cвятитель Тихон Задонский
Письма

Письмо двадцать четвертое
Что для нас едино на потребу (Лк. 10, 42)?

Спрашиваешь ты, что тое есть: едино есть на потребу^[255]? Можешь ты сам рассудить, что тое говорится о вечном животе. Сей нам един есть на потребу: ради того в мир сей рождаемся и крещаемся и обновляемся, чтобы оный получить; ради того слово Божие нам объявлено, да из него познаем Бога и Сына Божия Иисуса Христа и, познавше, вечно спасемся; ради того Христос Господь наш в мир пришел, пожил, трудился, страдал и умер, и тем отворил нам дверь к оному животу, которую мы заключили^[256] нашими грехами, и показал путь и способ к получению оного. Видишь, что един оный живот есть нам на потребу. Потребен нам хлеб, пища, одеяние, дом, покой и прочее, к житию сему нужное, пока в мире сем живем: но вечный живот так нам потребен, что без него все ничто, и весь мир сей приобретенный ничто есть. Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит? или что даст человек измену за душу свою?^[257] Видишь, что спасение души, которое в вечном животе состоит, всего мира дражайшее есть, и потому едино оно есть на потребу. Того ради единого его искать неусыпно должно; а чтобы его искать и сыскать, то не должно к угодиям и суете мира сего прилепляться. Честь, славу, богатство и прочее мира сего сокровище презреть и сердцем от того отвращаться, да не суетою наполненное сердце или забудет о нем, или нерадиво и как нехотя будет искать его. Сердце бо у человека едино, которое когда временных ищет, о вечных забывает; и когда к вечности обращается и углубляется помышлениями в ней, о времени забывает, и когда печется о вечной жизни, не печется и нерадит о суетных мира сего вещах: едино из двух сих сердцем человеческим обладает. Когда в сердце попечение о вечном животе входит, тогда попечение о суетном стяжании исходит; и когда суета входит в сердце, то вечность отходит.

Спасайся.

Письмо двадцать пятое
О страхе и бесстрашии

Пишешь ты, что люди паки за свои дела принялись, как самозванец пойман, и страх от него исчез. От сего примечай, что страх и бесстрашие делает. Как оный злодей шел, и пленял, и погублял людей, приближался к нашей стороне, тогда господа – домы и крестьян, и прочий многии люди – домы и имения своя оставляли и хотели удалиться, а иные и удалились. Видишь, что страх человеческий делает в людях.

Ради чего они оставляли все и хотели бежать или бежали некоторые? Чтобы живот свой спасти. Какой живот? Временный. Тако временный живот почитаем, что все оставляем ради его, хотя и следует непременно оставить его и храмине сей разрушиться. Временной и необходимой смерти страх так колеблет сердца наша: как сильно поколеблет страх вечныя смерти, когда в сердце вселится? Временное и краткое мучение так смущает человека: как смутит вечное и конца не имущее? Ради^[258] временного мучения и смерти все оставляет человек, чтобы от того спастися: чего не оставит, когда страх вечныя смерти и геенны ударит душу? непременно страх сей и печаль о спасении души всё житейское, о чем века сего сыны пекутся, – всё оставить убедят: печаль^[259] богатства, чести, славы и сладострастия изженет из сердца и, как вихорь пыль, всю тую суету развеет. Не отречется таковый бесчестие, ругание, биение, темницу, ссылку и самую смерть с радостию терпеть, только бы от вечной оной беды избавиться. Истина сия явна и верна тому, кто страх оныя смерти чувствует. Страхом бо большим уничтожается малый страх, и печалию большею малая печаль исчезает, и большая болезнь малую нечувственною делает, подобно как ради великого шума малый голос не чувствуется: тако печаль века сего и страх временныя беды печалию о спасении души и страхом вечныя пагубы потребляется и угашается, как свет свечный светом солнечным. Сей страх пустыни и вертепы нестрашными сотворил благочестивой древности, увещал жить со зверьми, нежели со беззаконными людьми, травою и корением питаться, нежели сладкими снедьми, между древами скитаться, нежели между соблазнами обращаться и прочая. Сей страх и самых демонов, бесплотных духов, колеблет. И демоны бо боятся геенны, на которую осуждены, и тщатся тоя участниками сделать сынов человеческих, да не едины в ней мучатся. Дивно, что люди плотяные того не трепещут, чего демоны-духи трепещут! Когда сей страх и печаль из сердца выйдут, тогда печаль века сего вселяется, и, как разбойник дом и город, так она дом душевный опустошает: тогда люди, забывше о вечной смерти и нерадя о спасении души, тщатся только о временных. Сие делает, что люди в мире сем стараются произойти в честь, сыскать себе славу, собрать богатство, угодить плоти в похоти, и уже не тое думают, как бы угодить Богу и спастися, но как бы понравиться людям и у них быть в почтении и похвале; отсюду произошло богатых домов строение и украшение, цветное и богатое одеяние, украшение карет и коней, убранство и прибор^[260] слуг, приуготовление трапез, банкетов, пиршеств, угощений и взаимное угощение и прочая – словом, плотяное, безопасное и, как истину сказать, скотское житие. Как помянутый злодей, якоже писал ты, пойман и отвезен в свое место, и страх ради его от людей отшел, тогда вси за прежния дела взялись и начали то ездить в гости, то принимать гостей: вот что бесстрашие и беспечалие делает! Тако, когда страх смерти и муки вечныя отыдет от человека, тогда суета и мира любовь место в сердце его имеет, как выше сказано. Тогда таковые люди подобно детям малым делают. Дети личин и прочих страшилищ, в себе не страшных, написанных, боятся, но не боятся огня и прочего, от чего вред и пагуба бывает; смеются, когда разбойники в дом внидут, и небрегут, когда дом расхищают, хотя и самим им от злодеев следует беда; плачут, когда тые злодее^[261] детская их игралища похищают. Так делают люди, не имеющие страха и печали о вечности. Боятся временного лишиться благополучия, но не боятся вечного. Сатана, как разбойник, дом душевный расхищает, все отнимает блаженство и живот вечный, кровию Христовою сысканный, – и нерадят о том, не примечая, что им оттуду следует погибель, а когда отнимается у них временное что, то есть честь, или богатство, или иное, что все необходимо следует при смерти оставить, – плачут неутешно, и рыдают, и печалятся о том, о чем не должно печалиться, и не печалятся, о чем печалиться должно; тамо боятся страха, где нет страха^[262], и тамо не страшатся страха, где истинный есть страх. Малеванного огня боятся, но не боятся самого огненного существа, которого и беси трепещут. Сие не отынуду происходит, как от забвения вечности. Сие забвение делает сатана, он помрачает ум человеческий и отнимает память, дабы человек не помнил о вечности и принадлежностях ея. Ведает бо он, что человек, когда будет помнить и рассуждать о вечности, удобно мира сего суету презрит, и к единым вечным благим будет стремиться, и так удобно может спастися. Сего ради полагает все тщание, дабы человека отвратить от вечности и запутать в попечении о временных, как рыбу в сети. Берегись убо сея диавольския козни, буди в мире сем, как путник на пути: помни, что все зде, что ни соберешь, оставишь, и, все позади оставивши, стремись к Отечеству своему, емлись^[263] за вечную жизнь, в нюже^[264] зван был еси. Довольствуйся тем, что Бог тебе от милости Своей подал: пищу, и одеяние, и дом имеешь; чего еще более хощешь, путник, странник и пришлец на земле? Наследие христианам не зде, но в небе уготовано; честь, слава и все блаженство тамо им сокровенно. Остави искать того, что сысканное вскоре оставишь, и прилежно ищи, что сысканное не потеряется никогда. А оно есть вечный живот. Сам рассуди, не смеха ли достойное делают люди, которые мешок денежный хватают и хранят и радуются о том, а злато и сребро пренебрегают? Или тин, которые за тени фруктов, от древа висящих, хватаются и теми хотят услаждаться, а о самых плодах небрегут? Так делают тин бедные христиане, которые за временным благополучием, как за пустым мешцом или как за тению гоняются (все бо временное, как пустый мешок, нечто показует, но в себе ничто, или как тень отходит), а о вечном животе и сокровище его, не златом и сребром, но неоцененною кровию Христовою сысканном, или мало, или совсем не стараются. О вечный живот! как ты дорог и сладок, но мало кто любит тебя! О мир, мир! юдоль плачевная – мир, печали, воздыхания, трудов и бед исполненный мир! как ты горек, и вен почти любят тебя! Что бы было, когда бы ты сладок был? Горек мир, но так любится: а как бы любим был, когда бы сладок был? Непременно бы вен его за отечество и вторый рай почитали. Что бо в мире, кроме беды, напастей, трудов, печали, скорби и воздыхания, как на море – что кроме ветров, бури и волнения? Что и сладкое кажется, тое с горестию смешано; и что приятное, внутрь гнило и смрадно. О, беда наша! О, слепота ума! где наш ум, где наша вера, христиане? Где слово Божие, которое обещает нам великая и дивная, страшная и ужасная, ихже несть числа, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша?^[265] Но, все тое оставивше, гоняемся за тению. Истинно и праведно пишется: Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им ^[266]. Как скот любит и ищет того, что чувствует, так бедный плотский и неотрожденный^[267] человек о том только тщится, что видит и чувствам приятно, но о том не радит, что слово Божие обещает, яко не видит того. Тако пред потопом люди яли, пили, женилися, посягали и только плоти угодная замышляли: нечаянно пришла вода и погубила всех, – тако и ныне люди пьют, ядят, гуляют, женятся, посягают, то в гости ездят, то принимают гостей, а на дела Господня и судьбы Его не взирают; и нечаянно возгласит архангельская труба: се грядет Христос Судия, восстаните, мертвии, идите на Суд. От сего безопасного^[268] и плотского жития примечается, что близ день Господень^[269]. Читай сия, рассуждай и берегись. Блажен бдяй и имеяй светильник свой горящий, яко изыдет в сретение Жениху с мудрыми девами и внидет в чертог^[270].

Спасайся.

Письмо двадцать шестое
Как оставить мирскую суету?

Отзываешься ты: я бы-де хотел от сует отстать, но не могу. – Нет, отвещаю тебе: не не можешь, но не хочешь. Хотящему действительно все возможно. По водам ходить, по воздуху летать и прочая нам невозможно, а от любви мира отвратиться с помощию Божиею возможно. Бог бо, Который повелевает изыти от мира, Той и помогает хотящим и тщащимся. Пронин люди такие же, как и ты, земные и плотяные были, и презрели мир, и ныне многие презирают. Им возможно было: убо и тебе, который единого с ними естества и немощи еси. Понуди себя, когда не хощешь; размышление беды наступающия и несумненная обещанного блаженства надежда понудит и унылое сердце. Знаешь, что делают люди в пожарном случае или в нашествии иноплеменников: все бросают, чтобы живот свой спасти, хотя и жалеют о доме и имении своем. Видишь, что страх временного бедствия и смерти делает, как и выше писал я тебе: ты им последуй в деле вечного спасения. Они ради временной беды и смерти оставляют все: ты ради вечного бедствия и смерти оставь мир, да не с миром погибнеши. Попадают люди в руки иноплеменническия и умирают или в плен горчайшей смерти отводятся, которые, не хотячи оставить имения, в доме остаются, и часто сгорают люди, которые в домы, пламенем объемшиися, возвращаются, чтобы оттуду имение восхитить, и тако люди, хотячи имение соблюсти, и сами погибают. Тако делают многии христиане, которые много собирают, а о душе небрегут; но тоежде страдают. Имение остается чужим, а сами на оный век отходят без надежды спасения.

Знаешь паки^[271], что делают воины, как подвизаются и в смертные случаи вдаются. Ради чего? Чтобы славу и ранг заслужить. Их надежда временныя славы так поощряет, хотя часто и обманываются: как нас надежда вечныя славы не подвигает к подвигу? Поверь, друже, истину тебе пишу: ежели бы ты увидел будущую сынов Божиих славу, то и царскую диадиму, и всю мира славу, и все сокровище его, радуяся, повергл бы и о том едином тщался, как бы оную получить; ничто бы тебе от того не воспятило, не токмо прелесть мира, но и самое тяжкое мучение. Недостойны бо страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас^[272]. Такожде, ежели бы тебе показал Бог адское мучение, то бы честь, слава, богатство и все угодие мира сего единым горьким пелынем было тебе; неутешно бы плакал и рыдал ты, чтобы на тое место не приитить. Но то бедность наша и слепота, что мы чего не видим, того и не желаем, и которого бедствия не чувствуем, того не ужасаемся, а слова Божия не рассуждаем или не верим тому, хотя и все к спасению нашему открыто в нем, и тако всяк своею волею погибает. Возьми в рассуждение воплощение Сына Божия и вольное Его страдание. Ради кого Он пришел в мир и пострадал? Ради человека. о, человек, человек! дивное дело Божие, и дивный о нем Промысл Божий! Ради чего пострадал Христос? Ради человека; не иная причина, как что сжалился над погибшим человеком и дабы страданием Своим его от вечныя муки избавить и в вечную жизнь ввести. О, великое воистину и непостижимое зло – вечная мука, от которой хотя искупити человека, и крови Своея не пощадил Господь, и великое и непостижимое блаженство вечное имать быти^[273], которое ценою бесконечною куплено или, паче, возвращено нам, которое мы грехами нашими потеряли было!.. Воистину, единого человека душа и спасение ея дороже Христу, нежели весь свет, небо и земля, яко весь свет словом единым создал: рече, и быта^[274],– а ради души человеческой Сам в мир пришел, воплотился, пострадал и умер. О, человеколюбия Господня! О, достоинства души, ради которой Сам Бог во плоти явился! и не токмо явился во плоти, но и пострадал и умер ради души… Благослови, душе моя, Господа! Тако ли благородную душу восхощем миру нечувственному порабощать, и, возлюбленную от Царя Небесного и кровию Его святою омовенную, скверною мира любовию осквернять, и духовно прелюбодействовать, и, как драгоценный бисер в кал тинный, повергать?.. Пропади мир со всеми прелестьми своими: пусть ищут его и любуются тем не познавший Христа. Нам, о христиане, един Христос – красота, всех красот краснейшая, премудрость, вся^[275] премудрости сокровища содержащая, сладость, вся сладости превосходящая, слава, честь и похвала истинная довлеет. Он да будет нам украшение, богатство, слава, честь, премудрость, утешение, радость, веселие и все блаженство, ныне в тайне сердца нашего сокровенное, но в день Его явитися имеющее: тогда, то есть в откровении сынов Божиих, явится неоцененное все христиан сокровище, которое они ныне в скудельных сосудех носят, и, как злато закопченое, презираеми, и, как Маргарита, в грязи валяющаяся, попираеми, и, как плоды вне не красны, но внутрь сладки и благовонны, отвергаемы суть от злого и лукавого мира. Веришь ли сему? Когда веришь, то отвратись от сокровища, видимого только, но прелестного, которым мир любителей своих прельщает, и обратись ко Христу и сего сокровища истинного ищи у Него. А когда ныне не веришь, то тогда уже увидишь очами твоими, но поздно, но без пользы, но с жалением, воздыханием, сокрушением и теснотою сердца, – тогда, глаголю, когда праведницы просветятся яко солнце, в Царствии Отца их^[276]. А понеже в отвращении сердца от мира сего почти вся сила христианского благочестия состоит, то возьмем в рассуждение некие к тому способы и тые в сердце нашем сокрыем и углубим, да во время искушения и напасти оттуду, как из влагалища, орудия тыя возьмем и станем в день лют, – станем препоясани чресла наша истиною ^[277].

1) Все, что ни есть в мире сем, человек при смерти оставляет, как и самый мир; наг входит в мир, наг и исходит от мира; никто не рождается богатым, благородным, почтенным, славным, но вси равными, убогими и нагими рождаются; такожде и от мира равными отходят: никто с собою ничего не выносит, ни богатый богатства, ни славный славы, ни почтенный чести, ни благородный благородия, но вси все зде оставляют; и тогда всяк праведно о сих мира сего сокровищах рассуждает, но уже поздно. Почто же за тем гоняться, что сегодня или утро оставим? А вместо того уязвленную и трепещущую Суда Божия совесть относим; едина добродетель с нами отходит отсюду, и спутствует нам, и клеветникам нашим заграждает уста, и приводит нас к Богу. Рассуждай о сих так ныне, как люди при смерти рассуждают, и тогда отстанешь от суеты.

2) Смерть за человеком ходит невидимою стезею; кончина его тамо постигает, где не чает, и тогда постигает, когда не надеется^[278], и так постигает, как не чает. Буди убо всегда таков, каков при кончине быть желаешь; рассуждай сие и внимай себе, и не захочешь в мире ни чести, ни славы, ни богатства, ни прочего угодия. Думай, что сегодня или утро скончаешися, и тогда вся суета от сердца твоего исчезнет. Что бо в чести, в славе, богатстве и прочем угодии при кончине находящемуся? Хотя царство или золотыя горы предлагай и обещай ему, небрежет о том. Едина у него мысль, как бы блаженно скончаться. Буди убо ныне таков ты, и всякий день полагай себе последний, и ожидай, когда Господь твой позовет тебя к Себе, и ничто тебе не будет мило в мире, и когда на сей страже будешь бдеть и стоять, блаженно скончаешися.

3) Смертию, как вратами, всяк входит в вечность: тут начинает человек быть или вечно блаженным, или вечно бедным и окаянным; тут часто, и по большей части, богатый делается вечно нищим, славный и почтенный вечно бесчестным, господин вечно подлейшим^[279] раба своего, князи и вельможи худшими подданных своих и прочий, по мнению мира великии, вечно убогими и уничиженными во веки начинают быть – и будут. Тут от всякого отступает утеха, которою кратко, как во сне, наслаждался, и наступает лютая горесть, которую вовеки без конца будет вкушать. Тут кончится и терпение убогих; и нищий начинает быть вечно богатым, отверженный вечно избранным, презренный и поруганный вечно славным, страждущий вечно утешенным, скорбный и печальный вечно радостным и веселым. Словом, всяк приемлет свой жребий вечно^[280]. Блаженнии сии, и паки реку, блаженнии, яко вечно будут блаженнии: окаяннии тин, яко вечно будут окаяннии. Рассуждай сие, и сия людей перемена изменит тебя, и сделаешися иным, как прежде был. Вечности бо рассуждение сильно есть^[281] подвигнуть и переменить сердце человеческое.

4) Что в мире сем делается и какое видим благополучие или злополучие зде, тое тень некая есть будущих благих и злых истинных. Видим, как боится человек суда человеческого и убегает от него: как несравненно более бояться Суда Божия подобает! Со стыдом и страхом идет человек на суд человеческий: какий стыд, страх и ужас обымет человека, когда позовется на Суд Божий! Стоит человек на суде человеческом окован железами, стыдом покрыт, страхом содержим, обличается от свидетелей, слышит выговор, видит дела своя беззаконная, в познание многим изнесенная, означается законопреступником и бесчестным человеком, отлучается от числа добрых и осуждается по законам в наказание правильное. Сей суд, сей стыд и страх и бесчестие тень некая есть оного Суда, стыда, страха и бесчестия. Тамо истинный стыд, яко всемирный, тамо истинный страх и ужас, яко Судия – Бог, и Суд – Божий; тамо станет человек не пред человеком, но пред Богом Судиею, Который и тайны сердечныя знает; станет, страхом, как железом, связан и грехами обременен. Увидит Судию в страшной и Божией славе, окружаема бесчисленным множеством Ангел и Архангел; тамо открыется ему книга совести и представятся дела ему, словом, делом и помышлением, явно и тайно от него соделанныя, и всему миру, Ангелам и человекам в явление приидут; увидит Судии Бога праведный гнев, Того, Который ради его в мир пришел, хотя его спасти, и за него пострадал и умер, но от него неблагодарно и бесстыдно отвержен и уничижен; тут обымет сокрушение, теснота, ужас и трепет бедного грешника, вострепещет весь, как лист от ветра, услышит выговор от Судии за неблагодарность, означится достойным осуждения и вечного наказания, отвержется от лица Божия и отлучится от числа праведных навеки; причислится к духам злобным, и с ними заключится в темнице вечного мучения, и будет пить горькую вечного гнева Божия чашу. Понимай и воображай во уме праведный и страшный Суд оный, и отыдет от тебя любовь суетного мира. Поверь, что память всегдашняя и размышление оного Суда отвратит тебя от сего суетного желания и подвигнет тебя к истинному покаянию, молитве и к тому единому тщанию, дабы тамо не посрамиться. Аще бо к суду человеческому люди так тщательно приуготовляются, как сам знаешь: как не подвигнет к тщанию и приготовлению память Суда Божия и верное того рассуждение? Суду бо человеческому временное и легкое, Суду же оному вечное и тяжкое последует бедствие. Временное все, хотя и продолжительное, минуется: вечное никогда не престает, всегда пребывает и никогда не кончится. В каком состоянии грешник тогда будет, когда весь свет вострепещет и поколеблется от страха разгневанного Судии и увидит пред очима своима огненную реку, в которую имеет быть ввержен^[282] и вовеки в ней гореть – и не сгорать, смерти вкушать – и не умирать?.. Когда цари и вельможи, и богатии и тысящники, и сильнии, и всяк раб и свободный пожелают скрытися в пещерах и камении горстем^[283], и возглаголют горам и камению: падите на нас, и покрыйте нас от лица Седящаго на престоле, и от гнева Агнна: яко прииде день великий гнева Его, и кто может стати?!^[284] – что ты тогда будешь думать, ты, который зде, в мире, не Богу, но мамоне работал, не заповедям Божиим внимал, но о суете единой замышлял, не Богу, но миру угождал, не Создателя своего, но себя и создание почитал, не Благодетеля своего любил, но Его создание, не чести Божией и славы, но своей чести и славы искал?! Земля и пепел! помышляй сия, и исправится сердце твое, да слышится всегда в ушах души твоея слово пророческое: Господь во век пребывает, уготова на Суд Престол Свой, и Той судити имать вселенней в правду, судити имать людем в правоте^[285]. Готов Судия на Суд, готов Престол Его, готовы Ангели вострубите и собрата на Суд всех; готово Царствие Небесное благословенным, готова и геенна нераскаянным грешникам; но ожидает нашего покаяния, не коснит Господь обетования, якоже нецыи коснение мнят, но долготерпит на нас, не хотя, да кто погибнет, но да еси в покаяние приидут^[286].

5) В веке сем бывает, что земледельцы, которые делают^[287]землю, трудятся и сеют, с радостию плоды трудов своих собирают; но ленивые и гуляки, на них смотря и не имея чем довольствоваться, скорбят и окаявают себя: тако будет и во он день. Боголюбцы веры и благочестия плоды с радостию пожнут и получат благая, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша^[288]. Но миролюбцы, видя то и себя лишенных таковых благ и отверженных узнав, восплачут и возрыдают и будут бесполезно себя окаявать. Еже бо сеет человек, тожде и пожнет; яко сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление: а сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный^[289]. И паки глаголет Господь: Се, работающий Ми ясти будут: вы же (беззаконнии) взалчете; се, работающий Ми нити будут: вы же возжаждете; се, работающий Ми возрадуются: вы же посрамитеся; се, работающий Ми возвеселятся в веселии сердца: вы же возопиете в болезни сердца вашего, и от сокрушения духа восплачетеся^[290]. Жалостно и горестно, и скорбь и болезнь умножает – видеть иных в благополучии, себя же не в благополучии, видеть иных в свободе, себя же в неволе; видеть иных в славе, себя же в бесславии и бесчестии; видеть иных в радости, себя же в скорби; видеть иных в богатстве, себя же в нищете; видеть иных ядущих, пиющих и веселящихся, себя в алчбе, жажде и печали. И сие бывает в мире, и я по человеку^[291] зде и по мудрованию человеческому говорю: как несравненно жалостно и горестно будет, и беду и болезнь умножит разлучение в день он^[292] праведных от грешных, когда грешнии увидят праведных в славе, в радости и веселии, в царствии, в торжестве и в вечном и несказанном блаженстве со Христом, которые тогожде естества, немощи и тоюжде плотню обложени^[293] были, как и они, но в такую славу подвигами с помощию Божиею достигли; а себя увидят в крайнем окаянстве, бедствии, бесчестии и отверженных от Источника жизни навеки и познают, что от того бедствия могли избавиться и оную жизнь и блаженство получити благодатию Христовою, но не хотели, но вместо истины за тению гонялися! Сие видение и познание весьма умножит им скорбь, болезнь, раскаяние и тоску, но уже не возвратят, что нерадением потеряли. и сие-то есть, что Господь глаголет: Ту будет плачь и скрежет зубом, егда узрите Авраама и Исаака и Иакова, и вся пророки во Царствии Божии, вас же изгонимых вон^[294]. А паче, когда тех увидят в славе и между сынами Божиими, которых зде презирали, злословили, ругали, за злодеев имели и за подножие и как сметье вменяли, якоже о том описалося раскаяние и воздыхание поздное их в книге Премудрости Соломони^[295].

6) Умножит страдание осужденных, и сильно отяготит, и нестерпимую тоску, страх и ужас некий соделает отчаяние милости Божия^[296] вечное; то есть что от того страшного бедствия и страдания, в которое нерадением попалися, никогда не свободятся, но во веки в нем страдати будут. Зде, в мире сем, коль тяжкое бы и продолжительное ни было страдание, однако ж оканчивается или прежде смерти, или неотменно смертию: тамо никогда не окончится. О вечность злополучная, коль горька и память твоя и страшна! Вечность – начало без конца. Помышляй сия – и не захочешь в мире сем веселиться.

7) В мире случающееся неблагополучие есть тень некая и образ будущего и вечного неблагополучия. Тяжко зде царский гнев терпеть временно, но далеко тяжчае будет терпеть гнев Божий вечно; тяжко от царского лица и милости его отвержену быть и в заточение послатися, но далеко тяжчае будет от лица Божия и милости Его отвержену быть и отослатися в заточение вечно; тяжко зде лишитися дружбы добрых людей и от них^[297] оставлену быть, но далеко тяжчае будет лишитися пресладкия дружбы Ангел Божиих и всех святых вечно; тяжко зде вмененным быти между злодеями и злым людям и бесчестным причислитися, но далеко тяжчае будет причтенным быть диаволу и злым аггелам его и с ними за едино вменятися вечно; тяжко зде у мучителя некоего под властию быть и от него ругатися ^[298], посмеватися и всякое насилие и озлобление терпети, но далеко тяжчае будет у сатаны, противника Божия, быть во власти и от него ругание, посмеяние и озлобление терпеть вечно; тяжко зде биение, страдание, болезнь, огневицу, лихорадку, зубную болезнь и расслабление тела терпеть – всякому то известно, кто искусился; но далеко тяжчае будет терпеть вечно жжение огня геенского, болезнь лютую и несносную, скрежет зубов, червь неусыпающий и душою и телом в том страдать; тяжко зде в темнице сидеть, лишаться света и никакого не чувствовать утешения; но далеко тяжчае будет сидеть в адской темнице, и никогда света не видеть, и всего лишиться утешения вечно; тяжко зде жажду терпеть и желать, но не иметь прохлаждения, но тяжчае будет вечно. Словом, тяжко есть всякое страдание временное, или на душе, или на теле бываемое, – всяк тое знает; но несравненно тяжчайшее вечное, и ради величества, и ради продолжения, яко бесконечное, которое и душою и телом будут терпеть осужденнии. Тень есть временное страдание вечного страдания; но сколько тень разнствует от истины, столько временное страдание от вечного. Тень есть ничто в сравнении с истиною: и временное страдание ничто противу вечного. Временное всякое страдание не без утешения, но вечное никакого утешения не имеет. Познавай убо вечное страдание от временного и берегись, да не впадеши в тое; ныне сходи умом во ад, да не потом душою и телом снидеши. Огневицы и лихорадки, в которой неумеренное движение крови бывает, и зубной болезни, и темницы, и уз, и биения, и прочих временных бедствий терпеть не можеши: како стерпишь огнь жгущий, но не сожигающий, червь грызущий, но не поядающий, скрежет зубов, тьму кромешную, скаредный вид демонов, и плач, и стенание, и рыдание, и прочая злая како стерпиши? Помышляй сия и соравняй временное с вечным страданием, и проженется^[299] сим размышлением, как бичом, суета от сердца твоего. Воистину на ум не приидет тебе ни честь, ни слава, ни богатство, ни у го дне мира сего: хлебом, и одеянием, и хижиною доволен будеши, но все тщание и попечение твое будет о том, как бы от оного бедствия избавитися. Предостерегаешь себя от болезни и другого бедствия временного, яко видишь тое: како не будешь стараться, чтобы в вечную беду не попасть, когда память и страх того в сердце твое вселится? Возьми в рассуждение оное Спасителево слово: Кая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит, или что даст человек измену за душу свою?^[300] И соравняй время с вечностию и мир приобретенный с погибшею душою. Нет никакой пользы, где души нет спасения. Что тебе во всем мире, когда душа погибает? Души убо твоей спасение дороже тебе должно быть паче всех мира сего сокровищ, паче неба и земли и паче всея славы, от всего мира воедино собранныя. Душа бо без всего того на оный век отыдет и ничего с собою не возьмет, как и в мир ничего не внесла; а относит отсюду только или спасение, или погибель.

8) Обратим ныне очи наши сердечныя к вечному животу и от мира сего и в мире сем случающихся^[301], как от тени истину, будущее оное блаженство познавати научимся, – к чему вера наша христианская да руководствует нас: без веры бо ни понята, ни говорити о будущих и невидимых не можем ничего. Веры же основание твердое и непоколебимое есть Божие слово и милостивое Его обещание о Христе Иисусе Господе нашем. Знаешь сам, с каким ликованием и торжеством воини, победивше неприятеля, возвращаются в отечество свое, и всяк по заслуге своей приемлет честь от царя своего: с коль большим несравненно торжеством душа, которая зде подвизалася противу мира, плоти и диавола, победивши тех врагов, восходит в Отечество свое – небо и приемлет почесть тамо от Царя Небесного Христа? Радуется воин, победою и честию от царя прославлен: как несравненно возрадуется душа, когда от Царя Небесного за подвиг и победу прославится?

Паки, когда сын к отцу своему из дальней страны возвратится, с коликою радостию отцу является, и видит лице его, и от отца сретается и приемлется! С коликою радостию и веселием благочестивая душа от мира сего, дальней страны и странствования и плачевной юдоли, возвратится к Небесному Отцу, и увидит святейшее лице Его, и поклонится Престолу славы Его, и от Него святейшими обымется объятиями! Тогда радость будет на небеси о таковой душе: возрадуются Ангели Божии и вси святии о таковой душе и воспоют благодарственную песнь: Слава в вышних Богу!^[302].