Данил Дмитриевич Яров
Семейный ужин
10
Тетя Соня и мама сели за стол. За ужином вдруг создалось неловкое молчание. Все нервно переглядывались, ковырялись в тарелках, ищя тему для разговора. Только Вадим был спокоен и уверен, на его лице не было ни знака неуверенности.
– Слушайте, у Светки же сынок 2 класс закончил. – сказала Галя. – А уже грамоту получил за победу на олимпиаде. Теперь едет в Москву на всероссийскую олимпиаду. Вот молодец какой, а!
– Н-да, а у нас только за компьютером сидит, ничего не хотим. Ни учить, ничего не хотим. Думаем, что все само в жизни появляется. – сказала мама, глядя на Костю.
Костя был в некотором замешательстве, но не издал ни звука, нечем было ответить. И не понятно для чего мама сделала такое заявление.
– Кать, ну ты чего? – спросила Галя, защищая Костю. – Да все будет хорошо с Костей, он смышленый парень. Что ты нагнетаешь то?
– Да что нагнетаю? У нас одна забота – компьютерные игры. Ничего больше не хотим делать.
– Ну что, пацану поиграть в компьютер нельзя что-ли? – сказал дядя Антон.
– Нет, ну постоянно. Не отрываясь.
– А нафига вы тогда компьютер ему купили? – спросил Степан Андреевич, как будто Кости не было.
– Ну как зачем? У всех же есть. Еще будет жаловаться, что мы его обделяем.
– То есть у соседа компьютер есть, значит и нам надо… – начал Вадим, и все повернулись к нему. – Если у той, пацан олимпиаду выиграл, значит и мой тоже. А ты узнавала, может они столько бабок на репетиторов всяких потратили, что и недоразвитый мог бы выиграть эту олимпиаду. Не думала, Катюш? – эту реплику Вадим подал еще более агрессивно и окончательно задавил маму.
– Понятно все.
– Теперь все представления по местам расставлены? Думаешь, у них пацан сам все учит? В компьютер не играет? Ты прежде, чем на жизнь жаловаться, посмотри на себя, что ты сделала, чтобы в ней оказаться.
– Вадим… – тихо вставил папа.
– Все мы ждем манны небесной, только так не бывает. Земля гениев ни каждому дарует. Сама то, была олимпиадницей?
– Нет, не была! Зато я сама в ВУЗ поступила и окончила его, сама адвокатом стала. – ответила мама. – И сама себе на хлеб зарабатываю.
– Ну раз уж ты такая крутая, поделись с сыном жизненным опытом хоть раз. – сказал Вадим.
– Мне кажется, Вадим, тебе уже хватит. – сказала тетя Соня и потянулась за стаканом.
– Нормально мне! Ты мне ответь, что ты такого сделала, чтобы сын твой был таким гением?! – продолжал Вадим. – Ничего! Закончила ВУЗ, думаешь все в этой жизни закончилось? Фигушки! Ты еще мать и тебе воспитывать потомство надо. Хотя я без детей, не женат, не мое дело такие вещи обсуждать, уж простите, накипело.
11
– Так, кажется, вино у нас заканчивается. – сказал Женя. – Может сходить?
– А время сколько? – спросил дядя Антон.
– Да успеем! – сказал Женя, вставая из-за стола. – Кто с нами?
Никто не вызвался.
– Ну ладно, мы сами сходим. – сказал Женя и вышел из квартиры.
– Мы скоро. – добавил дядя Антон.
– А чем нам горло промочить? – спросил папа.
– Ну могу кофе сделать. – сказала тетя Соня и встала из-за стола, собирая тарелки.
– А может, что-нибудь из ресторана закажем, чтобы Сонечка не бегала, не готовила нам? – спросила Галя у всех. – Ой, помню, на Карибах такой салат вкусный делали с морепродуктами. Сидишь на берегу, ничего не делаешь, отдыхаешь….
– Ничего не делать это отдых? – спросил Вадим.
– А как же?
– А как же подвижный отдых? – спросил Вадим.
– Ну, есть такой отдых, есть активный отдых.
– Нет, то, что вы называете отдыхом – это прокростинация. Если вы дома работали круглыми сутками, а на море ничего не делаете, лежите на пляже, то, увы, вас это еще сильнее доканает.
– Это почему? – спросила Галя.
– Ой, Вадим, у тебя что ни тема, так свое видение. – сказала тетя Соня.
– К счастью, в нашей стране у человека еще есть право на собственное мнение, правда, не всегда он может его излагать. – сказал Вадим. – А дело вот в чем, за те две-три недели, пока вы нежитесь на пляже, ваше тело отвыкает от какой-либо активности. А после, по прилету домой, вы обнаружите невероятную лень. Вам будет трудно даже просыпаться на работу. Вы-то там, на шведский стол, часам к 12 выходили.
– А если я хочу загорать, что мне делать? В шахте под палящим солнцем работать?
– Ну, или на доске по волнам покататься, или пробежаться по пляжу, что угодно.
– Ты прям проповедник. – сказал Степан Андреевич. – Только у нас такое называлось тунеядство.
– Степан Андреевич, ну перестаньте. – сказала тетя Соня. – Какое тунеядство? Тут молодежь такие слова не знает даже.
Тетя Соня кивнула головой в сторону Кости.
– А что это он не знает? Пусть знает! Тунеядством ты занимаешься, когда в компутер играешь по несколько часов подряд!
– Между прочем, некоторые люди таким способом себе на жизнь зарабатывают. – сказал Вадим.
– Ой, дэбилы какие-нибудь, наверное. Сколько они хоть получают?
– Ну побольше, чем в колхозе, чем добропорядочный коммунист. – сказал Вадим.
Все посмеялись.
– И ты что, тоже хочешь таким заниматься? – спросил Степан Андреевич.
– Ну, я точно не хочу в колхозе работать. – ответил Костя.
Все засмеялись еще громче.
– Да прошли ваши сталиские годы, и слава богу! – сказала тетя Соня.
– Давайте я вас лучше угощу вкуснейшим шотландским виски. – предложил Вадим и достал из пиджака. – Виски, конечно, из проклятого капиталистического запада, но все же.
– Вы сегодня окончательно меня на смех поднять решили. – обижено сказал Степан Андреевич.
– Я вам, между прочим, вкуснейший односолодовый шотландский виски предлагаю! У вас, в колхозе, такое не варили, максимум портвейн или брагу.
Степан Андреевич осушил стакан одним глотком, закусив лимоном.
– Какая-то гадость.
– Ну, ваш внутренний изощренный пролетарский гурман видел пойло и получше.
– Да эти виски стоят как две пенсии!
– Ну что ж поделать, за удовольствие платить надо.
– Да это вы гурманы, мажоры придумали что-то себе. За обычный алкоголь такие деньги платить, это же с ума можно сойти!
– Степан Андреевич, а вот скажите, вот что такое счастье для настоящего гражданина СССР?
– Пятилетку за три года сделать! Вот что такое счастье!
Все засмеялись. Вадим чуть не опрокинул свою флягу.
– Ну а вообще, счастье – это студенческая жизнь. Счастье – это отстоять очередь за колбасой.
Вадим слегка посмеялся.
– Когда мама присылает что-то тебе вкусное. Когда бабушка свяжет тебе новенький свитер. Когда с ребятами на речку ходили. Когда отец с войны живым вернется…
На этих словах у Степана Андреевича выступили слезы. Все неловко переглянулись.
– Когда работаешь в колхозе всю жизнь, концы с концами сводишь ради «светлого будущего», когда на войне контузию получил или еще что. А потом тебя в лагерь на всю жизнь! На Колыму! Да так, что ты потом ни единой души родной не встретишь!
Степан Андреевич стукнул по столу и расплакался.
– Простите, простите…
12
Когда страсти немного улеглись, и все разошлись по квартире, смотреть как был сделан небольшой ремонт, Костя подошел к Степан Андреевичу. Косте хотелось узнать, что же это за человек такой? С виду грубый, грустный, молчаливый и резкий в высказываниях, но, как оказалось, очень тонкой души человек, который пережил множество трагедий, которые несомненно оставили отпечаток на его истории.
– Степан Андреевич, а расскажите, пожалуйста, что случилось с вашим отцом? – тихо спросил Костя.
– Несправедливость. С которой мы ничего не могли поделать. – ответил Степан Андреевич. – Вот ты веришь, что человека, который воевал за свою родину на войне, после этой самой войны могут посадить в лагерь. Исправительно-трудовой лагерь. Это как тюрьма, только живешь на холоде и не представляешь, когда вернешься домой. А может, уже и завтра тут кони двинешь.
– А за что его туда отправили?
– Взял немного муки из общественного сарая, в деревне. А его какой-то пацаненок спалил.
– И сколько он там сидел?
– 10 лет, пока там и…
– Ему так много дали?
– Ну, давали лет 10 обычно за такое, но редко кого выпускали. А кого выпускали, тот толком рассказать ничего не мог.
– А для чего такие лагеря делали? Чтобы 10 лет давать за украденную муку?
– Как не странно, ты, вобщем-то, прав. Видишь ли, тогда строили новое государство, было много тех, кому такая идея не нравилась. Тех сажали за любые проступки.
– Ваш папа тоже был таким?
– Не знаю, может, но он мало что мне говорил об этом. Я же совсем маленький был, когда его забрали. Сидишь на заборе, смотришь в даль, ждешь, когда папка с войны вернется. Возвращается, мать вся в слезах, отец весь побитый, грязный, худой и небритый. Дома шаром покати, жрать нечего. Власти тогда, считай, и не было. Папа и взял немного муки, хлеб испечь. Что еще оставалось. А там ведь как, мальчишки юные все про шпионаж читали, думали везде шпионы и строили из себя защитников коммунистического режима.
– Но зачем они это делали? Неужели они не понимали, что отправляют его в лагерь? – Костя все же не мог до конца поверить в слова Степана Андреевича.
– Есть такая вещь как «пропаганда», когда людям внушают правильные идеалы, по мнению власти. Как себя надо вести, что делать. Ну вот, начитавшись книжек, газет, они решили стать такими «бравыми солдатами красной звезды». Ну и писали доносы на всех, кому не лень.
Степан Андреевич на секунду остановился, как будто застрявший ком в горле не мог ему позволить дальше говорить.
– Ведь ты смотри, – продолжил Степан Андреевич, только уже более высоким и тонким голосом. – с одной стороны – у тебя ГУЛАГ. С другой – война и заград-отряд. То ли свои убьют, то ли немцы. То в ГУЛАГе подохнешь, а то в Освенциме. Да и женщинам в тылу не лучше. Чуть ли не собак жрали, но не дай бог ты украдешь соц-собственность.
Кажется, Степан Андреевич уже не замечал Костю, а рассказывал куда-то в воздух.
– Воевали не понятно за что. Кто за Сталина, кто за СССР, кто, чтобы просто выжить. В итоге, остались у разбитого корыта. Один орден на стене висит, да и то, не у всех.
Смотря на Степан Андреевича, становится, действительно, страшно. Больше пугает не то, через что он прошел, а насколько сильно рассказы Степана Андреевича разняться с объективным взглядом на все. Не смотря на ГУЛАГ, войну, голод и работу в колхозе, Степан Андреевич по привычке продолжает хвалить страну, в которой он вырос, хотя эта страна забрала у него отца и не дала ему прожить жизнь счастливого и свободного в своих взглядах человека.
Порой казалось, что Степан Андреевич повторяет агитационные лозунги, настолько сильной пропаганде и изменению взглядов на действительность был подвержен этот человек. Он вспоминает ужасы войны и лагерей, но не может не хвалить эту страну, потому что НАДО.
