала знакомое чувство удивления, а затем и узнавания, как только надорвала упаковку.
– Рубен их одобрил? – спрашивает Лора.
Рубен единственный человек, которого она постоянно понимает неправильно. И принимает его стеснительность за что-то другое. Возможно, за неодобрение. Может быть, она и права – он вздернул бровь, пока я распаковывала туфли, но ничего не сказал.
Я пожимаю плечами и отвечаю:
– Все, что его, то наше.
Но, надо признаться, я смутилось от его взгляда. Рубен работает гораздо больше меня. Кто угодно работает больше меня.
Худые руки Лоры обнажены, несмотря на декабрь. На ней простая, белоснежная футболка, которая ей слишком велика, и из такой ткань, чтоб не гладить. Я вообще ничего не глажу. Когда я берусь за утюг, он разбрызгивает повсюду коричневую липкую жижу, так что мне пришлось сдаться. Про себя я называю это «типичная Джоанна»: в ситуациях, с которыми большинство людей справляются, я терплю неудачи.
– Кажется, у тебя появился поклонник, – говорит Лора.
Я оборачиваюсь, мужчина все еще стоит рядом со мной. Я чувствую его ногу рядом со своей, когда он топчется, пытаясь привлечь внимание бармена.
– Еще два для леди? – спрашивает незнакомец.
Мы соглашаемся выпить за его счет, хотя, наверное, не стоило этого делать – но чуть перебрав, мы становимся слишком веселыми. Бармен ставит напитки на черные салфетки, впитывающие влагу от стаканов. Лора медленно идет вдоль барной стойки.
Я следую за ней, а мужчина за мной.
– Начнем с твоей работы или моей? – подруга задала вопрос, наклонившись ко мне поближе, чтобы идущий за нами мужчина не услышал.
Так обычно начинаются наши долгие встречи. Мы как-то в шутку решили, что для них необходима повестка: работа, отношения и семья. Затем все остальное, что приходит на ум.
Я вздыхаю, но это не помогает снять напряжение, которое возникло, как только Лора упомянула работу.
– Во время перерыва на ланч я решила судоку, и это было лучшее за весь вчерашний день.
Я начала работать в передвижной библиотеке, устроенной в автобусе, потому что очень сильно любила ее в детстве. Мне нравилось выбирать книги для чтения на неделю и искать брата, застрявшего в секции остросюжетных романов. Но после шести лет работы этого стало недостаточно.
– Да… – тянет Лора, закусив нижнюю губу и рассеянно оглядывая бар.
Мы обе ненавидели свою работу, но совершенно по-разному. Я понятия не имела, чем бы хотела заниматься, а Лора знала абсолютно точно, но делать это не могла.
– Тебе нужно, чтоб было какое-то важное дело, а мне нужно не иметь этого дела, – говорит она.
– Ага. Так оно и есть, – никто другой не мог бы сказать мне такого, разве что Рубен, – я однозадачная.
– Джоанна, ты слишком умная, чтобы быть счастливой.
– Ну, ты же знаешь, я по жизни вторая из детей Мерфи.
Мой брат Уилф окончил Кембридж, а теперь владеет агентством недвижимости в Лондоне. О чем мне регулярно напоминают.
– Ты очень умная, – говорит подруга. – Будь ты хоть Олива, хоть Мерфи.
Олива – фамилия Рубена.
Я смотрю в свой стакан, помешивая напиток черной соломинкой, кончик которой уже пожеван. Рубен говорит, что мне нужно успокоиться и перестать себя мучить – ни у кого нет настоящего «Дела».
Неожиданно Лора фыркает, глядя куда-то над моей головой, как будто увидела паука на стене.
Я оборачиваюсь, и наш «почти знакомый» наклоняется ко мне, приобнимает за плечи. Я чувствую его каждой клеточкой тела. Рука незнакомца ложится мне между лопаток, я вздрагиваю и пытаюсь ее сбросить, но он лишь похлопывает меня по спине. Ощущение тяжелое и неприятное. Мое тело бессознательно протестует, его рука на моем плече теплая и потная. Он пахнет ягодами, сладким алкогольным напитком, который обычно пьют наутро после бурной ночи, и мятной жвачкой.
– Я не представился, – говорит мужчина, прерывая мои мысли. – Я Сэдик. – Темные глаза оценивают нас, пока он протягивает руку сначала мне, потом Лоре.
Лора его игнорирует, но я пожимаю руку, не желая обидеть. Мужчина передает мне визитку, рука у него мягкая и гладкая. На карточке имя: Сэдик Аль-Хак. Я не знаю, что с ней делать, поэтому засовываю в кошелек, едва взглянув.
– Спасибо, у меня нет визитки, – отвечаю я.
– Спасибо за селфи, но на этом все, – резко одергивает его Лора. – Мы пришли пообщаться вдвоем, друг с другом.
Ее слова не отпугивают мужчину.
– Детка, не будь такой холодной, – говорит Сэдик.
Я не удерживаюсь от косого взгляда на него и никак не могу понять, что у него за акцент.
– Мы не холодные. Мы хотим общаться между собой, а не с тобой, – отвечает моя подруга.
Это типична Лора. Во время учебы в университете многие ее недооценивали: она говорила тихо, казалась хрупкой, растрепанной и обычно сидела, обхватив себя руками, поэтому все думали, что у нее кроткий нрав. Но это было совсем не так.
Лора молча берет свой стакан и идет через танцпол, проскальзывая между непредсказуемо дергающимися телами. Единственным свободным местом оказывается пространство рядом с колонкой, подпрыгивающей в такт танцевальному хиту, который мог бы мне понравится лет пять назад. Музыка гудит в ушах, басы отдаются в груди. Напротив нас стоит парочка: стройная чернокожая женщина в черном топе и брюках – она опирается на стену позади себя, – а мужчина что-то тихо говорит ей на ухо. Я представляю, на что могут быть похожи их вечера. Готова поспорить, что они слушают инди-музыку по радио и готовят ужин из того, что оказалось под рукой. Или, может быть, рисуют вместе каждое воскресенье – это их ритуал выходного дня. Запачканной оказывается вся их одежда и даже стены, но им наплевать.
Женщина перехватывает мой взгляд, и в миллионный раз я радуюсь тому, что никто не может узнать, что у меня на уме. Смутившись, она поправляет волосы. Я отвожу глаза, но успеваю заметить, что на ее блестящих и идеально ровных ногтях лак сливового цвета. Значит она одна из этих, «Приличных Людей», как я их называю про себя. У таких людей хорошо сидящая одежда, аккуратные волосы и сияющая кожа. Ты можешь разложить весь их внешний вид на составные части, но штука в том, что они просто выглядят… ухоженно. Я не понимаю, что же они знают такого особенного, что неизвестно мне.
– Ты чего? – спрашивает Лора, проследив за моим взглядом.
– Посмотри на них. – Парочка снова начала обниматься.
– Вот что значить быть молодыми и влюбленными.
Я смотрю на подругу с любопытством и понимаю, что давно не видела их с Джонти целующимися. Их отношения выглядят больше приятельскими: скорее дружба, а не роман. Наверняка Лора думает то же самое про меня и Рубена, который ей кажется вечно занятым и отстраненным. И это так, но только до тех пор, пока за нами не закроется дверь.
– Он странный, – Лора указывает стаканом в сторону бара, – Сэдик.
– Я знаю.
– Напористый.
– К счастью, он оставил нас в покое.
Лора поднимает брови, но молчит.
– Джонти себя странно ведет, – произносит она через минуту.
Я удивленно смотрю на нее:
– Правда?
– Он сказал, что ему не нравится мой последний проект, хотя раньше его это не интересовало.
– Да?
Лора убирает челку назад и выдыхает, надув щеки.
Милый Джонти. Его уволили из-за вечных опозданий; бывало он забывал про запланированные на выходные поездки и потом с удивлением спешил в аэропорт. Шикарный, вежливый и немного безнадежный – больше всего он хотел спокойной жизни с джин-тоником в руке. Честно признаться, все, кого я встречала, хотели того же. Я мечтаю об этом с подросткового возраста.
– Что с ним происходит? – спрашиваю я, хмурясь.
Недавно Джонти устроился на временную работу – покрывать блестками флакончики для духов к Рождеству. Сказал, что это очень успокаивает.
– Понятия не имею. У тебя есть идеи?
Ко мне часто обращаются за советом по поводу чужих поступков. Но, конечно, не спрашивают ни о чем действительно серьезном – никого не интересует мое мнение о медицине или юриспруденции, или тайм-менеджменте, или о войне в Сирии. Только о людях и том, что они делают.
– Что он сам говорит?
– Ничего. Только все больше рассуждает о будущем, – пожимает плечами Лора, и я понимаю, что она не хочет это обсуждать. – Как твоя магистратура?
– Какая магистратура? – рассеянно переспрашиваю я.
– Та, которая по теории культур.
– Все еще в подвешенном состоянии, – отвечаю неопределенно.
Я вечно подаю документы в магистратуру и на гранты, пишу статьи для газет и думаю, что, возможно, хотела бы стать владельцем кофейни. «Может быть, я буду выращивать какао-бобы в Южной Америке?» – мое обычное сообщение в «Ватсап» Лоре. Она отвечает что-то вроде: «Это тебе быстро надоест». «Тогда пшеницу в Англии?» И хотя мои размышления о карьере бесконечны и, должно быть, утомительны, она воспринимает всерьез каждую мою блажь.
– Надеюсь, все сложится удачно. – Лора улыбается. Кажется, она хочет добавить еще что-то, но затем смотрит прямо позади меня, так и не начав предложение. Вместо этого говорит: – Так, уходим.
Я оборачиваюсь и вижу Сэдика, раздраженно пожимаю плечами и отхожу на несколько шагов, но он идет за мной, вытянув руку.
– Оставь нас в покое, – обращается к нему Лора.
– Не надо разговаривать со мной в таком тоне, – отвечает Сэдик.
Мое сердце колотится, песня закончилась, повисла тишина перед следующей, и во время этой паузы я слышу пульсирующую в ушах кровь.
Внезапно все это перестает быть забавным. Я испугалась до дрожи, и в голове сами собой начали появляться образы: женщины, которых преследуют на улицах, заманивают на заднее сидение автомобиля, и запихивают расчлененными в багажник.
Я отодвигаюсь от него еще дальше к стене, в сторону от Лоры. Я думаю о той парочке, за которыми наблюдала, о том, какие они счастливые и как же мне хочется, чтобы Рубен был здесь. Он бы ничего не сказал, но этого бы и не понадобилось. Люди в его присутствии начинают вести себя хорошо, будто они успокоившиеся разбалованные дети.
Сэдик следует за мной, преграждая дорогу. Я вижу, что стоящая позади него Лора так сильно хмурится, что ее глаз почти не видно. Мужчина оказывается прямо передо мной. Я пытаюсь обойти его, но он притягивает меня к себе и прижимается сзади, схватив за бедра, как если бы мы занимались сексом.
Я цепенею на несколько секунд. Наверное, от шока. Эти секунды я чувствую не только его руки, дыхание на своей шее, но и его эрекцию. Что-то твердое упирается мне в бедро. Я не сдерживаюсь и представляю, как выглядит его член. Эти мысли появляются в голове, как ненавистное всплывающее окно в браузере, и я вздрагиваю. Я не чувствовала член другого мужчины уже больше семи лет. До этого момента. Что бы на это сказал Рубен? Он называл бы его конченым идиотом. Эта мысль успокаивает меня.
Медленно отодвигаюсь от него, странно улыбаясь, потому что не представляю, что еще можно сделать. Ощущение от того, что кто-то дотронулся до меня против воли, похоже на прыжок с пирса в море. И я все еще чувствую его тепло и твердость. Зубы стучат. Я ничего не говорю, стоило бы, но нет – просто хочу уйти.
Лора забирает у меня выпивку и пытается куда-нибудь пристроить стаканы. В конечном итоге ставит их на колонку, сгребает мое пальто, берет меня за руку, и мы разворачиваемся к выходу.
Сэдик бросается вперед, как кот, и пытается схватить меня, но успевает зацепить только мою руку. Я пытаюсь выдернуть ее, но мужчина сильнее. Можно закричать, но что именно? То, что мужчина схватил женщину за руку в баре, не воспринимается как преступление, хотя может быть таковым. Наоборот, со стороны кажется, что мы вместе и держимся за руки. Никто не знает, что это против моей воли и что происходит у меня в голове. На мгновение мне кажется, что на запястье наручник.
Он сжимает пальцы сильнее. Затем расслабляет и сжимает снова. Это выглядит как сексуальная угроза. А потом он отпускает меня совсем.
На улице я глубоко вдыхаю и выдыхаю зимний воздух, который вылетает изо рта, как меловая пыль. Я все еще ощущаю его рядом. Мне кажется, что мои бедра мокрые, и я опускаю руку, чтобы проверить – хорошо, что это не так.
Лора передает мне пальто.
– Боже. Я уже давно не сбегала из бара из-за психа. Нам что, снова по двадцать?
Она говорит о случившемся, как о пустяке, и я очень благодарна за это. Я все еще чувствую, как упирался в меня его член. Это домогательство? Думаю, да. Но может быть, я сама виновата. Я вздрагиваю и кутаюсь в пальто от дождя.
– Ты в порядке? – спрашивает Лора.
Я киваю, не поднимая головы, и смотрю на свои кремовые туфли с завязками. Не хочу это обсуждать. Я проигнорировала все знаки и предупреждения. Как в тот раз, когда заехала в центр города и пришлось переплатить за парковку, а Рубен рассердился. Так что задвигаю этот эпизод на задворки своего сознания.
– Да, – отвечаю. – Все отлично. Вечер пятницы – не вечер пятницы без психа.
– Вот и хорошо. – Подруга все еще обеспокоенно смотрит на меня. – Недаром у меня были плохие предчувствия насчет сегодняшнего вечера.
И это тоже типичная Лора. И еще одна причина, по которой она и Рубен не ладят: мистицизм сталкивается с трезвой логикой.
Она сдернула шарф, который был обмотан вокруг ручки сумки, и повязала его на шею. В двух ресторанах на другой стороне дороге внезапно погасла вся рождественская иллюминация, и остались только гирлянды с огоньками цвета шампанского, обмотанные вокруг деревьев в кадках.
– Значит, вот такой этот район «Маленькая Венеция», – говорю я.
Мы любим исследовать Лондон, поэтому каждый раз ходим в какое-нибудь новое местечко.
– Может быть, мы тут больше никогда и не окажемся, – отвечает Лора.
Я смотрю на часы – слишком поздно, чтобы идти куда-то еще. Меня греет мысль о том, что Рубен сейчас сидит дома: в нашей гостиной, в домашней одежде, свет приглушен, звук телевизора на минимуме. На подлокотнике дивана стоит бокал красного вина, его ножка зажата между тонких пальцев. Он любит вино, пьет его даже в одиночестве. А я, когда одна, пью газировку со смородиновым соком.
– Ты какой дорогой пойдешь? – спрашивает Лора, указывая большим пальцем себе за спину.
– По Уорвик-авеню. Это самый короткий путь.
Позади Лоры я заметила темную фигуру, маячащую под козырьком входа в бар, из которого мы только что вышли, но она исчезает прежде, чем получается ее рассмотреть. Может быть, это та парочка, движущаяся как одно целое, спешащая домой. Я оборачиваюсь снова, но там уже никого нет.
Я чувствую запах духов, когда Лора наклоняется, чтобы обнять меня. Сегодня на ней длинная юбка и байкерские ботинки.
– Напиши мне в «Ватсап», как будешь дома.
Я киваю. «Ватсап» – это наш выбор для общения. Десятки сообщений в день: ссылки на газетные статьи; фото ее работ; пиво, выпитое в середине дня вместе с Джонти; смешные мемы; мои селфи, когда я скучаю на работе. Нам это жутко нравится.
Я пересекаю канал по мосту из кованого железа, выкрашенного в синий цвет. Мои пальцы скользят вдоль перил. На мосту никого. Дождь усиливается, и ветер пробирает до костей.
Тогда я их и услышала. Шаги. Может, показалось? Останавливаюсь. Нет, точно шаги, тяжелая поступь.
Можно вернуться назад в бар. Но безопасно ли там?
Что надо делать, когда кажется, что кто-то преследует тебя, идущую по пустынной улице вдоль канала? Когда есть вероятность стать частью статистики, новостного выпуска?
Ничего – вот и весь ответ. Ты продолжаешь делать, что делала, и надеяться.
Я никогда не думала, что со мной может произойти что-то подобное. Наверное, поэтому и веду себя словно героиня фильма: я останавливаюсь на минуту, прислушиваясь, и шаги стихают. Начинаю идти быстрее и слышу, что преследователь тоже ускорил шаг. Мое воображение срывается с места, как спринтер со стартовой линии, и вскоре я не могу сказать, что на самом деле реально. Я не знаю, может, он уже рядом и готов схватить меня. Звуки его размеренной походки эхом отскакивают от мокрого бетона.
Нужно кому-нибудь позвонить.
Я сворачиваю на боковую аллею, по которой раньше никогда не ходила, чтобы проверить, как поведет себя преследователь. Прохожу под балконами белых домов, в которых живут богачи. Иногда встречаются светящиеся эркеры, небольшие оранжевые квадраты в ночи, со вкусом украшенные рождественские ели сияют янтарем, как светлячки. В любой другой день я бы заглядывала в окна, воображая, кто может жить в этих домах.
Он идет за мной. Еще пять шагов, которые громом звучат позади. Я застываю и не могу обернуться. Начинаю перебирать различные варианты. Если позвонить Лоре, сможет ли она быстро сюда добраться? Скорее всего нет, поэтому я решаюсь бежать, несмотря на эти дурацкие туфли.
Можно постучать в любую дверь. Но… действительно ли меня преследуют? Люди могут подумать, что я сумасшедшая. Странно, как много для меня значит общественное мнение, из-за этого же я не смогла закричать в баре, когда Сэдик схватил меня за руку. Я хочу нравиться всем.
Поворачиваю направо, выхожу с боковой улицы на главную и перехожу ее. Достаю телефон, чтобы позвонить. Служба спасения? Нет, это слишком. Звоню Рубену. Он не отвечает целую вечность – мой муж ненавидит разговаривать по телефону, – но наконец я слышу его «Алло», которое он произносит низким голосом, эхом отозвавшимся во мне.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
Я могу представить, с каким комфортом он расположился на диване. Его волосы в полумраке нашей гостиной кажутся медно-рыжими. Он щурит темно-зеленые, цвета леса, глаза.
– Рубен.
– Что? – говорит он и, наверное, садится.
– Меня преследуют, – отвечаю я тихо. Не знаю, почему я это не прокричала.
В этот момент он хмурит брови.
– Кто?
– Тип из бара.
– Где ты?
– Ты можешь разговаривать со мной, пока я иду?
– Конечно.
– Хорошо, – говорю я.
– Хорошо, – отвечает он мне, но его голос обрывается.
Я убираю телефон от уха и смотрю на него, свет экрана освещает облачко пара, которое я выдыхаю. Черт, сигнал пропал.
Передо мной ведущие к мосту ступеньки. Я хочу посмотреть, идет ли мужчина за мной. Ставлю ногу на первую ступеньку и замираю – оглянуться нет сил.
Он позади меня, и это не мое воображение. Я знаю, что он готов снова схватить меня за бедра, чтобы прижаться ко мне против моей воли. Замечаю его красные кроссовки. Боже… Он здесь. Я слишком напугана, чтобы оглянуться и как следует рассмотреть своего преследователя, – не могу этого сделать.
– Алло? – Я в отчаянии трясу телефон.
Через помехи вроде бы слышен голос Рубена, а затем…три гудка. Звонок прерывается.
Я бегу вниз. За несколько ступенек до конца лестницы его рука в перчатке вцепляется в перила, как хищная птица. Ловлю себя на мысли, что именно такие перчатки он и должен носить: дизайнерские, в спортивном стиле. У него тело спортсмена.
Я слышу его дыхание и знаю, что он сейчас заговорит, чтобы запугать меня. Наверняка его губы уже рядом с моим ухом, его руки вот-вот схватят мое тело. Я берусь за перила. Они холодные и влажные, мои перчатки сразу промокают насквозь.
Действую прежде, чем успеваю что-либо осознать. Мужчина появляется справа, хочет обойти меня на широкой ступеньке. Поворачиваюсь к нему. Лицо закрыто капюшоном, но я знаю, что это Сэдик, мужчина из бара. Я вспоминаю те минуты в баре и представляю еще более ужасные вещи: его сладкое дыхание у моего рта; член, прижимающийся к моему белью через джинсы.
Сперва я резко хватаю его за руку – он с удивлением вскрикивает, а затем правой рукой я толкаю его изо всех сил, сильнее, чем когда-либо в жизни. Как только он падает, я отпускаю его руку. Я удивлена, что он упал, – его рост не меньше метра восьмидесяти. Он, как каскадер, скатился вниз по бетонным ступеням и теперь лежит на животе, изогнувшись под неестественным углом. Мое дыхание становится тяжелым, и я потрясенно смотрю на мужчину. Теперь я в безопасности. Это он лежит там, не двигаясь, а я – в безопасности.
Меня бросает в странный панический жар. Я быстро расстегиваю пальто, чтобы почувствовать на своей груди холодный зимний ветер. Мой лоб мокрый, кожа скользкая от влаги или от пота, а может, от сгущающегося тумана. Мои внутренности готовы разорваться, и я чувствую, что в животе начинает гудеть целое гнездо шершней. О боже, что я натворила?!
Буквально минуту назад я боялась за свою жизнь, сейчас я боюсь за жизнь преследователя.
Мысленно возвращаюсь к вечеру в баре. Бестолковая Джоанна, нужно было игнорировать его либо сказать, чтобы отвалил, как это сделала Лора. Я никогда не поступаю правильно, постоянно влипаю в неприятности и упускаю момент, когда все становится только хуже.
Закрываю глаза. Пожалуйста, можно мне перенестись в «до того»… До того, как мы встретили Сэдика; до того, как мы ушли из бара; до того, как он пошел за мной и я его толкнула.
Но нет. Сейчас время «После».
Смотрю вниз на Сэдика. Его левая рука лежит под телом, странно вывернутая. Он пролетел всего семь ступеней, но они бетонные и мокрые. Его правая рука вытянута вперед, одна щека прижата к асфальту. Он не шевелится.
Нужно помочь ему, вызвать скорую помощь.
Или, может, убежать – вдруг он очнется. Скорее вернуться домой, притвориться, что я ничего не делала, оказаться во времени «до того», даже если это, очевидно, невозможно.
Слишком яркие уличные огни тысячу раз преломляются в каждой капле моросящего дождя. Я вижу влагу на бетонных ступенях, похожую на тысячи бисеринок пота, чувствую пронизывающий сквозь пальто холодный воздух. Сэдик лежит неподвижно, но дышит. Я слышу его дыхание, смотрю на него, затем по сторонам и думаю, что же мне делать.
Сбежать или остаться и вызвать скорую?
Время принять решение.
