Дан Берг
Матан и его семья
Еще до рождения сыновей, Матан мысленно поклялся растить детей так, чтобы долг не затемнял любовь. Но вот чудо: предрассудки Гедальи мистическим образом передались Матану, и юные годы Шуваля и Карми отчасти походили на детство их отца, хоть тот и не замечал этого. Педагог был уверен, что исполняет данное себе слово, и только через много лет обнаружил, как сильно он заблуждался.
Матан спешил поселить в головах малышей гуманитарные ценности – пусть бы опережали сверстников! Это была не слишком трудная задача, ведь другие отцы не торопились нагружать головы своих чад. Матан собирал вокруг себя семейство в полном составе и читал из Святых Книг страницы, казавшиеся ему доступными для детского и женского понимания. Затем задавал мальцам настойчивые вопросы: “Кто? Что? Когда? Сколько? Почему?” Если Эфрат замечала слезы на детских глазах, то старалась незаметно подсказать ответы малолеткам.
Обучал Матан сыновей и счету тоже. Он помнил задачи, которые ему задавал Гедалья. Торгашеское содержание их Матан решительно неприемлел и выдумывал примеры благородного свойства, что-нибудь из Писания. Вот образец урока.
– Скажи мне, Шуваль, сколько тучных коров видел во сне царь египетский? – спросил Матан.
– Семь, – с готовностью ответил Шуваль, довольный простотой вопроса.
– Верно, малыш, – похвалил отец, – а сейчас ты, Карми, вспомни-ка, сколько тощих коров приснилось фараону?
– Тоже семь! – бойко отрапортовал бутуз.
– Отлично, Карми! Пусть теперь твой старший брат скажет нам, сколько всего коров явилось во сне язычнику?
– Четырнадцать, кажется, – пролепетал Шуваль, глядя на мать, которая делала ему знаки из-за спины отца.
– Молодец, Шуваль, – порадовалась Эфрат и победительно взглянула на мужа.
– Напомни нам, Карми, – усложнил задачу Матан, – что сделали тощие коровы с тучными?
– Тощие съели тучных! – выпалил малец.
– И сколько же коров осталось, Шуваль?
– Это просто, отец, – небрежно бросил Шуваль, – осталось семь!
– Результат верный, но как ты пришел к нему, сын?
– Я из четырнадцати вычел семь! – гордо заявил Шуваль.
– Неплохо, – поощрил Матан, – а ты, Карми, как бы ты стал рассуждать?
– Я думаю, – по-взрослому глубокомысленно заметил Карми, – что коли тучные коровы съедены, то остались только тощие, а их с самого начала было семь!
– Молодец, сынок! – воскликнул Матан и обнял и расцеловал Карми.
– Вот и неверно! – ревниво и упрямо закричал Шуваль, – осталось не семь тощих коров, а семь тучных коров!
– Почему? – удивилась Эфрат.
– Тощие коровы съели так много, что сами стали тучными! – ответил Шуваль.
– Очень интересная мысль, – сказал Матан, погладив Шуваля по голове, – я вынесу ее на суд своих учеников!
***
Разумеется, никому не приходило в голову упрекать Матана в недостатке отцовских чувств. Наоборот! Отец любил старшего и обожал младшего.
В молодые годы Матан частенько совершал вояжи в столичные города Бишапур, Истахар, Шираз. Он стремился завязать полезные знакомства с высокими чинами и с самим персидским царем. Ниже мы расскажем об успехах его искательства. Здесь же заметим, что из каждой поездки он обязательно привозил подарки сыновьям – нечто такое, чего не сыскать в иудейской Нагардее.
Чем порадовать мальчишек от двух до пяти? Конечно, игрушечными военными атрибутами! Пусть мечтают о героизме, думают о победах, приучают глаза и руки к оружию. Как-то привез Матан деревянных боевых коней на колесиках, другой раз – детские мечи и щиты, в точности как у римских легионеров, но жемчужиной отцовской щедрости стали луки и полные стрел колчаны.
“У войны не детское лицо!” – говаривала Эфрат, глядя на подарки детям. “Пусть так, – отвечал Матан, – зато погляди, как радуются наши отпрыски! В игре детей смысл глубокий, а отнять игру у ребенка – не пустяк!” И вправду, играли малыши увлеченно: покоряли целые легионы римлян, громили персов, осаждали и завоевывали города, освобождали Иерусалим. Маленький Карми во всем следовал за старшим братом Шувалем. Излишне говорить, что все без исключения подарки делались непременно в двух экземплярах.
7. Дочери
Отцовство Матана началось обнадеживающе счастливо – родился сын. Казалось бы, непредубежденный родитель непременно захочет дочь вторым дитем. Правильный мир состоит из приблизительно равного количества мужчин и женщин, а семья – это мир в миниатюре, и естественно желать, чтобы он тоже был правильным. Но Матан вновь мечтал о сыне. Выходит, наш герой – предубежденный родитель? Разумеется, нет! Красивая мечта в умной голове имеет высокую цену.
Многодумный Матан глубоко понимал центральные воззрения своей веры, а половой вопрос – один из важнейших в ней. Вот, пишут, якобы люди рождаются равными. Допустим, это верно. Но по мере превращения ребенка во взрослого, среда и опыт увеличивают ценность человека, создавая, так сказать, прибавочную стоимость. Прибавка сия для разных полов далеко не одинакова.
Неспроста Матан вожделел сыновей. Еще до него мудрецы раскрыли тайну прибавочной стоимости мужчин и женщин. Если принять утверждение, что в сотворении мужчины воплощена некая цель, то женщину мы должны рассматривать не более как средство достижения цели. Не правда ли, непреодолимо велика разница в значимости полов?
Дочь для отца – неокупаемая забота. Пока малолетка, одним лишь видом своим она искушает возвышенных духом мужчин. Юница, коли не доглядишь, пристанет к берегу распутства. Женою став, не всегда успешно воюет с соблазном прелюбодеяния. Старуха, порой, превращается в ведьму.
Мать, однако, смотрит на дело иначе. Ей нужны дочери. Вспомним, например, родительницу Матана. Она сердилась на мужа своего Гедалью, покуда жив был, за пренебрежение дочерьми. Не станем ее осуждать слишком резко, все-таки она удостоилась чести называться женою богача и филантропа, к тому же давшего жизнь мудрецу.
Вот и Эфрат, произведя на свет двух сыновей, рассудила, мол, хватит “рожать для нас”, пришло время “рожать для себя”. Другими словами, она вознамерилась заиметь дочерей. Тут у непросвещенного читателя может возникнуть недоумение: а как, собственно говоря, Эфрат может повлиять на конечный результат дела, имеющего, казалось бы, непредсказуемое начало? Чтобы разрешить затруднение столь интимного свойства, нам придется сделать краткий экскурс в научно-религиозную историю проблемы.
***
Вспомним из Писания эпизод, в котором праотец Яков и благодетель его Лаван делили овец и коз. Отвлечемся от содержания договора меж Библейскими персонажами и целиком сконцентрируемся на вопросе отличительных особенностей потомства.
Яков спаривал мелкий скот. Черные бараны покрывали черных овец. При этом Яков устроил дело таким образом (каким именно – сказано в Писании), что во время спаривания черные овцы видели в воде мнимо пестрое отражение своих черных партнеров. В результате рождались агнцы пестрой масти. Напрашивается вывод: вид потомства зависит от впечатления, получаемого женской особью в минуты совокупления.
Как известно, возможность повторения результата эксперимента является необходимым условием доказательства обоснованности сделанного предположения. К счастью для науки, Яков повторил опыт. Он стал спаривать белых коз с белыми козлами, при том что козы в момент кульминации видели мнимо пестрое отражение в воде покрывающих их белоцветных соучастников действа. В результате на свет появлялись пестрые козлята. Таким образом, вывод о том, что характерные черты будущего дитя зависят от картины, которую мать зрит во время полового акта, можно считать научно доказанным.
Мудрецы пошли дальше и распространили на людей заключенную в Книге Книг истину. Иначе говоря, они постановили, что пол новорожденного зависит от помыслов будущей матери во время соития.
О некоторых вещах, открывающихся мудрецам в результате упорного труда над изучением Писания, женщины осведомлены подсознательно и издревле практически применяют свои интуитивные догадки в супружеской жизни. Поэтому нет ничего удивительного в том, что стоило Эфрат захотеть дочерей, как желание ее осуществлялось раз за разом в положенные природой сроки.
***
Появление деток в семье не охладило пыл общественной деятельности Матана. Ему, наконец-то, удалось завязать знакомство с персидским царем. До дружбы иудея с великим монархом дело не дошло, но тем не менее установившиеся контакты оказались полезными слабой и зависимой стороне.
Царю пришелся по вкусу центральный политический тезис Матана: “Закон государства – закон”. Монарх подумал, что не худо бы и другим вождям нетитульных наций, нашедших пристанище в его великой империи, брать пример с иудея Матана. Глядишь, меньше бунтовских голов пришлось бы рубить внутри страны. Заплечные мастера перековали бы топоры на мечи и влились в ряды воинов, обороняющих и расширяющих империю.
Царь высоко ценил ум и образованность Матана, любил вести долгие разговоры с благонамеренным, гладкоречивым, образцово лояльным собеседником. Монарх желал бы иметь Матана в числе своих визирей, но не торопился делать тому столь лестное предложение, ибо не был уверен в прямоте его помыслов. Владыка подозревал, что, в конечном счете, такой советник станет хитрить и стараться не столько в пользу трона, сколько ради своих соплеменников. Нет в мире ничего труднее прямодушия.
Разумеется, монарх не ошибался, не доверяя Матану, но, будучи человеком образованным и либеральным для своего времени, не мог отказать себе в удовольствии духовного общения с мудрецом, хотя бы даже и иудейским. Теоретические беседы двух мужей приносили несомненные практические плоды. Так, например, царь отменил запрет на изучение Священного Писания, великодушно разрешил соблюдать субботу, издал закон о наказании за неправомерное причинение вреда синагогам.
Надо отдать должное принципиальности персидского императора – он бывал бескомпромиссно тверд в ситуациях, угрожавших благополучию государства. Скажем, когда в некоем городе (слава Богу, не в Нагардее!) восстали иудеи, царская рука не дрогнула, и монарх распорядился убить двенадцать тысяч бунтовщиков.
Не менее принципиально повел себя и Матан. Понимая свою роль как стратегическую, он пренебрег эмоциональными побуждениями сиюминутной тактики. Став на горло собственной песне, он решительно осудил иудейское восстание, нарушающее сформулированный им принцип о подчинении местным властям. Более того, Матан не стал объявлять пост в знак траура по убиенным. Эти мудрые шаги помогли ему сохранить добрые отношения с царем и укрепить взаимную любовь между иудеями и персами. Ошибочно мнение, будто принципиальность есть свойство людей непрактичных.
***
Вернемся к теме настоящей главы и возобновим разговор о дочерях. Итак, как мы уже знаем, Эфрат загорелась желанием “рожать для себя”. По-женски владея ключом к секрету формирования пола будущего ребенка, она умело воспользовалась своим интуитивным знанием, и вскоре в семье Матана появилась на свет старшая дочь. Девочку назвали Ципорой.
Через год после Ципоры родилась ее младшая сестра Оснат. “Средь белого дня у меня завелись ангелята!” – восторженно говорила себе Эфрат. Муж ее был более сдержан в нежных чувствах: “Совершенно не считаясь со мной, жена подарила мне двух дочек!”
Как и следовало ожидать, воспитание Ципоры и Оснат целиком легло на плечи Эфрат. Когда кто-либо спрашивал Матана о благополучии дочерей, он отвечал уклончиво: “Девочки помогают матери”. Истинный мудрец, скрупулезно следующий за духом и буквой Писания, не станет уделять чрезмерного внимания душевной стороне жизни представительниц слабого пола, ибо сие не лежит в плоскости его интересов. Вот и мы, вместе с Матаном, до поры до времени не будем интересоваться вещами суетными.
Четверо детей – два сына и две дочери – это немало для прилежной мамаши. Эфрат устала. Но что делать, разве можно обмануть природу? Не будем забывать, ведь говорим мы о давно минувших днях, о старине глубокой! Это нынче существует бесстыдное явление, называемое по-ученому “планирование семьи”. Прежде от подобного безбожия люди веры шарахались. Зато современная наука цинично стоит на службе родительского эгоизма.
Однако взглянем на дело с другой стороны. Уже выяснено нами, что не слишком ценимый мужской мудростью женский ум оказался горазд на управление полом зачинаемого младенца. Отчего не предположить, что тот же самый женский ум уже в древности бывал способен на решение еще одной сверхзадачи? При этом, не гневя ни Господа, ни мужа? Не вдаваясь в интимную сторону вопроса, отметим только, что практика опередила науку.
Итак, Эфрат сказала себе: “Хватит!” С тех пор Бог не давал нового прибавления в семью Матана. Впрочем, если Всевышний благословил семью двумя сыновьями и двумя дочерями, разве есть у супругов основание роптать на Небеса, дескать, мало нам?
8. Отворяй ворота
Воистину так: пришла беда – отворяй ворота! Безжалостное время обездолило супругов Матана и Эфрат, и пышущая счастьем семья превратилась в жалкий огрызок былого довольства. И кто же, кроме собственных детей, готов растерзать родительские сердца необратимым горем?
Шуваль и Карми росли вместе. Старший – заводила меж ними. Младший хоть и тянулся за братом, но и он вносил свою вполне осязаемую долю предприимчивости в играх и неуступчивости в потасовках. За справедливым решением ссор сыны бегом спешил к отцу. Поскольку версии спорящих сторон не сходились ни в одном пункте, Матан довольно скоро понял, что никакой родительский вердикт не имеет шансы на одобрение. Эфрат надоумила мужа не разбирать причины драк, а привлекать внимание ястребов к какой-либо нейтральной мирной теме. Идея, иной раз, работала.
Прошли годы, Шуваль и Карми выросли. Дружили меньше, ссорились чаще, природой данные характеры разнились резче. Одним из последних бастионов единства оставался присущий обоим отрокам дух оппозиции отцу с матерью. Возможно, это хорошо: оппозиция внутри семьи укрепляет ее стабильность.
***
Честолюбивого юношу, Шуваля непрестанно одолевала страсть отличиться и отличаться. Он мечтал отличиться каким-либо героическим деянием и чувствовал неукротимое желание во что бы то ни стало отличаться от прочих в своей серой среде. Возможно, что именно поэтому он ловил из каждых уст и выискивал в сохранившихся скупых записях сведения о когда-то давным-давно имевших место в земле Вавилонии криминальных похождениях авантюристов Йони и Шош.
И вот какое происшествие приключилось в старые времена. Два высокопоставленных в иудейской общине человека, оба престарелые судьи с прекрасной репутацией, были заподозрены в посягательстве на честь молодой замужней женщины по имени Шош. Разбор дела тайно поручили опытному дознавателю Даниэлю, которому помогал его юный племянник Акива.
В ходе деликатного расследования Даниэль выяснил весьма некомплиментарные вещи в отношении Шош. Оказалось, что сия особа изменяла мужу, а ее фаворит, молодой комиссионер Йони, занимался грабежом иностранных купцов. Вместе они, Йони и Шош, вступили в преступный сговор с целью сбежать с награбленными ценностями за границу и жить безбедно вне досягаемости от карающей длани закона.
Применяя интеллектуально изощренные методы дознания, Даниэль и Акива пролили свет на преступную деятельность стариков-судей, которые были подкуплены ловким комиссионером и за мзду вершили неправедный суд. Посягательства старцев на молодую красавицу Шош не подтвердились. Однако беда в том, что о репутации заботятся больше, чем о совести. Репутацию, как и деньги, легче заработать, чем сохранить.
Нарушители закона были разоблачены и понесли заслуженную кару. Блестяще завершенное дело выдвинуло Даниэля в пророки, а его племянник Акива успешно заменил дядюшку на посту дознавателя.
“Неординарные личности!” – с восторгом думал Шуваль о героях минувших дней. Ему страстно хотелось обладать аналитическим умом Даниэля, или способностями Акивы, или дерзостью Йони. Пример этих троих, каждого по-своему, вздымал волны честолюбия в сердце молодого Шуваля. Хотелось походить на кого-нибудь из них, выделиться из безликой массы. “Успех – моя цель, непохожесть – мое мерило!” – говорил себе созревший отпрыск нагардейского мудреца.
***
Вопреки надеждам и понятиям Матана, старший сын Шуваль избрал военную стезю. Он презрительно отверг корпение над Святым Писанием, поспешил покинуть родительский дом и вступил на службу в персидскую армию, где надеялся осуществить свои тщеславные мечты. “Это непостижимо! – вопиял Матан, – мой сын дикарь, безумец, могильщик семейной славы, он губит себя и уничтожает мой престиж!” Огорченная Эфрат упрекала мужа: “Зачем дарил детям мечи и стрелы? Говорила тебе: у войны – не детское лицо!”
Однако не состоялась военная карьера Шуваля. Высокие персидские командиры нашли благовидный предлог и удалили иудея из монаршего войска. Матан, разумеется, не стал хлопотать за Шуваля перед царем, надеясь, что, получив урок, вернется домой блудный сын, покается и встанет на прямой отцовский путь.
Увы, ожидания отца с матерью не сбылись. Шуваль не вернулся. Каков он теперь? В детстве отец привил ему умение думать. Жестокое войско выучило его искусству колоть, рубить, убивать. От природы он владел умением зажигать людей горячим словом. Жизнь обманула и разочаровала его. Что предпринял отринутый персидским воинством честолюбивый Шуваль? Он собрал вокруг себя ватагу отчаянных головорезов и заделался главой лихих разбойников. Насилием и грабежами на дорогах он насыщал авантюрный норов свой и теперь уж бесспорно отличался от серой массы соплеменников.
Шуваль скрывал свое происхождение из благородной семьи Матана, ибо небезосновательно полагал, что род его специфических занятий может послужить причиной изгнания отца с почетных должностей иудейской общины Нагардеи. Однако слухи ползли по городу, и праведные ученики ешивы начали с осторожным сомнением поглядывать на наставника. Когда же спрашивали Матана, как поживает его старший сын Шуваль, и что-то давненько не видать юношу, отцу приходилось напрягать наторелый годами упражнений ум и бойко изобретать убедительные ответы.
