Даша Авиш
Сказ о берендее. Тайна Алатырь-камня

Пролог

Хован

25 лет назад

– Ну, здравствуй,… папа, – стараясь вложить в голос как можно больше яда, процедил я, входя в комнату. – Признаюсь, ты меня удивил. Я ожидал, что тебе достаточно будет одного глотка из тисового кубка для быстрой кончины. Однако, даже осушив его до дна, ты смог выжить.

Солнце уже давно село, а небо озарял лишь тонкий обод месяца, поэтому в княжеские покои практически не поступал свет. Здесь поселился мрак, собравший густые тени по углам и на стенах. Только они могли стерпеть зловонный запах пота и мочи, который за короткий срок пропитал все пространство. Сдерживая отвращение и приступы тошноты, я направился вглубь почевальницы, где располагалось ложе. Мне не нужно было ни света дня, ни свечей, чтобы безошибочно проложить себе путь. Нога сама поднялась чуть выше, зная, что впереди ступенька. Переступив ее и пройдясь немного, я слегка вытянул руку и ощутил под пальцами холодную неровную поверхность стола. По всему периметру дубовый массив украшали изящно вырезанные вязи и обережные знаки. В детстве меня восхищала искусность работы, и я безотрывно изучал рельефный орнамент. Даже бегал в город к старому плотнику, чтобы тот научил меня своей науке. В свои старшие годы мне нравилось коротать время за этим столом вместе с отцом, играть с ним в таврели. Тогда мне еще чудилось, что он меня любит несмотря ни на что. Я хотел угодить ему, хотел, чтобы он мной гордился. Глаза открылись позже. Буря, что за этим последовала, уничтожила все хорошее, что было, не оставив от былых чувств и надежд даже горстки пепла.

Глубоко вдохнув смрадного запаха сей ложницы, мне удалось вынырнуть из топи детских воспоминаний. Только вот обида успела крепко схватить меня за горло. Предательские слёзы застыли в глазах. Ощущение своей ничтожности потекло по венам… Мотнув головой, я сбросил себя остатки мо́рока. Чтобы взять себя в руки, мне пришлось стиснуть зубы до скрежета. Затем двинулся дальше, пробираясь сквозь остатки дорогого мне прошлого, постепенно приближаясь к своей цели. Провожая ладонью каждый завиток на столешнице, рука скользнула на спинку рядом стоявшего стула, который не уступал в своем убранстве княжескому трону. Место отца, которое он не позволял занимать никому. Мне-то уж точно. Не дожидаясь, пока эмоции прошлого накроют второй волной, я одернул руки от деревянной пики, венчавшей один из краев спинки стула. Обозлившись на себя за слабость, я развернулся и направился к тому, ради чего пришёл сюда. Через пару небольших шагов носки́ моих сапог уже касались сундука, что стоял возле отцовского ложа. Массивная гробница одежды, постельных принадлежностей и прочего хлама была размером не меньше двух аршин. При желании на нём могли уместиться трое его сыновей. Но он сам сотворил свою судьбу, когда оттолкнул меня, а затем и унизил, отдав борозды правления среднему сыну.

Я знал, что отец следит за моими действиями поэтому, накинув на себя надменный вид, сел подле него. Глаза уже привыкли к тьме, и мне удалось разглядеть перед собой то, что осталось от человека. Он лежал на высоких соломенных тюфяках, а голову подпирали мешки, набитые разным тряпьём. Это позволяло нашим взглядам находиться на одном уровне. Пару секунд я смотрел на него. Чёрные волосы, уже изрядно тронутые сединой, растрепались. Глаза, которые когда-то светились насыщенно-синим цветом, будто ночное небо, освещенное стрелой молнии, поблёкли, словно их заволокло пеленой. Лицо осунулось, морщины углубились. Стоявший в комнате мрак лишь подчеркивал его и без того болезненный вид. Тело, все еще крепкое, но уже исхудавшее, было спрятано под сукном, расшитым обережными символами и рунами. Над этой тряпицей работали какие-то сильные шаманы, которых сыскали братья в надежде исцелить папеньку. Ведь наш бедный отец не мог ни пошевелиться, ни вымолвить хотя бы звук. Его тело отказало. Он больше ничего не может. Только глазами моргает, да отвары пьёт, что призваны поддерживать в нем жизнь. Жизнь, которую я так же отравил, как, и он мою.

– Ты знаешь, отец, твоя живучесть поначалу привела меня в бешенство. Я так рассвирепел, что даже решил прийти и добить тебя… Не стоит на меня так таращиться. Неужто испугался сына родного?

Меня скривило от омерзения, а язвительный смешок вырвался из груди. Но какое же это было наслаждение, стоять и глядеть на то, как зеницы, лежащего передо мной старика, расширяются. А на дне зрачков плещется страх.

– Ах да… Неродного, – процедил я сквозь зубы. Гнев с новой силой потёк по жилам и схватил за горло. От того голос осел, а речь стала жёстче, – Да, мне всё известно. Матушка на смертном одре поведала всю историю. Но тебе стоит не из-за этого беспокоиться. ТЕБЕ я уже отомстил.

Лицо отца скривилось непониманием, сердце забилось чаще. Я поднялся на ноги и склонился над ним, подавляя, указывая на наше неравенство. Теперь моя очередь стоять над ним, быть сильнее. Ведь в моих руках остаток его жизни. И никто ему не поможет.

– А знаешь за что? За предательство… Ведь ты отдал борозды правления. И кому? Среднему! А ведь я! Я! Я старший! Я по праву должен был унаследовать Княжество Трёх Земель! – Мой рот изрыгался оранием. Ярость затмевала рассудок. Мой кулак со всей силы врезался о стену над головой старика. Боль смогла меня немного отрезвить, и я снова по-змеиному зашептал у него над лицом, – Только ты решил иначе. Теперь смотри, как трон лишится всех претендентов, кроме меня. Да, ты правильно понимаешь, братья мои лишатся жизни, а у тебя не останется никого. Лишь твой неродной сын. Это ли не истинное наказание? Я с наслаждением буду кормить тебя подробностями того, как каждого из твоих кровных отпрысков охватывает предсмертная агония. Но их смерть не будет мучительной, в отличии от твоей жизни. Парализованный калека, не способный ни на что. Ты во снах будешь видеть лица и слышать плачь и стоны своих детей.

Моя душа упивалась тем, как цепенеет и так недвижимое тело моего названого отца, а глаза стекленеют от охватившего его ужаса. Встав, я уверенным шагом направился к двери. Но, подойдя к выходу, все-таки не смог сдержать яд, сочившийся с языка, сказав напоследок:

– Всё это – результат твоих действий и твоей жизни, Чернобород. – и, успокоившись на этом, вышел из княжеской ложницы.

Глава 1. Коловорот

Глава 1

Люта

Случаются дни, когда происходящее, каким бы ни было оно привычным и обыденным, заставляет тревожиться и ждать неприятностей. Так было и сегодня. Увы, несмотря на все дары, данные мне от рождения, прорицания у меня не было. Поэтому я решила не обращать внимания на голос, что шептал внутри меня. Дел предстояло необычайно много и отвлекаться на глупости совершенно не было время. Наступал Коловорот. День, когда тьма рассеивается, уступая место свету и теплу. Мне нравится этот праздник, однако, до завтрашней зорьки мне, как ведьме, предстоит столько всего, даже присесть не представится, не то что отдохнуть полуденным сном.

Я встала с лавки, когда стрекот сверчков уже стих, а петухи ещё молчали. Потянулась, прогоняя сон, взяла чистый льняной платок и, стараясь не скрипеть дверью, вышла во двор. Только дверь и не думала скрипеть, в отличие от моих суставов! Предыдущие три дня готовила избу, да клети с банькой: собранные после росы полынь и крапиву, скрутила в веник, подмела им полы, следом намыла водой с можжевеловым отваром. Вдоль стен прошлась с тлеющим пучком шалфея, чтобы тот стенам сил придал, да от дурного глаза уберёг. Жила я в небольшой мазанке возле дома знахаря Беляя, а к нему, с какой только хворью не заходят. Да и ко мне начали часто наведываться, ведьмовской помощи просить. Мы всем рады помочь, и нам многие помогают, но бывает всякое, люди разные бывают, даже кровные узы не способны уберечь от зла и дел поганых. Поэтому позаботиться о жилище – дело обязательное, а уж перед таким сильным днём и подавно!

Шла я к полю как есть, босая и в ночной рубахе. Хоть ночь отступила, зорька ещё не поднялась. Мир был лишён своих красок и окутан в сине-серые тона. Очертания предметов были размыты, словно в дымке. Я не страшилась с кем-то столкнуться. В такой час мало какая девица поднимается, даже за красотой, а уж парни и подавно спят, силушку копят, ночь предстоит бессонная. Собрав росу на ткань, протёрла ею лицо, да наговоры начитала, дабы влага молодость мою сохранила, а землица сырая через ступни голые тело жизнью напитала. Вернувшись, отправилась в баньку, где цветочная водица меня дожидалась. Накануне набрала её в роднике, добавила горстку чабреца, да под лунными лучами оставила, чтобы утром сегодня ополоснуться. Дела нужно делать не только с чистыми мыслями. С макушки до пят облилась я одним ведром, два других оставила Беляю, чтобы тело его было крепким, как дух, и Отаю – другу, что как брат мне, дабы неуязвим был. После утреннего омовения быстренько оделась, а обуваться не стала. Негоже в Коловорот от сил земли за башмаками прятаться. Затем отправилась к соседке. Добрая женщина позволяет заглядывать к её бурёнке за кружечкой парного молока. По пути нарвала душистого клевера, а уже дойдя до коровника, угостила рогатую кормилицу цветами сладкими, за что та позволила её подоить. Одно дело – дозволение соседки, другое же – благосклонность скотины. Ведь дары последней могут слаще мёда быть или хуже яда. Накушавшись, подумала, что хозяйку за доброту её отблагодарю пучком свежих трав на вечернем праздновании. И с этими мыслями бодро зашагала к цветочному лугу.

Из-за леса показалось солнце. Зорька встала. Я замерла в приветствии небесного светила: вытянула ладони ему навстречу, а руки раскрыла, словно для объятий. Закрыла глаза, вбирая в себя тёплую энергию, и подставила лицо нежным лучам. До слуха начали доноситься трели зарянки и жаворонка. Лёгкий ветерок принёс с собой запах цветов и трав, примешивая к ним запахи мха и сырости из леса. Природа пробуждалась и радостно встречала меня также, как и я её. Правда, сей момент прервал мужской еле слышный голос, раздающийся из-за спины:

– Стой, девчонка! Подожди меня!

В трети вёрстах от меня сломя голову бежал Отай. Его тёмно-русые кудри, изображавшие гнездо на голове, трепал ветер, а серая рубаха прилипала к телу при каждом движении. Видимо, припустил за мной аж от самой хаты. И что ему в такую рань понадобилось, интересно. Я стояла и смотрела, как его крепкая фигура приближается ко мне.

– Еле догнал тебя! – проговорил друг, поравнявшись со мной. От преодолённого в короткое время расстояния его дыхание сбилось. Тяжело дыша, он согнулся пополам, чтобы перевести дух, – Ты чего так рано вскочила? Не успело солнце над горизонтом показаться, ты уже на луг утопала, – на этих словах парень резко выдохнул, выпрямился, успокоив дыхание и, наклонив голову набок, улыбнулся, – Доброе утро, Люта!

– Доброе, – улыбнулась я в ответ, задрав голову, чтобы посмотреть в зелёные словно листва глаза парня, что стоял напротив, – так сегодня же Коловорот. Мне трав, да ягод до полудня надо собрать. А ты что в такую рань на ногах? Неужто помочь решил? – спросила я, не скрывая издёвки в голосе.

– Нет, – посерьёзнел он, – ночью письмо пришло. Вурдалаки подошли близко к границе леса. Их видели в районе реки Веи. Несколько бойцов из Неярзы и Предречья дали согласие на поход. Я тоже пойду, – в этот момент мне показалось, будто мрак спустился на землю, так внутри похолодело и в глазах стало темно.

– Когда? – спросила я одними губами. И если я думала, что весть о нежити выбила из меня весь воздух, то со следующей фразой поняла как ошибалась! Он сумел не то что воздух, дух из меня вышибить!

– Сегодня, – кивнул Отай, поджимая губы, – до заката я должен уже прибыть на место сбора. – я только и могла, что стоять и пялиться в суровое непоколебимое лицо, мыслями стараясь достучаться до сознания, очевидно, уже безумца. Заново обретя дар речи, благодаря обуявшей меня злости, полюбопытствовала:

– Тот худоумный, кто так бездарно распоряжается вашими жизнями, он вообще в курсе, какие дела творит? – брови сошлись на переносице от возмущения, а руки, дабы не сцепиться на шее Отая, словно он и был этим самым предводителем, схватили сами себя за плечи.

– А чего? – парень почесал вихры, – сегодня же самая короткая ночь, нежити долго не удастся разгуливать по земле-матушке, мы их быстренько упокоим.

– Вам, дурням, невдомёк, что Коловорот это не просто короткая ночь? Сегодня силами питается природа, люди и… Всякая нечисть! Вы хоть осознаёте, что не все ваши приёмы будут сегодня столь успешные, как и всегда, а некоторые могут на них вообще не подействовать? – от крика сдержаться не удалось. От нарастающей паники и злости тело начало немного трясти.

– Да что с тобой? – голос Отая приобрёл примирительные нотки, – Ты же никогда себя так не вела. Тревожишься за меня, что ли? – и глаз парня игриво дернулся, изображая подмигивание.

Только мне сейчас было не до шуток, и уж тем более не до совершенно неуместного заигрывания. В ответ я ничего не сказала, лишь поморщилась и покачала головой, давая понять всю серьёзность происходящего.

– Всё хорошо будет! Я, да и мои сослуживцы, мы воробьи стреляные. Тем более, ты нам поможешь. Ведь поможешь же? – он наклонился ко мне, поравняв наши лица, и посмотрел своими заискивающими, хитрющими глазами, надеясь умаслить. Вот лис! Да разве такому откажешь? Я кивнула и улыбнулась, на что его губы растянулись в ответ.

– Чем помочь-то? – я ткнула указательным пальцем в лоб другу, отодвигая его подальше от себя, – Учти, хоть я и грозное оружие, но гоняться до рассвета за умертвиями не буду, – парень выпрямился и примирительно поднял руки, дескать, сдаюсь.

– Хорошо-хорошо! Ограничимся травками.

– Ты же знаешь, где лежат скрутки полыни. – сказала я и задумалась, – Правда, они обычные. Те, что сделала на прошлый Коловорот, закончились. Эти слабее.

– А если сегодня собрать и магией просушить?

– Было бы так всё просто, пучки не украшали бы стены клети. Высыхая, цветы продолжают впитывать в себя энергию солнца и ветра. Если я вмешаюсь, то просто иссушу все силы, что наполняет растение, останется оболочка. Толку от него не будет. Поэтому придётся взять из запасов. Попробую усилить наговорами и наузами, но ничего обещать не могу.

– Добро. – Отай кивнул, но тут же добавил, – Ещё надо сулицы смазать свежей выжимкой бореца с багульником.

– Борец пока не в цвету, рано. Ему еще пару седмиц нужно. Можно заменить беленой. Она не уступит по силе. Тем более дожди были, яда должно скопиться много. Отправляйся за ней к подножью гор, там полянка есть. Ты должен её помнить.

На этих словах парень, не сомневаясь ни секунды, кивнул.

– Срезай куст аккуратно, лицо платком укрой, руки тряпицами замотай, а то рискуешь раны получить ещё до схватки с вурдалаками. Клинок используй боевой, чтобы потом не додумался им пищу резать. Год его будешь в роднике мыть, а все равно яд останется. За багульником придётся мне идти для экономии времени. Встретимся уже дома.

Развернувшись на пятках в сторону леса, я отправилась к болотам. По пути ощупала поясной набор: сумки для трав, небольшой кованный серп и отдельно в мешочке камни кремневые. Перевела руку на грудь – мамин амулет на месте. Мои обычные действия, чтобы успокоиться, ощутить себя в безопасности. Однако сегодня тревога не отступала. Что-то в предстоящем походе Отая не давало покоя. Поэтому я ускорила шаг, в попытке сбежать от собственных мыслей.

***

Когда солнце вошло в зенит, я успела вернуться в нашу с Беляем рабочее помещение не только с мешочком багульника. Мои сумки были полны различными луговыми травками и цветами, которые пригодятся не только в знахарстве, но и в колдовских ритуалах. И мне бы радоваться частично пополненным запасам. Только среди всех растений я раздобыла одно, пробудившее внутри меня холодный ужас – воронь око. Плоды его уж слишком походили на голубику. Поэтому, чтобы ни один прожорливый не решил полакомиться ядовитыми ягодками, мне пришлось спрятать их в баклажку и запечатать рунами. Воронье око я встретила, после сбора болиголова, на выходе из леса. Целая поляна одиноких стеблей с маленькой иссиня-чёрной ягодкой, будто жемчужина в раковине, среди лиственной крестовины. Их не должно было быть ещё месяца два – три! Природа явно безумствует. А может, это был выброс магии или какой чёрный обряд…

Поток моих размышлений прервали.

– Здравствуй, дочка. Над чем таким задумалась? – в клеть вошёл озадаченный наставник.

Крепкий мужчина, проживший более пяти десятков зим, хотя имеет вполне юного сына. Волосы не длинны, но и не коротки, почти все уже седые. Рубаха с портками на нём обычные серые, видимо, праздничные, расшитые приберёг на вечер.

– Будь здрав, отец Беляй! – как можно задорнее ответила я и улыбнулась. Мне не хотелось показывать волнения из-за своей находки, поэтому на вопрос его решила не отвечать, а чтобы не молчать, задала свой, – Как подготовка к торжеству?

– Как и всегда. Ди́вчины наплели себе венков и помогают матушкам в приготовлении угощений на вечер. Мужики с волхвом подготавливают костры и потрошат заячьи тушки, что утром отловили, для общей трапезы.

– Старшим или младшим?

– Старшим. А почему ты спрашиваешь?

– Разве он не сложил свои обязанности и не передал их сыну? – не смогла скрыть искреннего удивления.

– Нет, решили, что они проведут вместе ближайший праздник Таусень, а вот обряды на Коляду уже полностью перейдут под ответственность приемника, – пояснил учитель, – Люта, что-то случилось? Почему ты этим интересуешься? – он нахмурился и посмотрел на меня пристально, с подозрением.

– Да так… просто стало любопытно, – отмахнулась я, желая придать разговору беззаботности. Хотя у самой внутри всё съёжилось в комок. Неужели волхвам что-то известно, и они решили перестраховаться?

– А ты, отец, с гостинцами ко мне? – решила я переключить внимание Беляя.

– Ах да, держи, бортники передали тебе воск на свечи. – мужчина достал из котомки, что держал в руках, тряпичный свёрток, положил на стол и подтолкнул ко мне. В нос проник еле ощутимый запах мёда. – Вижу, ты с утра трав свежих принесла. Да как много! – он обвёл взглядом сундуки и лавки, на которых я разложила сегодняшний сбор, и благодарно кивнул, – А я хлеба напёк да кашу с мясом сварил. Иди поешь, а то во рту с утра поди ни росинки.

– Меня соседская бурёнка с рассветом молоком накормила. Но от твоей стряпни я точно не откажусь!

И мы зашагали в основной дом, где жили Беляй с Отаем. Войдя в помещение, я не нашла глазами друга.

– Мы одни будем есть?

– Ты о сыне моём справляешься? Так, он с другими па́рубками тренируется. Не волнуйся, скоро придёт.

Отец развернулся к печи и достал из неё ароматный обед в горшочках, который быстренько поставил на стол. Я между тем достала для нас ложки.

– Кстати, ты знаешь, что они удумали? – спросил наставник, усаживаясь на лавку напротив меня.

– Знаю, – с сожалением я покачала головой, – Отай мне ещё утром об этом сказал. Я его за беленой отправила. Он принес её? Не видел?

– Видел, наш бравый парень решил её в сенях оставить, – усмехнулся мужчина, – я вовремя увидел, в нашу травную клеть отнес, в уголок на пеньку́ повесил, не волнуйся.

– И как у такого знахаря, как ты, уродился такой… Отай! – возмутилась я, но вовремя спохватилась, негоже при отце сына родного последними словами ругать, – и не страшно ему потравиться и нас потравить. Ядовитое растение в сени! К крупам да муке!

Не найдя подходящих слов, что могли бы в полной мере отразить моё негодование, я попросту замолчала и лишь прикрыла лицо рукой. Что тут говорить, его все равно сейчас здесь нет, нечего силы растрачивать в пустоту. Мы немного помолчали, стуча ложками по плошкам, сгребая остатки вкуснейшей каши и отправляя ее в рот. Когда пришло время ставить самовар, Беляй снова начал разговор:

– Дочь, а может, попробуешь отговорить хлопца нашего? Тебя он может послушать. Не нравится мне что-то сегодняшний их поход, сердце не на месте.

– Мне тоже неспокойно… – согласилась я, – Но он не воспринимает наши опасения в серьёз. Утром мы поговорили, и он считает, что короткая ночь им в помощь. Больше ничего слышать не хочет. Как же мне его уговорить? – от отчаяния у меня опустились плечи. В горле встал ком. Чтобы не расплакаться перед мужчиной, я прикрыла рот тыльной стороной ладони, незаметно прикусив кожу на костяшке среднего пальца.

Наставник молча смерил меня оценивающим взглядом, затем промочил горло узваром и задал неожиданный для этого дня вопрос:

– Скажи, а ты его любишь?

– Кого?

– Старого бортника Годимира, – развёл руками Беляй, – Ну кого-кого?! Сына моего, конечно! Мы о нём же сейчас речь ведём.

Эта тема поднималась уже не в первый раз. Для меня не секрет, что Отай питает ко мне нежные чувства ещё с первой встречи на ярмарке. С тех пор, почитай, уж две зимы миновало. Он никогда и не скрывал своего отношения ко мне. А Беляй, видя сердечную привязанность сына, старался подтолкнуть меня к нему. Я же могла одарить парня лишь чувствами благодарности и тёплой привязанности. А этого, разумеется, недостаточно для создания семьи. Знахарь также осознавал, что в безответной любви Отай не обретёт счастья. Однако мужчина не оставлял надежды, что во мне проснётся взаимное чувство к юноше. Сейчас же случай был особый. Коловорот – праздник исключительного могущества сил природы. Это касается не только живой магии. Силу набирает и вся нечисть. Их особо сто́ит опасаться в эту ночь и явно не идти в прямую атаку, не имея в своём составе оборо́тников с сильными тотемными животными и нескольких колдунов или ведьм со стихийной магией. Но Отай с остальными вояками собрались. И им ничего не возможно объяснить! Они слепо верят командиру, который руководствуется исключительно тем, что сегодня самая короткая ночь. Их буквально толкают в лапы заложных мертвецов. И это не просто путь к самоубийству. Это стройный шаг прямиком в стан врага для пополнения его рядов! Поэтому я отчётливо понимаю, к чему Беляй завёл разговор. Если есть шанс того, чтобы спасти Отая, удержав от похода, то им надо воспользоваться. Остальные, глядя на него, возможно, тоже решат остаться.

– Я не знаю… – с выдохом произнесла я.

– Подумай хорошенько. Посмотри на себя, ты же волнуешься за него. Я вижу твои глаза полные тревоги. Разве это не любовь? Послушай, случается такое, что мы осознаём истинные чувства к человеку лишь перед ликом его потери. Когда твоё сердце отдано человеку, что неотрывно находится рядом, ты даже можешь не понять, что оно уже не твоё. Ведь оно так близко, на расстоянии вытянутой руки. Но сто́ит отойти чуть дальше, увеличить этот промежуток, ты это почувствуешь. Ведь сердце нельзя просто выкорчевать. Между ним и душой останется незримая связующая нить. Стоит ей натянуться, как в груди возникнет тянущая боль. Чем дальше человек будет увозить твоё сердце, тем сильнее му́ки ты будешь испытывать. Страшнее всего, если расстояние между вами будет измеряться не вёрстами, а мирами. Знаешь, что будет, если твоя любовь окажется в Нави? Тебе придётся разорвать нить и жить с вечной пустотой и болью. В ином случае твоя душа рано или поздно уйдёт за сердцем. А человек без души жить не может. Не ошибись в своих чувствах, девочка.

Его слова заставили меня задуматься. Отай – хороший парубок, добрый, хозяйственный, неглупый. Его присутствие меня не тяготит, и сам он не вызывает отвращения. Даже наоборот. Крепкий, мужественный, широкоплечий, высокий, в целом не дурён собой. Да мы и так, можно сказать, живём почти вместе. Едим за одним столом, делим быт. Ну подумаешь, теперь и лавку на двоих разделим. И пусть моё сердце не признаёт в нём суженого. Я ему благодарна и обязана жизнью. Он один из немногих, кто протянул мне руку помощи и до сих поддерживает меня. Я должна попытаться остановить его, даже если это сулит мне нежеланное супружество.

– Хорошо, отец, может, ты и прав. Но если не получится его остановить?

– Ты так не хочешь замуж?

– Я согласна, если это поможет уберечь Отая от сегодняшнего похода. Но я боюсь сделать его несчастным. Я не чувствую в себе той любви, которую он ждёт.

– Ну если он не останется, то тут уж ничего не попишешь. Значит, судьбы ваши отдельно идут.

Я кивнула своему наставнику в знак согласия, который разливал чай по чашкам. С улицы донёсся гомон. Меньше, чем через минуту в избу вошёл и сам объект последнего разговора, вспотевший и раскрасневшийся от тренировки. Мы с Беляем переглянулись, и тот едва заметно мне моргнул в знак поддержки. Отхлебнув травяного отвара для храбрости, я протараторила:

– Я тут подумала, что если ты останешься сегодня, то можешь ко мне посвататься. Как раз сможем обряды необходимые пройти.

Оторвав глаза от пития, посмотрела на возможного будущего жениха. А у того от неожиданности вода носом пошла. Видимо, он пил, когда я речь свою произносила. Эх, надо было дождаться, пока он за стол сядет, что ли, а то вон как ошарашила, что у парня ноги слегка подкосились и он едва не захлебнулся. Ладно, слов не воротишь, да и он не девица, справится со свалившимся счастьем.

– Ты совсем обалдела? – придя в нормальное состояние, строго сказал Отай и двинулся к нам с Беляем.

Настало время удивляться мне. Ну вот совершенно не такой реакции я ждала.

– Бать, ты ей забродившего кваса или хмеля налил? Она чего несёт? – кивнул этот хам в мою сторону, не сводя глаз с отца.

– А тебе что, на подготовке по ушам надавали или по голове? Плохо слышишь или не понимаешь? – возмутился мой наставник, походу обидевшийся на сына пуще моего.

– Так это что, не шутка? – хлопец перевёл свои округлившиеся глаза на меня, – Лют, ты серьёзно? – я смогла лишь кивнуть. Лицо парня озарила широченная улыбка, глаза буквально засветились, а он сам кинулся ко мне обниматься.

– Сядь, успеется… Ты не слышал, что Люта сказала? Сначала останься и пройти с ней обряды, – знахарь остановил Отая от сердечных порывов, лишь взмахнув рукой и задержав перед носом сына раскрытую ладонь.

– Бать, ну ты же знаешь, не могу я сегодня. Нельзя подвести соратников.

– Значит, не судьба, – пожал плечами старик, – У тебя есть только сегодня. Гляди, уедешь, а к Люте найдётся кому сосвататься. Неужто она ждать тебя будет до следующего Коловорота?

– Да вы меня без ножа режете! Нельзя же так… – Отай кинулся ко мне и судорожно схватил мои ладони в свои, – Лют, я успею! Мы быстренько разберёмся с нежитью, и я примчу к тебе! Зорька встать не успеет! Дождись меня, ладно? – он смотрел на меня с мольбой в глазах. А я поняла, наш план с наставником провалился.

– Только до рассвета, – с обречённым выдохом ответила я и поспешила встать.

– Ты куда?

– Раз уж ты решил всё равно ехать, нужно приготовить яд для су́лиц. Да и скрутки полыни собрать, как утром говорили.

– Я помогу. Сейчас только перекушу и с батей переговорю. Я быстро!

Отай вскочил с места, схватил с печи порцию еды, что была ему отложена, и принялся активно жевать. Я же вышла и с тяжёлым сердцем отправилась в клеть к своим травкам. Мне было горестно, что не могу разделить его чувств. А ведь он ждал, пусть и не того, чтобы я кинулась ему на шею, но хотя бы ответного огня в глазах, радостной улыбки. А у меня лишь пустота какая-то внутри ворочается. Хотя он парень славный. Жаль, не суженый. Знаю, с суженым так быть не до́лжно, девчонки с деревни рассказывали. Приходят они ко мне за лу́лой обережной, за травками и свечками, так и ведают мне. Как в груди при виде па́рубка наречённого сердце словно горит. Как тепло по телу растекается, и что дыханье прерывается, и ноги подкашиваются. Остается слушать деревенских, да уповать, что и на мою долю такие сладкие чувства со временем выпадут.

За думами сердечными разобрала травки на пучки, да развесила их по стенам на свободные места. Достала недавно убранные в баклажку ягоды вороньего ока, нанизала их бусами на нитку, и гирляндой повесила сушиться под потолок. В конце подготовила рабочий стол: расставила каменные и медные ступки, плошки, ножи, бутыльки́ с жидкими маслами, кристаллы мориона, чёрного обсидиана и гематита. Положила перед собой свежесобранный багульник и белену, прочитала наговор, дабы тёмные минералы сок растений ядовитых против мёртвых обернули, и приступила к работе. Для начала отделила цветки от ножек и листьев. Бутоны положила в медную ступку, перетёрла до кашицы и отставила. Стебельки хорошенько прокатала каменным жёрновом по такой же плошке с углублением и залила маслом репейника. Позже это позволит сцедить как можно больше отравы.

Не успела я отойти от стола, в комнату вошёл Отай. В руках он держал начищенное наточенное оружие, которое разложил на ближайшей свободной лавке. Мы принялись его пересматривать на предмет сохранности боевых рун и защитных камней, как обычно, усевшись на пол. На самом деле, Отай, как и любой хороший вояка, заботился о своем оружии, постоянно следил за ним. Так что пребывание друга в моём рабочем пространстве вызвано скорее его желанием провести вместе время, нежели поиском прорех. Я это осознавала и понимала, особенно сегодня, после моих слов за обедом. Кажется, он до сих пор не верил, что я могла ему предложить сватовство, что практически согласие на сию секундную свадьбу! Теперь же он искоса кидал на меня пытливые взгляды, силясь понять, не жестокая ли шутка с моей стороны. Такое внимание на меня давило. Не выдержав, я встала.

– Так, смотри, вот на этих, – я ткнула пальцем в несколько сулиц, – мне нужно будет сделать новые наузы. Поэтому сходи к башмачнику, принеси мне шнур кожаный. Я пока руны подправлю у кинжала. А так, всё в порядке.

Перевела взгляд на Отая и подарила ему легкую улыбку. В этот момент, напряжение, с которым он сидел всё это время, немного отпустило. Было видно, как плечи его расслабились, и он выдохнул.

– Сейчас принесу, – бодро сказал парень, поднявшись, и вышел.

Я же принялась восстанавливать руны. Они находились на клинке, точнее, на ребре по обеим сторонам, поэтому без магии здесь было не обойтись. Достав кремневые камни, выбила из них искру, мысленно усилив ее до огонька. Потом подхватила маленькое пламя ногтем, отчего указательный палец стал похож на свечу. Когда я читала наговоры, моя рука медленно описывала в воздухе линии, что шли в разные стороны, одни параллельно друг другу, другие касаясь и пересекаясь. Малейшее движение моей ладони оставляло за собой горящий след. Мне удалось закончить в тот момент, когда перед моим взором загорелся набор пламенных рун. Затем он плавно спустился на клинок, клеймя металл в местах соприкосновения. В этот момент, я без усилий выпустила слезу из глаза, обращая её в мощный поток воды. Он хлынул прямо на оружие, остужая его. Всё получилось как нельзя лучше, знаки успели отметить сталь, при этом удалось не переусердствовать, и рисунок не исказился.