Диана Викторовна Покормяк
Волчьи тропы

Отрину я земную жизнь и божьи заповеди –

Пусть забирают себе люди!

Пусть скорбят по эфемерному добру,

В котором нет ни выгоды, ни удовольствий.

Как скучно и нелепо жить их заурядной серой жизнью,

Где места нет для истинной свободы и колдовства,

Для многогранности и совершенства,

Зато присутствует вагон запретов и хлам ненужных глупых дел.

Я принял с удовольствием тот бесценный дар,

Что делает меня бессмертным и могучим,

И пусть глупцы твердят о том, что ждёт меня лишь ад,

Не ведом страх мне – пускай горит огнём забвения всё то,

Что делало меня когда-то человеком…

Исповедь оборотня

Глава I. Страшная новость

Осень подкрадывается всё ближе и ближе к домам и клумбам, вплетая золотые нити в траву на лужайках и в листья на деревьях. Нет-нет, да подует северный ветер, вытесняя из города летний зной – будто требует – уступи мне дорогу лето!.. Знай меру! Власть твоя прошла, увяла, как твои цветы на клумбе и нет поводов цепляться за то, что уже не воскресить до следующего года. А я наберу в легкие воздуха побольше и выдохну на горожан во всю мощь – ох и потреплю их волосы и одежды! Да разгоню по домам! А со мной на пару будет резвиться холодный дождь – чтоб уж наверняка любителям прогулок не захотелось высовывать нос из дому! Поманю стальные тучи в город, приглашу их разделить со мной трон вместе с осенью-хозяйкой, что уже заглядывает в город, хотя пока ещё несмело и рассеянно. Я – могучий северный ветер, буду подлетать к окнам, и глазеть, как люди пугливо смотрят на мои проделки! Пусть с трепетом наблюдают за тем, как я игриво срываю с деревьев листья и разбрасываю свою добычу перед их домами-коробками, в которых они как зверьки прячутся из-за всякой ерунды, будь то дождь или сырой туман, пронизывающий до костей. Слабы они и телом и духом – стоит непогоде ступить на их тропы, и они разбегаются по своим норкам, будто мыши.

Вот разгоняюсь я, чтобы поднять с дороги пыль и бросить её в глаза прохожим, но вижу, как навстречу мне бредёт светловолосая девушка – будто призрак она! Я присматриваюсь – нет, не мертва! Просто чем-то напугана и душевно подавлена. На ней бежевое платье до колен и золотые серьги-листья. В руках небольшой чемоданчик, а на плечи небрежно наброшена легкая голубая кофта – в тон к её туфлям. Хорошо быть невидимкой!.. Я подкрадываюсь к ней, слегка треплю её светлые пшеничные волосы и слушаю её мысли. Да! Ветер может это делать, и не важно, какой – южный или северный: любой может. В общем-то, нам нет никакого дела до того, что думают люди, но иной раз ради любопытства можем мысли, будто жемчужины, нанизать на нитку и сделать выводы о человеке – ведь о том, о чём размышляют люди, многое может сказать и о них самих.

Эту девушку зовут Олеся – будто лесные боги придумали такое чудесное имя!.. Думает она о своей сестре, но не с радостью, как иные, а с горечью и с чувством глубокой вины. Подумать только – с виду ангел – юный и красивый, с васильковыми глазами, с не обезображенным пороками лицом, но уже за плечами грех! Да какой!.. Правда, есть у неё оправдание, но оно слишком ничтожно по сравнению с той болью, что причинила она близким, отплатив им разлукой и тревогой. Но… не следует судить её строго, пусть сама нам расскажет о том, что натворила, о чём сожалеет и чего уже никогда не простит себе.

* * *

1998 год, август. Стоило Олесе переступить порог своей квартиры, как раздался звонок – её стационарный телефон жужжал, будто шмель, который бьётся в окно, пытаясь найти лазейку обратно на свободу. Девушка нервозно сбросила туфли в коридоре и поспешила в зал – она сразу почувствовала, что на неё обрушится какая-то нехорошая новость. Предчувствие дано не каждому, но тот, кто обладает таким даром, проклинает его и боится.

– Алло?? – произносит она и замирает. Сердце готово выпрыгнуть из груди, тем более что на том конце провода непростительно медлят с ответом.

– Здравствуй, Олеся… – сухо приветствует её знакомый до боли голос. – У меня для тебя новость…

– Ты здорова? – тут же спрашивает она сестру. В последний раз Рита звонила ей полгода назад и то, только потому, что настоял отец.

– Со мной всё в порядке… А отец…– Рита выдыхает и замолкает, будто не в силах изречь то, что уже произошло.

– Что с ним? – пугается Олеся. «Наверное, попал в больницу!» – думает она, но Рита прерывает её – будто пули, вылетают из трубки страшные слова:

– Он умер сегодня утром. Похороны завтра. Приезжай утренней электричкой… Ты как раз успеешь.

– Что? – Олеся не верит словам и спрашивает: – Умер? Как это?

– Вот так это, – угрюмо бурчит Рита и поясняет: – С ним случился инсульт, ещё до приезда скорой помощи он умер на моих руках, – она шмыгнула носом и вздохнула.

Олесю бросает в жар – её не было рядом! Дочь, называется!.. Она все хлопоты сбросила на Риту, а сама сбежала из родного города. И пусть прошло пять лет с тех пор, но чувство вины так и не утихло.

Когда прошёл первый шок, она твёрдо произносит в трубку:

– Я приеду вечерней электричкой… Я ещё успеваю на неё.

– Не стоит! – сердито выкрикивает Рита.

Олеся изумлённо вскидывает брови и спрашивает с обидой:

– Ты не дашь мне побыть с ним и нормально проститься?

– Хм… Не в этом дело, – уклончиво говорит сестра.

– А в чём?

– Понимаешь, у нас тут какой-то зверь завёлся, то ли волк, то ли ещё кто… Стали люди пропадать каждый день, а потом их находят растерзанных в нашем лесу… Вот такие дела…

Олеся с минуту размышляет, потом отвечает:

– Хорошо, приеду завтра.

Рита торопливо говорит «ну ладно, тогда до завтра!» и бросает трубку.

Олеся слышит протяжные гудки и хмуриться. Всё плохо – отец, которого она так любила – умер, сестра, судя по тону голоса, косвенно обвиняет её в этом, да ещё и какой-то зверь объявился в городе! Сроду волки не водились в их лесах, что же это за напасть?

Она подходит к окну, смотрит на небольшой пруд, что в ста метрах от её дома и с ужасом обнаруживает, что не может плакать. Будто вместе с тем побегом, у неё кто-то вырвал из тела душу, оставив на её месте чёрствый кусок камня. Отец периодически приезжал к ней в гости, когда она немного обосновалась в новом городе, а вот она к нему и к сестре ни разу не приехала. Боялась увидеть того, из-за кого, собственно говоря, и сбежала из города. Молодые девушки так легко кидаются в крайности – с жаром и с храбрым безумством, но когда проходят годы и пыл в костре душевных мук утихает, начинаешь корить себя за поспешность и за глупые ошибки юности. Некоторым эти ошибки обходятся слишком дорого.

Она захлопывает форточку и переводит взгляд на шкаф. Нет уж! Никакой зверь ей сейчас не страшен – она готова потягаться с самим чёртом, если потребуется, лишь бы побыть с отцом эту ночь – последняя возможность попросить у него прощения. Пусть и слишком поздно, но если существует потусторонний мир он и там услышит её запоздалое раскаяние.

Олеся спешит к шкафу, распахивает створки и вытягивает на свет божий своё единственное чёрное платье. Оно классическое и без вычурности – подойдёт к такому случаю. Она недавно его купила, как повседневную одежду на работу, но планы поменялись. Она уже ненавидела это платье и чувствовала, что потом выбросит его, чтобы не мозолило глаза и не напоминало об утрате и ужасном дне, который предстоит ещё как-то пережить. Сложив его аккуратно в чемодан, она добавляет туда пару кофт (по утрам и вечерам уже прохладно) и косметику. Даже в этот жуткий момент она не забывает о том, что в родном городе может столкнуться с человеком, которого она так сильно любила. Нет, она не позволит, чтобы он увидел её в неприглядном виде. Подойдя к зеркалу, она наспех поправляет прическу, берёт свой серый чемодан и выходит из квартиры.

Девушка спешит на вокзал, а вокруг неё мелькают люди – но она не замечает их. Тяжёлые мысли бродят в её голове – она ещё не верит в то, что произошло, всеми силами души отрицает и отпихивает от себя горе, которое нависло над ней – она знает, что пока не увидит отца, не поверит в то, что он мёртв. Такова человеческая природа – хитрая и бережливая к нам, но смерть уже произнесла приговор – она растоптала эту жизнь, простелила ей дорогу к кладбищу и отправилась искать свою следующую жертву.

Олеся едва успевает на последнюю электричку и когда заходит – за ней тут же захлопываются дверцы. Она проходит в вагон, и садиться у окна – людей в это время совсем мало. Кто-то читает книгу, кто-то беседует с соседом о грядках, а она угрюмо наблюдает, как сумерки за окном раскрашивают пролетающие мимо леса в мрачные и не уютные серые оттенки. В таких же оттенках сейчас её никчёмная душа. Малодушие – вот чего она себе не простит. Могла бы жить и дальше в родном городе, тем более она любила его и не собиралась уезжать. Так нет же, бросила отца, который часто болел, и младшую сестру, которой так нужна была опора, ведь матери у них не было – она умерла много лет назад от запущенной пневмонии.

Но что уж теперь думать об этом! Запоздалые сожаления не искупят грехов, и остаётся лишь смириться с тем, что натворил.

Прошло полчаса, и вдали Олеся увидела очертания родного города. Липкий страх подкрался к ней – она всё ещё не готова была ступать по знакомым с детства улочкам с невозмутим видом, как было в прежней жизни. Вот мелькнула в окне церковь, в которой когда-то венчались её родители, и в которой она мечтала обвенчаться с тем, в кого влюбилась с первого взгляда. А дальше замельтешили в окне пятиэтажные серые дома, тополиные аллеи и яблоневые сады, в которых тяжёлые ветви клонились к земле от спелых плодов. Когда показался вокзал – небольшой двухэтажный домик с белыми стенами, Олеся схватила чемодан и выскользнула из вагона, в котором уже не было людей – они все вышли на предыдущих станциях. Спустившись на перрон, она строптиво осмотрела небольшую толпу, которая выплеснулась на ночную улицу из других вагонов. Боязно и страшно ей – а вдруг мелькнёт знакомое лицо среди них?.. Но нет, его в этой кучке людей нет, и она с некоторым облегчением семенит в сторону моста – придется подниматься по нему, так как путь преградил товарный поезд.

Высоко раскинут мост над поездами и деревьями – можно дотронуться до верхушки одинокого тополя, который притаился в конце моста за перронами. Олеся идёт позади всех и со страхом останавливает свой взор на трёхэтажном кирпичном здании – может, сейчас его смена? Может, он заступил на ночное дежурство? Но какое ей теперь до этого дело? Всё это давно в прошлом. Потом она переводит взгляд на родимый дом – нет, не видно его, спрятался он за многоэтажками и высокими деревьями на окраине города, где почти не горят фонари.

И вот она сошла с моста, увидела универмаг со светящимися витринами, где когда-то покупала красивые платья, чтобы понравится ему и окончательно поняла, что уже в родном городе. Да, это он – знакомый запах сосен – лес ведь неподалёку и плеск реки, которая прорезает город будто пополам, а ещё очередная свадьба в ресторане за углом – вот так всегда – где-то в закоулках города бушует радость и счастье, а где-то скорбь и утрата.

Несмело ступает Олеся по родным улицам, шарахается от любого стука и шума – всё боится, что призраки прошлого настигнут её и уничтожат. Проходит квартал-другой, но людей не видно! Странно! Прежде в такое время было всегда многолюдно, ведь лето пока ещё на дворе!

Совсем не думает она о предостережениях сестры и, входя в лесную чащу, где извилистая тропка ведёт к её улице, она размышляет об отце, о своей утрате и о сестре, у которой она должна попросить прощения за всё. Её обступает лес, как долгожданную гостью – сколько лет, сколько зим не видели вековые сосны её милого лица, соскучились и тянутся к ней своими мрачными тенями, посеребрёнными лунным светом. Олеся грустно улыбается – она всегда любила лес и ту волшебную атмосферу, которая витала здесь вместе с певчими птицами и неприхотливыми лесными цветами, которым были не страшны густые тени дубов, сосен и клёнов.

– А-у-у-у! – послышался вой где-то позади неё. И тут же с ближайшей ветки вспорхнули две совы и улетели прочь.

Олеся встрепенулась – по телу пробежала неприятная дрожь. Она опомнилась и стала торопиться – как она могла так беспечно забыть о словах сестры!

– А-у-у-у! – послышалось уже ближе.

«И как назло, нет ни одного человека!» – ускоряя шаг, подумала Олеся. Раньше в такую пору по лесным тропам гуляли влюблённые пары, а сейчас всех будто ветром сдуло!

Справа от неё у тропы громко хрустнула ветка и мелькнула огромная серая тень между листвой боярышника. Душа ушла в пятки и, не опасаясь быть осмеянной случайными очевидцами, Олеся кинулась сломя голову к своей улице. Вот и фонарь у первого дома – слава богу, включён – он рассеивает страшный мрак вокруг себя золотистым абажуром и помогает быстрее прощупать ступнями путь к родной дороге.

А позади неё всё ещё слышны странные стенания:

– У-у-у-у-у! – будто кто-то горестно завывает, что не успел поймать беглянку в свои сети.

Девушка успокаивается только тогда, когда подходит к своему дому. Толкает калитку – но она заперта и тогда Олеся делает то, что и в детстве, – бросив чемодан на клумбу, она расстёгивает кофту и взбирается на забор. Тут же залаял их пёс Леший, поражаясь наглости непрошеного ночного гостя.

– Всё ещё живой! – произносит она и кубарем скатывается в палисадник. Приземляясь на куст с розами, она ойкает и неуклюже встаёт на ноги.

На переднем дворе зажигается свет.

– Кто там? – слышит она испуганный голос сестры.

– Это я! – кричит она и неспешно выходит из палисадника во двор.

Рита с изумлением всматривается в высокую тень у стены дома, крутит пальцем у виска и произносит:

– Да ты с ума сошла!.. Тащиться через лес в такое время! – она подходит ближе – в руках у неё отцовское ружьё: приставив его к стене, она внимательно смотрит на сестру. Замечает, что она стала ещё выше, но внешность такая же – миловидное ангельское лицо, светлые печальные глаза и бледный румянец на щеках.

– Давай хоть обнимемся! – Олеся не выдерживает сухой встречи и протягивает к сестре руки, но та резко отстраняется и жестом показывает, что это излишне.

Олеся вздыхает. Другого она и не ожидала. Она вернулась в палисадник, забрала чемодан, погладила Лешего и несмело зашагала к дому. Там её караулит самое страшное испытание. Ноги становятся ватными, в лёгких не хватает воздуха, будто кислород резко перекрыли с намёком – не заслуживаешь этого бесценного дара! С трудом, будто старуха преодолевает она ступени крыльца и входит на просторную веранду, где тёмным полотном занавешено высокое зеркало. Навстречу ей выходит тётя Валя, их соседка. Именно она помогает Рите в приготовлениях к похоронам.

– Здравствуй, Олеся! – соседка обнимает её, и девушка впервые чувствует, что в этом городе её хоть кто-то рад видеть. Она бережно берёт Олесю за руку и ведёт в зал – к отцу. Он лежит в бежевом гробу – на его лице застыла скорбная маска – должно быть в последние минуты своей жизни он сокрушался о ней, о том, что его любимицы нет рядом, и он не сможет с ней проститься. Да, она не оправдала его безоговорочную любовь, она не заслужила её, как, например, Рита.

– Отец! – она кидается к нему и покрывает поцелуями родное лицо – давно остывшее и уже безмятежное – былые печали оставили его. Он больше никогда не посмотрит на неё сочувственным, но безмерно любящим взглядом, он больше никогда не даст совет и не спросит, как прошёл её день. Она уже никогда не услышит его голос в трубке телефона, его призыв – «будь умницей и не страдай из-за ерунды!».

Олеся отстраняется от отца и внимательно вглядывается в морщинки – многие из них появились из-за неё, как и седина в его тёмной шевелюре. И тут из глаз хлынули слёзы – те самые, которые она не могла выжать из себя, находясь вдали отсюда. Тогда ей ещё не верилось в произошедшее: новость от Риты казалась безумным розыгрышем, местью сестры, чем угодно, но не правдой. Теперь эта реальность предстала перед ней жуткой истиной – люди всегда опаздывают. Опаздывают произнести важные слова, опаздывают с визитами и вниманием, которое так дорого родным – ведь они смертны! Но некоторые понимают это слишком поздно.

В комнате горели свечи – тётя Валя бормотала усердно под нос какую-то молитву, Рита со злостью смотрела на иконы с изображением святых, будто кидала им упрёк – что их бог не уберёг отца и сделал её круглой сиротой. С таким же холодом она смотрела и на сестру, от которой давно отреклась – с тех самых пор, как она бросила её, четырнадцатилетнюю и смылась в другой город.

Когда-то они клятвенно обещали никогда не бросать друг друга. Но Олеся нарушила эту клятву из-за мужчины. Этого она ей никогда не простит.

Глава II. Две сестры

Рите было четырнадцать, когда её сестра впервые по-настоящему влюбилась. Она сразу почувствовала – быть беде и не ошиблась. Однажды Олеся попала в больницу – прихватил аппендицит. Её прооперировал молодой хирург Александр Николаевич Подолянский, который, несмотря на двадцатисемилетний возраст, успел приобрести в городе славу талантливого и перспективного врача. Все пророчили ему головокружительную карьеру и путь в столицу после того, как он сумел провести сложную операцию, и спасти, казалось бы, безнадёжного. Слава эта растекалась по их улочкам в виде сплетен и болтовни, но Олеся не знала о существовании Александра, пока не попала в больницу. Стоило ему войти в палату (дело было ещё до операции) и Олеся поняла – она пропала. Высокий статный блондин с такими же небесно-голубыми глазами, как и у неё, с волевым взглядом, не лишённым доброты и участия, со своим белоснежным халатом, напоминающим наряд ангела, он покорил много девичьих сердец. Вокруг него всё время крутились медсёстры и молодые пациентки, но он был непроницаем ко всем этим знакам внимания и посвящал всё время работе и получению новых знаний. Целеустремлённый и решительный – таким он казался, и Олеся потеряла голову от любви. Вокруг неё вились поклонники с сомнительными и помятыми физиономиями, мужчины без определённой цели в жизни и любители выпить. Поэтому когда она узнала, что молодой хирург – не местный, ни капельки не удивилась этому. Он не был похож на их провинциальных парней – таких неотёсанных и заурядных, таких дотошных и назойливых. Как божество, он появился в её жизни и, рассказывая с вдохновением Рите о том, как он поразил её своей харизмой и острым умом, она призналась ей, что влюбилась в хирурга.

Рита отнеслась к этой новости ревностно. Было непривычно лицезреть, как сестра превратилась «в марионетку своей любви», как порою она сама говорила. «И если любовь делает тебя такой безвольной, то я никогда не влюблюсь!» – как-то сказала она в разговоре с Олесей. Сейчас ей исполнилось девятнадцать, и она давно решила, что все мужчины – идиоты. Кроме отца, конечно же. В то время как её сверстницы и подруги влюблялись и теряли голову от любви – она лишь посмеивалась над их душевными муками, утверждая самой себе – с ней такое никогда не случиться!

Рита заметила то, чего не увидела Олеся – хирург смотрел на её сестру так же, как и на прочих – ни цепкого заинтересованного взгляда, ни вопросов, которые всегда задают влюбленные мужчины, чтобы выудить подробную информацию об объекте своей страсти – нет, никаких признаков симпатии по отношению к Олесе с его стороны не наблюдалось. Но как предостеречь сестру? Любовь не так просто выгнать из сердца, особенно из юного и неопытного.

Прошла неделя, Олесю выписали из больницы, но она не испытала облегчения. В больнице у неё была возможность видеть его раз десять в день, а теперь она лишилась ценного дара – наблюдать, как её голубоглазый бог в белом халате латает виртуозно людей после аварий и несчастных случаев. Заведующий был в отпуске, изредка наведывался в отделение, чтобы в очередной раз удостовериться в том, что хирургия в надёжных руках. У Александра Николаевича был напарник – тоже молодой, но не такой энергичный и умелый, хотя и небесталанный. Он тоже был не женат (удивительно, как девицы всё быстро разузнают, когда им это крайне необходимо!), но юные пациентки совсем не смотрели в его сторону. Он был невысоким, неприметным и тихим, даже немного робким. Когда рядом с ним был Александр Николаевич Подолянский, он и вовсе становился невидимкой для девушек.

Когда Олеся вернулась домой, все разговоры отныне были только об этом злополучном враче – Рита недовольно закатывала глаза и просила переменить тему, но всё было тщетно. Сестра начала таскать её по вечерам в больничный сад – теперь это было её сакральное место, место, где обитал объект её девичьих грез. Каждый раз, как только на сад, где росли плакучие ивы и берёзы, спускались летние сумерки, Олеся с Ритой находили небольшую лазейку в заборе и протискивались в неё, будто зверьки в нору. Потом Олеся выпрямлялась, и её взгляд неизменно останавливался на третьем этаже, в крайнем окне – именно там была комната молодого хирурга, в которой он принимал пациентов и в которой отдыхал в свободные минуты. Когда там горел свет, Олеся оживала и, будто птица, весело взмахивала тонкими руками. Она спешила к скамейке, что была рядом с той ивой, которая располагалась ближе всего к больнице и занимала наблюдательный пост. Стоило Подолянскому даже мельком появиться в окне – и вечер для Олеси проходил не напрасно. Радостная она уходила домой, хотя, если бы не Рита, она торчала бы в больничном саду до утра. Но Рита, в отличие от легкомысленной сестры, не забывала о грозном стороже, от которого они один раз еле убежали. Пожилой седовласый мужик немалых габаритов однажды заметил их возле ивы во время обхода и кинулся погонять их палкой – они едва смылись. Рита даже от страха и неожиданности застряла в лазейке, но вовремя выбралась из капкана и не попала под раздачу преследователя.

Прошло два месяца, но чувство Олеси никуда не улетучилось. Ей давно сняли швы, но она по-прежнему считала своим священным долгом торчать у больницы каждую свободную минуту. К её радости больница была сравнительно недалеко от их района: их разделяла часть леса и пару улиц. Её второй наблюдательный пост был у продуктового магазина – именно туда порою наведывался хирург во время обеденного перерыва. Тогда при встрече Олеся делала вид, что пришла что-нибудь купить. Она рассеянно разглядывала прилавки с продуктами, но косилась в сторону врача – какой же он неотразимый и мужественный! Эти широкие плечи, этот всезнающий взгляд – он и сам, вероятно, не подозревал о том, что все девицы их небольшого городка потеряли от него голову. Однажды Олеся набралась смелости и заговорила с ним. Ранее это было лишь дежурное приветствие, но она больше не могла ждать. Какая-нибудь более шустрая и изворотливая девушка могла увести его из-под носа и тогда Олеся никогда бы не простила себе этого.

– Добрый день, Александр Николаевич! – торжественно поздоровалась она и с благоговейным трепетом посмотрела в его небесные глаза. «Настоящий рай смотреть в эти глаза и так бы всю жизнь!» – мечтала она про себя.

– Добрый день, Олеся. Как вы себя чувствуете после операции? – поинтересовался врач, с дружеским участием кивая ей своей белокурой головой.

– Надо же, вы меня помните? – обрадовалась девушка и ответила: – Спасибо, я чувствую себя хорошо! – она вспомнила, что в последний раз ей пришлось караулить хирурга целый месяц, пока она не столкнулась с ним в магазине. Была уже осень и листья в садах разукрасились в яркую цветную палитру.

Подолянский окинул её ироничным взглядом и ответил с улыбкой:

– Я помню всех своих пациентов… А как ваша сестра поживает, у неё всё нормально? – тут же спросил он, припомнив, что у Олеси есть заботливая родственница, которая сторожила её у операционного блока – очень переживала за неё. Когда он вышел из операционной, она чуть ли не за грудки его взяла, прицепившись с расспросами: «Как она?.. Как прошла операция? Она уже пришла в себя после наркоза?». В тот момент он понял, что имеет дело с напористой натурой: попробуй такую отодвинь в сторону!

– Спасибо, у Риты тоже всё хорошо! – Олесе было приятно, что он помнил даже её родственников.

Выходя с хирургом из магазина, она, как бы невзначай, тоже пошла в сторону больницы – там была улица, выводящая прохожих в центр города – так у Олеси появлялась возможность еще пару минут побыть наедине с мужчиной её мечты. В этот день, к её радости, она выглядела неотразимо – в своём самом лучшем осеннем платье, которое так удачно подчёркивает её стройное тело и с распущенными длинными волосами, от которых мужчины их города сходят с ума. Как он может устоять против такого оружия? Ведь в присутствии красивой девушки мужчины перестают держать себя в руках и становятся пластилином, из которого можно лепить всё что угодно по своему усмотрению. Но врач с виду был невозмутим. Как бы ей хотелось, чтобы он потерял от неё голову!

Окрылённая присутствием любимого, Олеся уставилась на него пристальным немигающим взглядом.

– Что с вами? – изумился хирург. Должно быть, его пациентки вытворяли уже нечто подобное, но он никак не мог к этому привыкнуть.

Олеся, оглядевшись по сторонам, заинтересованно спросила:

– Как вы обосновались в нашем городе? – совсем не по врачебной теме вопрос, но она решила не отступать от задуманного и спросила ещё: – Привыкли вы уже к нему? – ей так хотелось, чтобы и он полюбил её город и чтобы не захотел потом никуда уезжать, тем более в столицу, куда все его уже заочно определили ввиду его талантливой натуры.

Подолянский вдруг остановился, чему Олеся безумно обрадовалась, и ответил:

– Я быстро привыкаю к новым местам и в этом городе чувствую себя вполне уютно!.. К тому же, тут природа живописная – лес, река, многочисленные озёра, хотя… нет особо времени наслаждаться всем этим… много работы, – он продолжал стоять, и Олеся восприняла это за хороший знак – он не хочет уходить! Она, не теряя драгоценного времени, снова заговорила:

– А когда у вас выходной?

– В это воскресенье… – удивился вопросу врач.

Олеся, судорожно подбирая в голове нужные слова, произнесла с придыханием:

– Может, проведём этот день вместе?.. Прогуляемся к реке, например? – через силу она сказала это, выдав себя перед хирургом с потрохами. Тут уж только идиот не догадается, что она влюблена в него по уши.

Александр Николаевич расширил глаза – кажется, только сейчас он сообразил, в чём дело. Вглядываясь пристально в её смущённое, залитое алым румянцем лицо, он снисходительно поставил ей в уме диагноз, а вслух спросил бесцеремонно:

– Неужели ты влюблена в меня? – в его голубых, как небо глазах заиграли задорные огоньки и Олеся испугалась.

Открываться любимому тяжело, особенно когда не уверен во взаимности своих чувств. Она молча кивнула головой. «Уж если и идти – то до конца!» – решила она.

Подолянский окинул её быстрым взглядом и произнёс сдержанно:

– Всё пройдёт… Выбрось эту ерунду из головы, – сказав это, он дружески хлопнул её по плечу и заторопился к больнице. Уже не первый раз он слышал подобные признания и реагировал на них именно так – сухо и резко. Так, он полагал, девушка быстрее забудет его.

Олеся продолжала стоять посреди дороги, будто её приклеили к асфальту, но потом стремительно бросилась бежать в лес – там она нашла старый уродливый пень, села на него и горько заплакала. Лишь цветы и сосны были свидетелями её горя, но они ничем не могли ей помочь и молча наблюдали за её всхлипываниями. Смахнув слёзы, Олеся уткнулась отрешённым взглядом в небольшое болотце и произнесла вслух:

– Наивная дура!

Если бы деревья могли говорить, они повторили бы ей то же самое. Ветер кружил вокруг её худенького тела, трепал её светлые локоны и будто нашёптывал: «Не грусти, милая девушка!.. Пролетят года – уйдёт и эта печаль из сердца!».

Но печаль не уходила – Олеся, как назло, всё чаще начала сталкиваться с хирургом в городе. Александр Николаевич часто появлялся в компании невысокой красивой брюнетки, которая едва доставала ему до плеча. Когда он замечал в толпе Олесю, то наклонялся к уху своей спутницы и что-то шептал ей, после чего они дружно смеялись. Ну вот, теперь она станет предметом шуток и насмешек в городе! Это было невыносимым. Потом Олеся узнала, что эта девушка – дочь заведующего хирургическим отделением. Но за этой новостью пришла ещё более неутешительная – мужчина её мечты собирался жениться на этой смуглой красавице. Она тоже была врачом, но работала в педиатрии.

Так разбились её мечты, так была попрана и унижена её любовь – такая светлая и сильная. Олеся больше не в силах была терпеть это – она понимала, что ей придется мучиться ещё не один год, а видеть, как он под руку гуляет с более везучей соперницей, а потом и с будущими детьми – нет, это было бы равносильно смерти!

Она принимает решение уехать из города и ставит в известность родных. Отец так и не понял, что это за странный и необдуманный порыв, но Рита обо всём догадалась.

– Ты призналась ему в любви? – спросила она, наблюдая со злостью, как сестра собирает спешно чемоданы в дорогу.

Олеся кивнула головой, села на стул и опустила голову на грудь. Вздохнув, она обо всём рассказала.

– Он так ответил? – с гневом спросила Рита. – Бесчувственная скотина! – вынесла она вердикт и тут же кинулась обнимать сестру. Она попыталась успокоить её и вразумить: – Послушай… не бросай меня, мне без тебя будет так тоскливо!.. Ты же обещала мне! Помнишь? – настойчиво повторяла она, но видела – сестра уже всё решила.

Олеся гладила её по каштановым волосам и произносила как в бреду:

– Прости меня… прости меня, родная!.. Но я должна… я должна уехать…

Тогда Рита резко оттолкнула её и выбежала из комнаты. Она не понимала, как из-за мужчин можно бросать самых близких? Как можно оставить любимого отца и сестру, с которой делилась всем на свете?

Олеся со скорбью смотрела на пустую комнату, где лишь минуту назад была Рита, но продолжала делать своё дело – запихивать в чемодан тёплые вещи. У порога уже зима – скоро эти вещи пригодятся в чужом городе, куда она сбежит от себя и от мужчины, который никогда не будет принадлежать ей.

С тех пор как она покинула город, прошло пять лет и чувство, которое подвигло её на побег, немного улеглось, остыло, но всё ещё будоражило кровь отравленной микстурой.