Дарья Олесова
Тася
– Хотите пообедать? – спросила она, с трудом изображая безразличие.
– Обед – дело хорошее, – усмехнулся полицейский, – но мы тут по другому вопросу. Вас как зовут?
– Меня? – Тася подняла взгляд: молодой парнишка, на вид не старше двадцати пяти, смотрел на нее с живым интересом. Его напарник, напротив, скучающе озирался по сторонам. – А почему вы спрашиваете?
– Ответьте, пожалуйста, на вопрос, – строго сказал второй полицейский.
– Антонина. Азарова.
– Дело в том, Антонина, – тон «хорошего» полицейского стал серьезным, улыбка в мгновение исчезла с лица, – что вчера пропала Мария Владимировна Колова. Ее муж, владелец этой столовой, сообщил, что она собиралась заехать сюда. Вы видели Марию Колову вчера?
– Нет, не видела. Она не приезжала, – ни секунды не раздумывая, ответила Тася.
– Вот как, – нахмурился полицейский и что-то записал в маленьком блокнотике. – И не звонила?
– И не звонила.
– А вы тут одна работаете?
– Теперь уже и не знаю, – пожала плечами Тася. – Напарница моя, вроде как уволиться решила.
– Почему?
– Да потому что Мария Владимировна ваша хотела нас всех выгнать. Ира и не стала дожидаться, когда ее выбросят, как ненужный хлам, – в сердцах выпалила Тася, тут же прикусив язык.
Полицейский, казалось, о чем-то задумался.
– Ясно. Не хотите еще что-нибудь нам рассказать? – спросил он, постукивая карандашом по блокноту.
– Нет, – помотала головой Тася. – Я больше ничего не знаю.
– Хорошо. Но, если что-то вспомните, позвоните, – полицейский протянул ей визитку. Тася взяла карточку трясущейся рукой и положила в карман фартука.
Полицейские еще раз осмотрелись вокруг, словно ожидая наткнуться на пропавшую женщину в одном из углов, как вдруг зазвонил телефон: мелодия популярной песни, одной из тех, что без конца крутили по радио, заполнила комнату.
– Можете взять трубку, – сказал полицейский. – Мы вас больше не задерживаем.
Взять трубку? О чем это он?
Осознание того, что случилось, пришло не сразу: звонил телефон Марии. Тася нервно сглотнула – сумка! Ее сумка так и осталась лежать на стуле. Полицейские не торопились уходить, словно почувствовав что-то неладное, а назойливая музыка все звенела и звенела. Кажется, звонивший собирался ждать ответа до победного.
– Ах, да, конечно! Телефон, – взяв себя в руки, улыбнулась Тася.
На ватных ногах она подошла к сумочке Марии и достала мобильник. Он был совсем не похож на ее собственный телефон – черный прямоугольник без кнопок.
Как им пользоваться? Куда нажимать?
На дисплее высветилось: «Котя». Уж не Константин ли Викторович звонит в тщетных попытках отыскать жену?
– Все в порядке? – поинтересовался полицейский.
– Да-да, конечно, – закивала Тася. – Сестра недавно подарила новый телефон, да вот никак не привыкну и не разберусь, куда нажимать.
Кажется, мужчина поверил ей.
– Хотите, помогу? – внезапно спросил он и протянул руку к телефону.
Надо было срочно что-то придумать. Нельзя позволить полицейским увидеть телефон Марии, но Тасю словно парализовало, и она не могла произнести ни слова.
– Тут кто-нибудь вообще работает? – раздался недовольный голос.
Она обернулась и увидела, что около окна выдачи собралась целая толпа голодных рабочих.
– Сейчас, сейчас, – крикнула она и, улыбнувшись счастливому совпадению, повернулась к полицейскому. – Спасибо, но мне пора работать. Потом сама разберусь.
Полицейский пожал плечами, и они с напарником ушли. Тася запихала телефон поглубже в сумку Марии, надеясь, что он все-таки перестанет трезвонить.
– Чего так долго? – вскипел мужчина. – У меня обед скоро закончится.
– Иду, иду, – поспешила Тася. – Уж и подождать не можете. Вас сколько, а я одна!
– Обед тридцать минут, какой ждать-то? – не унимался недовольный рабочий.
В другое время Тася обязательно расстроилась бы из-за подобного скандала, но сейчас обрадовалась нахлынувшей толпе, спасшей ее от назойливого полицейского. И она принялась за работу, стараясь отвлечься от тягостных мыслей.
Дома ее поджидал очередной сюрприз: вернувшись с работы, Тася обнаружила Марию, крепко связанной бельевой веревкой, и с кляпом из кухонного полотенца, торчавшим изо рта.
– Что тут произошло?
– Орала слишком много, – сухо ответила Лара. Сестра сидела на кухне и как ни в чем ни бывало пила свой зеленый чай. – Грозилась нас всех пересажать.
Тася прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Хотелось кричать и выть от усталости, но вслух она лишь тихо произнесла:
– Сегодня приходила полиция.
– Полиция? – оживилась Лара. – И ты с ними говорила?
– Конечно, говорила, – фыркнула Тася. – Будто я могла отказаться.
– Конечно же, могла, дура. Ты хоть корочки-то их видела?
Тася задумалась. Действительно, показали ли полицейские документы? Представились ли как положено? Она даже не помнила их имен. Перепугавшись, тогда она почти не соображала.
Лара продолжала ворчать, обвиняя ее в том, что она вела себя неправильно и совершала одну ошибку за другой, и, чтобы не продолжать бессмысленный спор, Тася решила перевести разговор на другую тему.
– Что с раной?
– Не знаю, не смотрела, – ответила Лара. – Но эта курица несколько раз теряла сознание.
Тася вернулась в комнату и присела на край дивана, рядом с Марией – выглядела она в разы хуже, чем утром: на лбу выступила испарина, вокруг глаз залегли тени. Тася осторожно отодвинула повязку и взглянула на рану. Края воспалились, и, хотя рана еще не гноилась, казалось, все шло именно к этому.
– Надо зашить.
Незаметно подкравшаяся Лара до смерти напугала Тасю. Сестра с интересом рассматривала рану, и от недоброго огонька в ее глазах стало не по себе.
– Зачем зашить?
– Иначе загноится. Хуже будет.
Мария замычала и слабо забилась, пытаясь освободиться от веревок.
– Тише, корова ты старая! – рявкнула на нее Лара. – Мы же тебя спасаем, так что успокойся.
Играть в хирурга совсем не хотелось, но, если хорошенько подумать, Лара была права: ранение было очень серьезным, такие сами по себе не заживают. Поколебавшись, Тася принесла набор для шитья. Бывшие до этого момента самыми безобидными вещами, нитки с иголками в одночасье превратились в орудие пыток.
Мария стонала и мотала головой, призывая сестер остановиться. Из глаз ее текли слезы, вся косметика размазалась по лицу. Но была ли согласна Мария или нет, рану нужно было зашить. Так врач назначает болезненные процедуры, не спрашивая согласия пациента.
Собравшись с силами, Тася глубоко вздохнула, взяла одну из иголок и принялась зашивать рану единственным знакомым ей самым простым швом. Если бы не кляп, крики Марии были бы слышны на всех этажах. Тася поблагодарила судьбу за то, что на лестничной клетке рядом с ними жила лишь дряхлая старушка – глухая и почти слепая. Квартира напротив принадлежала мужчине, работавшему на севере, четвертая же квартира и вовсе пустовала: хозяева никак не могли найти квартирантов.
Наконец, дело было сделано, хотя «операция» тяжело далась Марии. Лара принесла смоченное в холодной воде полотенце и положила на лоб изнеможённой женщине.
Лишь далеко за полночь, когда Мария наконец-то заснула, они с сестрой тоже отправились спать. Но уснуть Тасе так и не удалось. Она провела ночь, не сомкнув глаз, прислушиваясь к тяжелому дыханию, доносившемуся из соседней комнаты.
В половине шестого утра Тася решила проведать Марию. Женщина дышала часто и прерывисто; бледное лицо осунулось и напоминало скорее посмертную маску, нежели ухоженное личико, каким оно было в день их знакомства.
В животе забурчало от голода. Подумав о еде, Тася впервые осознала, что сама она ни разу не кормила Марию. Ей стало интересно, что Лара готовила для нее и готовила ли вообще?
Она прошла на кухню и ахнула, заглянув в холодильник: кроме пачки просроченного майонеза, да одного единственного огурца на полках больше ничего не было. В последние дни у нее не было ни времени, ни сил ходить за покупками, но почему же Лара не потрудилась выйти в магазин?
Похрустывая горьковатым на вкус огурцом и мысленно ругая сестру за лень, она сварила остатки геркулеса, по счастливой случайности найденного на верхней полке в шкафу, и вернулась с этим жалким подобием завтрака в комнату.
– Сейчас я выну кляп, пообещайте не кричать, – строго сказала она Марии, разбудив ее.
Женщина слабо кивнула, и Тася, вытащив пропитавшуюся слюной тряпку, брезгливо отложила ее в сторону.
– Отвези меня в больницу, – прохрипела Мария, как только вновь смогла говорить.
– Ешьте, Мария Владимировна. Вам нужно сил набираться, а то не поправитесь, – проигнорировав ее слова, сказала Тася и поднесла ложку с кашей ко рту женщины.
Каша оказалась слишком горячей, и Мария шумно втянула ртом воздух, отчего лицо ее исказилось в отвратительной гримасе.
– Ты же понимаешь, что тебя ждет? Да тебя же за решетку упекут! – продолжила Мария, справившись, наконец-то, с едой. В опухших, воспаленных глазах разгорались огоньки ненависти.
Голос зазвучал громче и сильнее. На мгновение она вернула свой привычный образ женщины, считавшей себя выше и лучше других.
– Что за шум? – послышался недовольный голос Лары. Она стояла в дверях, потирая заспанные глаза.
– Ничего, – бросила в ответ Тася и поспешно запихнула в Марию очередную ложку каши, чтобы заставить ее замолчать, – завтракаем.
– Ты заплатишь, – пробубнила женщина с набитым ртом, так что слов практически нельзя было разобрать. – За все заплатишь!
– Значит, мы тут о тебе заботимся, беспокоимся, на ноги стараемся поднять, – услышав ее, вспылила Лара, – а ты вот так нас за все благодаришь?
– Благодарить? – взвизгнула Мария. Она приподнялась, забыв про рану и веревки, и тут же скривилась от боли. – Я, по-твоему, еще за что-то должна благодарить?
Тася не вмешивалась в их перепалку. По инерции она протянула очередную ложку каши, но Мария, вместо того чтобы проглотить, плюнула едой ей в лицо. От неожиданности Тася вскочила и принялась отряхиваться от кусочков каши. Тарелка же, покоившаяся на ее коленях, полетела вниз, и ее содержимое сероватым месивом растеклось по ковру.
– Посмотри, что ты наделала! – закричала Лара, побагровев от злости.
Она оттолкнула Тасю, схватила ложку и, подобрав уже смешавшуюся с волосами и пылью с ковра кашу, начала скармливать ее Марии, стараясь пропихнуть еду как можно дальше в горло. Мария закашлялась, и казалось, еще чуть-чуть и она задохнется. Она извивалась, запрокидывала голову назад и сжимала губы, но Тася знала, что Лара все равно не остановится, пока не будет доедено все до последнего кусочка.
