Мельмот Скиталец – Чарлз Роберт Метьюрин

Всегда привлекала тематика сделки с Дьяволом, продажи души, последствий этого выбора. Завязка романа хороша (собственно, она содержится в описании), она цепляет, держит в напряжении, читатель хочет узнать тайну предка Джона – Мельмота Скитальца, но, вместо того, чтобы погрузиться в прошлое Мельмота, мы читаем о судьбах сторонних людей, которые мельком встречали его на своем пути. Где-то 1/3 книги – рассказ о жизни монаха не по призванию, но по принуждению – Алонсо Де Монсара и еще никто так не выводил меня. Эта его жизнь – сплошное нытье, жалобы, истерия, словесный понос, никого он не любил кроме себя, ничего для него не свято, кроме себя, никакой самостоятельности, все всегда за него делали другие, как же я мечтала, чтобы его судьба закончилась так, как той несчастной пары в склепе. О самом Мельмоте говорится местами, судьба Джона также не раскрыта. Само произведение – мечта графомана, посоревнуется с латино-американскими сериалами 90-х, где за 10 сезонов по 500 серий бесконечных всплескиваний руками и фальшивыми слезами стоит банальный сюжет, умещающийся в среднестатистический фильм на 1,5 часа.

P.S. Из биографии автора узнала что он был священником/викарием и занимался любимым делом (ну да, история о Алонсо и жизни монахов это, очевидно, подтверждает).

«Если я обладаю каким-либо талантом, то он заключается в умении представить темное еще более мрачным и изображать борение таких страстей, когда душа находится на грани между недозволенным и святотатственным» Чарльз Роберт Мэтьюрин

«Роман занимался до сих пор превратностями судьбы, счастливыми или несчастными случайностями, социальными отношениями, борьбою страстей, характерами, но оставил совсем без внимания самое существо человеческой личности.» Андре Жид

Отношения с «Мельмотом…» складывались у меня непросто. Начиналось с любопытства и предвкушения чудесных осенних вечеров с книгой: английская классика, которую я нежно люблю, знаменитый роман начала 19-го века, который кто только из литераторов не читал и не цитировал, начиная от Байрона до Пушкина, и чуть ли не разочарование в первые пару дней чтения. Многословие, театральность сцен, утомляющий «высокий штиль», романтические приемы, встречавшиеся уже не один десяток раз, многослойная конструкция романа, напоминающая какую-то бесконечную матрешку, где по окончании каждой случайно найденной рукописи, обрывающейся на самом интересном месте неизменно и вновь случайно обнаруживается новая… Слишком всё это напоминало «Рукопись, найденную в Сарагосе» Яна Потоцкого, одну из немногих книг, которую я бросала столько же раз, сколько и начинала читать. Всерьёз начинало казаться, что чтение превратится в историю про мышь и кактус, но вдруг как – то незаметно для меня самой восприятие текста совершенно изменилось.Быть может, дело в магии затягивания читателя в путешествие по притягательным пространствам: Ирландия, перемещение в Испанию, продолжение путешествия в Англии (в Лондоне), опять в Испании, на острове в Индийском океане, снова в Испании, в Англии и т. д. Быть может, дело в причудливо текущем в «Мельмоте…» времени – читаешь и пытаешься сложить пространственно-временной паззл, мысленно выстроить линейное повествование, проследить связи между персонажами и событиями. А, может быть, просто впускаешь в себя поэтический образный мир Мэтьюрина и как будто выпадаешь из современности. Интуитивно, на уровне ощущений приближаешься к художественной реальности без фотографии, телефона, кино, телевидения, интернета и пр. и пр. Мир «Мельмота…» – это мир, когда способом изображения внешности была живопись, способом описания событий, пейзажей или людей – многостраничные письма, в картине мира людей непременно были Бог и Дьявол, праведное и греховное, а наличие у человека бессмертной души считалось безусловным фактом. И я сейчас не о том, что при чтении книги Мэтьюрина нужно знать и помнить исторические реалии и делать скидку на время написания, а, напротив, о том, что магия романа в том, что нечто можно воспринимать непосредственно и с удовольствием безо всяких специальных знаний и «скидок». Во времена Мэтьюрина кто только не писал историй о мрачных тайнах, старых замках и зловещих монастырях, проклятьях и предсказаниях, гонениях и преследованиях благородных героев жестокими злодеями, а позже кто только не смеялся над приевшимися «штампами» готических романов. Но Мельмот – один из немногих героев, намного переживших своего создателя, продолжающий своё скитание годы и годы после своей литературной смерти. Думаю, что дело в том, что «Мельмот…» – это не просто сборник историй о необыкновенных происшествиях, объединенных участием колоритного и загадочного героя. Как бы дико это не прозвучало, роман – достоверен, правдив и современен. Не в смысле документальности, конечно, а в описании того самого существа человеческой личности, чувств, эмоций, постановке важнейших вопросов жизни человека и общества.Вот так Мельмот в тайной беседе с Исидорой говорит о любви:

«Любить, прелестная Исидора, означает жить в мире, который создает себе твое сердце и чьи формы и краски столь же ярки, сколь и иллюзорны и далеки от жизни. Для тех, кто любит, не существует ни дня, ни ночи, ни лета, ни зимы, ни общества, ни одиночества. В их упоительной, но призрачной жизни есть только два периода, которые в сердечном календаре обозначаются двумя словами: свидание и разлука» Вроде бы и не пристало автору, писавшему в традиции романтизма, говорить об иллюзорности любви, а вот ведь. В который раз убеждаюсь, что талант – это всегда некое сверхвидение, и вновь радуюсь, что в книгу удалось вчитаться.А вот так Мэтьюрин от лица Мельмота говорит об обществе, власти и войнах:

«…создали себе королей, иначе говоря, тех, кому сами же они дали право вытягивать посредством податей и золото, которое порок помогает скопить богачам, и жалкие крохи, которыми в нужде своей пробавляются нищие, до тех пор пока вымогательство это не проклянут как замки, так и лачуги они тешат себя тем, что устраивают войны, иными словами, собирают такое число человеческих существ, какое только им удается нанять для этой цели, чтобы те перерезали горло меньшему, равному или большему числу других существ, нанятых таким же способом и с тою же целью. У существ этих нет ни малейшего основания питать друг к другу вражду, ибо они не знают и ни разу даже не видели своих противников. Быть может, при других обстоятельствах они могли бы даже хотеть друг другу добра в той мере, в какой это вообще может позволить людская злоба, но с той минуты, как их наняли для совершения узаконенных убийств, ненависть становится для них долгом, а убийство – наслаждением».Почти двести лет прошло со времени написания этих строк, а изменилось ли что-нибудь? А изменится ли еще через двести лет? И так ли ужасен Мельмот, более полутора сотен лет проживший в таком обществе и не дождавшийся прогресса?Мне Мельмот кажется очень близким вне зависимости от его прегрешений и конкретики жизненных обстоятельств. Наверное, это потому, что в описании скитаний Мельмота я ощущаю явственные экзистенциальные мотивы. И его личность кажется много более сложной, чем романтическое воплощение некоего «зла». Сложность композиции романа словно подчеркивает сложность натуры героя. Яростное стремление к познанию тайн мира и воплощению себя, мучительные внутренние конфликты, ощущение отчужденности, одиночества и бесприютности, безжалостная критичность и, одновременно, стремление к людям, желание отказаться от своей судьбы, трагическая невозможность это сделать и превращение цепочки таких попыток отказа в судьбу – всё это в личности главного героя и удивительное сочетание психологизма и символизма романа делают для меня невозможным не полюбить книгу.Если всё вышесказанное не кажется вам достаточным основанием для того, чтобы познакомиться с романом Чарльза Мэтьюрина, приведу ещё три причины это сделать:1. «Мельмота-скитальца» читали и любили Вальтер Скотт, Байрон, Стивенсон, Теккерей, Уайльд, Готорн, По, Нодье, Гюго, Бальзак, Бодлер, Пушкин, Лермонтов, Делакруа и Фюзели писали картины, иллюстрирующие сюжет романа. Если вам понравится, то вы будете в отличной компании!2. Совершенно чудесный «фанфик» к «Мельмоту-скитальцу» написал Бальзак. В своем «Прощенном Мельмоте» менее склонный к метафизике и идее о превосходстве над земными радостями загробного райского блаженства, чем священник Мэтьюрин, Бальзак приводит Мельмота в Париж и рассказывает о том, как можно избавиться от проклятия в обмен на земные блага. 3. В романе Мэтьюрина описывается сжигание некоего портрета с надписью «Дж. Мельмот, 1646 год», о герое же говорится, что его внешность не менялась в течение полутораста лет:

«…он не потерял ни единого волоска на голове, а на его лице не появилось ни одной морщины».

Вам это ничего и никого не напоминает?

Начинаю писать эту рецензию по первым впечатлениями о произведении, на которое я изведу, похоже, всё лето. Как это часто случается, объем книги обеспечен неоправданным словоблудием и литьем воды, что меня всегда раздражает. Возможно в период написания этого многостраничного монумента такой стиль повествования и приветствовался обществом, но в нашем веке скоростей он сильно мешает восприятию романа в целом. Дойдя до его середины, я уже смутно воскрешаю в памяти то, с чего у них там все начиналось (страшусь подумать, что же останется в ней к концу). Кроме того, я впервые встречаюсь с такой матрешкой. Мельмот младший рассказал нам то, что рассказал ему Алонсо Монсада о том, что рассказал ему еврей Адония о том, что… что ждёт меня внутри очередной матрёшки? ) Скажу честно, что первый слой этого если хотите многослойного пирога – начало – мне даже очень нравился. Заброшенный мрачный замок с его тайнами, шторм и непогода, юный наследник… было увлекательно и многообещающе. Второй слой – жизнь и страдания Монсада – был уже скучен и уныл. Я никак не могла найти для себя оправдания его нытью и нелогичным метаниям. Непоследовательность, возведенная в принцип. Нет, мне не было его жаль. Принимая обет даже поддавшись психологическом давлению со стороны, надо нести этот крест до конца и не канючить «Меня заставили…», наматывая сопли на кулак. Третий слой – любовная история Иммали и Скитальца – меня уже раздражал. Даже делая скидку на то, что девушка росла в одиночестве, как дикий цветок, и ни чему в этой жизни не обучалась, все равно её умственные способности вызывают недоумение. Скиталец ей намекает-намекает, намекает-намекает на своё адское происхождение… А она ну совсем ничего не понимает! Наивность на грани слабоумия? Или жизненная позиция – не признавать очевидность, чтоб не брать на себя ответственность за свои поступки. Очень удобно и хитро тогда – позиция обманутой жертвы.Какая начинка ждёт меня в следующих слоях этого пирога?Спустя несколько недель. Наконец-то я домучила этот роман! Что в сухом остатке? Раздражение. Ещё один пример того, что любую гениальную идею может погубить словоблудие. Талмут, способный убить вашу любовь к чтению.