Диана Билык
Целитель, или Любовь с первого вдоха

Глава 1

Счастье легче найти, чем сохранить.

Публирий Сир

Давид. Наши дни

– А теперь работать!

Вжимая педаль газа до упора, лечу улицами ночного города на срочный вызов и пытаюсь поглубже заткнуть белую зависть. Если такая бывает, в чём я лично сомневаюсь.

Ну почему братьям Грозам везёт с бабами, а мне нет? Чем я хуже?

В зеркале заднего вида отражается довольная, идеально выбритая морда. Глаза большие, голубые или серо-голубые, но сейчас, в тёмное время суток, почти индиго. Ресницы густые, знать бы ещё, зачем они такие. Волосы чёрные, как крыло ворона, чуть длиннее ушей, небрежно отброшены назад. Не любитель я стричься коротко. Кожа светлая, без изъянов, если не считать шрам от аппендицита, мужественные квадратные скулы, нос… Да обычный нос, не ломаный, не кривой. Красавчик ведь, ну…

Чего этим бабам ещё нужно? Опрятный, высокий, качаюсь даже. Косая сажень в плечах. А какие у меня чуткие губы… Ой, всё… Раскудахтался.

А может, проблема в другом? Не во внешнем? В моей колючей личности, едких шутках и неумении сдерживать язык? Ха, язык у меня что надо, когда надо, а вот в башке полный кавардак. Как и в сердце. Хотя в сердце сквозняк-сквознячище. Причём мощный такой, с ног снесёт, не поднимешься.

Может, я не нашёл ту самую? Или банально я идиот и среди надоедливых клуш, что лезут в штаны не за любовью, а за простой физиологией, не замечаю чистых и нежных созданий? Даже Генри женился! С его-то северными психологическими приколами и слабеньким аутизмом. Удивительно ведь. Лера, его жена, такая нежная, заботливая… и понимающая. Я тоже такую хочу, докторская незащищённая!

Нет, правда, я хороший. Когда сплю зубами к стенке.

Честно-честно, я очень милый мужчина в расцвете сил. Даже сорока ещё нет. Варенье не люблю, сладкое почти не ем. Пьющий по праздникам, некурящий. Ходячий идеал. Я даже не ругаюсь матом! Хе… Ну ла-а-адно, почти не ругаюсь. Глянешь – слюнки потекут и во рту пересохнет, зуб… не, гарантию даю. А ещё я жуткий пошляк и умею возбуждать баб одним взглядом, на крайняк руки пускаю в ход – не спастись ни одной красотке. Только меня лично, вернее моего ненасытного зверя удовлетворяют лишь редкие женские экземпляры. И то ненадолго.

В глубине души я давно готов создать семью, пусть это и звучит наивно и слащаво. Хотя никто, конечно, не верит, что это серьёзно, а я никогда не озвучиваю свои мечты, только намекаю, отчего милые девочки на разок быстро исчезают с горизонта. Я будто околдован, проклят, испорчен чьим-то выпуклым глазом. На мне клеймо безбрачия! Или проклятие, как у Севера…

Хорошо, что я в эту чушь не верю и понимаю, что причина моего одиночества в другом. В физиологии и природе. Я слишком ядовит для нежных фиалочек, а мою страсть и голод утолить никто не может. Все они пресные и безвкусные, если и удовлетворяют, то на очень короткий срок.

Гиперсексуальность – вот мой диагноз. Кто не знает, что это такое, – счастливый и беззаботный человек.

Секс везде, секс всё равно с кем, ну почти всё равно, здесь я лукавлю, секс в разных позах и ситуациях. Секс-секс-секс…

Жёсткий, без прикрас, любой…

Вот это про меня.

Чтобы не срываться и не уходить в глубокий эрозапой, я вечно работаю. Круглосуточно. Ежечасно и ежеминутно. Без перерывов.

Но, бляха-погремуха, и кислородное голодание не помогает! Приходится частенько скидывать в кулак или пользоваться дырочками без претензий на серьёзные отношения. Но кто б знал, что у меня бурлит в голове в эти моменты… Ох, лучше не озвучивать.

А если честно… я уже давно и безумно хочу крикливых карапузов в своём доме и сонную жену по утрам на плече. Чтобы, пока наши дети досматривают сны про зубных фей, мы с любимой нежились в тёплой постели до спазмов в мышцах от оргазмов и ласки.

Да-а-а, мечты, мечты, где ваша сладость? В моей судьбе сплошная гадость… и звон в яйцах. Чтоб меня судорога схватила!

Самое печальное, я не могу влипнуть в постоянные отношения, потому что измена – мой рок, моя ахиллесова пята, ёкарный лекарский ридикюль! Боюсь, что сорвусь, а потом буду медленно убивать себя ненавистью и презрением. Не нужно мне такое счастье. Лучше уж оставаться одиноким и не связанным узами брака, чем нарушать этот пунктик.

Заниматься самокопанием не мой профиль, хотя порассуждать я обожаю и советы другим раздавать мастак. Только себе помочь не в силах.

Тэкс! Пора затыкать мысли и включаться в работу. Тем более что опаздываю к пациентке на три – бросаю короткий взгляд на часы, – на целых, твою ж ординаторскую, пять минут. А я ненавижу опаздывать.

Вдавив педаль газа в пол, выбрасываю из башки всякую ванильную и прочую муть. Надо будет Кристи сегодня позвонить, она хотя бы минет делает искусно, пусть и дура-дурой. Оттрахаю её хорошенько, на денёк-другой отпустит моё напряжение. А там… не люблю загадывать.

Есть ещё Света «про запас» – вечно ноющая, но зато доступная. Или Аня, саксофонистка из музакадемии. Коротышка, непримечательная, волосы ёжиком, почти пацанка, но скакала на мне не раз, аки антилопа. Разве что золотые монетки не отбрасывала, когда ноги сводила на моей спине и выгибалась, как ивовый прут, кончая несколько раз подряд. Очень жаркая девица, только в общении грубая и неотёсанная, мне такие не по нраву.

Ух, пора закругляться с воображением, а то трёхдневное воздержание начинает распирать штаны. Последний секс получился спонтанным и довольно приторным, но пришёлся очень кстати, утолил хоть немного мою жажду.

Поднимаю голову, отряхиваясь от воспоминаний о нашей шалости с истеричкой Олей здесь, на сиденье моего авто. Я дважды дошёл, а она всё не могла разродиться оргазмом. В итоге я кончил ещё разок и, стянув очередной использованный презик, привёл себя в порядок и вытолкал медсестричку у нужного подъезда.

Не то. Моя женщина будет кончать от моих рук, губ, проникновений много-много раз. Она будет чувственной и страстной. И точно не будет ныть, что не может расслабиться из-за моей напористости.

Если не найду такую, то никакой не нужно.

Всё, пора работать.

Глухой дворик в захолустном районе, панельная невзрачная высотка. Я опоздал на приём на девять минут из-за колдобин на дороге и ванильной хрени в голове, а во всём виновата поездка к Грозе. Вечно после их семейной идиллии у меня в душе не вьюга, а буран зависти.

Ещё пока поднимусь… Какой там этаж? Седьмой? И наверняка лифт не работает. Ну и дыр-ра-а!

Кхм… Странно, что эти ко мне записались. И, самое интересное, зачем?

Развернув карточку на планшете, вчитываюсь в адрес, имена и причину вызова.

Ласточкины. Какая ласковая фамилия. Михасик и Юляша. Разница в возрасте небольшая, семь и десять лет. Детки-конфетки. Высокая температура, боль в горле, сыпи нет. Почему они с мамашей не пошли в районную поликлинику?

Отсюда – бросаю скептический взгляд на серый, обшарпанный, панельный дом, – редко бывают мои клиенты, потому что услуги частного врача недешёвые. Потянут ли Ласточкины такие цены?

Подъезд ещё хуже, чем я ожидал. Вонь стоит – хоть ноздри затыкай. Пробираюсь до открытого лифта, но с опаской кошусь в грязную кабинку и решаю, что пройтись семь этажей будет полезней.

На первом же пролёте из-за вырвиглазной темноты натыкаюсь на кого-то невысокого. Лифт-то уехал и лишил единственного источника света, а мобильный достать я не успел. Вцепляюсь в костлявые плечи и пытаюсь переместить жертву, что угодила под моё крупное тело, на площадку.

– Простите. – Выуживаю из кармана пальто телефон и подсвечиваю бледное лицо пожилой женщины. Кудрявая и светлоглазая, не по сезону слабо одетая. Наверное, одна из тамошних жителей халат набросила и выбежала к соседке за солью.

– Ничего-ничего, – кивает она. – Прощения просить не у меня будешь, а у ласточки своей.

– Буду, конечно, когда она появится, – отмахиваюсь с улыбкой. – Всего доброго. Ещё раз извините, что налетел.

Поворачиваюсь к лестнице, чтобы продолжить путь, но бабулька больно хватает за предплечье и тянет меня назад. О, пиявка попалась. Не все сплетни собрала? Теперь пытать будет, к кому я залетел и зачем. Занесла же меня нелёгкая на повороте!

Ну не отталкивать же приставучую женщину? Она вся такая хрупкая коротышка, на ступеньку так опрометчиво стала крошечной ножкой в домашнем тапочке и смотрит из-под курчавой соломы.

– Ой, какой ты запущенный, – смеётся бабушка, и зубки острые показывает, как настоящая ведьмочка, серьёзно. Я даже опешил сначала, но решив, что это происки темноты и ситуации, выравниваюсь и прочищаю горло.

– Спешу, бабулечка, – показываю наверх подбородком. – У меня там температурящий больной. И не один. Отпустите.

– А как же, – продолжает она смеяться. – Сорвёшься – отвернёшься от судьбы своей, справишься – награда будет горькой, но заслуженной.

– Ой, всё. – Снимаю её цепкие пальчики со своей руки и понимающе хлопаю по плечу. – Вам другой доктор нужен, я в делах душевных не разбираюсь.

– А придётся покопаться. – Бабка вдруг вскидывает руку и толкает меня в грудь, применив недюжинную силу, отчего я падаю на копчик и чудом выбрасываю портфель вверх, чтобы ничего не разбить, но телефон всё-таки выскальзывает из пальцев и шлёпается на каменные ступеньки экраном вниз. Твою диссертацию!

Быстро отряхиваюсь, проверяю мобильный – вроде цел, бросаю взгляд на место, где стояла бабка, а её уже и след простыл. О, скоростная. И входная дверь уже наглухо заперта, будто старухи и не было никогда в подъезде. Чертовщина.

Но размышлять некогда, опоздал уже прилично. Цепляясь за перила и подсвечивая путь телефоном, лечу вверх, до нужного этажа и двери. Чёрная, кожзам, ободранная в углах. Мда. Небогато. Даже номерка нет, только над звонком карандашиком нацарапано «88» и кривая стрелочка вниз. Для тупых.

Прежде чем нажать, прислушиваюсь. Изнутри слышится капризный детский голос. Значит, по адресу.

Один раз нажать – так просто, но я поднимаю руку и не могу, будто держит что-то, останавливает. Выдыхаю. Успокаиваю сердечный бег. Удар пальцем по кнопке – и через мгновение внутри квартиры затихают визг и возня. А у меня уши горят, сердце колотится, ноги подрагивают, и кровь в жилах по-настоящему кипит. С чего бы это? Бабка глазливая какая-то попалась. Я будто в прорубь прыгнул, всего колотит и трясёт.

– Кто там? – спрашивает из-за двери мальчишеский голос.

– Врача вызывали? – отвечаю чётко и быстро. – Я из больницы.

– Мама, это врач! – хрипло кричит ребёнок, а издали слышится женский голос, но я не разбираю ответ.

Щелчок в замке заставляет натянуться, расправить плечи и суетливо проверить, чисты ли брюки после падения. Вроде всё в норме, но в этой темноте, подсвеченной лишь телефонным фонариком, ничего не поймёшь.

Ребёнок оказывается худющим мальчуганом с неряшливой копной каштановых волос и большими голубыми глазами. Под веками болезненные тёмные круги, а маленькая рука, сжатая в кулак, прикрывает дрожащий от кашля рот. Больной отступает и взглядом приглашает меня войти.

Я предусмотрительно натягиваю медицинскую маску на лицо и осторожно ступаю в пропахшую домашним теплом и печёными сладостями квартиру.

Внутри чисто, уютно, просто и дёшево, не отталкивает. Обои старые, местами ободранные острыми коготками животного. А вот и он. Выбегает, нахохлившись, выпрямив пушистый хвост, и с ходу на меня шикает, демонстрируя красивейшие длинные клыки и густые белоснежные усы, а сам чёрно-белый, будто его в детстве ошибочно в две банки краски бросили.

Я скидываю туфли, но с опаской кошусь на кота – ещё нассыт назло врагам, на радость детворе, а мне потом к Кристи ехать. С душком.

– Закрыть котика можно? – показываю мальцу на питомца, а паренёк лишь плечиком ведёт и хрипло смеётся.

– Мурчик у нас добрый и не шкодливый, не бойтесь. Проходите. Мама там, – мальчик показывает в сторону коридора, – с Юлькой в комнате. Сестре совсем плохо сегодня…

Он бросается к коту и берёт его на руки. Животное, что в длину вместе с хвостом соперничает с ростом ребёнка, оглядывается на меня, снова шикает для проформы, опускает высокие белые кисточки-уши и тут же подставляет под детские руки пушистую чёрную мордашку. Лисса, кошка Игоря, я как раз от них сегодня и приехал, от такого кавалера была бы без ума.

– Где можно руки помыть? – спрашиваю.

Мальчишка тут же перебегает по коридору и ловко открывает мне одну из белых дверей.

– А там… – показывает на соседнюю, узенькую, с нарисованной картинкой писающего мальчика. – Ну… вы поняли.

Смышлёный парень и бодренький. Видимо, простуда его уже отпустила, а меньшая позже подхватила. Посмотрим сейчас, что там.

Оставив портфель в коридоре, набрасываю на плечи белый халат и спешу к рукомойнику.

Ванная комната тесная до ужаса. Я локтем чуть не сбиваю с полки разноцветные баночки с гелями и шампунями, еле уворачиваюсь от рычащей стиральной машинки и вдвое складываюсь в росте, чтобы не коснуться головой мокрой детской одежды на обвисшей верёвке. Но руки помыть удаётся, с лимонным мылом. Чистое полотенце на крючке не трогаю, не гигиенично.

Возвращаюсь в коридор и застываю у стены, в отчаянии хватая воздух губами и утопая в серебре женских глаз. Но не они стали причиной моего паралича, а аромат…

Глава 2

Ласточка. Наши дни

Он стоит надо мной как гора. Несгибаемая, мощная, надёжная. Только глаза светлые, будто над острым мрачным пиком развернулось бесконечное небо. Чистое-чистое, звонкое до ноющей неги под рёбрами.

И его запах. Терпкий. С нотой мяты и лайма, шлейфом мускуса и кардамона, капельками древесины и еловой смолы. Входящий в поры кожи, как яд. Обжигающий лёгкие и горло.

Я шумно тяну носом воздух и, невольно покачнувшись от головокружения, утопаю в больших синих глазах незнакомца. Ноги ватные от длительного недосыпания, но тело неожиданно покрывается мурашками, волнующе трепещет и толкает меня вперёд, роняя в объятия мужчины.

– Где больная? – хрипло спрашивает он, поймав меня за плечи прохладными и влажными руками.

Его губы прячутся под маской врача, но я уверена, что они красивые, крупные, чувственные. Как у героя моей последней книги. И волосы, тёмные-тёмные, антрацитовые, как я люблю. И рост под два метра, и плечи широкие…

С ума схожу от этого заточения, на первых встречных бросаюсь.

– Мама, – окликает Мишка, приводя меня в чувство, – Юля стонет опять.

Сын крепко обнимает кота, и Мурчик не против такой ласки, громко мурлычет, но настороженно водит хвостом, что почти касается пола. Кот поглядывает на гостя, будто собирается вцепиться ему в лицо когтями и зубами сразу.

– Она здесь. – Я беру себя в руки быстрее, чем нужно. От резкого рывка меня бросает на стену плечом, и в глазах стремительно темнеет. Чужой аромат щекочет нос, плотный воздух заполняет лёгкие, а я дышу-дышу-дышу и не могу надышаться.

– Вам бы тоже прилечь, – говорит над ухом приятный голос, лёгкое прикосновение большой ладони к спине обжигает.

Меня ведёт сильнее, но я изо всех сил цепляюсь за стену и практически ползу в комнату дочери, ориентируясь по памяти и ощущениям.

– Температура третий день не сбивается, – шепчу, объясняя причину вызова. – Сыну легче, а дочка вялая…

– Посмотрим, – понимающе отвечает мужчина, мягко проводит меня к постели, заставляет лечь рядом с малышкой. Наклонившись, врач заглядывает в мои глаза, проверяет пульс, заполошно моргает и всё-таки отстраняется.

А я облегчённо выдыхаю, потому что невольно задерживала дыхание, чтобы не втягивать его густой мужской флёр, сводящий с ума. Со мной такого никогда не было…

Высокая фигура плавно передвигается по небольшой комнате, почти не цепляет мебель плечами шире, чем у рядового пловца, и приседает рядом со скулящей в тревожной дрёме дочуркой с другой стороны двуспальной кровати.

Юля, чувствуя прикосновение чужих рук, приоткрывает опухшие веки, хлопает слипшимися густыми ресничками, разглядывает дядю с интересом и вдруг, счастливо улыбаясь, шепчет:

– Папа, ты вернулся…

Меня прошибает током, сковывающим мышцы, леденящим кровь. Неловко поднимаюсь, но врач дотягивается до моих плеч и настойчиво просит, прижав к постели горячей ладонью:

– Не вставайте, пожалуйста.

И я падаю назад, безвольно влипая в подушку, закрываю устало глаза, чтобы снова со свистом вдохнуть плотный и вкусный запах мужского тела. Я не понимаю, почему это чувствую, но сопротивляться не получается.

Если б не безвыходная ситуация, я бы никого не вызывала. Дети из школы принесли болячку, и уже почти неделю я еле передвигаю ногами из-за полного отсутствия сна. Сначала Мишка слёг, но он крепыш, быстро очухался, отоспался, теперь уже бодрячком, даже овсянку сегодня сварил под моим руководством. Пока я читала дочке сказку, пытаясь отвлечь, и меняла каждые десять минут холодную повязку на горячем лобике, сынуля перемыл тарелки и полил цветы. Юляша у меня живчик обычно, а тут… четвёртый день не встаёт. Я сильно испугалась, не спала практически и не могла работать, чтобы малышей прокормить нормально.

Всё можно пережить, преодолеть, когда есть поддержка, но у меня её больше двух лет нет, а муж перестал высылать и те крохи помощи, что были. Несколько месяцев от него ни весточки.

– Ты у нас тут за старшего? – ощупывая дочке шею, врач обращается через плечо к притихшему у двери сыну.

– Я, – гордо приподняв подбородок, говорит Миша. Косится на меня, будто ждёт поддержки. Я незаметно киваю, и сын немного расслабляется, отпускает Мурчика на пол. Кот тут же вспрыгивает мне на грудь и, распушив белый хвост, яростно шипит на врача.

– Настоящий защитник. – Улыбаясь реакции животного, мужчина снова обращается к Мише: – Чайник сам сможешь включить?

– Конечно. – Сын хрипло откашливается в кулак и, срываясь в коридор, шумно топает в сторону кухни, но тут же возвращается. – А какой чай заварить? – Заглядывая в комнату, смотрит широко распахнутыми глазами на меня.

Я горько сглатываю. Нет у нас чая. Всё закончилось ещё на прошлой неделе, а на новые продукты не заработала. Вытащила последнюю небольшую заначку для вызова частного врача в надежде, что так нас не кинутся искать.

– Да любой, – тепло перехватывает врач, улыбаясь мне глазами, почти ласкает щёки взглядом, рассматривает внимательно и долго, отчего я, закусив губу, смущённо отворачиваюсь. Договаривает тише: – Даже с вареньем подойдёт.

Я не выдерживаю смотреть в стену, где плотными рядами висят Юляшкины рисунки, и украдкой разглядываю гостя.

Высокий лоб, густые ровные волосы прикрывают уши. Тяжёлые скулы и очень мощная шея, переходящая в обалденный разворот сильных плеч. Таких мужчин я встречала разве что в кино, но точно не в больнице. И с этого ракурса у врача были глаза индиго в обрамлении щёток-ресниц под кровом чёрных густых бровей. До жути знакомые глаза. Мне кажется, что я знала этого человека раньше.

Кто ты такой? Неужели мы всё-таки попались?

Хотя в моём состоянии легко перепутать сон и явь, поэтому я сбрасываю все совпадения и навязчивые мысли на эмоции и усталость.

– Малиновым? – переспрашивает сын и, после согласного кивка мужчины, приободряется и вновь исчезает в коридоре.

– Сейчас я загляну тебе в горлышко и возьму мазок, – тепло говорит врач дочери, разложив на столешнице медицинские инструменты, и движением фокусника сбрызгивает их спиртом. – Ты же смелая?

– Я не боюсь уколов, – слабо отвечает Юля, поглядывая на стол, и грустно приподнимает бровки домиком. – Заль, сьто ты не мой папа…

– Не твой, малышка. Я обычный волшебник и пришёл тебя вылечить. Пожми мне руку, проверю, осталась ли в тебе магия принцессы.

Дочка доверительно протягивает ему крошечную ладошку, и та тонет в крупной руке мужчины.

– Я узе вслослая, – она растягивает улыбку, демонстрируя выпавшие передние зубы. – Ницего не боюсь и не велю в волшебников.

– А зря, красотулька, – добродушно смеётся мужчина, зыркая в мою сторону. – Даже обидно стало. А как же я?

Дочь понимающе трясёт головой, реагируя на шутку. Мол, дядя, ты меня не проведёшь.

Врач выкладывает из толстого кожаного портфеля длинную светлую коробочку. На ней что-то написано, но я не могу сфокусировать усталые глаза и прочитать.

У мужчины тонкие крепкие пальцы. Как у пианиста. Выраженные вены оплетают запястья, наливаются тёмным, когда он вытягивает из упаковки узенькую баночку с рубиновой жидкостью и слабо её покачивает, просвечивая напротив настенной лампы.

– Сейчас будет волшебство. Смотри, – шепчет он заговорщицки, а дочь подаётся ближе, заворожённо разглядывает его руки, будто и правда произойдёт чудо.

Я невольно улыбаюсь и ловлю на себе проницательный синий взгляд. В горле взрывается граната воздуха, и мне хочется дышать часто-часто, чтобы насытиться. Ноги зудят от напряжения, всё тело протестует, желая сбежать от ядовитых глаз. Но сил нет даже шевельнуться.

– Юла, удержишь? – Врач даёт малышке пустую прозрачную колбу. Не больше пяти сантиметров в высоту.

Дочь подтягивается на подушке и задорно кивает. Русые прядки запутались, сбились. Я пыталась привести её в порядок, пока она спала, но, мало того что солнышко стонала и отбивалась, так это ещё и не сильно помогло. Густые кудри спасёт теперь только шампунь и щётка.

Дочка не отвечает, смотрит на руки мужчины и, приоткрыв рот, кивает.

– Крепко держи. Не переворачивай, а то ничего не получится. Считать умеешь? – И снова взгляд на меня. Как пуля. Навылет. Под расстрелом его глаз я чувствую себя обнажённой и уязвимой. Тянусь пальцами за покрывалом. Укрыв продрогшие плечи и повернувшись на бочок, рассматриваю восторженное лицо дочери, чтобы не показаться мужчине назойливой и странной.

– Я узе в первый класс хозу! – Малышка виновато косится на меня за то, что повысила голос. У неё вчера из-за истерик и капризов совсем связки сели. Я очень просила её беречь горлышко, но мы успели и поплакать сегодня, и даже повыть.

Мурчик из-за вскрика Юли, цапнув меня по руке, сматывается на пол, исчезая где-то под кроватью, где надолго затихает, а я лежу и пытаюсь не выключиться, чтобы заплатить за приём и закрыть за врачом дверь.

Глаза смыкаются, веки свинцовые. Я и минутки не спала последние несколько дней, оттого голова невыносимо тяжёлая и налитая. Какая там прода и творчество, если не знаешь, чем накормить детей здесь и сейчас и где найти силы, чтобы встать с кровати?

Юля снова смеётся на очередную шутку врача, но тут же откашливается с хрипом, а мужчина терпеливо выжидает и, вытянув пипетку из баночки с красной жидкостью, медленно капает в пустую колбу в руках дочки.

– Считай.

– Лас, два, тли-и-и, – считает она, – четыле. Четыле надо? – и с надеждой заглядывает в лицо врача.

– Да. И этой четыре, – он показывает на другую баночку, прозрачную. – Смотри внимательно… Считай.

Дочь настолько увлекается игрой, что забывает о болезни, выпрямляется на постели, выползает из-под одеяла, сверкая зелёной фланелевой пижамкой и розовыми пяточками, улыбается задорно и искренне. И я вместе с ней. От этих милых моментов по всему телу разливается такое забытое чувство покоя и радости, что на глаза наворачиваются слёзы.

– Хватит, – кивает дочь, – узе четыле.

– Точно? – серьёзно спрашивает мужчина.

– Да-да. О! – малышка поднимает колбочку повыше, а врач перехватывает её ручку и, страхуя, помогает размешать жидкости. – Как кла-асиво-о-о… – протягивает Юля.

– Настоящее золото, правда? – И лукавое подмигивание заставляет малышку заливисто рассмеяться. – А теперь попросим маму сохранить наш эликсир. – Мужчина ловко уводит у дочери колбочку с жидкостью и передаёт её мне. Пальцы от неожиданного прикосновения к его горячей коже пронзает необъяснимым чувственным электричеством. – Не уроните, пожалуйста, – говорит шёпотом, приблизившись на жутко опасное расстояние. Такое, что я чувствую на языке вкус его аромата, а в синих глазах легко пересчитываю пятнышки и рассматриваю своё испуганное отражение. – А Юла откроет ротик широко-широко, – тут же отстраняется врач и уверенными движениями помогает дочке запрокинуть голову. – О`кей. Чуть шире, отлично. Скажи «А».

– А-а-а.

Малышка не успевает закашляться. Мужчина осторожно берёт мазок и плавно окунает палочку в жёлтую жидкость в колбе, которую я сжимаю вспотевшими пальцами и боюсь уронить.

– Да ты просто умница, Юла. Вся в маму. – Мужчина лукаво смотрит мне в глаза, очаровывая, завлекая в сеть синевы.

– Мы с ней оцень похозы, – смелеет дочь. Ей, очевидно, трудно даются слова, и от усталости малышка всё-таки падает на подушку, но в родных глазах всё ещё пляшут счастливые огоньки. Моя Юляшка смотрит на врача, будто ищет в нём что-то необыкновенное, будто он настоящий волшебник. – А Миса в папу пошёл…

– Богатырь. – Мужчина проводит ещё какие-то манипуляции и забирает у меня сосуд, снова дотрагиваясь до воспалённой кожи.

Я быстро прячу дрожащие руки под одеяло и делаю вид, что увлечена происходящим, а не воющим в груди сердцем и необъяснимой тягой к незнакомому мужчине.

Врач измеряет температуру дочке, та снова неизменно за тридцать девять, осматривает горло, а после долго и внимательно слушает фонендоскопом её лёгкие, приподняв кофточку пижамки. Малютка ёжится от холода и напряжённо сопит.

В комнате повисает уютная тишина, мужчина смотрит на меня не моргая, а я не дышу. Пока перед глазами не начинает плясать тёмная мошкара.

– Прячься пока под защитный купол, Юла. – Врач нежно укрывает малышку и, поглаживая влажные волосы дочки около ушка, будто она ему родная, приговаривает: – Немного полежи, сейчас ещё укольчик сделаем, а завтра будешь и петь, и танцевать.

– Я люблю тансевать, – вяло лепечет Юлечка.

– Миш, как там чай? – вдруг спрашивает мужчина, оглядываясь назад. – Помощь нужна?

Я с шумом втягиваю воздух, глотая очередную порцию сладкого возбуждающего аромата.

– Уже несу, – отзывается сын, появляясь в двери и осторожно внося поднос с четырьмя дымящимися чашками. Он у меня очень внимательный и заботливый мальчик. После исчезновения Сергея мне было очень сложно, но сынулька помогал прийти в себя. Он в тот миг словно старше стал, потому что крошка-Юляшка часто болела, а я забывала поесть и поспать. Пыталась выкрутиться из оставленных благоверным проблем. В том числе и многотысячных долгов… И копеек, которые Сергей тайно высылал нам на электронный счёт, не хватало покрыть оплату за квартиру.

Врач оценивает скромные чашки, на двух ободки уже со сколами, и понимающе смотрит на меня, а Миша, краснея, вдруг шепчет:

– Только к чаю ничего нет.

– Сейчас найдём. – Мужчина ласково щёлкает по носу дочурку, и она вдруг светло улыбается, будто и не болеет вовсе. – Ты любишь бананы, Юла?

– Оче-е-ень. – В светлых глазках дочки вспыхивает восторг и благодарность.

Из кожаного портфеля, будто по волшебству, появляются два спелых фрукта, и врач снова переводит пронзительный взгляд на меня.

– Жаль, только два прихватил.

– Ничего, – оживает Миша. – Я поделю на всех. – Сын берёт протянутые фрукты и снова убегает в коридор, а я смотрю мужчине в глаза и сгораю от необъяснимых чувств.

Что это, если не любовь с первого… вдоха?

Но я занята. Одёргиваюсь, прогоняя наваждение, сжимаю кулаки и сцепляю до скрипа зубы.

Дурость какая-то. Я себе напридумывала, а он, возможно, даже женат. Наверное, и дети есть.

Однажды я уже влюбилась без оглядки и осталась одна. Если бы не Сергей в то время, не знаю, что бы со мной случилось.

А сейчас в моей жизни столько проблем, что смотреть на других, особенно чужих мужчин, должно быть совестно. И я не смотрю. Прячу взгляд за сеткой ресниц и с горечью понимаю, как соскучилась по нормальной еде, как хочется ягод и фруктов, как мечтаю пообедать по-семейному, хотя бы домашней пиццей или мясом в духовке, а ещё банально пообщаться с людьми. Живыми, а не выдуманными героями или сетевыми коллегами.

Я так устала прятаться и ждать…