Дарья Гущина
Дитя магии

…Одиноким быть не может тот,

Чей дух с Природою один язык найдёт.

Дж. Г. Байрон «Манфред»

Пролог

Над волшебным миром раскинулась тёплая звёздная ночь, но природа не спешила засыпать. Шелест мокрой травы, влажного леса и частых дождевых капель будоражил ночную тишину, напоминая и предрекая. И тихий шёпот голосов перебегал от дерева к дереву, от цветка к цветку, от сна к сну, наполняя ночную тьму тайнами и обсуждая… ожидание. Ожидание того, что должно свершиться.

Дождь усилился. Яркие вспышки серебристых молний разбили ночь на осколки, озарив спрятанный в сердце леса замок. Укрытый от мира древними деревьями, укутанный в покрывало цветущего плюща, он казался частичкой живой природы. И вместе с нею ждал и наблюдал, заметив выглянувшую из-за туч Двойную звезду. И вместе с природой благоговейно прислушался к плачу новорождённого, когда один из двух звёздных осколков упал на покатую крышу. А в освещённом окне появились две расплывчатые тени.

– Девочка… – пожилая женщина натянула на плечи светлую шаль и удовлетворённо улыбнулась. – У тебя дочь, сынок, – и прищурилась, всматриваясь в окно. Взгляд её стал отсутствующим, а оконное стекло засеребрилось, засияло холодным лунным светом. – Дитя Двойной звезды, да, как и было предсказано… Ты не рад?

– Двойная звезда? Уверена? – темноволосый мужчина тоже посмотрел в окно. – Звездочёт не ошибся? Жаль. И вновь в нашей семье, и вновь предвещая неприятности… Очень жаль.

– Двойная звезда сулит не только неприятности, – заметила его собеседница. – Она говорит о рождении волшебного ребёнка. Дитя магии – так его называют исстари. Да, во все времена дети Двойных звёзд отличались необычными способностями, но необычность – не значит неприятность. Это наша защита. Это защита природы и всего волшебного мира.

– Необычными… – горько хмыкнул молодой отец. – Скорее, необычно отсутствующими способностями. Она ведь не будет полноценным магом. Не унаследует наше волшебство. Не сможет творить заклятья. И вырастет чужаком в мире волшебства. Без магии и без защиты, неполноценной, обделённой…

По лунному стеклу заструились потоки дождя, над крышей прогремел гром.

– Значит, нам должно обеспечить ей защиту, пока она не ощутит и не разовьёт собственный дар, – хладнокровно ответила его мать, зябко кутаясь в шаль. – Защиту абсолютную.

– Кокон?.. – он вопросительно поднял брови.

– Да, кокон, стирающий проявления нашего дара и отводящий глаза. Девочка не должна чувствовать себя неполноценной – это убьёт дар. И ни лишних знаний, ни лишних людей. Ничего лишнего. Пока не проснётся сила. Придёт время – магия проявится, и она сможет постоять за себя, сможет найти своё место в нашем мире, но до тех пор…

– Все Двойные, как говорят легенды, поздние, – мужчина нахмурился. – А в коконе она и в двадцать лет останется ребёнком. Как потом в мир отпускать – без опыта, без знаний, обычным человеком?..

– Не беспокойся. Я о ней позабочусь. Как только придёт время силы, я обо всём позабочусь, – и она мечтательно улыбнулась. – И всё получится. На сей раз всё обязательно получится.

– Мне не нравится то, что вы задумали… – новоиспеченный отец чутко прислушался: из соседней комнаты доносились слабое хныканье и тихое успокаивающее воркование. – Мама, она же ребёнок! Мой ребёнок!

– Вот и воспитывай. Но как человека. Люби и балуй, наставляй и опекай. И ни слова правды, Ян, ни слова! Никому! Пока не придёт время силы. А после она перестанет быть вашей. У детей магии Двойных звёзд всегда было много работы. Всегда. А нынче стало ещё больше. И если я что-то замечу… – в серебристых глазах молнией промелькнула угроза. – И призовите ей охранителя. Особенного. От угроз тёмного мира мы её защитим, а вот от второй…

– Что?..

– Да, и от второй, – кивнула его собеседница. – Двойная звезда указывает на двух похожих и необычных детей. Это две половинки единого целого, дух и тело. И им должно рядом расти, но… Равновесие же, и одно дитя – для мира светлых, а второе – для мира тёмных.

– А тебе нужны обе? – Ян отвернулся от окна. – Наша с Ланой дочь, как и мы, – светлая… Наверняка светлая. А до тёмной тебе не добраться. Никому прежде не удавалось выманить тёмного с их земель и соединить Двойных в полноценную пару. Никому, мама.

– Во-первых, они нужны не мне, а нашей умирающей природе, а во-вторых… Посмотрим, – волшебница тонко улыбнулась, и в её глазах заплясали лунные блики. – Вероятно, приманивать тёмную не понадобится. Посмотрим.

Глава 1. О пользе ночных прогулок и вреде чрезмерного любопытства

– Дей-ли! Знаешь, сколько сейчас времени?

Это она мне… С трудом подавив трусливое желание сигануть через подоконник и скрыться в кустах, я покорно спрыгнула на пол и опустила очи долу. Надо было по плющу – и сразу в свою комнату… Зря усталости поддалась…

– Знаю, – мой нарочито скромный голос явно не соответствует обстановке, и мама это, разумеется, заметила.

– О, небо, Лекс, как ты одета? Что это за лохмотья? И где, скажи на милость, ты бродила всю ночь?

Благо света мало, и она только лохмотья и заметила… А где хочу – там и хожу! Никогда прежде не интересовались, чем я занята, а тут проснулись, когда не надо! И вообще, мне уже восемнадцать, хватит у юбки держать!.. И так вся жизнь – из окон дома! И дома всё можно, а как за порог – так сразу «куда?» и «чтоб рядом с замком!» Только ночные побеги в лес и спасали, и я эту возможность сохраню!

– Всю ночь? – я в отчаянии обернулась к окну, на багровую полосу рассвета. – О чём ты? Я всего лишь выбралась на утреннюю прогулку. Понимаешь, предутренний лес, он… такой… – и запнулась под сердитым взглядом.

– Ой, не ври мне, – недоверчиво хмыкнула мама. – Какая может быть прогулка в середине ночи, после восхода Красной звезды?

– Ну, у меня бессонница…

– Лекс, хватит. Где ты была?

Моя обычно изворотливая фантазия озадаченно смолчала. А мама, понимая, что крыть мне нечем, стояла, скрестив руки на груди, и не сводила с меня строгого взора.

– Э-э-э… А ты что здесь делаешь в такую рань и в таком виде?

Мама, купившись на обманку, опустила взгляд на полы длинного халата, туже затягивая пояс, а я проворно проскользнула мимо неё к лестнице. Нет, лучше возвращаться так же, как и уходить, – через окно…

– Ладно, завтра поговорим! – пригрозила она мне вслед. – С отцом! И советую придумать более правдивые отговорки! И…

Добежав по тёмному коридору до своей комнаты, я хлопнула дверью, прерывая гневную мамину речь, и устало села у стены, вытянув ноги. Это дождь во всём виноват – если бы не он, я бы вернулась домой как обычно, за час до рассвета, когда родители ещё спят. И ведь всегда мне ночные прогулки сходили с рук! И никого не волновало, где меня носит, лишь бы рядом с домом и подальше от незнакомых личностей. И от малознакомых. А я и не возражала. С лесными обитателями мне проще найти общий язык, чем с людьми.

Ладно, после об этом. А пока…

Я заставила себя встать, раздеться и помыться. Вода, разумеется, давно остыла, света нет, но – надо… Тряпки, бывшие одеждой, спрятать, грязь и кровь с рук и лица смыть, и лишних вопросов поутру будет меньше. А лучше, чтобы их вообще не возникло. Чем меньше людей знает о легендарных существах-прародителях, тем вероятнее они выживут. Белый волк не раз замечал, что за ним давно охотятся, а сегодня я опять собственноручно прочищала, промывала и зашивала последствия этой охоты. И за наше многолетнее знакомство я ни разу не видела столь странной и страшной раны.

Надев ночнушку и на ощупь добравшись до кровати, я без сил рухнула на одеяло и обняла подушку. Всё, меня нет…

– Лекси, ты спишь? – в дверь коротко и знакомо стукнули.

– А что ещё я могу делать в такую рань?.. – простонала я в подушку. Кажется, только-только глаза закрыла…

Из коридора донёсся смех. Папа.

– Посмотри на часы, дочь, и скажи, что я разбудил тебя рано.

Я села и сонно уставилась на круг солнечных часов. Уже… давно перевалило за полдень?.. У меня же встреча на носу!..

Быстро скатившись с постели, я ворвалась в ванную, на ходу выпрыгивая из ночнушки, умылась и заметалась по комнате в поисках одежды. Так, последние штаны – в крови, а в юбке по лесу далеко не уйдёшь, а придётся… А рубаха где чистая, хоть одна?.. Я захлопала дверцами шкафов и загремела ящиками. А ещё я со вчерашнего вечера ничего не ела, но где-то яблоки оставались…

Отец, с подозрением прислушивавшийся к грохоту, поинтересовался:

– Лекс, ты встала? К тебе можно?

Не найдя ничего чистого, кроме праздничного, я быстро застегнула рубаху и затянула шнуровку зелёного платья, заодно закатав рукава и заправив длинный подол за пояс.

Вернусь – займусь одеждой…

– Извини, пап, я… ещё не готова! – а расчешусь по дороге…

Отец же, подметив в моём голосе нервные нотки, вошёл без предупреждения, застав меня на подоконнике.

– Ты куда? – нахмурился он.

– По делам, – и торопливо послала ему воздушный поцелуй, – потом поговорим!

– А ну вернись!.. – начал он, метнувшись к окну, но поздно.

Уцепившись за плющ, я быстро сползла со второго этажа вниз, перебежала через дорогу и скрылась в лесу.

– Маленький сорванец!.. – донёсся до меня рассерженный вопль отца. – Эх, Лекс, Лекс…

Да, я такая, и ничего не могу с собой поделать. Сколько себя помню, постоянно где-то бегаю, теряюсь, пропадаю… Да ещё и живность разную домой тащу – от полёвок и сороконожек до воронов и волчат. И дня не могу просидеть в четырёх стенах – без леса мне душно и тоскливо.

Зазевавшись, я едва не споткнулась о древесный корень. Терпеть не могу опаздывать! И время, как назло, бежит так быстро – и намного быстрее меня… Я свернула с тропинки, поднырнула под низкими ветвями и поспешила напрямик, через лес. Ещё десять шагов – и я выйду к холму… А вот и наш любимый Дуб-прародитель. А вот и он…

Я остановилась, переводя дух. И как сильно он изменился, хотя прошло-то всего три года!.. Под низкими ветвями сидел, ссутулившись, опершись локтями о колени и лениво жуя сорванную травинку, темноволосый парень. Я помнила его беззаботным, задорным, смеющимся. И откуда только взялись этот отстранённый прищур, эта хмурая складка на переносице?..

Улыбнувшись, я обогнула холм, взобралась по склону, подкралась к сидящему со спины и закрыла ладонями его глаза.

– Лекс? – он легко развёл мои руки, встал и обернулся.

Так, теперь мне ещё и голову нужно задирать, чтобы посмотреть в его лицо… И в зеленовато-карих глазах потух прежний шаловливый огонёк, они смотрели прямо и серьёзно.

– Что они с тобой сделали?.. – вырвалось у меня.

– Помогли повзрослеть, – и Яртан, мой друг детства и непременный участник всех хулиганских проделок, улыбнулся. – Зато ты… ничуть не изменилась. Только похорошела.

– Это всё платье, – отмахнулась я. – А в остальном… – босые ноги, порванный подол, закатанные рукава, взъерошенные волосы, свежая горящая царапина на щеке…

– …не обращай внимания? – подмигнул он, передразнивая меня. – Как же мне не хватало этих слов…

Мы обнялись. А вот ямочки на его щеках остались неизменными… На радостях я тихо хлюпнула носом. Мы родились по соседству с разницей в один день, но вместе справляли дни рождения, вместе росли, вместе озорничали, вместе получали от родителей на орехи и помогали друг другу переносить наказания… А потом Ярт уехал учиться. А я осталась – издеваться над своими наставниками, не выходя из дома. И мы не виделись три долгих года. Он как нормальный парень писал редко, но как хороший друг много и обо всём. Однако выбраться сумел только сейчас, да и то…

– Сегодня в ночь уезжаю, – тихо сказал Ярт.

– Куда? Зачем? – удивилась я. – Ты ведь только что приехал…

– Я ведь предупреждал, – он отвёл взгляд, – у меня вообще нет свободного времени. Вот если бы мы учились вместе…

– Думаешь, мы бы учились? – я ухмыльнулась.

– Кто знает, – друг тоже ухмыльнулся, – а вдруг бы ты взялась за ум? Но ладно обо мне. Рассказывай!

Я послушно заговорила, перебирая свои немногочисленные приключения, а над нашими головами щебетали птицы, жужжали мошки и догорал закат. И, посмеиваясь над едкими замечаниями Ярта, я невольно отметила одну странность: время словно… замерло. Застыло. Не смолкали ни на мгновение птицы. Не тревожил волосы ветер. Не менялся золотисто-красный закатный узор. Возможно ли, что природой нам дано чуть больше времени?.. Но ведь это же… волшебство, которого не существует в моём простом человечьем мире!.. Волшебство есть только в сказках бабушки!

Или…

Мы замолчали. Нам ещё так много нужно было обсудить, многое вспомнить, многим поделиться, о многом помолчать… Но молчание стало первым признаком того, что всё хорошее однажды заканчивается. И замершее время, резко набрав ход, в одно мгновение стёрло закатные краски кистью мглистого сумрака. На ветвях Дуба-прародителя вспыхнули зеленоватые огоньки. Слишком быстро…

– Уже?..

– Пора, – тихо отозвался он.

– Возвращайся скорее, ладно?

Ярт кивнул, быстро поцеловал меня в щёку и торопливо спустился с холма, растворившись в вечернем сумраке. Я тоскливо посмотрела ему вслед. Он всегда был единственным человеком, не считая родителей и пары наставников, с которым я общалась… А теперь он снова уехал, и у меня остаётся только лес. И Белый волк. Да, и мне… пора домой. В замок. За нагоняем. Только по лесу немного прогуляюсь за яблочной заначкой…

Домой я вернулась за полночь. Тенью обойдя замок и убедившись, что все его обитатели мирно спят, я пробралась к любимому плющу. Наверняка в коридоре поджидает засада, а скандалить с родителями и портить настроение не хотелось. Вот утром, когда пройдёт впечатление от долгожданной встречи, можно будет устроить разборки (а в том, что они состоятся, я уверена), а пока – перекусить и спать.

Забравшись по зелёному ковру на второй этаж, я угнездилась на карнизе и замерла, услышав доносящийся из комнаты тихий разговор.

– Это твоя вина!.. – обвинял разгневанный шёпот мамы.

– Почему моя? – негромко сердился в ответ папа. – На нас обоих лежит ответственность за воспитание…

Ну, родители, ну, хитрецы… Догадались, что я, так нелепо попавшись утром, вряд ли снова воспользуюсь «парадным» окном, и решили застать меня в собственной комнате! А мне тогда куда?.. Я заозиралась. Не приведи небо, и тут поймают…

– Вспомни, как ты всегда с ней носился! – продолжала обвинительную речь мама. – «Лекси, Лекси, солнышко, золотце»!

– А ты запрещала наказания и всегда вставала на её сторону!

– А ты её разбаловал! – не отступалась мама. – Разве можно ребёнку вроде Лекс никогда ни в чём не отказывать?

– Но она и не ребёнок уже, кстати.

Кажется, их спор затянется… Я приуныла. Похоже, ночевать придётся либо в лесу, либо на карнизе, либо в комнате для гостей. Ладно, первый раз, что ли… Встав, я взялась за ветку плюща и…

– Из-за нашего потворства или по иным причинам… Но она – не нашего мира. Не звёздного. И не светлого, – сухо резюмировал папа. – Она живёт инстинктами, мимолётными желаниями, как велит душа. А жить по велениям души – это путь тёмного. Мы живём по разуму, но Лекс этого не принимает.

В смысле? Не поняла…

– Подобное всегда тянулось к подобному, – и отец, словно мои мысли читая, задумчиво произнёс: – сила – к силе, мир – к миру, способности – к способностям. Свет – к свету, а тьма – к тьме. Конечно, у нас есть в побочной ветви тёмные… Но Лекс должна быть светлой, а в ней, против обычая, проявляется тьма.

Тьма?! Да я добрейшей души человек! Да! Всех жалею и спасаю! Мне даже ветку сломанную жалко – кажется, что больно дереву! Нет, ну не без эгоизма и по своим причинам помогаю, конечно, местами и для своей пользы… Но всё же!

– Потому что её дар отличается от нашего? – устало предположила мама. – Она не внешнюю силу использует, как все волшебники, а свою, внутреннюю? И не человек, и не маг… а что-то между.

Я растерянно цеплялась за плющ. Мой маленький мир опасно пошатнулся, накренившись. Приехали… Вопрос лишь в том, кто. Они или я? Или, может, все вместе и сразу? Да, я понимаю голоса леса, я понимаю речь зверей, но разве ж это магия?.. Чувствовать и ценить жизнь природы может любой… наверное.

– Да, вероятно, – согласился отец. – Жаль, что мать запретила использовать для воспитания волшебство. А как люди… А люди мы с тобой неважные. Не зря человечий народ живет отдельно от нас. И человека хорошего не вырастили, и дар не развили…

От неминуемого падения спас плющ, в который я вцепилась мёртвой хваткой. Всё, на сегодня, с меня хватит… Пора мне… забиться в самый дальний и тёмный уголок замка, чтобы там, в тишине, как следует обдумать услышанное. А где у нас находится искомый уголок? Правильно, в подвале, в чулане или на чердаке. Но чердак ближе.

Я глубоко вздохнула, унимая дрожащие руки, подоткнула подол платья и начала карабкаться по плющу наверх – туда, где под лунным светом серебрилась тёмная гладь окна. Кстати, я ведь никогда не бывала на чердаке, хотя и подвал, и чулан давно знала как свои пять пальцев. Мама говорила, что ключ кто-то давным-давно потерял, но вскрыть чердак даже не пытались, потому как ценностей там никаких нет.

Вот и проверим.

К моему удивлению, окно не запиралось ни изнутри, ни снаружи. Осторожно распахнув скрипучие створки, я пробралась внутрь и с любопытством осмотрелась. И недоумённо нахмурилась. По маминым словам, на чердаке не прибирались со времён моих прапра-, а то и прапрапрародителей. А на мой придирчивый взгляд, тут не убирались от силы день-другой. Но никак не больше. Значит, мама про ключ всё выдумала?

Я внимательно изучила помещение, озарённое ярким серебристым светом Двойной луны. Сводчатый потолок без признаков паутины, ровные ряды книжных шкафов, чистые плиты каменного пола… Пылью и не пахло. Зато пахло терпкими травами. И кстати вспомнился недавний разговор. Может, меня так старательно отпихивали от секретов чердака, чтобы я не знала об истинной сущности своего семейства?

Пройдясь вдоль книжного ряда, я мимоходом провела ладонью по книжным полкам. Нет, никакой пыли… Пухлые сшивки книг, потрёпанные свитки в пузатых котелках, пучки сушёных трав на стенах, а под травами – деревянные стойки с бутылями, котелками и плетёными коробками. Я с интересом заглянула в короб, а там… Фу-у-у, сушёные зелёные гусеницы!..

Я бродила по чердаку, с подозрением изучала чердачное хозяйство и кривилась от отвращения. Нет, как можно хранить такое в собственном доме, где, между прочим, живут любопытные и впечатлительные дети?.. Пойду-ка я лучше… в книги загляну. Они, конечно, не относились к моим любимым предметам, но рядом с ними приятнее, чем с сушёными насекомыми, которых почём зря лишили жизни.

Как назло, все попадающиеся под руку сшивки были написаны на незнакомых языках, но я не теряла надежды найти читаемую. Дрожащими руками перебирая корешки и просматривая обложки, я со всевозрастающим азартом искала… Что? Наверное, доказательства – либо опровергающие папины слова про семейную магию, либо… И с каждым мгновением в моей душе стрункой звенело, туго натягиваясь, двуликое ожидание. Хоть бы всё оказалось неправдой… И предвкушение. Хоть бы… родители не соврали.

И мне повезло. Сняв с верхней полки тяжёлую, объёмную книгу, я положила её на пол, оправила юбку и присела на корточки, изучая свою находку. Книга была обтянута красно-коричневой кожей (начитавшись в своё время сказок о чёрной магии, я от души понадеялась, что не человеческой), а на её обложке обнаружился странный знак – пересечение кругов Двойной луны и вписанные в них две же звезды, соприкасающиеся лучами. А под знаком – порадовавшая меня надпись на древнем, но знакомом языке – «Охранители рода».

Содержание книги сначала удивило, а потом раздосадовало. Удивило то, что страницы книги и чернила мягко светились в темноте и отбрасывали блики, которые оседали на моих руках щекочущими огненными искрами, скользкими каплями росы и вязким серебристым туманом. Оседали – в прямом смысле этого слова, невольно подтверждая слова родителей. Но после того как я полистала книгу, восхищение сменилось досадой. Опять незнакомый язык…

Разочарованно вздохнув, я некстати вспомнила о сорванных уроках по древним языкам. И, пролистывая книгу, улыбнулась приятным воспоминаниям. Наставники изводили меня кошмарными уроками, а я их – собственными недостатками. Вот, к слову, мэтр Корица (звали его иначе, но от него всегда так несло корицей…) любил слушать себя и наслаждаться тем «впечатлением», которое производили на невежд вроде меня его обширные познания. И я за это зацепилась. Перед уроками ночь не спала, придумывая умные вопросы, а утром задавала их мэтру. Тот, сетуя на мою глупость и обзывая «чащей беспросветной», пускался в длинные разъяснения, которые, как правило, прерывались многозначительными покашливаниями следующей жертвы.

Впрочем, перевернув страницу, я с удивлением обнаружила, что Корице всё же удалось кое-чему меня обучить. И, нахмурившись, не без труда разобрала текст следующего содержания:

– Сиим нижайше прошу тень мою – охранителя моего – явиться на зов мой, дабы оберегать меня во дни… лихие да непогожие, и… Чего? А-а-а! И дланью своей… своей… Или плечом? Плечом… своим невидимым укрывать меня, подо… подопечную, от невзгод да лишений, оберегая, озаряя да… сохраняя? Нет… Озаряя да храня?.. Тьфу, проклятый язык!..

– Твой? Да уж, твои знания оставляют желать лучшего, – сварливо изрёк скрипучий голос. – Неужто не смогли тебя, человечье существо, обучить необходимому? Впрочем, что с них, с колдунов, взять…

– Ты… кто? – выдохнула я, отползая от книги и прижимаясь спиной к шкафу.

– Что значит «кто»? – возмутился невидимка. – А ты кого звала?

– Не… не знаю, – промямлила я, озираясь по сторонам. – А это что, заклинание было?..

Рядом со мной раздался звук, напоминающий почёсывание затылка, потом вздох, и скрипучий голос презрительно фыркнул:

– Разумеется.

– А всё-таки? – я нервно заозиралась, но увидела лишь длинные тени оконных створок, плавающие в пятне лунного света. – Кто ты и где ты?

– У тебя что, плохо не только со зрением? – с язвительным сочувствием заметил голос.

– А у тебя – с пониманием чужой речи? – обиделась я.

– У Корицы спёрла, – догадался невидимка. – Нет, я всегда говорил твоим родителям: общение с подобными мэтрами не пойдёт тебе на пользу. Ты начнёшь либо тупеть, либо умнеть. И мы явно наблюдаем случай первый.

– А ну, покажись, нахал! – разозлилась я, вскакивая на ноги.

– Додумалась! – облегчённо вздохнул голос. – А всего-то нужно было приказать!

И рядом со мной возникло нечто – крохотный золотистый вихрь, плавно перешедший в… Изумлённо ахнув, я отшатнулась и налетела на шкаф. Тот послушно скрипнул, и что-то тяжёлое, прилетев мне по маковке, закрыло обзор, прежде осыпав вонючим порошком.

Я звучно чихнула, ощупывая свою голову (и заодно – угнездившийся на волосах короб), а «нечто» обидно и откровенно захохотало.

– Что тут смешного?! – стащив короб, рявкнула я.

Смех моего собеседника сменился икотой.

– А т-ты с-себя с-со с-стороны в-видела? – хихикнул он.

Я угрюмо промолчала, рукавом вытирая лицо и изучая чердачное чудо. А оно было на редкость странным. И, если оглянуться на бабушкины сказки, – волшебным. Существо, щурящее глаза-угольки, оказалось крайне мало ростом (чуть больше моей ладони), но широко в кости, с тёмно-малиновым цветом кожи и странной одеждой. Длинное, шитое золотом покрывало, завязанное на тонкой талии, складками струилось до кончиков пальцев, а голову украшал золотой же крученый колпак, лихо сдвинутый на правое ухо.

«Нечто» казалось очень довольным – и своим видом, и произведённым на меня впечатлением.

– Нравлюсь? – сверкнув белозубой улыбкой, оно гордо вздёрнуло подбородок.

– А что, должен? – огрызнулась я.

Существо поджало губы.

– Подумаешь!.. – буркнуло оно в сторону. – А между прочим, я тебе нужнее, чем ты мне!

И верно… Кто ещё расскажет о тайнах моей семьи, чем этот… охранитель?

Я смотрела на сияющий колпак, на крошечные искорки, снующие по покрывалу, и приходила к удивительному выводу. Я… верю. Верю. Верю в реальность происходящего. Верю в искренность родительского разговора. Верю… в то волшебство из сказок бабушки. Верю – так, словно оно всегда было частью моей жизни, которую я почему-то не замечала. Почему?..

– Как тебя зовут, малыш? – дружелюбно поинтересовалась я.

– Малыш? – недовольно взъерошилось существо, покраснев ещё ярче. – Как-как ты меня назвала?

– Ну, если посмотреть правде в глаза, – рассудительно заметила я, – то ты такой… м-маленький… М-да…

И невольно запнулась: крохотное чердачное чудо мгновенно переросло меня, примяв потолком колпак.

– Ух ты! – я бесстрашно задрала голову и восхищённо улыбнулась. – Слушай, а ты кто такой, а?

И меня ничуть не напугали ни внушительные размеры существа, ни злые огненные искры, снующие по его одежде. Наверное, захотел бы навредить – давно бы навредил, да?

– Охранитель я, – грустно вздохнул он, уменьшившись. – Твой. И не в восторге от тебя, а что делать? Надо – так надо, – и красноречиво шмыгнул носом.

Мне почему-то стало его жалко, и я пропустила мимо ушей его «не восторге».

– Давай познакомимся, что ли?

– Ифрил, – послушно представился мой собеседник, – дух огненной звезды – той, которая с хвостом, знаешь… Имени не имею, поскольку являюсь бестелесным духом. А имя своего последнего воплощения за давностью лет подзабыл, но тебе его искать не советую. Много с тех пор воды утекло… Да и не уверен я, что оно сохранилось в родовых летописях. Не любили меня потомки, и за дело.

И мой охранитель с удручённо-проказливым видом почесал затылок. Колпак сполз, открыв одно длинное острое ухо, сверкающую красную лысину и… витые полупрозрачные рожки янтарного цвета.

– Метка звезды! – изрёк он гордо, а я тихо ругнулась, помянув небо.

Опять же, если верить бабушкиным сказкам… А сказки ли она мне рассказывала?..

– Трусишка! – язвительно ухмыльнулся ифрил. Потёр рожки и развалился на книге заклинаний, напяливая колпак.

– Это же знак… – я сглотнула. – Знак насильственной смерти?.. Мне бабушка говорила, что…

– Подумаешь! – пожал обнажёнными плечами мой собеседник. – Ну да, ну знак… Меня никогда не лю… Тс-с-с!..

Я нервно глянула на открытое окно, повернулась к запертой двери и нахмурилась. Вроде тихо. Вроде… Я насторожённо прислушалась к ночной тишине, но всё равно едва не проворонила скрип ключа, звякнувшего в замочной скважине.

На пороге чердака размытыми тенями возникли мои родители.