ДАНАБЕК СЕЙТКАЗИН
Бурый иноходец

Историко-ироничный роман

посвящается памяти моего отца…

Глава 1

– Тебя чему в институте учили? Урожая нет, комбайны по полю наперегонки носятся, воздух молотят, а ты им заработную плату как за рекордный урожай начисляешь. Меня директор за твой альтруизм в пользу трудящихся только что так отчитал, так голову намылил, что в нашей общественной бане воды не хватит отмыться.

Главный агроном совхоза «Путь коммунизма» Торгын Раскатов был сильно взволнован и не находил себе места. Меряя крупными шагами свой кабинет, он выговаривал сидящему на стуле молодому человеку лет двадцати пяти.

– Ты лучше в поле выехал бы, посмотрел, какой урожай зерновых мы получили, – обратился Раскатов к нему.

– Был я в поле, хотя в круг моих функциональных обязанностей это не входит, – резко ответил тот.

Молодой человек, а это был специалист совхоза «Путь коммунизма» Дархан Буратайев, встал со своего стула и подошел к окну. Недавний выпускник сельскохозяйственного института Дархан уже как год работал старшим экономистом в родном совхозе, но до сих пор не мог разобраться в хитросплетеньях местного управления.

С отличием окончив институт, Дархан иногда терялся перед простыми, казалось, ситуациями. Вот и теперь он не мог понять, почему директор совхоза «Путь коммунизма» Арип Дарибаев с претензиями по начислению заработной платы работникам зерноуборочной бригады обратился не к нему, а к главному агроному.

Торгын Раскатов был мужчиной средних лет, высокого роста и со вспыльчивым характером. Этот характер не раз подводил его, когда в качестве последнего аргумента своей правоты он пускал в ход свои кулаки. Но, так как это происходило нечасто и на некоторое время повышало производительность труда механизаторов, директор совхоза с пониманием относился к специфичному методу организации труда агронома и не спешил с ним расставаться.

Но Дархана это не волновало. Выросший в селе среди уличной шпаны, он с детства усвоил, что, если хочешь, чтобы тебя уважали, нужно на удар отвечать ударом, а там будь что будет. Или не будет. В общем, главное – ответить.

И сейчас, стоя у окна, с высоты второго этажа совхозной конторы он наблюдал, как вдалеке, около продуктового магазина собирались сельчане и о чем-то беседовали между собой.

Одни из них заходили в магазин, другие выходили. Жизнь шла своим чередом, казалось, ничто не могло нарушить устоявшийся годами быт этих людей.

С получением независимости Казахстан стал выстраивать свою экономику. Но путь этот был тернист и труден. Огромная инфляция, когда люди засыпали с одними ценами, а просыпались при других, вызывала у населения икоту и отторжение новых реформ. Но вместо того, чтобы заявить об этом громко и прямо, они стали просто приспосабливаться к ним. Вот и сейчас люди, не доверяя быстро обесценивающимся деньгам, перешли на натуральный обмен.

С другой стороны, разрыв экономических связей и отсутствие необходимых комплектующих с запасными частями, ранее производимых в разных концах необъятного Советского Союза, приводили к остановке целых производств. Люди лишались работы и, соответственно, обычного уклада привычной жизни.

Эта сельская идиллия постсоветского периода притягивала взгляд и завораживала. У Дархана защемило в груди. Он понимал, как мираж в полуденный зной околдовывал и вводил в заблуждение усталого путника, так же обманчиво было это спокойствие.

В стране давно бушевали холодные ветра перемен, и грозовые тучи зловеще сгущались над этим, еще не тронутым глобальным кризисом сельским мирком. Но скоро ледяным дождем перемены постучатся в двери и окна домов, смывая последние остатки идиллической жизни.

Сельчане пока даже не подозревают о скорых изменениях в их судьбе, продолжая безмятежно смотреть на мир не испорченными деньгами глазами. Пока их мир ограничивался своей деревней, улицей и домом, капитализм им казался чем-то далеким, нереальным и нестрашным.

Раскатов подошел к окну и положил руку на плечо Дархана.

– Дархан, извини, погорячился. Но и ты пойми, меня директор так обласкал, что и вспоминать не хочется. И я его понимаю. Платежи задерживаются, денег на расчетном счете нет, надеялись на урожай, а он не уродился. Вот начислил заработную плату комбайнерам, а из каких денег платить будем, ты подумал?

Дархан отвел взгляд от улицы и повернулся к Раскатову.

– Выходит, комбайнерам не стоило начислять заработную плату? Пусть бесплатно поработают? – ответил он вопросом на вопрос.

– Никто не говорит, что люди должны работать бесплатно, но заработная плата должна зависеть от результата, а его нет, – возразил Раскатов.

– Но ведь люди не виноваты в этом, они работают с утра до вечера и полностью выполняют то, что им говорят, в том числе и ваши указания, – продолжал не соглашаться Дархан.

– Намекаешь, что это я виноват в отсутствии урожая?

В голосе главного агронома появились угрожающие нотки.

– Торгын Есминович, если бы я считал вас виноватым, то так прямо и сказал бы. Но вы должны согласиться, что не все сделали для получения приемлемого урожая. Отсутствие дождей сильно повлияло на рост посевов, но ведь и технологии выращивания зерновых не соблюдались.

– Да что ты понимаешь в технологиях! – в сердцах воскликнул главный агроном совхоза.

Раскатов встал со стула и снова стал мерить шагами свой кабинет. Имея более двадцати лет опыта работы на земле, он считал, что лучше его мало кто разбирается в земледелии, и выслушивать критику, тем более, по его мнению, от какого-то молокососа, было выше его сил.

– Да что ты понимаешь! – повторил Раскатов. – У меня весной на посевной из-за отсутствия топлива работал только один трактор. Как, по-твоему, мы могли уложиться в оптимальные сроки? А удобрения? Их ведь тоже нет.

– А что район? – спросил главного агронома Дархан.

– Обращался я в райсельхозуправление. Просил помочь удобрениями, запасными частями. Так у них один ответ: «Фонды отсутствуют, выкручивайтесь сами». И ты будешь мне говорить теперь о технологиях? – Раскатов ударил ладонью по столу и вонзил свой взгляд в старшего экономиста совхоза «Путь коммунизма».

Дархан не стал отводить свои глаза, но, понимая, что не прав, решил извиниться. Но главный агроном его опередил.

– Что с заработной платой комбайнеров будешь делать? – спросил он Дархана. – Имей в виду, если урожая не будет, а его не будет, можешь мне поверить, директор совхоза сказал, что из своей заработной платы будем платить.

Дархан в ответ рассмеялся.

– Торгын Есминович, вы когда в последний раз деньги в руках держали? Я вот свою заработную плату уже полгода не вижу. Так что, если надо будет, отдам их комбайнерам, но менять ничего не буду.

Поняв, что надавить не получается, Раскатов решил зайти с другой стороны и попытаться разжалобить Дархана.

– Вот ты холостой и можешь позволить себе отдать свою заработную плату, а у меня семья. Как, по-твоему, могу я себе позволить так же легко относиться к деньгам?

Раскатов вплотную подошел к Дархану и, оглядываясь на дверь, доверительно сказал:

– Дархан, не зря ведь тебя за глаза называют профессором, придумай, как решить этот вопрос. Директор от нас не отстанет, заработную плату, может, и не заберет, но на каждой планерке как первоклассников отчитывать будет. Нам это надо?

– Торгын Есминович, вы не переживайте, – стал успокаивать главного агронома Дархан. – Ответственность за начисление заработной платы комбайнерам я беру на себя, но пересматривать ничего не буду. Не скрою, есть разные методики и нормативы начисления заработной платы, и я могу на законных основаниях уменьшить суммы начисляемых заработных плат. Но одного не могу понять: почему директор совхоза и вы так беспокоитесь. Денег на руки они все равно не получат, все бартером по завышенным ценам с совхозного склада выберут. А что не выберут, то инфляция съест.

– Ладно, поживем – увидим, – нехотя согласился главный агроном Раскатов.

Глава 2

Широка и безбрежна казахская степь. Покрытая ковылем и седой стариной, необъятна она была и прекрасна. Как огромный накрытый под бездонным синим небом достархан, была щедра она к своим сыновьям, многие поколения которых прошли перед ее глазами. Тысячи поколений номадов веками кочевали по ее бескрайним просторам. И не было для них прекрасней земли. И жили они в гармонии с ней, как единый организм, как симбиоз степи и человека. Но в пятидесятые годы двадцатого века вздыбилась казахская степь, взревела гулом тракторов и изошла криком от ран, нанесенных тысячами плугов.

Пытаясь защититься, насылала степь на людей пыльные бури, ураганы и проливные дожди. Но ничто не могло сдержать человека в его стремлении покорить эти девственные земли. И дрогнула степь под натиском технического прогресса, покорилась силе людской. Но что-то нарушилось в отношениях человека и степи, та невидимая нить, пуповиной связывавшая кочевника с землей, истончилась и не могла больше питать номада своей материнской любовью.

И раздвоилась душа казаха. Работая ли в поле, обедая ли за своим достарханом, отдыхая ли в саду, мимолетно, невзначай набегала, как тень, тревога на лицо, и, казалось, еще немного, и он распознает эту боль, успеет схватить ее, но тщетно. Она снова по-прежнему ускользает от него. И только выходя на степные просторы и чувствуя терпкий запах полыни, его душа находила покой.

Вот и сейчас бригадир первой полеводческой бригады Салык Витеев испытывал противоречивые чувства. Направляясь к полевому стану, который находился в семи километрах от центральной усадьбы, коим являлся совхоз «Путь коммунизма», бригадир на стареньком уазике выехал на степные просторы, сплошным ворсистым ковром уходящие за горизонт.

Но ковер был полосатым, скорее, даже пятнистым, как кошма, расстеленная в юрте бедного кочевника. Распаханная как шахматная доска степь когда-то чередовала полосы зерновых, кукурузы и многолетних трав. Только истощенная земля уже не могла родить богатый урожай. А засушливое лето с редкими, малосильными дождями и пыльными бурями только усугубило ситуацию.

И сейчас между редкими, слабыми от нехватки влаги и питательных веществ колосьями пшеницы вымахали сорняки. Казалось, степь пытается отвоевать у человека и вернуть обратно свои земли. А учитывая, что природные условия и экономическая ситуация в стране становились все хуже, то вернуть их она сможет уже в ближайшее время.

«Какой парадокс! – думал Салык. – До чего надо было довести природу, что чем хуже становится человеку, тем лучше становится ей».

Подъехав к полевому стану, бригадир посмотрел на часы. Подошло время обеда. Выйдя из машины, он сразу направился на кухню, которая представляла собой небольшое помещение из белого силикатного кирпича.

– Тормозки с обедом приготовили?

Свой вопрос бригадир адресовал стоявшей у газовой плиты женщине.

– Компот осталось долить, и будет все готово, – громким, командным голосом, словно не на полевом, а на военном стане, ответила она.

– Удивляюсь все твоему голосу, – промолвил Витеев. – С таким голосом в армии бы служить, а не столовой заведовать.

– А что, не отказалась бы. Я женщина одинокая, мне ласка нужна. Кругом, казалось бы, одни мужики, но от них даже слабенького комплимента не дождешься, – задорно ответила она.

– Заведи своего, персонального. И будет тебе ласка в знойные ночи, – предложил бригадир.

– Не будет. Они как только узнают, что у меня четверо детей, так сразу какие-то срочные дела появляются. Бегут, и водкой с бешбармаком не остановишь.

Открыв холодильник, она достала трехлитровую банку с охлажденным компотом, неспешно налила в кружку, на которой по-прежнему радостно улыбался олимпийский мишка, и поднесла бригадиру.

– Выпей, жарко сегодня.

– Спасибо, Айсулу, – поблагодарил Салык.

Выпив компот и утолив жажду, он передал кружку обратно.

– Еще налить? – спросила Айсулу.

– Нет, спасибо. А где Раушан?

– А чем я тебя не устраиваю? – игриво спросила Айсулу бригадира.

– Наверное, носом, – произнесла, входя в столовую, Раушан. – Салык Мухитович, вы можете сказать, откуда у типичной казашки, родившейся и выросшей в казахской степи, кавказский нос? – шутя, спросила она у бригадира.

– Нос я еще могу объяснить. Такие же носы к нам каждый год в село на шабашку приезжают. Но мне интересно, откуда у нее, вернее, от кого у нее такие толстые губы а-ля Африка, – в тон ей ответил Салык.

На стане полеводческой бригады Айсулу и Раушан работали вместе третий год. Подтверждая закон противоположностей, они хорошо ладили между собой.

Айсулу была женщиной сорока лет, высокая, смуглая, с крупными чертами лица и тела. Рано овдовев, она одна растила четверых детей и за неполные десять лет успела сменить не меньше десяти рабочих профессий. Нет, она не искала легкой работы. Понимая, что ей надо поднять и поставить на ноги своих детей, она с легкостью бралась за любую работу. И любая работа спорилась в ее руках. Зная это, ее привлекали к работе штукатурить и белить стены на стройке новых домов, в комбикормовый цех дробить зерно, на ферму доить коров. А последние три года она с весны по осень работала поваром в полеводческой бригаде.

Раушан была противоположностью Айсулу. Невысокий рост, тонкая талия и карие большие глаза, по-детски смотревшие на окружающий мир, могли любого ввести в заблуждение. Казалось, она случайно оказалась в столовой, вроде как проезжала мимо и зашла покушать. Но, приглядевшись внимательно, можно было заметить морщинки вокруг глаз, тщательно скрываемые тональным кремом, и сникшие книзу под тяжестью своих лет уголки тонких губ.

Внешне они были разными, но была у них одна общая черта в характере. Их трудно было обидеть. Простые в общении, они любили пошутить и ни на кого не держали зла. Но и был у них один большой недостаток: уж очень они любили посплетничать. Однако если знать, что большинство женщин уже рождаются с этим недостатком, то и пороком это, можно сказать, не считается вовсе. А при правильном подходе данный недостаток можно было преобразовать в неиссякаемый источник информации.

Вот и Витеев, ежедневно общаясь с ними, был в курсе всех событий, происходящих в совхозе «Путь коммунизма».

– Салык Мухитович, думаю, родословная Айсулу, как и она сама, лет двадцать уже никому не интересна, – Раушан подошла к столу и присела возле бригадира. – Вы лучше скажите, правда ли, что директор уволил главного агронома?

– Откуда такие сведения? – ответил вопросом на вопрос бригадир.

– Люди говорят, а они, как правило, не ошибаются, – ответила Раушан.

– Но могут заблуждаться. Айсулу, а ты что слышала? – повернувшись к ней, спросил Салык.

Айсулу, долив компот и закрыв последний тормозок с обедом, не спеша подошла к столу и присела рядом с Раушан.

– Давайте вам супчика налью, время-то обеденное, – предложила она бригадиру.

– Нет, спасибо, Айсулу, я сначала комбайнерам обед отвезу. Ну, так что там народ говорит?

– Говорят, что сегодня утром директор после планерки у себя в кабинете ругал главного агронома за плохую работу нашей бригады и уволил его без выходного пособия. И старшего экономиста Дархана тоже хочет уволить за то, что с цифрами что-то напутал.

– Но мы Дархана не отдадим, – вмешалась в разговор Раушан. – Если надо, мы все за него заступимся. Прошли те времена, когда нам рты затыкали.

– Кто это – мы? – смеясь, спросил Салык у Раушан.

– Я, Айсулу, наши ребята-комбайнеры, ведь это из-за нас он пострадал.

– Народ и про это уже знает? – спросил бригадир.

– Народ и про это знает, и не только, – вмешалась в разговор Айсулу. – Хотите узнать, что люди про вас говорят?

– Нет, Айсулу, – продолжая смеяться, ответил бригадир, – давайте ограничимся главным агрономом и старшим экономистом. Я вас обрадую, остаются они работать, не увольнял их директор. Был разговор на повышенных тонах, не отрицаю. Но когда у нас тихо разговаривали? Попробуй вежливо поговорить, за дурачка примут. Менталитет у нас такой. Начнешь слова подбирать в разговоре и видишь, что люди тебя не понимают, да и сам забываешь, что хотел сказать. Вот и получается, разговор есть, а смысла в нем нет.

– А мне наш экономист нравится, он такой вежливый, начитанный, а главное, молодой и холостой. Жаль, что его не уволили. Мы бы заступились за него, и я бы взяла его на поруки, – шутливо расстраиваясь, произнесла Раушан.

– Он молодой, да ты старая, – подыграла подруге Айсулу. – А на поруки его и без тебя есть кому взять.

– Кто такая, почему я не знаю? – проявляя неподдельное любопытство, спросила Раушан у Айсулу.

Понимая, что женщины сейчас приступят к своему любимому делу, и не желая принимать даже косвенное участие в обсуждении очередной порции сплетен, бригадир не спеша поднялся со своего места и стал грузить тормозки с обедом для комбайнеров в свой старенький уазик. Уходя, он остановился у дверей и, обернувшись к увлеченным последними деревенскими слухами женщинам, произнес:

– Забыл сказать: на совхозный склад по бартеру импортные вещи завезли. Какие – не могу сказать, но моя жена как услышала, так все бросила и сразу за ними убежала.

Бригадир солгал, говоря, что забыл о завозе на склад товаров народного потребления. Такое нельзя было забыть. Это уже было на уровне рефлекса, который вырабатывается в процессе семейной жизни.

Жизнь при социализме с ее всеобщим дефицитом и постоянным спросом на товары народного потребления не оставляла мужчинам другого выбора, если они хотели сохранить свой брак.

Салык состоял в браке уже двадцать пять лет, поэтому прекрасно представлял, что последует за его словами.

Пользуясь состоянием аффекта, в который впали Айсулу и Раушан, не оборачиваясь, он быстро прошел к своей машине, сел за руль и тронулся в сторону видневшихся вдалеке комбайнов.

Глава 3

Совхоз «Путь коммунизма» вырос в казахской степи во времена поднятия целины и представлял собой обособленный мирок, в котором переплелись судьбы людей многих национальностей. За десятилетия коллективной жизни грани между ними, остро выпиравшие в первые годы, пообтерлись и округлились. И как в детском конструкторе, волею судьбы и коммунистической партии пазлы встали на свои места. Получилась новая конструкция советского казахстанского общества.

Эта конструкция, выстроенная на основе интернационализма, общности целей и веры в светлое будущее, должна была стать стальным хребтом коммунизма.

Коммунизм не построили, а советское общество, казавшееся не подверженным изменениям вековым монолитом, дало трещину. Не выдержало под напором политических и экономических перемен. В итоге не стало этой страны.

Как оказалось, простые человеческие желания, которые были положены на жертвенный алтарь ради светлого будущего, не были выхолощены советской идеологией и подспудно тлели под слоем идейного пепла.

Люди, выйдя из душного здания под названием Советский Союз, вдохнули свежий воздух, и он опьянил их. Потом наступит горькое похмелье, когда люди поймут, что свобода выбора – это не только праздник, но и большая ответственность. Что новый мир, в который вступали народы бывшего Союза Советских Социалистических Республик, не был благотворительной организацией. За все надо было платить, в том числе и за свободу.

Придет понимание, что демократия хороша, когда в доме у тебя тепло, дети одеты, а на столе большой поднос дымящегося ароматного бешбармака. И тогда на смену политическим лозунгам придут экономические требования.

Но это потом, а сейчас люди продолжали жить своей обычной жизнью, но уже без руководящей и направляющей линии партии. Как и раньше, односельчане живо занимались своими делами, ходили в гости друг к другу, помогали соседям и с интересом наблюдали, как после краха социализма трансформировалось и менялось в рыночных условиях сознание бывших коммунистов.

Салык не был партийным человеком, поэтому созидал без излишнего рвения, но добросовестно. Не раз был отмечен дипломами, ценными призами и наградами за успешный труд и вклад в построение социализма. Но человеком новой формации не стал. В былые времена его, скорее всего, раскулачили бы и отправили на север моржовый клык добывать да тюлений жир топить. Но не успели, ему повезло родиться позднее периода раскулачивания тружеников села.

Сейчас Салык подумывал о своем крестьянском хозяйстве, но не решался. В отличие от кабинетных реформаторов он понимал, что не потянет. Ведь выращивать десять голов коров в своем сарае на совхозных кормах – это одно, а работать самостоятельно, обеспечивая полный цикл сельскохозяйственного производства, – совсем другое. Особенно если работаешь в зоне рискованного земледелия.

Задумавшись, Салык и не заметил, как доехал до места, где должны были обедать комбайнеры. Обычно они обедали в помещении столовой полевого стана. Но в те дни, когда проводили уборку зерновых на дальних полях, бригадир отвозил им обед на своей машине. Так он экономил время комбайнеров и, главное, горюче-смазочные материалы, недостаток которых ощущался с каждым днем все сильней и сильней. И в этот раз, загрузив в машину тормозки с обедом, он стал держать путь к дальним полям.

Подъехав к кромке поля, Салык остановил машину и стал дожидаться комбайнеров, которые, завидев бригадира, заканчивали свой прогон и направляли свои комбайны в его сторону.

Первым подъехал Петро, балагур и весельчак. Сын первоцелинника, прибывшего в казахские степи с первой волной, стал одним из первенцев нового целинного совхоза. Жизнь среди людей разных национальностей и различных культур не могла не отложить свой отпечаток на его характере. В нем вполне гармонично уживались казахское радушие, татарское благоразумие, немецкая обстоятельность, русский оптимизм и украинское жизнелюбие.

С детства в свободное от учебы время он бегал к отцу в машинно-тракторную мастерскую и помогал ремонтировать технику. Петро любил возиться с тракторами и безумно радовался, когда разрешали садиться за руль машины. И не было тогда для Петра большего счастья и авторитетнее отца человека.

В один миг пролетели школьные годы, служба в советской армии, и вот Петро уже сам стал отцом и опытным механизатором.

Комбайнеры, неспешно заглушив комбайны у кромки поля, направлялись к бригадиру. Каждый брал свой обед, и тут же на земле кто как мог, удобно устраиваясь, приступали к своей трапезе.

Салык не стал торопить события своими вопросами. Пускай поедят вначале, думал он. Да и спрашивать было не о чем. На все вопросы он и так знал все ответы. Тем более комбайнеры в последнее время приобрели привычку на вопросы отвечать вопросами.

И хорошо было бы, если бы только они. Все население совхоза «Путь коммунизма» стало только задавать вопросы. Со стороны могло показаться, что взрослое население села моментально превратилось в детей-почемучек. Встречаясь на улице, в конторе или в поле, они только и говорили «почему», «зачем», «когда». А особенно часто стали произносить «кому это надо».

Меняться могла только тема разговора, а вопросы были одни и те же. И завершали свой разговор всегда одинаково: «Кому это надо?!» И неважно, о чем они говорили, главное для них было задать друг другу вопросы и разойтись, при этом важно завершая свои вопросительные беседы фразой «кому это надо». И уже трудно вспомнить, когда эта вопросительная фраза стала утвердительной.

Вот и сейчас Салык не спеша ждал, когда комбайнеры съедят свой обед, удобно устроятся и начнут задавать свои вопросы.

Первым закончил обедать Адильбек. Это был механизатор невысокого роста, худощавый и с лицом подростка с морщинистой кожей. Однако малый рост и незначительный вес никак не сказывался на его аппетите. Ел он быстро и много. Больше он мог только выпить. А пил он не только чай или компот. Компот, кстати, Адильбек не любил. Вот и сейчас, выплеснув остатки компота на землю, задумчиво смотрел, как муравей выкарабкивается из невесть откуда взявшейся сладкой лужицы. Затем повернул голову к бригадиру и спросил:

– Как дальше жить будем, бригадир?

Салык насторожился. По своему опыту он знал: если начали спрашивать про жизнь, то это надолго. Разговор мог быть о чем угодно, но всегда бестолковый и бессмысленный. Поэтому он сразу решил пресечь его на корню.

– Ты брось здесь про жизнь свою спрашивать. Лучше скажи мне, почему плохо работаешь? С самого утра час работаешь, два стоишь, – строго спросил его Салык.

– Технику берегу, – огорошил он своим ответом бригадира.

– Что ее беречь-то? На ней работать надо. Пока погода хорошая установилась, нужно успеть зерновые убрать.

– Не скажи, бригадир. Я вот каждый день план даю? Даю, – сам же ответил себе Адильбек. – А то, что свыше плана, кому это надо? – философски завершил он.

– Как кому это надо! – опешил бригадир. – Если так рассуждать, то мы тут и до снега не управимся, – громко ответил бригадир, привлекая внимание остальных комбайнеров.

– Бригадир, ты не прав, – подключился к разговору Петро. – Урожай в этом году жидок, набора нет. Раньше рожь колосок к колоску стояла, а сейчас ее на поле искать приходится. Зря только топливо жжем.

– А откуда ему быть, урожаю-то? – присоединился к разговору Роман.

Это был, как и Петро, комбайнер-первоцелинник во втором поколении. Отец его по комсомольской разнарядке еще в середине прошлого столетия прибыл в казахские степи целину поднимать, так и остался. Женился на такой же первоцелиннице, поставил дом, завел хозяйство. Здесь родились и выросли пятеро его детей, один из которых и пошел по его стопам. Роман был одним из самых опытных механизаторов и передовиков производства.

– Технологию надо было выдерживать и всю работу вовремя проводить. Вовремя вспахать землю, вовремя посеять, вовремя удобрения внести, вовремя снегозадержание сделать, чтобы влага в земле была. А мы не то что вовремя – вообще не делали. Разве только что было это, и посеяли кое-как, да и то в оптимальные сроки не уложились. Вот и результат получили, который бы лучше не получали. Но раз он есть, теперь хочешь или не хочешь, а убирать надо, – добавил Роман.

– Только кому это надо? – прибавил Адильбек.

– Ну вот что, вы бросьте эти разговоры, – не выдержал бригадир. – Хлеб надо убрать весь. Много или мало – это не вам решать. Ваше дело его собрать и вывезти на зерновой ток. Вот и занимайтесь.

– Правильно, – поддержал бригадира пожилой комбайнер Эльдар. – У совхоза должен быть свой хлеб. Времена нынче тревожные. Советского Союза больше нет, развалился. Теперь новое государство создаем. Как получится, неизвестно. А с хлебом не пропадем. У меня дочь в городе живет. Пишет, что все у них дорогим стало. Каждый день цены в магазинах меняются. А то и каждый час. Встанешь в очередь – одна цена на товар, а подойдет твоя очередь – уже другая.

– И что, покупает товар? – спросил Роман.

– Покупает, если денег хватит, – ответил Эльдар. – Люди-то привыкли уже, что цена все время растет.

– Берут, а куда деваться? Кушать-то хочется, – снова присоединился к разговору Петро. – У меня сестра в городе живет, так то же самое говорит. На цены никто не смотрит. Пока есть что и на что покупать – покупают. Все равно завтра будет дороже. Деньги уже ничего не стоят. Главное – товар. А некоторые магазины и вовсе денег не берут.

– Как не берут? – оживился Адильбек. – Что, бесплатно дают? – спросил он Петра.

– Ага, жди, бесплатно только отбирают, – вместо Петра ответил Роман. – Рэкет называется, не слышал про такое?

– Нет, бесплатно не дают, – продолжил Петро. – Только меняются – товар на товар, у них это бартер называется.

– Воровство это называется, а не бартер, – задумчиво произнес Салык.

Все комбайнеры одновременно посмотрели на бригадира.

– Да, можете называть обменом, бартером, а все равно это воровство. Вот за один бензовоз с топливом совхоз отдает десять коров. За деньги бензин не купишь, да и денег у совхоза нет. А бензин нужен, поэтому берешь его задорого. А запасные части к тракторам, комбайнам тоже недешево обходятся. И за все скотом рассчитываемся.

– Поэтому, бригадир, не стоит так много работать. Технику надо беречь и топливо экономить, – подвел свою черту словам бригадира Адильбек. – А то так скоро и скота на обмен не останется. Как жить потом будем?

– По миру пойдем, – отрезал Салык. – В буквальном смысле. Мир большой, стран много. Вот еще пятнадцать новых стран образовалось. Слышали? А еще немцы своих соотечественников в Германию зовут на постоянное место жительства. Израиль к себе приглашает. Так что работать надо, а там видно будет.

– Видно не будет, – не унимался Адильбек. – Я не еврей, поэтому в Израиль меня не пустят. Да и немцем не повезло родиться, так что и Германия меня не ждет. Я казах, значит, и жить мне в Казахстане. Да я и не против этого. Меня здесь все устраивает. Я даже в город не хочу. Душно мне там. Поэтому скот я поберегу. Какой же я буду казах без скотины? Это все равно что оленевод без оленей или комбайн без жатки. Работать можно, но смысла в нем нет.

– Если закончили обедать, давайте, беритесь за работу, – скомандовал бригадир, посмотрев на часы. – В недельный срок мы должны завершить уборку зерновых и приступить к уборке подсолнечника. Вопросы есть?

– Бригадир, рано еще к уборке подсолнечника приступать, выждать надо, – посоветовал Эльдар.

– Ничего, нашими темпами уборки не только подсолнечник поспеет, но и всходов озимых дождаться можно будет, – ответил бригадир.

– Но у нас же нет озимых, – опешив, произнес Эльдар.

– Вот именно, озимых нет, но мы дождемся, – ответил бригадир и направился к своей машине.