Даниэль Одье
Страсть. Тантрический путь к пробуждению

Глава 3. Ностальгия по целостности

Одна из причин наших страданий заключается в том, что в глубине души мы испытываем своего рода ностальгию по целостности, которая иногда проявляется с огромной силой не только в младенчестве и юности, но и в зрелом возрасте. Это мощное чувство единения с миром обычно трактуется негативно. Взрослые говорят о грезах наяву, о рассеянности, о более или менее сомнительных и неустойчивых состояниях слияния. И, к сожалению, это, в общем, так и происходит.

Все мы время от времени переживаем то, что принято называть кризисами, в ходе которых мы вновь сталкиваемся с этой мощной ностальгией. Все, что с силой захлестывает нас, что заставляет нас сомневаться в нашей хорошо организованной жизни, что увлекает нас, что глубоко трогает нас, что заставляет нас осознать наши пределы, может оживить это состояние целостности – или подчеркнуть его отсутствие, вызвав беспокойство. Во время этих кризисов мы будем чувствовать себя уязвимыми, но чрезвычайно живыми, и именно это ощущение того, что мы снова пьем из этого вибрирующего источника, подтолкнет нас к совершению иногда полезных, иногда нейтральных, иногда катастрофических действий.

Это чувство, эта потребность в свободе, этот «кайф» мы называем страстями, и хотя мы знаем, что они возвращают нам жизнь, они обычно вызывают в нас определенное чувство вины, которому сопутствует социальное неодобрение, как будто жить – значит постепенно привыкать к удушению, к медленной смерти. Никто, даже образцы добродетели, не может избежать этих толчков, этих катаклизмов, и если чаще всего они неверно истолковываются, то только потому, что все мы знаем, как чудесно быть пробужденным страстями от оцепенения. Те, кто утратил это состояние благодати, первыми осуждают жертв этих внутренних землетрясений, и их неправильное понимание передается из поколения в поколение.

Моралисты говорят о контроле, уменьшении, уничтожении желаний и страстей, в то время как фанатики уничтожают страстных людей, но никто не может идти по жизни, не обуреваемый желаниями и страстями. Почему эти потрясения причиняют нам столько страданий? Почему, пережив их, мы часто возвращаемся в состояние спячки? Почему мы соглашаемся платить непомерную цену, которую общество требует от страстных людей? Разве нет фундаментальной ошибки в том, на что мы ориентируемся в жизни? Почему наш идеал не соответствует глубокому интуитивному знанию? Почему мы соглашаемся с тем, что удивление и восхищение больше не должны быть главными качествами нашей жизни?

Этот отказ от нашего потенциала является результатом воспитания, образования и социализации, трудностей жизни и потребности найти свое место в ней. Но прежде всего он обусловлен нашим мышлением, мифологией, религиями, понятиями, связанными с библейскими текстами и нашим происхождением. Первородный грех, грехопадение и искупление – это мощные источники подавления и чувства вины. Они приучают нас к представлению о разделении.

Во все времена те, у кого есть власть, во всех религиях пытались сохранить ее, делая себя незаменимыми и отказывая людям в их собственной свободной воле и возможности спастись, если они не признают, что не способны иметь дело с божественным или, еще лучше, видеть божественное в себе. Эти посредники между людьми и богом захватили власть и намерены ее сохранить. Они следуют всем поворотам социальной эволюции, становятся более гибкими, проводят реформы, меняют свой имидж – но принципиально ничего не меняется, потому что никогда не обсуждается суть дела. Они здесь для того, чтобы отрицать наше единство с божественным и сделать эту территорию своим исключительным охотничьим угодьем. После нескольких тысяч лет различных попыток кажется, что ни наказание, ни награда на небесах не смогли дать людям внутреннюю свободу и полноту жизни, к которым они продолжают стремиться.

Однако если мы перестанем делегировать власть, то освободим себя от абсурдного ожидания того, что нас освободят другие. Это сразу создает впечатление простора, спокойствия, благодаря которому мы становимся способными изучить ситуацию и обрести свободу.

Я рассказал о целостности бытия или существования, чтобы показать, до какой степени не только великие пути тибетского буддизма, махамудры^[6] и дзогчена, но и пути китайского буддизма, или чань-буддизма – пути, которые берут начало от сиддхов Кашмира и Уддияны, – полностью принимали совершенную природу человеческого существа при исследовании третьего пути, отмеченного влиянием тантры.

Опираясь на самые глубокие тексты тантрической традиции, диалоги с теми, кто следует этим путем, расспросы тех, кого я встречаю в центре тантры и чань-буддизма, и изложение упражнений и практик тантристов различных школ, я предлагаю вам отправиться со мной в путешествие.

Оно позволит вам подтвердить интуитивные догадки или надежду, которую большинство из нас носит в себе: что существует путь, без страха или табу объединяющий весь человеческий опыт с радостью, удовольствием, любовью и полнотой жизни.

Часть II

Глава 4. Сила женщины

Кашмирский шиваизм противоположен индийской традиции, потому что он не признает касты и не согласен с тем, что мистические учения и знание священных текстов должны быть привилегией представителей одной из этих каст, брахманов. Он также не согласен с любой дискриминацией по признаку пола и с любой социальной или этнической дискриминацией. Действительно, у кашмирцев женщины не только имеют доступ к учениям, но также всегда считалось, что их способности глубже и полнее, чем у мужчин. Таким образом, эта традиция включает в себя большое количество йогинь и ученых женщин, которые служат богам через реализацию своего мастерства, глубину практики или жизненной силы, – и все это позволяет им проникать в самые тонкие тайны. Навдживан Растоги, выдающийся специалист по кашмирскому шиваизму, пишет:

Возможно, не лишним будет связать этот огромный акцент на аспекте Шакти [в системе крама кашмирского шиваизма] с духовной деятельностью, осуществляемой женщинами-наставницами. Важность роли, которую играют женщины-учителя, можно оценить на основе того факта, что эта система, как говорят, возникла из уст йогинь (женщин-отшельниц) [VI].

Йогини, как и все женщины, пользуются у кашмирцев огромным уважением; нет ни одного текста, в котором их ценность была бы сведена к минимуму. Они часто отвечают за циклическое представление событий, характерное для тантризма, а также за обучение, связанное с непосредственно постижимой реальностью, – обучение без излишней философской изощренности, достигающее при этом наибольшей глубины.

Также считается, что привязанность тантризма к реальности, а не к концепции иллюзии, разделяемой некоторыми буддистами (из которых должны быть исключены чань-буддисты и йогачары) и ведантистами, отчасти объясняется женским видением. Для йогинь нет абсолютно никакой философии, которую нельзя было бы понять и ясно представить всем людям. Никакие ритуалы, догмы, верования или предубеждения не изолируют их последователей от остального мира.

Сила женщины берет свое начало в легендах, где говорится, что боги были обеспокоены появлением гигантского фаллоса, который начал разрушать рай. Этот черный каменный лингам^[7] уничтожал леса и дворцы, делал дыры в озерах, ровнял с землей горы и холмы. Боги направили против него свои армии, но никакая сила не могла изменить эту ситуацию. Тогда бессильные боги вспомнили о Великой Богине, которую они из тщеславия игнорировали. Они пошли и поклонились ей, загладили вину и единодушно признали ее превосходство – при условии, что она положит конец разрушительному лингаму. Итак, Великая Богиня появилась в небе, схватила гигантский фаллос и засунула его в себя, после чего он испытал такое наслаждение, что его разрушительное безумие полностью иссякло.

С тех пор в тантризме говорится, что женщина олицетворяет силу, а мужчина воплощает способность удивляться и восхищаться. Гимн богине из Шактисангама-тантры прославляет эту творческую силу:

Женщина – творец вселенной,

вселенная – ее форма;

женщина – основа мира,

она – истинная форма тела.

Какую бы форму она ни приняла,

будь то форма мужчины или женщины,

это высшая форма.

В женщине есть форма всего сущего,

всего, что живет и движется в мире.

Нет драгоценности более редкой, чем женщина,

нет состояния, превосходящего состояние женщины.

Нет, не было и не будет

никакой судьбы, равной судьбе женщины;

нет царства или богатства,

которое можно было бы сравнить с женщиной;

нет, не было и не будет

никакого святого места, подобного женщине.

Нет молитвы, сравнимой с женщиной.

Нет, не было и не будет

никакой йоги, сравнимой с женщиной,

никакой мистической формулы или аскетизма,

сравнимых с женщиной.

Нет, не было и не будет

богатства более ценного, чем женщина [VII].

Глава 5. Мы – это то, что мы ищем

Кашмирская мысль выражается в наборе простых утверждений:

 – Ты – это Шива-Шакти.

– Шива-Шакти – это «Я».

– Вселенная – это игра твоего сознания.

Из этого естественно вытекает, что нет никакого позора, очищения, божественности вне «Я»; нет никакой практики, ритуала или чего-либо, чего можно было бы достичь отдельно от нас. Сознание – это универсум; универсум – это сознание. Весь поиск становится ориентированным на внутренний мир, чтобы позволить возникнуть этому нефрагментированному, совершенному и неизменному сознанию, которое можно распознать в каждом из нас. Внезапно больше нет посредника, отстраненности, изоляции. Таким образом, речь идет об освобождении сознания от неясностей, которые заставляют нас считать себя изолированными, одинокими, презренными существами.

Даже если мы не одержимы божественным – которое в конечном счете является лишь образом нашего абсолютного «Я», – в этом поиске мы обнаруживаем, что целостность, к которой мы стремимся, уже присутствует внутри нас. При этом происходит полное освобождение тела и ума, возникает гармония, глубокая радость, которую мечтает испытать каждый человек, потому что все знают, что счастье не зависит от накопления полномочий или имущества. «Вы – это то, что вы ищете», – говорят учителя тантры.

Это простое блаженство, свободное от догм и религиозных убеждений, от подчинения духовенству и от надежды получить благословение от других, является предметом поиска каждого человека. Это преимущественно светский путь. Мы просто хотим независимости, гармонии, постоянного и глубокого наслаждения миром, которое не могут омрачить ни страх, ни тревога.

Эта цель проста. Ее могут разделять все люди – как материалисты, так и стремящиеся к духовности, – потому что желание счастья есть у всех. Ее трудно достичь, потому что в этом не будет ни малейшего романтизма. Это стремление к счастью основано на принятии нашего одиночества, благодаря которому мы осознаем, что мы связаны со всем.

Принадлежность к группам часто порождает своего рода наркоз, который дает нам иллюзию обладания тем, чего недостает всем членам группы как индивидам: целостности. Наш главный страх – страх разложения, боязнь быть ничем – не позволяет нам осознать, что, когда мы считаем себя одной конкретной вещью и поэтому изолированы, мы действительно становимся только этой вещью и теряем все остальное. Соглашаясь с тем, что мы ничто, мы обретаем весь мир. Эта логическая цепочка является ключом к тантрической концепции и к созидательной роли желаний и страстей, которые через нашу чувственность воспринимаются как самые быстрые посредники, ведущие нас к «Я». Однако мы должны согласиться с тем, как тантристы рассматривают желания и страсти и как они полностью живут ими.

Первый вопрос, который стоит задать, таков: возможно ли постоянно вести страстную жизнь и таким образом избежать ощущения землетрясений при возникновении страсти в жизни, которая ранее ее отрицала? Многие разумные люди ответили бы, что страсть неизбежно ведет к страданию. Действительно, английское слово passion («страсть») происходит от латинского passio, что означает «страдание».

Это искаженное представление о страсти, с которым мы сталкиваемся с самого раннего возраста. Добавьте к этому тот факт, что обычно те, кто пытается постоянно испытывать страсть, быстро сгорают, страдают и теряют силу. Поэтому нам не хватает убедительных примеров, и мы решаем, что благоразумнее предаваться страстям только в те краткие, неизбежные моменты, когда они захлестывают нас, и тогда мы будем отчаянно черпать жизненную силу из этих резервуаров.

Эти резкие перемены истощают нас. С другой стороны, тантрический подход основан на непрерывности переживаний.

Мы все испытывали глубокий внутренний трепет в течение нескольких секунд или часов. Если мы рассмотрим свое прошлое, то вспомним, что в детстве или юности мы были полностью связаны с миром. Воспоминание об этом экстатическом общении с человеком или объектом подготовит нас к принятию страсти в жизни.

Чем больше я погружаюсь в тантризм, тем больше чувствую, что в нашей культуре также можно найти следы этой свободы, этого возвращения к источнику существования, к простоте, к фундаментальному переживанию «я есть», которое могут испытывать все люди. Я не сомневаюсь, что это плавное движение к свободе и изначальному экстазу через чувства, желания и страсти может присутствовать во всех традициях, если понять их глубоко.

Если я решил подробно рассмотреть кашмирскую традицию, то только потому, что этот путь показался мне самым прямым. В какой-то степени я также следовал ей, потому что ее воплощением была женщина, йогиня Лалита Дэви. Я видел в этой традиции дань уважения нашей самой древней памяти, божественности женщины, а также сегодняшней женщине, которая несет в себе эту божественность и способна передать глубокое чувство этой божественности восприимчивым и наполненным удивления мужчинам, которых она радушно принимает в свое тело.

Таким образом, представляя принципы кашмирского пути, касающиеся чувств, желаний и страстей, я надеюсь, что смогу напомнить о них тем, кто принадлежит к другим традициям, чтобы они могли обнаружить в своих источниках замечательную жизненную силу и наполнить ею повседневную жизнь, полностью присутствуя в реальности.