Дженнифер Бенкау
Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени

Глава 12

Тяжело дыша, я озираюсь по сторонам. Но волки не удалились на безопасное расстояние, чтобы продумать план атаки. Они испарились.

Натаниель рядом. Лицо у него залито кровью и потом, но видно, что он пугающе бледен. Подползаю к нему и обнимаю.

– Что ты сделала? – слабым голосом интересуется он.

Я? Ничего. Но Натаниелю об этом не говорю, ведь тогда встанет вопрос: если не я, то кто?

Облегчение, что Натаниель еще жив, снова сменяется тревогой. Он дышит с трудом, словно грудь у него придавлена камнями. Не представляю, сколько еще он протянет, и ничем не могу ему помочь. Но вдруг здесь, в Лиаскай, найдется тот, кто сумеет его вылечить?

Все из-за меня. Я перенесла Натаниеля в Лиаскай. Я уговорила его вернуться, зная, что он не сможет мне отказать. И затем я оплошала: с магией не справилась, Натаниеля не удержала. Это мой промах.

И теперь Натаниель лежит у меня на руках, его голова покоится на моем животе. Глаза закрыты, будто его успокаивает одно мое присутствие. Ему приходится бороться за жизнь – и виновата в этом только я.

– Мне очень жаль, – шепчу я, наклонившись к его лицу так низко, что губами касаюсь лба. – Если бы я хорошенько подумала! Зря я отмахивалась от мысли, что это будет очень опасно. Опасно не только для меня, но и для тебя.

Натаниель едва шевелит губами, и я не сразу понимаю, что он говорит:

– Это моя жизнь. И так было всегда.

– Но могло быть иначе! Ты сидел бы сейчас в пабе…

Уголки его рта дергаются:

– Ирландское пиво мне не по душе.

– Или смотрел сериалы на «Нетфликс». Или учился в университете, чтобы потом спасать людям жизни.

А не рубить их мечом. Боже мой! Как я могу требовать чего-то от Натаниеля? От того, кто никогда меня ни о чем не просил, забывая о себе и своих желаниях?

– Просто знай. Мне очень жаль!

– Это моя жизнь, – повторяет он, приоткрыв глаза. Во мраке они кажутся почти белыми. – Я продержусь еще немного.

Еще немного. Придумаю ли я что-то за это время?

– Надо убираться отсюда, – решительно говорю я.

Я худо-бедно перевязала жуткую рану на голове Натаниеля, и он немного отдохнул.

– Ветровые волки могут вернуться. Вдруг приведут всю стаю? – беспокоюсь я.

Натаниель может пройти два-три неуверенных шага, но учитывая его состояние, делать этого не стоит. Он по-прежнему не видит. Лезть вместе с ним по скале – безнадежная затея. Над пропастью кружат смутные тени: гигантские птицы с крыльями под два метра. Ох, не к добру это все…

– Бельдар, – с нажимом произносит Натаниель. Он будто хочет, чтобы я хорошенько запомнила это слово. – Иди в Бельдар, Ваше Величество.

– Что там?

Не припоминаю такого места.

– Южнее Ленсхайвена есть прибрежный городок. На картах он не отмечен, но ты его найдешь. Там встретишься с близнецами. Может быть, – Натаниель дрожащей рукой неловко касается моего виска, – они освободят тебя.

– В смысле, снимут власть короны? Разве такое возможно?

Натаниель слабо пожимает плечами:

– Я не уверен. Но однажды получилось. Может быть… Иди в Бельдар. Назови близнецам мое имя – Натаниель.

– Сначала найдем безопасное место, – лепечу я. – Где ты сможешь передохнуть. А я приведу помощь.

Натаниель не отвечает – дурной знак. Хотя он часто так делает, когда я не прибегаю к своему королевскому авторитету. Натаниель опирается на меня, и мы с трудом продвигаемся вперед, метр за метром, шатаясь и тяжело дыша.

Этот отрог больше того, на котором очнулась я, и уходит немного вверх. В душе вспыхивает робкая надежда: вот пройдем немного вдоль скалы, а там и конец ущелью. Но двигаемся мы очень медленно, и с каждым шагом силы все тают. Время от времени к нам подлетают птицы и затем снова взмывают на безопасную высоту. Приглядываются к нам. Они уже поняли, что мы слабы и беззащитны. В лучшем случае эти птицы – падальщики, терпеливо ждущие своего часа. В худшем они набросятся при первой же возможности. Интересно, а сейчас что им мешает?

Натаниель заваливается на меня, и я чуть не падаю. Понятно, ему нужен отдых. Но прежде всего ему нужна настоящая помощь.

И тут я замечаю пещеру. Черное отверстие в скале. Мы чуть не прошли мимо, не обратив на него внимания. Я иду к пещере, выставив перед собой меч, чтобы в случае опасности немедленно атаковать. Нет, никаких диких зверей. Нас поглощает непроглядная тьма. Здесь не видно птиц, не чувствуется едкий запах серы. В какой-то миг мне даже кажется, будто впереди брезжит свет.

Я помогаю Натаниелю сесть:

– Вот так, отдохни немного.

А ведь мне не померещилось! Неподалеку от нас горит огонь.

– Там кто-то есть, – взбудораженно шепчу я.

Снова взваливаю на себя Натаниеля, и мы плетемся дальше. Мысль, что у огня может сидеть кто-то не слишком дружелюбный, мелькает и исчезает. Меня слишком туда тянет.

Натаниель не теряет бдительности:

– Мы ведь не знаем, кто это…

Он умолкает, не в силах закончить предложение.

– Да заткнись ты! Мы и так влипли по уши, – грублю я.

Натаниель собирает остаток сил.

Коридор приводит нас к решетке из вулканического стекла. Она выглядит так, словно сталагмиты и сталактиты проросли навстречу друг другу, а ветер, дующий в этом тоннеле, отполировал их до блеска. За решеткой на стенах висят факелы, освещающие овальную залу. Не похоже, что здесь есть врата или какой-то проход. Что же это, клетка? Да быть такого не может. Для кого?

– Мне здесь не по себе, – сипит Натаниель.

Он не лег – рухнул на землю, а я снова запаниковала. Надо найти того, кто ему поможет. Снова достаю Церцерис: хочу посмотреть, вдруг что-то поменялось. Открываю его, и тут сердце бьется быстрее. От Церцериса по-прежнему веет холодной бесконечной пустотой. Перенестись мы не сможем. Но кусочек ночных небес стал другим. Сапфиры Кассиопеи! Они сияют, словно на свету, хотя я стою в тени. Светится даже трещина: мгла, глубокая бесконечная мгла сверкает внутри. Никогда такого не видела.

– Покажи мне, – раздается вдруг чей-то голос.

Я испуганно вскрикиваю. Кто это? Тонкий девичий голос как-то не вяжется с твердостью, холодом и безысходностью этого места. Такой звонкий, что кажется, будто со мной говорят музыкальные часы.

– Пожалуйста.

Я на подгибающихся ногах подхожу к решетке. Ну, точно. В тени одной из колонн стоит девочка. У нее короткие черные волосы – она будто сама их остригла, – а большие глаза кажутся то зелеными, то золотыми. Кожа у девочки до того бледная, что на лбу и висках видны фиолетовые прожилки. Она очень худенькая, одета в простое поношенное платье. Глядя на ее босые ноги, я с болью вспоминаю Грейс.

– Что?.. – голос срывается, и я прочищаю горло. – Что ты здесь делаешь?

– Пожалуйста, покажи мне небо. И ночь, – губы девочки улыбаются, но взгляд очень серьезный.

Внутри у меня все дрожит. Хочу отшатнуться, но не могу. Но нечто крохотное и отважное во мне заставляет подойти к решетке вплотную.

– Кто ты? – интересуюсь я.

Правильнее было бы спросить: «Что ты?»

Девочка молча улыбается. Ее взгляд будто невольно скользит к руке, в которой я сжимаю Церцерис.

– Назови свое имя, – требую я. – Тогда покажу медальон.

«Отвратительная идея!» – кричит интуиция.

Девочка наклоняет голову – звериный жест, напоминающий мне волков.

– Я не могу.

– Почему?

– У меня нет того, что тебе нужно.

У нее нет имени? Дивиться тут нечему. У Грейс тоже не было имени, когда мы только познакомились. Может, девочку заперли здесь в наказание.

– Ты служанка?

– Да. – Она улыбается еще шире.

– Почему тебя здесь заперли?

– Мне не позволено служить. Теперь покажешь?

«Нет, нет, нет. Не надо, не надо!» — Предупреждение проносится в голове жемчужной нитью, и я понимаю, кто мне его послал. Лиаскай.

«Почему нет?» – сосредоточившись, мысленно спрашиваю я.

Перед внутренним взором мелькает корона. Тиара Стелларис.

– Кому ты желаешь служить? – выдавливаю из себя я, окидывая девочку взглядом. Сколько ей лет? Сложно сказать. Шесть или восемь, может, десять или двенадцать. Или…

– Лиаскай, – отвечает она, словно это нечто само собой разумеющееся. – Так можно посмотреть?

Я снова открываю Церцерис. Сапфиры блестят, словно настоящие звезды, а из трещины сочится мгла, и я не знаю, хорошо это или плохо. Вытянув шею, девочка смотрит на медальон, и ее улыбка становится радостной.

– Ты знаешь этот Церцерис, – догадываюсь я.

– Очень хорошо. Я хочу его потрогать.

– Нет.

У меня по коже пробегают искорки, словно от легкого удара током. Я перевожу взгляд на девушку и вдруг вижу на ее лице горе.

– Церцерис поврежден, видишь? Боюсь, он сломается, если…

«Если к нему прикоснется кто-то, обладающий твоей силой», – собираюсь сказать я, но слова застревают в горле.

– Он не поврежден, – говорит девочка, прижимаясь лбом к решетке. – Я просто изменила его. Мне пришлось это сделать, чтобы он вернулся ко мне.

– Так Церцерис принадлежит тебе? На нем знак твоего клана?

Не нравится мне это. Вот скажет эта юная особа «да», и окажется, что мы родственники.

Но девочка качает головой и заливается смехом, звонким, как колокольчик.

– Значит, ты чароносец? – предполагаю я.

Кто кроме них может изменять Церцерис?

– Я не принадлежу клану, – отвечает девочка. – Они все принадлежат мне.

И тут в ее узком безобидном личике я вижу кое-кого другого. Мрак, тень и зло. У них есть кое-что общее: одиночество.

– Сюда приходил междумирец, – догадываюсь я.

От одной мысли пробирает дрожь, ведь это было так давно. С тех пор прошло лет десять.

– Он пытался освободить тебя, да?

От сожаления лицо девочки кажется темным, несмотря на пляшущий свет факелов.

– Он стоял на том же месте, где сейчас стоишь ты. В одной руке он держал Церцерис, а другой сжимал мою ладонь. Он собирался вытащить отсюда. Я предупреждала, что ничего не выйдет. Это место защищено чарами.

– Вас разорвало, – шепчу я. – Вы существуете в обоих мирах лишь наполовину.

Что же она такое, если выглядит так прекрасно, даже утратив свою половину?

– Именно так. Мой слуга потерпел неудачу. Но ему удалось забрать мою ненависть в тот мир, о котором он рассказывал. Без ненависти мне живется гораздо легче.

– Но как ты здесь живешь? Кто о тебе заботится?

Я вслушиваюсь в клокот, раздающийся в глубине гор. Вдруг появятся те, кто охраняет эту девочку?

– Представь, будто Лиаскай даровала тебе бессмертие, чтобы ты могла ей служить, – говорит девочка. – Как думаешь, это благословение или проклятие?

Дыхание замирает у меня в груди. Бессмертие. Эта девочка бессмертна? Ей многие сотни лет? Сколько она томится в этой каменной клетке? Нет, такое… Но мы же в Лиаскай, а здесь нет ничего невозможного?

– Правильно. – Девочка по-своему истолковывает мое молчание. – Я тоже не знаю ответа, хотя у меня было много времени на раздумья.

– Давно ты здесь? – спрашиваю я.

Сама того не осознавая, я подошла так близко, что теперь кончиком носа задеваю решетку.

– Не знаю, сколько лет, – объясняет девочка, поглаживая решетку. – Минуло три больших войны.

Три. Войны.

И последняя была пятьсот лет назад. Рассудком я отчаянно пытаюсь найти этому объяснение. Девочка может лгать. Все происходящее может оказаться спланированной игрой, цель которой запутать меня и заставить плясать под чью-то дудку. Но в голове я слышу шепот Лиаскай, подтверждающий каждое слово девочки. Что-то мне нехорошо… Не устояв на ногах, я сажусь на камень.

– Все это время ты сидела здесь, – голос у меня срывается, – взаперти? Никто тебя не навещает? Тебе не дают ни еды, ни воды?

– Мне это не нужно.

– Но… как ты все это выносишь?

– Временами я теряю рассудок, – говорит она так, будто речь о чем-то обыденном, – но, поискав хорошенько, нахожу его снова. Скоро на это потребуются годы.

– Ты… – Я не могу выдавить ни слова, в горле словно застрял ком. – Ты здесь совсем одна?

– Иногда ко мне приходят волки. Ты их видела, так ведь?

– А ты их прогнала. Сидя за решеткой.

– У меня осталось мало сил, но для жизни в ущелье их хватает. Я хотела поговорить с тобой. Со мной так давно никто не разговаривал на языке рта и губ. Я даже думала, – она тихонько смеется, – что разучилась на нем общаться. Лиаскай посылает мне сны и истории о нашем мире. Она поведала мне и о тебе, Королева.

Ей известно, кто я.

– Я многое о тебе знаю. Ты – дочь слуги, который приходил ко мне.

– Его зовут Макер Уолш. А мое имя Майлин.

– Может, и так. Но твое имя мне ничем не поможет.

В шепоте Лиаскай слышатся тысячи голосов. Я не разбираю слов, улавливаю только чувства. Это тоска, желание, любовь к этой девочке, на которую у Лиаскай были большие планы. Королевы гибнут, не выдерживая ее мощи, а девочка разрешила бы все затруднения. Она – идеальная Королева. Избранная Лиаскай. Значит, Лиаскай пыталась устроить так, чтобы не убивать девушек-королев. Это очень трогательно. Но также я чувствую, что Лиаскай хочет меня предостеречь. Нравится мне это или нет, но сейчас Королева – я. И в случае опасности Лиаскай будет защищать меня даже от собственного творения.

– В Завременьи я пообещала одному существу вернуть его в Лиаскай. Это была твоя другая половина, да?

– Ты боялась ее? И правильно делала. Я благодарна тебе за то обещание всеми зимами, которые обжигали холодом мою душу. Но будь осторожна. Я исполню предназначение и пойду на все, – вытянув руку, она касается моей щеки, скользит от подбородка к шее. – И тогда я не буду ведать пощады. Я сорву свою корону с твоей головы.

Лиаскай любит эту девочку. Я чувствую лишь отражение этой любви, но с трудом выдерживаю ее невероятную мощь. Наверное, так мать любит свое дитя. Но сейчас Лиаскай любит и меня.

Первым моим порывом было сказать девочке, мол, пусть забирает корону. Я никогда не хотела быть Королевой, и короновали меня обманом и ложью. Но тут в голове мелькает предупреждение – оно пришло извне, но быстро смешалось с моими собственными мыслями.

Девочка решит, что я слаба, раз не хочу власти, которую она ждет уже много веков. Надо, чтобы она считала меня сильной.

– Есть способ открыть клетку?

Девочка по-человечески растерянно вздыхает:

– Ее запечатали кровью брата. И только его кровь разрушит решетку.

– Твой брат.

Еще одно бессмертное существо. И оно гораздо опаснее томящейся здесь девочки.

– Он тебя заточил?

– Лиаскай столько всего мне подарила. А ему – ничего. Но он родился первым, все дары предназначались ему: бессмертие, титул и любовь Лиаскай. Но Лиаскай решила иначе и не полюбила его. За это он заточил меня здесь и забрал все себе.

– Почему? – недоумеваю я. – Почему Лиаскай такое допустила?

– Тогда в магии царил хаос. Кланы только появились. Юноше с большими планами и огромным богатством не составило труда найти людей, особенно талантливых в магии, – во взгляде девочки мелькает одобрение, даже восхищение. – Они были отчаянными. Безрассудными, совсем не боялись, что магия уничтожит их. С некоторыми так и случилось. Другие преуспели. Они не смогли отобрать у меня все бессмертие, но забрали какую-то часть и передали ее брату. Затем заточили меня с помощью его крови. Люди быстро обо мне позабыли. И до сих пор Лиаскай никак не могла мне помочь. – Она печально улыбается. – В этом вся трагичность судьбы богов. Их сила зиждется на вере, а вера очень хрупка. Ее легко сломить.

«И иногда веру ломают и придают ей другую форму. Форму, которая угодна власть имущим», – думаю я.

– Я превратилась в легенду. Легенду передавали из уст в уста, с годами она менялась, пока на смену не появилась совершенно новая вера. Новые ритуалы, которые занимают умы людей, отвлекая от поисков истины.

Волосы у меня встают дыбом. Наконец-то я поняла культ королев, которых забирают из моего мира.

– Натаниель, – шепчу я, не оборачиваясь к нему, потому что не могу отвести взгляд от девочки. – Пророчество не лжет, но его трактуют неправильно. Девушка из Завременья – это не девушка из моего мира. Все проще: это девушка из минувших времен. Пророчество о ней, Натаниель! Она, не сгорая, может носить тиару Стелларис и сдерживать мощь Лиаскай.

Не могу поверить. В этом ущелье, куда нас привел след папы и его Церцерис, мы нашли ее…

– Натаниель, она – Истинная Королева.

Но Натаниель не отвечает. Я не слышу ничего, кроме потрескивания факелов и собственного дыхания…

– Натаниель?

Глава 13

– Эй? Ты как? – Я медленно опускаюсь на колени рядом с Натаниелем. – Ты спишь?

Мягко трясу его за плечо, но Натаниель не реагирует. Его веки неподвижны. Сердце у меня замирает в груди, а с губ срывается беспомощный скулеж. Вцепившись в кожаную куртку, я трясу его сильнее, но он лишь безвольно роняет голову на плечо.

– Нет, пожалуйста! Не сдавайся, прошу, нет, пожалуйста, пожалуйста…

Я проходила курсы первой помощи и узнала, что нужно делать, однако сейчас в голове у меня осталась пустота. Королева что-то говорит, но я ничего не слышу. Дрожащими руками касаюсь скулы Натаниеля. Легонько похлопываю его по щеке, затем залепляю пощечину.

– Проснись, умоляю, проснись!

Ничего. Почему он даже не пошевелился? Почему он такой холодный? Что же мне делать?

Я падаю на Натаниеля, утыкаясь лицом ему в грудь. Пожалуйста, умоляю, не поступай со мной так.

Тут в голове проносится здравая мысль. Сердцебиение. Надо проверить, бьется ли его сердце, дышит ли он. Неуверенно касаюсь шеи Натаниеля, ища пульс, и прижимаюсь ухом к его груди. Должно… Он должен…

– Натаниель, умоляю… Ну же!

Я всхлипываю, меня колотит дрожь: ничего не понимаю. Но я уверена, что Натаниель дышит. Слабо, тяжело, редко, и это меня не утешает. Но его сердце бьется. Осторожно ощупываю его голову, перебинтованную рану. Она сильно опухла, но все, что я могу сделать, – это приложить смоченный платок, чтобы охладить ее.

– Я знала, что он твой воин, – произносит девочка, наблюдающая за каждым моим движением. – Но между вами нечто большее?

– Он мой друг, – отвечаю я. – Мой самый близкий друг. Может, единственный. В любом случае, только ему я могу доверять.

Девочка молчит, словно размышляя о чем-то.

– Он умирает, – сорвавшиеся с губ слова звучат холодно, будто они сделаны изо льда. – И это моя вина. Он не должен был возвращаться.

– Это так. Его возвращение принесет Лиаскай лишь горе. Твой воин потерял кусок небес, и он попал не в те руки. Это приведет к хаосу. Магия опасна и принадлежит кланам.

Она говорит о Церцерисе Натаниеля, который достался Крис Босуорт. И в этом тоже виновата я.

– Кристина не может воспользоваться Церцерисом, – слабо возражаю я.

– Ты так сильна, Ваше Величество, но ничего не знаешь? Сила и незнание – очень опасная смесь. Она может воспользоваться Церцерисом, ведь его владелец снова очутился в Лиаскай. Остается понадеяться, что он умрет прежде, чем она узнает о его возвращении.

– Он не умрет, – говорю я так, будто это зависит от меня. – Должен быть способ его спасти!

– Разве для Лиаскай есть что-то невозможное?

– Значит, ты знаешь, как его спасти? Прошу! – Я вскакиваю, подбегаю к девочке и хватаюсь за решетку, будто желая ее сломать. – Она может помочь ему? Я не понимаю, как с ней связаться, не знаю языка, на котором ее умоляют. Но ты, ты ведь знаешь!

– Ведай я, как убедить Лиаскай кому-то помочь, не сидела бы здесь, – замечает девочка. – Однако я в силах сдержать то, что отнимает у людей жизнь. Поэтому я все еще здесь.

Дыхание у меня учащается.

– Ты можешь… ему помочь?

Боже мой! Спасибо!

– Что мне сделать? – допытываюсь я.

– Не так быстро! – смеется девочка. – Я могу ему помочь, но это не значит, что я хочу помогать. Какая мне от этого польза?

Я судорожно вздрагиваю. Ну же, Майлин, думай! Что ей нужно?

– Я верну то, чего тебе не хватает. Твою часть, очутившуюся в другом мире.

Девочка задумчиво поджимает губы. Она играет со мной, и на кону – жизнь Натаниеля. Мне надо сделать хорошую мину при плохой игре, но не лебезить перед ней: она примет это за слабость.

– Это ты мне уже пообещала, Королева.

Думай! Что ей по-настоящему важно?

– Я позабочусь о том, чтобы утерянный кусок небес вернулся к Натаниелю. Все вернется на круги своя, и магия будет в руках клана.

– Вернуть Церцерис, скорее, в его интересах, а не в моих. Или ты полагаешь, что мне, запертой здесь, есть дело до того, что происходит во внешнем мире?

– Тогда чего ты хочешь? Свободы?

– Считаешь это ошибкой?

– Я считаю, что спорить об этом просто смешно, – парирую я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Я давно решила освободить тебя.

Девочка снова заливается смехом. Однако теперь я точно слышу: в нем сквозит неуверенность. Надежда, которую она пытается скрыть, но не может.

– Человек, с которым я связана сердцем, связана так крепко, что наша связь проходит через другие миры… Этот человек однажды уже разорвал магические цепи.

Я думаю о Лиаме, говорю о нем и испытываю гордость. У меня даже получается холодно улыбнуться Королеве.

Я провожу пальцами по решетке:

– Работа чароносцев. Но чтобы заточить Истинную Королеву, этого мало. Я чувствую призрачную магию ткачей снов: из-за нее кажется, будто ты не можешь сбежать, но это неправда. Совместными усилиями кланы наложили на твою темницу очень сильные чары.

Понятия не имею, что я вообще несу. Просто делаю, как Лиам. Не можешь светить – ослепляй!

– Но мой ткач снов – сильнее.

Глаза у девочки блестят.

– Оставь мне что-то в залог, – шепчет она. – Тогда я поверю, что ты вернешься.

Я лихорадочно соображаю. Чего она хочет? Ответ очевиден. Эта девочка – другая половина той твари из Дублина. Светлая часть, в сердце которой нет ненависти и мрака. И все же они с тварью одно целое. Она хочет того же, что и ее темная сущность. Только у меня больше нет… Хотя погодите!

– У меня есть воспоминания, – шепчу я, не уверенная, что сделка не будет стоить мне рассудка или чего-то более ценного. – Драгоценные воспоминания о моей сестре Виктории.

– О Королеве?

Киваю.

– И да и нет. Эти воспоминания другие. Я помню Вики до того, как она стала Королевой. Воспоминания о Королеве я уже отдала тебе.

Девочка отворачивается.

– Такие воспоминания мне не интересны.

– Нет, еще как интересны!

Девочка не оборачивается, но наклоняет голову.

– Это воспоминания о Вики, которая еще не стала Королевой.

По моим щекам бегут невольные слезы: придется отдать все, что у меня осталось от Вики…

– Воспоминания о маленькой девочке, ее любили и оберегали, о ней заботились, – шепчу я. – Девочка жила в семье: с мамой, которая воспитывала ее без всякой строгости, с сестрой, которая всегда была рядом, даже темной ночью, когда девочка просыпалась от кошмарного сна. Эта девочка никогда не была одинока, ни секунды в своей жизни.

«Прости меня, Вики», – мысленно обращаюсь к сестре я.

Истинная Королева все-таки оборачивается. По ее лицу видно, как сильно она желает заполучить эти воспоминания.

– Подтащи его ближе к решетке.

Прости, Вики. Но надо думать о живых.