Чон Хэён
День похищения

Мёнчжун свернул налево и, оказавшись ровно на том самом месте, где в прошлый раз сбил Рохи, остановил машину. Перед нужным ему домом творился какой-то бардак. Точнее, даже не совсем бардак – просто дом был со всех сторон окружен толпой людей. Тем, кто стоял сзади, мешали головы передних, поэтому они раскачивались из стороны в сторону, чтобы увидеть, что же там происходит. Похоже, народ так спешил сюда, что даже свет в домах не успел потушить.

Выключив фары, Мёнчжун сдал чуть назад. Инстинктивно он догадался, что при таких раскладах лучше не подъезжать прямо к дому на глазах у всей толпы. Оставил машину чуть поодаль и к месту скопления людей пошел пешком. Чем ближе он подходил, тем плотнее становился гул. Люди смотрели в сторону дома с нескрываемым любопытством.

Мёнчжун оглядел зевак. Ему нужен был кто-то говорливый, кто охотно поделился бы с ним тем, о чем судачат люди, при этом не сильно интересуясь, что здесь делает посторонний мужчина явно не из этого района. Он обратил внимание на женщину лет пятидесяти, подошел поближе, но та даже не взглянула на него.

– А что тут случилось?

То ли его расчет оказался неверным, то ли женщина просто не расслышала вопрос, но она, скрестив руки на груди, с застывшими зрачками продолжала смотреть прямо перед собой. Мёнчжун непроизвольно повернулся в ту же сторону. Видно ничего не было – люди впереди загораживали обзор. Сам он был немаленького роста, но перед ним возвышалась голова высокого худощавого мужчины в одной пижаме. «Похоже, прямиком из постели выскочил и сразу сюда прибежал…» Мёнчжун наклонился чуть в сторону от маячившей головы – и остолбенел от изумления.

Вход в дом Рохи был перекрыт – его охраняла полиция. Наверное, из местного отделения на усиление прислали. Но если так, то тогда что-то должно было случиться внутри дома…

И тут кто-то закричал:

– Выходят!

Ворота открылись, из них показался полицейский в белом защитном комбинезоне и маске. Руки у него находились за спиной – он нес что-то, накрытое белым покрывалом. Труп! По толпе волной прокатился гул. Кто-то зацокал языком, у кого-то вырвался стон.

– Ч-ч-что тут с-с-случилось?

Вопрос задал кто-то из собравшихся. Мёнчжун развернулся, чтобы получше расслышать ответ: похоже, что молодая девушка, обхватившая себя руками, сейчас объяснит, что к чему.

– Говорят, что убийство.

У Мёнчжуна в голове словно белая вспышка полыхнула. Он отрешенно посмотрел на носилки: было непонятно, мужское это тело или женское, кто-то из родителей Рохи или еще некто. У Мёнчжуна все мысли перемешались, словно его двинули по голове чем-то большим и тяжелым.

И тут народ снова зашумел – на улицу вынесли еще одно тело.

Глава 2
Убийство

1

Ку Окпун жила и работала здесь уже четыре года – с тех пор, как сын решил открыть свое дело и попросил у нее в долг на развитие бизнеса. Все свое имущество – а на ее имя был записан лишь захудалый домишко – она продала, отдала деньги сыну и переехала жить к нему и невестке. Но деньги деньгами, а все равно Окпун чувствовала себя обузой, и на душе у нее словно лежал тяжелый камень.

Где-то через год совместной жизни обстановка в семье стала натянутой. Всякий раз, когда невестка проходила мимо сына, она делала несчастные глаза, а еда на столе день ото дня становилась все скромнее и скромнее. Однажды утром, где-то в полдесятого, Окпун зашла на кухню: там было непривычно тихо. Тогда она заглянула в спальню – дверь туда была открыта словно напоказ – и увидела, что невестка валяется на кровати, повернувшись к ней спиной. «Разбудить ее, что ли? Или сначала завтрак приготовить, а потом разбудить?» Погруженная в эти раздумья, Окпун вышла в коридор, а потом направилась в клуб общения старшего поколения. В последующие дни ей доводилось, как и раньше, сидеть за одним столом с невесткой, но все чаще и чаще она уходила из дома в клуб, где и проводила все больше и больше времени.

Там у нее появились подружки. Одна из них начала подрабатывать, помогая людям по дому. Окпун решила пойти по ее стопам и тоже обратилась в Центр занятости населения. Молодая сотрудница центра, на вид не больше 26–27 лет, сразу предупредила: «Ну, без опыта работы шансы не очень», но телефон у Окпун все-таки взяла. А ведь Окпун ее обманула: когда спросили, доводилось ли ей работать с привилегированной клиентурой в домовладениях премиум-класса, то она даже не поняла, о чем идет речь, но на всякий случай кивнула…

Так она и оказалась здесь. Место предполагало постоянное присутствие прислуги в доме, то есть проживание вместе с хозяевами. Поначалу Окпун сомневалась, но в конце все-таки приняла предложение. Сын с невесткой тоже поначалу не знали, как реагировать на эту новость, но стоило женщине сказать, что жить она будет у нанимателей, как невестка тут же приготовила на ужин дорогую вкусную рыбу.

Так прошло четыре года. Работа была не очень тяжелой. В принципе, людям для жизни нужно примерно одно – прибраться, приготовить да постирать. Когда она изредка что-то путала и делала не так, то, конечно, приходилось выслушивать упреки, но «уж лучше здесь за деньги, чем дома от невестки бесплатно» – так она считала. В доме этом жила семья именитого профессора Чхве Чжинтхэ, но чем конкретно он занимался, ей было непонятно: Окпун и слов таких не знала – что-то труднопроизносимое. Жену этого научного профессора звали Со Чжинъю – это была очень приятная и добродушная женщина. Целыми днями она либо читала, либо распивала чаи, а когда Окпун заходила к ней прибраться, то деликатно выходила в сад, чтобы не мешать домработнице. У супругов еще была дочь, причем занята она была не меньше, чем отец. Когда Окпун впервые ее увидала, то поначалу приняла за мальчика: стрижка короткая, взгляд твердый. Правда, лицо у нее было необычной белизны, и губы ярко-красные, так что когда у нее отрастали волосы или она надевала юбку, то девочку можно было бы назвать красивой. Вот только даже в разгар лета она чуть не каждый день носила плотную куртку-кимоно и широкие, волочащиеся по земле штаны-шаровары. Лишь потом, когда девочку показали по телевизору в программе о молодых дарованиях, Окпун поняла, почему дочь профессора все время носит такую форму: она занималась корейским мечевым боем.

Много ухода за ней не требовалось: Окпун нужно было лишь прибираться у нее в комнате и стирать белье. Когда девочка приходила со своего фехтования, то занималась с учителем английского. Когда английский заканчивался, приходил репетитор по другим предметам или еще какой учитель. По сути, времени отдохнуть у бедняжки не было. Окпун как-то захотела ей помочь и хотя бы портфель разобрать, так та не дала, сказала: «Я сама» – и точными, уверенными движениями рук расставила книги по нужным местам, строго следуя четкому принципу: для каждого предмета своя полка, внутри полки книги выставлены по размеру – точно так же, как и у ее отца. Вот уж воистину родная кровь…

В общем, работа в этой семье если и не была совсем уж курортом, то и слишком изнурительной ее тоже назвать было сложно. Поэтому Окпун решила, что если позволят, то она будет помогать им до тех пор, пока силы остаются. И тут профессор обратился к ней с предложением:

– У вас же как такового отпуска еще не было? Вот, съездите куда-нибудь, отдохните, развейтесь, а потом снова за работу. – И он с улыбкой протянул ей пухлый конверт.

Видя, что глаза на ее морщинистом лице округлились от удивления, профессор снова улыбнулся:

– Вы же за все это время отпуск ни разу не брали? Ну так навестите сына или отправьтесь куда-нибудь в путешествие.

Окпун долго отнекивалась и отказывалась, мол, не нужно, «да какое там путешествие?» и «зачем мне столько?», но все это было притворством – искренности здесь не было от слова «совсем». С сыном увидеться ей не так уж чтобы очень хотелось, но вот по внукам Окпун соскучилась. С такими деньгами она может детишкам и одежонку новую прикупить или мясца на ужин, так чтобы не смотрела на нее невестушка каждый день таким кислым взглядом.

Ее план сработал на отлично: внуки, оторвав задницы от дивана, схватили подарки в охапку и запрыгали вокруг бабушки, как семечки на сковороде. А невестка не поскупилась поставить на стол крабов в соевом маринаде – деликатес, который ей передали из родительского дома. И общалась со свекровью так почтительно! Чуть не после каждого слова приговаривала: «Матушка, матушка», – ох и приятно ж было! Окпун все настолько нравилось, что она собиралась пробыть здесь еще пару дней, но постепенно ей вновь стало не очень уютно: и детям, похоже, бабушка стала надоедать, и во взгляде невестки явственно читалось: «Когда же она наконец уедет?» А когда родной сын за ужином спросил: «Мама, а тебя, часом, не уволили?», то это стало последней каплей. После этих слов ей от злости захотелось опрокинуть на родственничков стол, за которым они все так дружно сидели. Стол она, естественно, опрокидывать не стала – просто сделала вид, что нужно уходить, и где-то около семи вечера вышла из дома. Сын ее не удерживал и не просил остаться на подольше, а невестка, проводив до ворот, попрощалась и заперла засов.

Женщина хотела было взять такси, но передумала и поехала на автобусе. К дому своих хозяев она подъехала в 20:12. В это время доктор Чхве (ну тот, который профессор) обычно еще не был дома, или же если приходил, то сразу спускался к себе в лабораторию, располагавшуюся на цокольном этаже. Супруга же его в это время ложилась спать, если уже не лежала в постели. Окпун отперла ворота во двор своим ключом и прошла по ухоженному саду, порядок в котором раз в три месяца наводила специальная служба. Подойдя к входной двери, женщина набрала код на электронном замке и вошла внутрь.

– Ой-ой-ой, что это за вонь? – Она тут же зажала нос.

С таким запахом Окпун никогда не сталкивалась за все семьдесят лет своей жизни. Все окна и двери в доме были закрыты. В новостях передавали, что температура у них в Йонине обновила прошлогодний рекорд и достигла максимума за всю историю метеонаблюдений – 40 градусов, и это еще с учетом ветра и влажности.

Сперва Окпун подумала, что хозяева куда-то уехали и по рассеянности оставили продукты, и вонь в непроветриваемом помещении идет от них. Тогда ей не пришло в голову, что даже испорченные продукты так сильно вонять не могут. А смрад стоял такой, что она чуть сознание не теряла.

– Госпожа Со! – Окпун позвала хозяйку, но той нигде не было.

По-прежнему зажимая нос, Окпун прошла в гостиную и стремительно, как на добычу, кинулась к балконной двери. К этому моменту у нее по спине уже ручьями лил пот. Она думала, что сейчас в комнату ворвется жара, но странное дело – воздух с улицы показался ей прохладным. Выходит, что это внутри дома была такая неестественно высокая температура. А почему? Разве может быть такая парилка лишь из-за того, что все закрыто? Домработница начала осматривать дом. В гостиной была еще одна дверь, ведущая во внутреннюю комнату. Туда Окпун никогда не заходила. Профессор всегда запирал эту дверь на ключ, а ключ всегда носил при себе. Когда он брал ее на работу, то сказал, что ни в этой комнате, ни в лаборатории прибираться не надо. Ей было, конечно, любопытно, что там такое находится, но она никогда не пыталась разузнать подробности. «Лезть в личную жизнь хозяев или распускать о них слухи – это прямая дорога к увольнению», – именно так ей и сказали в агентстве по подбору персонала. Однако сейчас дверь в ту комнату была приоткрыта, и Окпун почувствовала, что туда обязательно нужно зайти. Сглотнув слюну, она осторожненько-осторожненько подошла к дверям.

– Господин доктор! – Никто не отозвался; тогда она слегка толкнула дверь кончиками пальцев. – Ой, батюшки! – И, помянув покойного отца, на подкашивающихся ногах попятилась назад.

В самом центре комнаты на полу лежал Чхве Чжинтхэ – он был проткнут здоровенным мечом с лезвием в метр длиной или даже больше. Из-за длинной рукояти, застрявшей у него в животе, профессор чем-то напоминал рыбу-удильщика. Вокруг было ужасно много крови – казалось, что пол покрыт красным ковром или покрывалом. Сумрак комнаты немного отступал перед светом уличного фонаря, проникающим через неплотно задвинутые светонепроницаемые шторы.

Продолжая пятиться, Окпун выбралась из дома на улицу. Трясущимися руками она едва сумела достать телефон и теперь в растерянности смотрела на экран, не зная, кого набирать: службу спасения или полицию. Наконец набрала службу спасения и назвала адрес. Но даже тогда она не догадывалась, что в той жуткой комнате до сих пор находился еще один человек. Этим человеком была хозяйка – госпожа Со Чжинъю. И именно от ее разлагающегося тела и шла такая вонь.

* * *

Расследование дела было поручено инспекторам Пак Санъюну и Чхэ Чонману из городского управления полиции Йонина. К их приезду сотрудники местного отдела уже успели выставить оцепление и натянуть заградительную ленту, чтобы блокировать территорию от толпы зевак. Зайдя внутрь, детективы увидели, что на месте преступления работает бригада криминалистов во главе с их знакомым экспертом Са Икчуном, который сам подошел к разыскникам.

– Обстановка на месте не нарушена: после того, как заявительница от испуга покинула дом, больше в него, судя по всему, никто не заходил.

– Благодарю за службу и надеюсь на дальнейшее сотрудничество.

Икчун не понял, что Санъюн балагурит; вместо ответа наморщил лоб – мол, зачем, это же моя работа – и пошел в дальнюю комнату, что была за гостиной. Похоже, что тела после звонка в полицию действительно никто не передвигал. Когда свидетельница сообщила об убийстве в службу спасения, то сразу же поступил запрос на привлечение к работе людей из городского уголовного розыска и Национальной службы судмедэкспертизы. Санъюн и Чонман надели латексные перчатки, бахилы и тоже зашли в гостиную. В принципе, там все было в порядке, так что они последовали за Икчуном во внутреннюю комнату, где, видимо, все и происходило. Ужасный запах разлагающегося тела заполнял все помещение, да и само место преступления выглядело кошмарно. Как и говорила заявительница, мужчина был проткнут длинным клинком, кровь заливала весь пол аж до порога. В самом дальнем углу комнаты стоял распахнутый настежь и абсолютно пустой сейф. Если повезет, то на нем останутся отпечатки – рядом уже стоял маркер с номером улики.

– Следы есть?

– Угу. Вот только не обуви – носков. Да и стопа не вся полностью отпечаталась, так что вывод о предположительном размере сделать будет сложно.

Санъюн по старой привычке потер указательным пальцем висок и погрузился в размышления.

– Шеф, взгляните.

Он повернулся на оклик Чонмана. На лестнице, ведущей на второй этаж, сидела пожилая женщина, прислонив голову к деревянным перилам. «Ага, это, должно быть, Ку Окпун: она и труп первой увидела, и в полицию сразу позвонила», – догадался детектив. Ему, конечно, хотелось получше обследовать комнату, но и беседа со свидетельницей тоже очень важна.

– Вы же госпожа Ку, правильно?

Та кивнула: в лице бедной женщины не было ни кровинки.

– Как вы себя чувствуете? Может, вас отвезти в больницу?

– Нет, все нормально. Это у меня от испуга… Ноги не держат…

– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, не возражаете?

Старушка сглотнула слюну, облизала пересохшие губы и с трудом произнесла:

– Хорошо.

Санъюн мотнул головой, давая знак подчиненному. Чонман сразу все понял, быстро огляделся по сторонам и принес из кухни стакан воды из кулера. Окпун лишь чисто символически смочила губы и тут же обхватила стакан двумя руками. Казалось, что если б она за него не держалась, то и сама не смогла бы больше сдерживаться.

– Давайте начнем с обстановки в доме. Расскажите, пожалуйста, что вы увидели, когда зашли внутрь.

Услышав спокойный голос Санъюна, Окпун подняла взгляд и заозиралась, словно ища кого-то глазами. Санъюн тут же сообразил, что это могло означать.

– Да, вы уже рассказывали это полиции, но прошу вас повторить еще раз, просто для того, чтобы уточнить некоторые детали.

Женщина кивнула и медленно начала говорить. С учетом того, что она была напугана и скована шоком, рассказ получился относительно внятным и логичным.

– Я не знала, что и госпожу тоже…

Приехав по вызову, полицейские обнаружили еще один труп. Свидетельница второпях не заметила его, так как он лежал за шторами. Когда домработнице показали тело, та неуверенно сказала, что это вроде как действительно ее хозяйка Со Чжинъю. Труп уже начал разлагаться и сильно распух от газов, образуемых во внутренних органах. В таком состоянии его даже родные точно опознать не смогли бы: тело раздуло, словно воздушный шар, который вот-вот лопнет. Ку Окпун опознала хозяйку лишь по ночной сорочке и по ожерелью. Понятно, что точные результаты даст лишь вскрытие, но на текущий момент можно было сказать, что жертва на 99 процентов является супругой убитого профессора.

– Когда вы зашли в дом, ничего странного не заметили? Ну, помимо того, что было очень жарко? Может, что-то пропало?

– Пропало… – механически повторила Окпун вслед за инспектором, и тут ее осенило. Она сейчас была похожа на человека, которого шибануло током: глаза выпучены, челюсть отпала. Стакан, за который она держалась как за спасательный канат, выпал из рук и, шмякнувшись о мраморный пол, со звоном разлетелся на мелкие осколки.

– Рохи!

– Что?

– Рохи пропала, профессорская дочка!

Ее крик, скорее похожий на рыдание, сменился пронзительной тишиной.

* * *

В голове у него все перемешалось, в глазах – сплошной туман. Или это не в глазах, а в голове помутнение? Сердце бешено колотилось от дурных предчувствий. Чем дальше он уезжал и чем хуже ему становилось, тем сильнее он давил на газ. Похоже, что мотор этой старой развалюхи не справлялся с такой нагрузкой: машина тряслась всем кузовом, но Мёнчжун этого просто не слышал – ему было не до этого. Да что ж там в конце концов произошло? Ведь он оттуда только девчонку забрал, а тут родители убиты… Кто это сделал? Полиция уже начала расследование. Понятно, сразу выяснится, что ребенок пропал. И что, они тут же подумают, что похититель и убийца – это разные люди? Ага, как же… Вопросы наваливались на него скопом, хороня под собой.

«Стоп!» Резкий удар по тормозам, визг колес, машина застыла у обочины. Мёнчжун как припадочный зашарил по карманам в поисках телефона. Нашел, начал вытаскивать, в суете уронил куда-то на коврик, так что пришлось нагибаться и поднимать. Потом открыл бардачок, достал упаковку салфеток, в спешке выдернул сразу несколько штук и лихорадочно начал протирать поверхность телефона, стирая отпечатки. Этого ему показалось мало; он вытер мобильный о майку и штаны, а потом еще раз салфеткой, после чего забросил в кусты. Потому как его звонки на телефон профессора наверняка окажутся последними. Пусть убитый на них и не отвечал, но полиция обязательно пробьет номер, с которого звонили. Да, телефон «левый» и официального владельца они не найдут, но откуда шло соединение они установят: определят ближайшую базовую станцию, принимавшую сигнал, и его одинокий дом на склоне горы вычислят без проблем, это просто вопрос времени. Сколько у него осталось? Дня два? Или уже через день у его дома нарисуются легавые? Мёнчжун снова завел машину. Вот только свернул не направо, к дому, а налево.

Проехав по трассе еще где-то минут 50, он достиг темного участка дороги и углубился в горы. Мёнчжун хорошо знал эту местность. После продажи дома у него не осталось вообще ничего: жить ему было негде, и в поисках хоть какого-то крова он добрался до этого района. Камер наблюдения здесь было мало, а те, кто мог его узнать, старались обходить это место стороной – район был неблагополучный и пользовался дурной славой. Одна фирма начала было застраивать его малоэтажками, успела поставить только коробки зданий, но потом обанкротилась и перестала ими заниматься, так что в округе постепенно воцарялся бардак. Миновав так и не облицованные стены малоэтажек, Мёнчжун проехал чуть дальше в горы и заглушил мотор. Раз тропинок нет, то и жилья нет, а значит, и свидетелей не будет.

Выйдя из машины, он открыл крышку бака и сделал глубокий вдох; в воздухе уже чувствовался густой запах бензина. Порывшись в карманах, Мёнчжун достал зажигалку. Дочка всегда ругала его за то, что он курит, и Мёнчжун собирался выбросить зажигалку, да все руки никак не доходили. Он заозирался по сторонам – рядом валялся кусок обоев. «Ага, пойдет на фитиль». Собравшись с духом, он поджег бумагу, сунул в бензобак и тут же бросился бежать от машины как можно дальше. Секунды не прошло, как прогремел мощный взрыв. Обернувшись, Мёнчжун увидел, что автомобиль весь объят пламенем.

«Нужно встретиться с Хеын», – подумал он.