Джеймс Чешир
Атлас невидимого. Мир, каким мы его не знали
В 2018 году жена Оливера Софи начала носить часы Fitbit, с помощью которых могла отследить уровень своей физической активности, а также продолжительность и качество сна. Этот год у нее выдался насыщенным: частые поездки по работе, замужество, медовый месяц, – так что она нисколько не удивилась, обнаружив, что плохо спала во время перелетов и очень крепко – после долгих пеших прогулок. Настоящие же открытия носили более личный характер: данные показывают, что Софи каждую ночь просыпается на непродолжительное время (эти короткие перерывы во сне отображены на схеме в виде желтых полосок). Чтобы проспать восемь часов, ей нужно провести в кровати девять.
Как пользоваться этой книгой
Так же, как Гумбольдт и Бергхаус почти два века назад, мы поставили перед собой цель отобразить не конкретные места, а закономерности и взаимосвязи. На множестве примеров мы показываем, как мобильные телефоны используются для определения местоположения и каким образом в ДНК зашифрована информация о наших далеких предках; исследуем уровень счастья и тревожности по всему миру и демонстрируем, как глобальное потепление влияет на все – от ураганов до хаджа. Мы смотрим на землю то с высоты птичьего полета, то в максимальном приближении, разглядывая детали. Вы сможете ознакомиться с картами, представляющими нашу сферическую планету в необычном ракурсе. Для тех, кто интересуется картографией, в главе «Плоская Земля» представлен полный список картографических проекций. Обратите внимание на то, что на каждом графике есть отметка о времени. Мы использовали самую актуальную на конец 2020 года информацию. Хотя с того времени некоторые статистические данные могли измениться, общие тенденции сохраняются.
1. Где мы были
Стремясь осушить воды предрассудков и угнетения, мы должны полагаться на верные ориентиры: на мудрость наших законов и правила наших институтов, на мыслящий разум и чувствующие сердца. И, чтобы эта искра не погасла, на яркие воспоминания о том зле, которое мы хотели бы уничтожить в мире. Наши воспоминания – одно из самых мощных средств в долгой борьбе за справедливую жизнь.
Судья Рут Бейдер-Гинзбург,22 апреля 2004 г.
Другая жизнь
Двести лет назад позиции Англии пошатнулись в результате длившихся десятилетиями заморских войн. Десятки тысяч солдат и моряков, оставшихся без работы и крыши над головой, заполонили графство Мидлсекс (ныне один из округов Лондона). Чтобы исправить ситуацию, в 1824 году парламент принял закон о бродяжничестве, который до сих пор разрешает судам привлекать к ответственности любого, кто спит «на открытом воздухе, под тентом, в телеге или повозке [так и написано!], не имея каких-либо очевидных средств к существованию и хороших рекомендаций».
Вместо того чтобы бороться с причинами, вызвавшими проблему, законы о бродяжничестве превращали бездомных в невидимок. Одним из таких людей был Левер Макси, «разбойник и бродяга», арестованный в Сент-Джайлс-ин-зе-филдс в 1784 году и заключенный в исправительный дом Клеркенуэлл вместе с женой и ребенком. Он был «перемещен и перевезен» на повозке в другой город, находившийся на расстоянии в 60 миль. Мы знаем о Макси благодаря проекту Vagrant Lives, в ходе которого были оцифрованы судебные записи о 14 789 бродягах, высланных из Мидлсекса в период с 1777 по 1786 год. Набор данных раскрывает сеть перемещений, охвативших всю страну (см. рисунок ниже), а подробный отчет на обороте судебного приказа о высылке Макси позволяет нам проследить путь отдельного человека.
Здесь возникает ряд вопросов. Действительно ли Макси совершил какое-то преступление? Скорее всего, он и его родные просто были бездомными. Для мировых судей, перед которыми стояла задача остановить внутреннюю миграцию из более бедных приходов, этого могло оказаться вполне достаточно. До 1824 года английские законы о бродяжничестве были направлены на перемещение, а не на наказание. Согласно Акту об оседлости 1662 года, любой человек, уличенный в том, что живет в приходе без документов, и не способный доказать, что находится в данном месте по праву рождения, брака, ренты или трудовых отношений, отправлялся в место официального проживания. В случае с Макси это был Уоллингфорд. По возвращении своего жителя приход был обязан помочь ему найти работу и при необходимости предоставить дополнительную помощь. История умалчивает о том, как Макси отнесся к своему перемещению. Было ли оно вкупе с обещанием трудоустройства выгодным для него и его семьи? Или он стал объектом дальнейшего угнетения и вынужден был снова бродяжничать? Возможно, Макси решил поискать счастья в столице только затем, чтобы сразу же быть изгнанным из нее. А так ли уж различается жизнь в Лондоне сегодня и в те далекие времена? Благодаря закону о свободе информации стало известно, что за один только 2015 год лондонские городские советы переселили около 17 000 семей во временное жилье в других муниципалитетах. Перед королевской свадьбой в 2018 году глава королевского округа Виндзор и Мейденхед цитировал закон о бродяжничестве: он задался целью очистить улицы, чтобы не представлять «красивый город в печально непривлекательном свете». А в октябре 2020-го Министерство внутренних дел Великобритании сообщило о своих планах депортировать бездомных иностранцев[5]. Недавний опрос 458 бродяг показал, что 90 % из них не поменяют свой образ жизни даже под нажимом полиции. Скорее, вмешательство властей заставит их «еще больше погружаться во внутренний разлад и рисковать здоровьем и жизнью в поисках укромного места для сна». Неужели мы ничему не научились за это время? Ведь насильственное переселение не помогает решить проблему бродяжничества, а лишь маскирует ее. Как можно ожидать, что человек удержится на работе или получит образование, если его постоянно срывают с места?
Генри Адамс, нанятый чиновниками графства Мидлсекс для сопровождения бродяг, доставлял их констеблям соседних графств через перевалочные пункты в Лондоне и граничащих со столицей городах, таких как Колнбрук. Согласно судебным записям, 92 % бездомных возвращались в приходы Англии или Ирландии. Немногие оседали к югу и востоку от Лондона, так как короткие перевозки через Ли или Темзу можно было осуществить без помощи Адамса.
ИСТОЧНИКИ: ПРОЕКТ «БРОДЯЧАЯ ЖИЗНЬ», НАЦИОНАЛЬНОЕ КАРТОГРАФИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Благотворительные организации, такие, например, как Crisis, выступают за то, чтобы оказывать этим людям помощь, а не высылать их или привлекать к ответственности. Это означает предоставление им жилья, продуктов, медицинского обслуживания и профессионального обучения. Такой подход срабатывает везде. В рамках инициативы «В первую очередь дом» в американском штате Юта для сотен людей построили постоянное жилье с услугами по сопровождению, оказываемыми прямо на месте. В результате количество бездомных в штате сократилось на 71 % за десять лет. Исследование, проведенное в Британской Колумбии, показало, что бродяги быстрее находят жилье после единовременной выплаты $7500, чем в течение года, когда им оказываются обычные услуги по сопровождению. Благодаря таким мерам снижаются затраты на строительство приютов для бездомных. Напротив, в Великобритании в 2018 году пустовали 216 000 домов, в то время как 4700 человек спали на улице, а 83 700 нашли убежище во временном жилье. Когда началась эпидемия COVID-19, британское правительство предоставило приют 14 500 человекам. Почему бы не передать им это жилье в постоянное пользование?
Неужели мы НИЧЕМУ не научились за это время? Ведь насильственное переселение не помогает решить проблему бродяжничества, а лишь МАСКИРУЕТ ЕЕ.
Историк Адам Краймбл, работающий над проектом «Бродячая жизнь», разбирая данные, относящиеся к эпохе Диккенса, выяснил, что разделение жителей на обычных членов общества и изгоев постоянно менялось. «Представления о границах тех или иных сообществ людей не являются постоянными, – говорит он, комментируя распространившееся после Брексита мнение о том, что уроженцы Британии являются "своими", а остальные к ним не относятся. – Сегодня человека, переезжающего в Лондон из Польши, считают чужаком. Вернитесь на двести лет назад: тогда таким изгоем был кто-нибудь из Эссекса».
«Бродячая жизнь» – это только один из проектов по оцифровке исторических данных, и таких проектов становится все больше. В этой главе мы анализируем и визуализируем массивы информации, которые ломают устоявшиеся представления о прошлом, в том числе о том, как люди перемещаются – и перемещались в прошлом – по всему земному шару. В то же время мы признаем, что есть вещи, утерянные для истории: например, судебные записи не слишком много говорят о том, каким человеком был Левер Макси. Однако они, по крайней мере, сохранили его имя, тогда как этой основной характеристики человека были навсегда лишены миллионы попавших в рабство африканцев, вся жизнь которых свелась к записи о сделке. Торговля происходила в масштабах, которые остаются непостижимыми, даже будучи представленными в виде таблицы. Как бы нам хотелось установить личности людей, растворившихся в этом бесконечном потоке! База данных, в которой содержатся имена 91 491 человека – африканских мужчин, женщин и детей, освобожденных с кораблей работорговцев в последние годы трансатлантической торговли, – является прекрасным примером того, как информация служит человечеству, а за сухими цифрами скрываются целые истории. Возможность сохранить память о людях, даже если все, что мы можем сделать, это записать их имена, приводит в действие «одно из самых мощных средств в долгой борьбе за справедливую жизнь», о котором говорила судья Гинзбург.
Она произнесла эти слова в День памяти в Мемориальном музее холокоста в США; музей вкладывает средства в организацию выставок, образовательные программы и подготовку руководителей, чтобы не допустить повторения ужасов прошлого. В 2007 году географы и историки собрались здесь на недельный семинар, чтобы изучить роль карт и сбора данных в исследовании одной из самых темных страниц истории. Очевидный интерес для них представлял вопрос где?: где люди были арестованы, куда их отправляли, где они были убиты. Имея доступ к обширному архиву музея, ученые составили карты, наглядно показывающие процессы формирования лагерной системы СС, открытия гетто в Будапеште, строительства Освенцима и другие – те, что меняли смысл любого пространства, которого касался холокост.
Однако одну из участниц семинара, специалиста по исторической географии Анну Келли Ноулз, большинство этих карт не удовлетворили. Проблема была двоякой. Во-первых, ей казалось, что столь непогрешимая точность и взгляд сверху, с позиции «бога картографического программного обеспечения» являются поддержкой бесчеловечного, обезличенного, фашистского ви́дения мира. Вторая сложность заключалась в том, что исторические записи, как и приказ о высылке Левера Макси, были созданы людьми, находившимися у власти, а не теми, кто ей подчинялся. Ноулз же хотела нанести на карту точку зрения жертв.
Поэтому она со своими помощниками обратилась к самой настоящей чертежной доске. Слушая рассказы людей, переживших холокост, они фиксировали услышанное вначале с помощью мела и черной доски, затем – используя веревочки, нарезанную бумагу и другие средства. Вскоре стало понятно, что самые драматичные истории, имеющие большое эмоциональное и личное значение, связаны с местами, слишком маленькими для того, чтобы их можно было нанести на карту. И поскольку жертвы не всегда точно знали свое местоположение, то в их памяти сохранились относительные сведения: они описывали либо объекты, располагавшиеся неподалеку (например, бараки), либо детали, наполненные для них особым смыслом (окно, откуда выглядывали лица братьев и сестер).
Один из ассистентов Ноулз Леви, Уэстервельд, начал экспериментировать над созданием карт нового типа. «На тот момент я еще не прослушал курс картографии, – вспоминал он, – так что был несколько скован». Однако на деле это обернулось освобождением. Не ограниченный жесткими рамками декартовой системы координат, Уэстервельд нашел способ отобразить опыт выживших с помощью ассоциативной географии памяти. В лице Якоба Бродмана и Анны Патипы он нашел людей, чьи рассказы, начинаясь по ту сторону Карпат, в конце концов пересекались. Для каждого места, которое они вспоминали, Уэстервельд рисовал круг неправильной формы, задавая величину в относительных единицах и регулируя прозрачность в зависимости от того, как часто упоминалось это место (то есть от его значения). Чтобы показать недостаточность сведений, он использовал пастельные мелки. При участии Ноулз и Уэстервельда мы адаптировали результат их исследований и получили карту, которую вы можете увидеть на следующих страницах. Сохраненные в таком виде воспоминания о холокосте стали видимыми – и останутся таковыми до тех пор, пока мы выбираем смотреть на них.
Картография глазами свидетеля
В воспоминаниях самое важное существует вне географического пространства.
Глядя на приведенную ниже карту, вы не сможете представить, через что пришлось пройти Якобу Бродману и Анне Патипе. Вы следите за их перемещениями. Вы видите размах фашистской системы концентрационных лагерей в то время, когда Якоб и Анна попали в нее. Но сможете ли вы понять, что значит быть оторванным от своего дома, от своих родных и совершить пеший переход в условиях польской зимы?
ИСТОЧНИКИ: ЛЕВИ УЭСТЕРВЕЛЬД И АННА КЕЛЛИ НОУЛЗ; БИБЛИОТЕКА И АРХИВЫ ХОЛОКОСТА ТАУБЕРА (АННА); МЕМОРИАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ ХОЛОКОСТА В США (ЯКОБ)
График, приведённый далее, взятый из совместного труда Ноулз и Уэстервельда «Я был там: места, где находились жертвы холокоста», погрузит вас в жизненный опыт двух людей, переживших холокост, – Якоба Бродмана (обозначен зеленым) и Анны Патипы (обозначена золотым). Следуя от первой колонки под каждым портретом, вы по фрагментам показаний проследите их путь во времени и пространстве от дня депортации до момента, когда их окончательно освободили.
Якоб и Анна – двое из примерно 250 000 евреев, выживших в нацистских концентрационных лагерях. Шесть миллионов человек погибли. Эти цифры не поддаются осмыслению, и вместо этого с помощью отметок на карте воспоминаний мы хотим разделить с вами свое сострадание.
Вы представляете собой документ…
Подумайте о своем геноме как о 47 томах генетического кода. Каждый том создан из страниц, вырванных из более ранних текстов. В среднем на одно поколение замещается 71 страница. Чем больше отдаленность во времени, тем большая часть вашей оригинальной истории заменяется.
Написанный множеством авторов…
Тем временем количество ветвей вашего фамильного дерева удваивается с каждым предыдущим поколением (двое родителей, двое дедушек и две бабушки и т. д.). Если отследить его на 300 лет, в нем окажется более тысячи ветвей. В этот момент количество ваших генеалогических предков начинает превышать количество генетических.
ИСТОЧНИК: ДЭВИД РЕЙХ, ГАРВАРДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Частичное наследование
Тесты ДНК не расскажут вашу полную историю.
Если вы решили присоединиться к 30 млн человек и сделать тест ДНК, чтобы узнать о своих предках, подумайте, каким способом это сделать. Многие прослеживают только материнскую линию митохондриальной ДНК или путь Y-хромосомы отца, обозначенные на графике прерывистыми линиями. Но это все равно что составлять описание тысячестраничной книги, основываясь на двух случайно выбранных отрывках. Ваш геном – 23 пары хромосом и кусочек митохондриальной ДНК – содержит более полную антологию вашего семейного прошлого. И благодаря революции в геномике ученые научились его читать.
Исследование вашего генома в целом может выявить генетические факторы риска возникновения различных болезней, подобрать лекарства, адаптированные к мутациям вашего генома, и определить, откуда эти мутации происходят. Чего генетические тесты точно не смогут сделать, так это доказать ваше происхождение от знаменитых предков, как бы того ни хотелось некоторым людям.
Вышесказанное нисколько не умаляет ощущения культурной связи с предыдущими поколениями. Если вы бережете кулинарную книгу вашего предка или восхищаетесь его именем, это способствует возникновению не вызывающей сомнений связи между эпохами. Однако, если фамильные ценности и могут зародить в вас чувство родства с теми, кто жил десятилетиями ранее, то с вашими генами такого точно не произойдет.