Джеймс С. А. Кори
Грехи отцов наших и другие рассказы
После Тимми лежал рядом с ней, неглубоко, рефлекторно вздыхая. Тело его было приятно нежным и помятым. Желтизна в окнах сменилась сумерками, рокот воздушного движения звучал дальним громом – или городом за двумя хребтами. Наверное, транспорты уходили к орбитальным станциям. Или звено истребителей проводило учение в атмосфере. Если не смотреть, можно счесть этот шум чем захочется. Мысли ее ушли в сторону, к тому, что глодало Лидию после рассказа Тимми.
Бартон послал его вышибать долг. Тимми вместо этого убил человека, а Бартон его не выгнал. Две точки определяют прямую, три определяют игровое поле. Бартон не всегда находил применение мальчикам вроде Тимми, но иногда находил. Сейчас Тимми ему понадобился.
Лидия вздохнула.
Надвигалась маслобойка. Так это давным-давно назвал Льев. Во всей природе существуют ритмы, время роста и время спада. Они с Тимми, и Льев, и Бартон были млекопитающими, принадлежали к природе и подчинялись ее законам и капризам. Лидия пережила уже три, если не четыре подобные катастрофы. Достаточно, чтобы узнавать признаки. Белка перед суровой зимой запасает пищу, Бартон перед маслобойкой собирал склонных к насилию людей. Придет время, будет кровь, смерть, приговоры, может, на какое-то время даже введут комендантский час. Такие, как Тимми, будут умирать десятками, жертвовать собой ради чего-то, чего не знают и не понимают. Возможно, погибнет даже кое-кто из лейтенантов Бартона, как погиб во времена, когда она была любовницей Льева, Таннер Форд. А до него Стаси Ли. И Душегуб. История ее извращенного мира отзывалась именами мертвецов – материалом, пущенным в расход. Раз Бартон решил оставить Тимми, значит, ждет. А если Бартон ждет, то, уж верно, не зря.
Тимми дышал глубоко и ровно. Так дышат во сне, только у него глаза были открыты и неподвижно смотрели в пололок. Кожа у Лидии остыла, пот высох или почти высох. Над ними кружила муха – серая точка, мотающаяся по извилистой тропинке, увертываясь от несуществующих опасностей. Лидия отставила два пальца, отвела большой и прищелкнула языком, изобразив игрушечный звук выстрела. Насекомое невозмутимо продолжало полет – маленькая жестокая фантазия Лидии его не потревожила. Лидия обернулась к Тимми. Лицо его было пустым, ничего не выражало. Он не шевелился, и тело, даже согретое оргазмом, оставалось напряженным. Мальчик был некрасив. И мужчиной не станет красавцем.
«Когда-нибудь, – подумала она, – я его потеряю. Уйдет по какому-нибудь делу и не вернется. Я даже не узнаю, что с ним сталось». Она попробовала эту мысль кончиком языка, как пустоту на месте выбитого зуба. Стало больно, очень больно, но ведь еще ничего не случилось, так что как-нибудь перетерпит. Но готовиться лучше уже сейчас. Обдумать предстоящую потерю, чтобы быть готовой, когда придет время.
Тимми, не поворачивая головы, скосил на нее глаза. Лицо по-прежнему ничего не выражало. Лидия лениво улыбнулась ему.
– О чем задумался?
Он не ответил.
Катастрофа разразилась на четвертый день. Город без шума и с почти военной четкостью заключил контракт со «Звездной спиралью». Солдаты со всего земного шара прибывали мелкими группами и проходили инструктаж. План – покончить с криминальной сетью Балтимора – будет объявлен постфактум или хотя бы после первой волны. Администрация очень гордилась своим замыслом – захватить преступные элементы врасплох. Застав их в постели, безопасники могли покалечить организацию, лишить власти, восстановить в городе мир и порядок. Несколько нерассмотренных допущений так и остались без внимания, и власти раздавали броню и оружие для борьбы с уличными беспорядками в полной уверенности, что усиления никто не заметил.
На самом деле Лидия и Бартон знали – по опыту, а многие, многие другие чуяли нюхом. На улицах и в переулках, на крышах и за запертыми дверями стало неуютно. Город знал: что-то надвигается. Сюрпризом могли оказаться только детали.
Эрик ощущал опасность как зудящее место, которое нельзя почесать. Он сидел на раскрошившейся бетонной кромке тротуара, барабанил пальцами здоровой руки по колену. Вокруг кишела обычная сутолока пешеходов, велосипедов, широких голубых автобусов. Воздух вонял. Сточные трубы здесь, вблизи воды, часто протекали. Несколькими подъездами восточнее детишки завели какую-то сложную игру: связали в единую сеть гарнитуры и без видимого ритма выбрасывали и подтягивали руки и ноги. Тимми, стоя на тротуаре, щурился в небо. За спиной у них было оккупированное сквоттерами старое ферробетонное здание. Там, в запертой на замок комнатке, стоял включенный рабочий терминал Эрика, готовый, как только объявится клиентка, войти в сеть и вписать в нее новую личность от записи о рождении до ДНК-кода и подправленной истории. Если только она объявится. Она опаздывала на пятнадцать минут и, хотя парни, конечно, не могли этого знать, была уже задержана.
Тимми, крякнув, указал пальцем в небо. Эрик посмотрел. Далеко наверху в бескрайней как море синеве разгоралась звезда – сполох огня, выброшенный уходящим из атмосферы кораблем. Над горизонтом висел бледный полумесяц, сеть городских огней делила поле зрения пополам.
– Грузовик, – сказал Эрик. – Все, что не боится перегрузок, гоняют толкачами.
– Знаю, – отозвался Тимми.
– Тебе никогда туда не хотелось?
– Чего ради?
– Ну мало ли, – проговорил Эрик, высматривая клиентку. Он видел ее фото: высокая кореянка с синими волосами. Кем она была в прежней жизни, он не знал и знать не хотел. Бартон велел сделать из нее совсем другого человека. – Ну, нассать в окно, и пусть все думают, будто дождь пошел.
Тимми из вежливости хихикнул.
– Я бы, если бы мог, вот что сделал. – Эрик широко взмахнул здоровой рукой. Словно кадр очертил. – Убрался бы из колодца ко всем чертям. Там все равно, кто ты таков, лишь бы дело знал. Серьезно, там сейчас охренеть какой дикий запад. Хочешь в аризонский Томбстоун, ищи его на станции Церера. Так мне говорили.
– Чего же не улетишь? – спросил Тимми. В его тоне не было пренебрежения. Только сдержанное любопытство. Отчасти за это Эрик и любил Тимми. Его ничем всерьез не проймешь.
– Отсюда? Ничего не выйдет. Я от роду без регистрации.
– Мог бы признаться, – сказал Тимми. – Регистрируют в любое время.
– А потом тебя отслеживают, мониторят и оставляют подыхать на базовом, – докончил Эрик. – И на профобучение мне нипочем не попасть. Там очередь на восемь, а то и на десять лет. Пока дождусь, уже не подойду по возрасту.
– Ты бы мог сам сварганить, – заметил Тимми. – Соорудить себе новую личность и пропихнуть в начало списка.
– Может, и мог бы, – признал Эрик. – Если б мне дали пару лет вылизать все до блеска, как я делал для Бартона. Он-то с моими документами куда хочет попадет.
– Так что же ты не возьмешься? – снова спросил Тимми, эхом повторяя интонации первого вопроса.
– Наверное, не так уж мне хочется. Да и работа у меня есть, скажешь, нет? Где же эта зараза, а? – спросил Эрик, не замечая, что, по обыкновению, желая сменить тему, перешел на сплошные вопросы. И бессознательно сжал кулак на больной руке.
Тимми кивнул, прищурился, высматривая на улице запропавшую клиентку.
Они чуть не всю жизнь прожили так, на улице. Проституция и эксплуатация незаконных детей объясняли бо́льшую часть незарегистрированных рождений в этом городе. Никто не знал, сколько таких мужчин и женщин болтались на окраинах балтиморской жизни, сколько из них так и умирали, не попав в огромные базы данных ООН. Эрик мог припомнить около сотни таких – замешавшихся среди законных граждан, подобно членам тайного общества. Они собирались в обреченных на снос или захваченных зданиях, создавали теневой рынок экономики и выжимали из своей странной анонимности все возможное. Эрик, разглядывая изрытый ямами асфальт улицы, прямо сейчас насчитал бы на нем троих или четверых знакомых, которые оставались призраками для огромной мировой машины. Включая его и Тимми – полдюжины таких дышали одним воздухом под золотыми следами орбитальных транспортов. Внизу оставались заполненные гнилой водой канавы, черные плевки жвачки и вара на мостовой, запах мочи и плесени и вокруг всего этого – океан. Эрик смотрел в небо с тоской, которой не желал признавать даже перед самим собой.
Он хорошо себя знал, знал, чего хочет, чем недоволен, и успел с этим примириться. Черная пустота, в которой заслуги значили больше, чем место в списке бюрократа, где бордели получали лицензию, а проститутки организовались в профсоюз, где свобода означала корабль с экипажем и работой, позволяющей расплатиться за пищу и воздух… в ней была берущая за сердце романтика. На Церере, на Тихо, на Марсе медицинские технологии отрастили бы ему изувеченную руку, выправили бы укороченную ногу. Те же технологии существовали в каких-нибудь восьми милях от этой заплеванной мостовой, но на пути к ним стоял тройной барьер: отсутствие регистрации, очередь на базовое медобслуживание и способность Эрика держаться вопреки увечью. В сравнении с этим космос казался ближе. Там он мог бы стать самим собой. Эта мысль была для него манящей, властной, пугающей, как для подростка – обещание секса. Эрик тысячу раз решал попытаться, сделать себе выездные документы и сбросить цепи Земли, Балтимора, привычной жизни. И тысячу один раз откладывал на потом.
– Поднимайся, – сказал Тимми.
– Видишь ее? – спросил Эрик.
– Не-а. Вставай.
Эрик поерзал, нахмурился. Тимми смотрел на восток с легким любопытством случайного зеваки, наблюдающего за чужой бедой. Эрик встал. На перекрестке через квартал от них затормозили два бронированных фургона. Их борта украшали четырехконечные звезды. Из машин выскакивали мужчины или женщины – не разобрать под защитным снаряжением. Рот наполнился металлическим привкусом страха. Тимми, опустив сильную руку ему на плечо, мягко, но уверенно подтолкнул на другую сторону улицы. На перекрестке к северу остановились еще два фургона.
– Что за хрень? – спросил Эрик тонким, зазвеневшим в его собственных ушах голосом.
Тимми уже подводил его к приземистой пятиэтажке напротив. Эрик уперся.
– Мой терминал. И архив, надо за ними вернуться.
Низкий, нечеловеческий голос расколол воздух; слова, сконструированные в звуковой лаборатории, звучали отчетливо, ясно и устрашающе. «Проверка службы безопасности. Оставайтесь на месте, держите руки на виду, пока персонал службы не отпустит вас после проверки. Проверка службы безопасности…» На перекрестке люди в полицейских доспехах уже допрашивали трех мужчин. Один – тощий сердитый человечек с обстриженными почти наголо черными волосами и темной кожей – что-то выкрикнул, и безопасники заставили его опуститься на колени. Биометрия – сканирование отпечатков пальцев, радужки, экспресс-тест на ДНК – заняла несколько секунд, и все это время мужчина простоял, растопырив руки, со стянутыми за спину локтями.
– По-моему, отработал ты со своим терминалом, – сказал Тимми. – По-моему, у тебя его больше нет.
Эрик застыл, застряв между звериным порывом к бегству и желанием спрятать улики. Толстые пальцы Тимми сжали его здоровое плечо. На лице большого парня возникла легкая озабоченность.
– Уходим, пока и тебя не взяли с ним заодно. Прошлое поручение Бартона я вроде как пролюбил. Позволь не запороть второе дело – не попадайся.
«Проверка службы безопасности. Оставайтесь на месте, держите руки на виду, пока персонал службы не отпустит вас после проверки…»
Эрик проглотил слюну и кивнул. Говорить он не мог. Тимми развернул его к дверям дома и подтолкнул.
На улице медленно сближались две группы безопасников – переходили от человека к человеку, от двери к двери, с этажа на этаж. До конца операции им предстояло идентифицировать триста сорок три человека и задержать четверых, помеченных в базе данных на розыск. Трое лиц без регистрации будут установлены, введены в систему и задержаны для расследования. Двоим незарегистрированным, отказавшимся назвать имя, присвоят условные имена. Операция, охватившая три квартала, выявит нелицензированную клинику с тремя детьми в ужасающем состоянии, семь фунтов психоактивных веществ класса S, восемьдесят два случая незаконной деятельности и интерфейс с выходом в сеть и доступом к архиву, выданный синеволосой задержанной в расчете на более легкий приговор. Все это займет десять часов и еще не кончится, когда Тимми с Эриком вынырнут из не отмеченного на плане служебного тоннеля, соединившего пятиэтажку с заброшенной насосной станцией на побережье.
Они держались вместе: Эрик глубоко засунул в карман усохшую руку, Тимми сохранял свою неизменную дружелюбную мину. Эрик беззвучно плакал. Над ними уходил транспортный корабль, его золотой выхлоп уже скрылся, оставив в небе лишь струйку дыма.
– Я покойник, – сказал Эрик. – Бартон меня прихлопнет на хрен. У них мой терминал. В нем всё.
– Ты погоди, – остановил его Тимми. – Как это: «всё»? И на Бартона?..
– Нет. Что я, дурак? На Бартона я ничего не сохранял. Но я его не вымыл после ввода данных. Хотел отмыть, когда закончим. У них останется ДНК. Вот гадство, могли быть и отпечатки. Не знаю.
– Ну и что? – пожал плечами Тимми. – Тебя же нет в системе.
– Теперь есть, – сказал Эрик. – Стоит им взять меня за что угодно, тут же высветится связь с этим драным терминалом. Они поймут, чем я занимался. И начнут задавать вопросы.
– Ты им ничего не скажешь, – едва ли не виновато проговорил Тимми.
– До этого не дойдет. Бартон узнает, что у них моя ДНК, а от меня дорожка к нему. Я теперь ниточка, парень. Я покойник.
По всему городу захлопывались ловушки.
На севере шестьдесят бронированных безопасников блокировали перекрестки и закрыли станции метро. Поквартирные обыски приближались к семиэтажному офисному зданию, контролировавшемуся Локой Грейга. Местные попрятались кто куда: в ванные, в подвалы и забитые сажей кирпичные дымоходы. Лишь бы укрытие обладало достаточной плотностью, чтобы отразить инфракрасные сканеры, эхолокаторы и датчики сердцебиения, которыми снабжали группы «Звездной спирали». Сигнал сети пропал. Люди «Звездной спирали» продвигались плотным строем, вынужденные полагаться на собственные глаза, а не на технику, и походили в своих доспехах на огромных сверчков. Заблокировав периметр здания, они установили мониторинг, отслеживая вибрацию голосов на оконных стеклах. Волна стрекозок – крошечных разведочных дронов – ворвалась внутрь, и на миг можно было поверить, что до применения силы не дойдет. Но тут все маленькие дешевые роботы «Звездной спирали» разом осыпались наземь, сбитые контрмерами Локи Грейга, а дом расцвел дульными вспышками. До заката погибли семнадцать людей Локи Грейга, среди них Эдуард Хопкинс и Тона Дзурбан, считавшиеся земными координаторами действовавшего в Поясе синдиката. Столб поднявшегося над зданием дыма на несколько часов затмил свет и к утру оставил в воздухе серую муть.
В это время на западе, где муниципальная юрисдикция без видимого перехода сменялась региональной, закрылся склад, которым владела сложная сеть подставных фирм. Безопасники, используя эскадру бронированных автобусов и тактику, предназначенную против атаки зарином, очистили все в радиусе трех кварталов. Ворвавшись незадолго до полуночи в опустевшие складские помещения, они обнаружили десять тысяч незарегистрированных штурмовых винтовок, полмиллиона нетрассирующих патронов, семьдесят ящиков гранат и компьютерный зал, по щиколотку заваленный оплавленными платами. Следов человеческого присутствия на складе не обнаружилось и владельца установить не удалось.
Пункты досмотра на эвакуированном вокзале, в космопорту и доках выявили семьдесят человек с фальшивыми аккаунтами. Все самостоятельные или мелкие сошки из крупных организаций. С первого захода силы безопасности и не рассчитывали взять кого-то из верхушки. Более могущественная и снабженная хорошими связями добыча либо благоразумно воздержалась от передвижений в период операции, либо имела чистые документы. Расчет был на то, что среди мелких громил и исполнителей найдутся один-двое, с отчаяния и по глупости согласные вывести на крупную дичь. На стоящую добычу. Так что, не зная Бартона ни по имени, ни по описанию и точной роли в криминальной экосистеме Балтимора, охотились как раз за ним. И за другими, стоящими еще выше. В городе, кроме Золотой Ветви, присутствовала Организация Баййо, Тамара Слайдан контролировала несколько кварталов севернее экокупола, а Баазен Тагничзен владел районом вдвое больше бартоновского – хотя не таким выгодным – в жилом комплексе «Долина Патапаско». Представителям закона хватало забот с организованной и неорганизованной преступностью, а такой крепкой и частой сети, чтобы в нее нельзя было проскользнуть, на свете не бывает.
Бартон в такие времена, когда не знал, скомпрометирован он или нет, не лез на рожон. У него имелось полдюжины квартир и складов, подходящих под временный штаб, и он менял места пребывания в случайном порядке. Он был уверен, что кто-то из его людей попадется. И кто-то из попавшихся расплатится за мягкий приговор толикой информации. Он этого ожидал и приготовил планы, как укрыться от разоблачения, не позволить пришить себе дело и жестоко, раз и навсегда покарать тех, кто пошел на сделку. Все знали, что пойманному благоразумнее продать безопасникам собственных подчиненных, чем Бартона. Опасность грозила скорее мелкой рыбешке. Дерьмо, как водится от начала времен, стекает вниз. Отчасти потому-то случившееся с Льевом оказалось такой неудачей для всех.
Льев Андрополус работал на Бартона двадцать лет – с тех пор, как перебрался в Балтимор из Парижа. Он был крепкий мужчина, грудные мышцы выступали даже над круглым животом, и ему редко приходилось доказывать свою силу. Его аппетит к женщинам был темой для анекдотов, хотя в присутствии Льева шутники чаще прикусывали языки, но рассказывали и о его обыкновении устраивать давних любовниц на хлебные места в организации. Будучи лейтенантом Бартона, он заправлял тремя круглосуточными борделями, небольшой сетью наркоторговли, специализирующейся на дешевых наркотиках и психоактивных веществах, и нелицензированным медучреждением, наращивавшим численность незарегистрированного населения. Обычно он вел дела из маленькой бетонной постройки у самой воды, но, когда заработала маслобойка, перебрался в квартиру любовницы в Пратте. Женщина по имени Кэти была такой же смуглокожей и полногубой, как Лидия двадцать лет назад. Льев был человеком привычки и постоянства во вкусах. У дверей он поцеловал ее на прощанье, после чего ушел на север, а она на юг. Поцелуй был мимолетным и приобрел значение только задним числом, как многие прощальные поцелуи.
На улицах было полно народу: душно и тесно. Все пронизывал запах соли и гниющей рыбы от подступающей Атлантики – как всегда в жаркие дни. Личный транспорт был под запретом, и среди полуденной толкотни медлительными слонами пробирались громоздкие автобусы. Нищий потянул Льева за рукав и тут же попятился от его мрачной гримасы. Визг летучих дронов должен был затеряться в какофонии городского шума, но что-то привлекло внимание Льева, вздыбив волоски на его широком загривке. Он запнулся на ходу.
Прошедшая по толпе рябь сверху напоминала гладь тихого озера, потревоженную полудюжиной нацелившихся на одну муху рыб. Льев уловил лишь ощущение ужаса, всплеск бесполезного адреналина и возмущенные крики горожан, которых распихивали вооруженные безопасники. Вокруг него как по волшебству образовался пузырь пустого пространства. Льев видел теперь и грязь на асфальте, по которому ступал. Человек в униформе «Звездной спирали» двумя руками поднял пистолет, нацелив ствол в грудь Льеву. В центр тяжести. Как по учебнику. За прозрачным щитком шлема виднелось молодое лицо, испуганное и сосредоточенное. Льев внутренне усмехнулся не без жалости. Он раскинул руки как на кресте, а глазеющая толпа выбросила из себя еще пять безопасников.
– Льев Андрополус! – выкрикнул мальчишка. – Вы арестованы за рэкет, работорговлю и убийство! Вы не обязаны отвечать на вопросы без присутствия своего адвоката или представителя союза!
Мелкие брызги слюны точками испещрили лицевой щиток изнутри. Круглые глаза мальчишки едва не лезли на лоб от страха. Льев вздохнул.
– Спроси меня, – медленно, подчеркивая каждый звук, проговорил он, – понимаю ли я.
– Что? – вскрикнул парень.
– Ты огласил обвинения и предупредил о правах. А теперь спроси, понял ли я.
– Вы меня поняли? – рявкнул мальчишка, и Льев кивнул в ответ.
– Хорошо. Так-то лучше. А теперь отвали.
Тюремный фургон взвыл сиреной, раздвигая толпу, но еще прежде, чем Льев оказался в надежной стальной клетке, весть о его аресте уже разошлась по округе. К тому времени как машина снова тронулась с места, направляясь к ближайшему тактическому центру в северной части города, Бартон уже просмотрел запись ареста. Кэти, сидевшая с младшим братом в лапшичной, приняла новость на ручной терминал и расплакалась. По сети подручных и подопечных Льева разбегался страх. Все понимали, что теперь будет и чего не будет. Льева доставят в камеру, обработают и допросят. Если он будет молчать, его передадут государственным властям, свяжут и отправят в заключение, вероятнее всего, в Северную Африку или в Австралию. Но скорее он заключит сделку, будет капля за каплей сливать свою сеть в обмен на милосердие: имена и номера удостоверений своих сутенеров – за право отбывать срок в Северной Америке или Азии; способы отмывки денег – за персональную камеру; имя врача, обслуживавшего клинику, – за доступ к библиотеке.
Его будут спрашивать, на кого он работал, но этого он не скажет.
Для прочих лейтенантов Бартона его арест осложнял будущее, но упрощал настоящее. Один из их числа пропал без возврата. Когда минует худшее и маленькое королевство Бартона вернется к подобию нормы, задачи Льева придется разделить между ними, или ввести в дело нового человека из уголовной знати, или совместить то и другое. Предстояли долгие недели торговли и борьбы, но это потом. Потом. А сейчас эти соображения уступали более насущным проблемам: как укрыться от безопасников, сохранить связи и очень доходчиво внушить всем своим шестеркам, что сбывать информацию за милость – очень, очень неудачная мысль.
В подвальной лаборатории на углу Лексингтонской и Грин в водоочистную систему слили восемьдесят галлонов реагентов для синтеза алкалоидов. Из недавно отремонтированного дома на Бойер-стрит тихо пропали две слишком разговорчивые проститутки, а дом закрылся. Тело Майкла «Бэтмана» Чандури обнаружили на закате в его двухкомнатной квартирке, и, хотя совершенно очевидно, что скончался он медленной и насильственной смертью, соседям нечего было ответить на вопросы безопасников. Солнце еще не село, когда лейтенанты Бартона – Сирано, Оэстра, Симонсон, Крошка Коль и Тряпичник – по-лисьи забились в норы, чтобы переждать худшее, и каждый надеялся, что остальным – не всем, конечно, но хоть кому-то – это удастся. Один или двое, а может быть, и трое лелеяли собственные планы: способы подставить соперников по организации Бартона. Но об этих планах они говорили только с теми, кому готовы были доверить жизнь.
Эрик в нелицензированном кафе-баре на крыше с видом на забитую людьми улицу ссутулился над панелью для выхода в сеть – хозяева прикрутили ее к столику. Он старался скрывать панику, гадал, прослышал ли Бартон о захвате терминала, и надеялся, что Тимми скоро вернется из того места, куда сломя голову кинулся, узнав об аресте Льева. Черный кофе горчил, и Эрик не знал, отчего у него во рту медный привкус – от паршивых зерен или от непреходящего страха. Он смотрел новости в пассивном режиме – боялся, что поисковый запрос отследят, – видел, как кругом захлопывается капкан за капканом, и с каждым разом его кишки все крепче стягивало в узел.
Лидия, услышав о Льеве, первым делом взялась за косметику и укладку длинных, простреленных сединой волос. Она сидела перед зеркальцем в спальне, втирала основу телесного цвета, скрывая морщинки на коже. Губы сделала полнее, темнее и ярче, чем были даны ей от природы. Черная подводка для глаз, румяна цвета ржавчины. Опасность опасностью, но она не спешила. Опыт всей жизни связал в ее сознании сексуальную привлекательность со страхом и фатализмом. Отметь она такие связи в других, сочла бы их нездоровыми. Она высоко подобрала волосы и заколола так, чтобы ниспадали на плечи в стиле, который нравился Льеву во времена, когда тот выдернул ее из трудового населения борделя и сделал своей собственностью. В этом ей виделось последнее проявление верности – так обряжают покойника.
Сбросив с плеч халат, она натянула простую удобную одежду. Кроссовки. Дорожная сумка – неприметный синий рюкзачок с запасом лекарств на три месяца, двумя сменами одежды, четырьмя протеиновыми батончиками, двумя коробками патронов, бутылкой воды и тремя тысячами долларов на дюжине кредитных чипов. Рюкзачок она вытащила с верхней полки шкафа и, не проверяя содержимого, уселась перед окном на улицу. Она накинула на волосы желтый шарф, замотала шею и связала его узлом на груди, устроив ироническое подобие хиджаба. И замерла на месте: ступни параллельно, щиколотки и колени сведены. «Достойно», – подумалось ей. Она молча ждала, кто первым откроет ее дверь: группа безопасников или Тимми. Темнота или же свет.
Прошел без малого час. Позвоночник болел, но она упивалась болью, сохраняя неподвижность лица. От улыбки, как и от гримасы, потрескалась бы косметика.
В коридоре прозвучали шаги, кто-то откашлялся. В открывшуюся дверь шагнул Тимми. Он скользнул взглядом по ее плечу, поднял глаза на лицо. Мотнул головой в сторону коридора, словно говоря: «Не пора ли идти?» Лидия встала, на ходу надела рюкзачок и в последний раз покинула жилье. Она прожила в этой комнате чуть не десять лет. Ожерелье, подаренное Льевом в ту ночь, когда он сказал, что уходит к другой, но о ней позаботится, висело на крючке в ванной. В шкафу стояла дешевая керамическая чашка: восьмилетний Тимми разрисовал ее глазурью ко дню, который ошибочно считал днем рождения Лидии. Незаконченное вязание, оставленное пропавшей двадцать лет назад соседкой по комнате, лежало в полиэтиленовом пакете под кроватью и пахло пылью.
Лидия не обернулась.
– Мое животное – змея, – вымолвила она, уходя с Тимми на юг. Они шли бок о бок, но не прикасались друг к другу. – Я сбрасываю кожу. Просто позволяю ей сползать.
– Это хорошо, – сказал Тимми. – Нам прямо. У меня там кое-что приготовлено.
Участок набережной у нового порта был чище других. Здесь суда и плавучие дома отдыхали в чистых доках из гибкой керамики, а остовы затопленных зданий срезали и оттащили подальше. С каждой милей в сторону порта развалины становились все менее живописными, очарование завоеванного города уступало место подлинным обломкам его прошлого. На асфальте нанесло маленькие песчаные пляжи, серый песок окружил и толстые бетонные опоры, снизу позеленевшие от водорослей, а сверху выбеленные птичьим пометом. Густая, как суп, вода пахла гнилью, в ней расплывались трупики оставшихся после отлива медуз.
Лодка у Тимми была маленькая. Белая краска кое-где шелушилась – там, где под ней металл отскребли не дочиста. Лидия села на носу, подобрав ноги и гордо вздернув подбородок. Импульсный мотор ниже ватерлинии тихонько гудел. Плеск воды в кильватерной струе был громче. Солнце склонялось к закату, город отбрасывал на волны свои тени. На воде были и другие лодки, большей частью с детьми. На базовом нет лучшего занятия, как сумерничать на воде, прежде чем разбрестись по домам.
Тимми держал вдоль берега, потом свернул на восток, в океан. Луна уже села, но огни города указывали дорогу. Острова, принадлежавшие городу, вместе с ним обращались в руины. Тимми правил на маленький островок, горбиком выступавший из воды на длину пары городских кварталов. На нем еще уцелели несколько ветхих стен. Лодка коснулась твердого берега, и Тимми, промочив штанины доверху, выскочил, чтобы втянуть ее подальше. Металл скрежетнул о рассыпающийся бетонный настил.
Тимми вывел Лидию к укрытому в развалинах небольшому лагерю. Желтый спальник из спаскомплекта лежал, уже раскатанный, на пеноматрасе. Над ним примостилась светодиодка, шнур тянулся по грязной стене к окну с солнечной батареей. Походная химическая печурка стояла на выброшенных морем досках, положенных на два шлакоблока, а рядом с ней – маленький автономный холодильник. За дверным проемом виднелись еще две пустые комнаты. Если здесь и была когда-нибудь кухня или туалет, их засыпало обломками. Снаружи светился город, полный суеты и насилия, но представлявшийся прекрасным и мирным даже с такого небольшого расстояния. Вой сирен и раздраженные окрики безопасников, мистически преображенные полетом над волнами, звучали здесь музыкой.
Тимми стянул промокшие штаны, откопал под спальником сухие.
– Так вот ты где прячешься, – сказала Лидия, погладив ладонью выщербленное временем оконное стекло. – Когда не со мной, ты здесь?
– Здесь никто не достает, – объяснил Тимми. – Ну, ты понимаешь. Не по второму разу.
Она кивнула, столько же себе, сколько ему. Тимми оглядел комнату и потер ладонью высокий лоб.
– Не так уютно, как у тебя, – сказал он. – Зато безопасно. Временно.
– Да, – согласилась она. – Временно.
– Даже если Льев им про тебя не скажет, это еще не все. Тебе нужно новое имя. Новые документы.
Лидия отвела глаза от города, обхватила правой рукой левое плечо, словно прикрывая себя. Ее взгляд метнулся к пустому проему и вернулся обратно.
– Где Эрик?
– А, свидание не состоялось, – проговорил Тимми, привалившись к стене.
Лидия не переставала удивляться его внешности. Тело, словно кричавшее о невинности и уязвимости, тоже было оружием.
– Расскажи, – попросила она, и он заговорил. Рассказал все, медленно и подробно, словно боялся упустить что-то, что ей нужно. Что ей интересно. Низкий рокот у причала звучал непрерывным раскатом грома, а в ночном небе расцвел выхлоп ракетных дюз. Корабль еще не вышел на орбиту, а Тимми уже закончил.
– И где он теперь? – спросила она.
– В кафе-баре. Знаешь, на углу Франклина и Сент-Пола. На верхушке старой высотки. Я его туда отвел. У них там панели на поминутной оплате, и, раз он остался без своего, я так и решил. Надо сказать, он вроде как сбрендил. Насчет ДНК. Не представляю, чтобы это хорошо кончилось. Если он прав начет Бартона…
Лидия качнула головой – жест остался почти незаметным в свете единственной лампочки.
– По-моему, ты его телохранитель. Тебя приставили его охранять.
– Я и охранял, – сказал Тимми. – Но теперь работе конец. Бартон же не говорил, что я в сортир должен с ним таскаться до конца жизни, так? Кончили работу, и хватит.
