Джавид Алакбарли
Чёрная мадонна
– Вам что делать нечего? Зачем тащите с собой эту мазню?
Макс был предельно спокоен. Просто молчал и улыбался. Разводил руками. Всё это можно истолковать примерно так, что «вы уж простите меня дурака». Вслух он выдал лишь одну фразу.
– Это просто дорого нам. Как память о друге.
Мало кто из таможенников поверил бы тогда в то, что эти шедевры русского авангарда стоят баснословных денег. Именно они смогли обеспечить им безбедное существование в первые годы.
Она ничего не спрашивала о том, откуда эти картины. Только потом Макс рассказал ей о том, что примерно за месяц до того, как начался весь этот кошмар, Алик заходил к нему с этими холстами. Тогда они ещё были в рамках. Кипя от возмущения, Алик рассказывал, что сейчас поступило указание вычищать запасники музеев. Предназначенные к уничтожению эти работы предлагали выкупить нескольким коллекционерам. За копейки. Все отказались. Он говорил:
– Ты не представляешь, какие шедевры обрекли на выброс и разрезание. Филонов и Кандинский вообще никем всерьёз не воспринимались. Одолжил у приглашённых, на этот, так называемый, аукцион, немного денег. Что смог, выкупил. Надо сейчас заехать домой и быстро вернуть деньги. Обещал, что отдам в течение дня. А это пусть пока побудет у тебя. Ищу толкового реставратора. Говорят, он будет в Москве через пару месяцев. Тогда и заберу.
Кто же знал, что через пару месяцев Алику будет совсем не до этих картин. Тогда же Макс объяснил ей, что боялся её реакции на таможне.
– Ты знаешь, может они ничего не понимают в искусстве, но прекрасно читают на лицах. Если бы ты заранее знала бы об этом, твоё лицо неизбежно выдало бы нас.
А ещё они везли с собой работы самого Алика. Как память о нём. К счастью, он не держал их дома. А о том, что у него была ещё и арендованная на пару с другим художником мастерская, в органы видимо никакой информации не поступало. Да если и поступала, то не картины интересовали милицию и прокуратуру. Тот художник ещё долго благодарил их за то, что избавили его от этого хлама, плохо понимая зачем им понадобились дурацкие работы этого «никчёмного художника». Откуда же ему было знать, что они окажутся на Западе такими востребованными. А ведь Алик и сам всегда так уничижительно отзывался о них.
Чужбина всегда есть чужбина. В какой бы стране вы не осели бы жизнь здесь никогда не будет для вас лишена привкуса горечи. Её муж заранее знал, что они поселятся в Виши. Здесь жил его дядя. Волею судеб он оказался здесь, когда закончилась Вторая мировая война. Дядя называл Виши «оклеветанным» городом. Его рассказы о том, что здесь творилось, когда закончилась фашистская оккупация Франции, представляли собой, наверное, один из самых потрясающих документов эпохи. Располагая небольшой суммой денег, он смог на недвижимости Виши сделать себе целое состояние.
Весь мир знает Виши не только как город-курорт, но и как место где, располагалось правительство Франции в период оккупации. Множество позорных решений, было принято именно в этом городе. Когда Виши выбиралось в качестве «временной столицы», учитывался лишь фактор того, что этот курорт мирового значения обладал самой лучшей инфраструктурой, имел телеграфную и телефонную связь со многими странами мира и очень богатый гостиничный фонд. К сожалению, начиная с 1944 года, как будто, вся Франция стала стыдиться этого города.
Виши буквально был разграблен, когда отсюда выезжали все те, кто имел отношение к так называемому «временному правительству». Отсюда вывозились предметы искусства, декора, редкие образцы антиквариата. Никакого контроля и порядка. Все, кто бежал из этого города считал, что любой сувенир, прихваченный отсюда, является военным трофеем. В конечном итоге же, выиграли не те, кто грабил Виши, а те, кто имел смелость и мужество остаться в этом городе. Дядя Макса прекрасно понимал, что это был буквально рай для тех, кто не побоялся вложить деньги в эту недвижимость. Он не упустил эту возможность.
Макс был прекрасным архитектором. Его сотрудничество с дядей было настолько плодотворным, что тот, практически, отошёл от дел, доверив всё племяннику, как своему единственному наследнику. Жизнь постепенно налаживалась.
После очередного посещения «Чёрной мадонны» она была готова к очень непростому разговору с Максом.
– Ты знаешь, я хочу, чтобы мы устроили выставку работ Алика. Не здесь. В Париже. Желательно в Сен-Жермене. В какой-то солидной галерее. Это должна быть выставка – продажа. С хорошим буклетом. С авторитетным куратором. Мы можем себе это позволить?
– Конечно же да. Но на серьёзную подготовку нужно почти полгода. Если ты этого хочешь, то можем завтра же начать.
– У меня нет ни одной фотографии Алика. А для выставки это просто необходимо.
– Там среди его работ есть автопортрет. Если понравится, можем использовать.
Выставка имела ошеломительный успех. К её концу все работы были распроданы. Тогда Макс задал ей всего один вопрос:
– Ты ничего не хочешь оставить себе? Хотя бы автопортрет?
– Нет, не хочу. Не хочу, чтобы мёртвые держали в плену живых. Хочу подвести черту под этим этапом своей жизни и жить дальше. И спасибо тебе за всё.
Тогда она подошла и поцеловала Макса в щёчку. Он не отшатнулся, а слегка приобнял её. Фактически с этого момента и началась их настоящая семейная жизнь.
Её дочь Камилла с детства была очень лёгким в общении ребёнком. Послушным, милым и очень красивым ребёнком. С учёбой у неё вообще не было никаких проблем. Ей одинаково легко давались и гуманитарные, и точные науки. Сын соседей, с которым она пошла вместе в первый класс, быстро превратился из задиристого мальчишки в её верного воздыхателя и поклонника.
Они, уже как сложившаяся пара, уехали учиться в Париж. Учились на разных факультетах. Она не раз имела возможность убедиться, что они вместе поселились и, видимо, рассчитывали на то, что и дальше будут вместе. На последнем курсе Камилла забеременела и молодые с радостью сыграли свадьбу.
В подростковом возрасте у Камиллы не раз возникал вопрос о том, не является ли она приёмной дочерью. Конечно же, она абсолютно не походила на Макса. И на мать не была похожа. Она же была точной копией Алика. В своё время, ещё до отъезда из Москвы, Макс удочерил её. Естественно, что во всех французских документах он был указан в качестве её отца. Родившаяся же внучка оказалась, почему-то, точной копией своей бабушки. Это обстоятельство сыграло решающую роль в том, чтобы у Камиллы больше не возникало подозрений в том, что она им не родная.
С самого рождения внучки было очевидно, что у молодых ещё много амбициозных планов и они не готовы стать полноценными родителями. Именно поэтому внучка поселилась с бабушкой и дедушкой в Виши. Малышке не было и года, когда её родители уехали в Штаты. Там же, спустя два года, они разбежались. Как ни странно, но первый шаг был сделан Камиллой.
Она безумно влюбилась в какого-то итальянца и бросила мужа. Летом её новоиспечённая любовь приехала в Виши просить руки дочери. Итальянец был красив, брутален и далеко не беден. Дочь вся светилась от счастья. Естественно, что малышку им не отдали Скромный семейный обед ознаменовал и помолвку, и новое замужество. Они уехали. Взяли с них обещание приезжать к ним. Как можно чаще. Они же поехали всего один единственный раз. После Виши с его провинциальной тишиной и покоем, Нью Йорк показался им безмерно шумным и суетливым.
Макс, как всегда, сделал свои логически безупречные выводы:
– Не наш город, не наша страна, не наша жизнь.
Вообще он был убеждён, что эмиграцию можно пережить лишь один раз. Второго шанса, как правило, нет ни у кого. Пока ты молод и полон энергии действительно очень легко выучить новый язык, погрузиться в иную культурную среду, кардинально поменять уклад и стиль жизни. Но как известно, никогда не говори никогда.
