Брэм Стокер
Змеиный перевал

– Шо сталося с деньгами-то? Хоцца узнать? Шо ж, обскажу, как дело было. Тока пусть миссис Келлиган плеснет мне еще пуншу, коли жинтману так любопытно. Говаривают, якобы один офицер, шо отвечал за деньги, улизнул с пятью али шестью солдатами. Сундук был тяжеленный – кованный железом да доверху набитый золотом. Эхма! Огромный сундучище – шо энтот стол, – полный золотых да бумажных денег. И ни одной серебряной! Вона как. Одно золото.

Старик замолчал, наблюдая, как миссис Келлиган наполняет кувшин пуншем.

– Тока не шибко много воды лей, коли ты меня любишь, Кэтти. Знаешь ведь мою слабость! Так вот… Говаривают, много сил потребовалось, шоб затащить тот сундук в лодку. Ночь выдалася темная, да к тому ж все вокруг окутало дымом. Высадилися они на берег около Киллалы, поставили сундук на орудийный лафет, который тянули две лошади, да двинулися на юг. Да тока говаривают, будто никого из энтих солдат боле не видали. Проследили их до Арднари и Лох-Конна, опосля до Каслбара и Лох-Карры, а дале до Лох-Маска и Лох-Корриба. Тока в Голуэе они так и не появилися, хоть за рекой тама следили день и ночь, их поджидаючи. Куда солдаты подевалися, одному Господу ведомо. Говаривают, будто несладко им пришлося. Они погрузили сундук, лошадей да лафет на лодку, а когда не могли плыть, волокли лодку по земле до следующего озера. В то время напала на Ирландию засуха. Озеро Лох-Корриб обмелело на несколько футов, чего отродяся не бывало. Лодку опосля нашли в верховьях реки Биланабрак, и лежала она тама много лет. Тока с той поры и до сего дня ни о сокровище, ни о людях, ни о лошадях боле не слыхали. Вона оно как!

Старик опять переключил внимание на пунш, сделав вид, что закончил свой рассказ.

– Вот те раз! – воскликнул Макглоун. – Энто ведь не все. Давай-ка, приятель, продолжай, опосля пунш прикончишь.

– Ну-ну! Конечно ж, вам охота услыхать, чем дело завершилося. Тока вот никому сие не ведомо. Говаривали, будто солдаты те бросили лодку, когда отправилися на запад, и шли, покуда не набрели в ночи на гору. Тама они сундук и закопали. Лошадей убили, а можа, на них ускакали. Как бы то ни было, никада их боле не видали. Но деньги спрятаны тута, в горе! Энто так же верно, как шо вы все живы. А иначе с чего б горе зваться «Нокколтор» – горой потерянного золота, раз денег тута нет?

– Твоя правда, – пробормотала старуха с короткой глиняной трубкой в руке. – С чего бы? Тока есть люди, которые не верят даже в то, шо у их прямо перед глазами!

Она выпустила изо рта облачко дыма, словно молчаливо осуждая проявление скептицизма, коего, впрочем, никто из присутствующих не выказывал.

Повисла долгая пауза, которую нарушала лишь одна из старух, время от времени издававшая то ли вздох, то ли еле слышное бормотание, словно призванные заполнить образовавшуюся пустоту. Она была профессиональной плакальщицей и, очевидно, прекрасно выполняла свою работу. Наконец молчание нарушил старый Мойнахан:

– Вот все же странно, шо вокруг энтой горы ходит стока лягенд, сплетен да пересудов об всяких там змеях и прочих гадах. Не шибко-то мне верится, шо все они убралися из Ирландии. А энто болото? Так до сих пор и не угомонится. Все бродит и бродит с места на место. Нет-нет, совсем я не поручусь за то, шо не осталося в горе змей!

– Твоя правда! – ответил хор голосов.

– Не забывайте и про черную змеюку! – заметил кто-то из присутствующих.

– Которая с бакенбардами, – добавил другой.

– Эхма! Как бы святому Патрику вновь не пришлося вмешаться, – покачал головой третий.

– О ком это они? – шепотом осведомился я у Энди.

– Тише! – одними губами ответил тот. – Тока не говорите никому, что от меня услышите! Энто они о Черном Мердоке.

– Что или кто этот Мердок? – вновь поинтересовался я.

– Гомбин.

– И что это означает?

– Да не пытайте меня! – отмахнулся Энди. – Поспрошайте лучше тутошних людей. Им энто лучше меня ведомо.

– Кто такой гомбин? – обратился я к собравшимся.

– Гомбин-то? Шо ж, я вам расскажу, – откликнулся пожилой мужчина с проницательным взглядом, сидящий по другую сторону очага. – Энто человек, шо ссуживает вам несколько шиллингов али фунтов, кода вы в их шибко нуждаетеся, а опосля не отстанет до тех пор, покуда не отберет у вас все – землю, хибару, пожитки и деньги до последнего пенни. Он бы и кровь из тела забрал, коли знал бы куда ее применить!

– А, я понял: это кто-то вроде ростовщика.

– Ростовщика? Энто пожалуй. Да тока тот в городе живет и закон над им есть. А гомбин ничего не боится и закон ему нипочем. Об таких в Писании говорится: «Растирает в порошок лица бедняков». Дьявол его забери!

– Полагаю, этот Мердок – человек со средствами? Он богат?

– Богат? Да уж, деньжата у него водятся. Мог бы отседова уехать, коли вздумалось бы ему поселиться в Голуэе али в Дублине. Тама и ссужал бы деньги богатым людям – землевладельцам всяким. То было б лучше, чем глотать тутошних бедняков одного за другим. Но он не может уехать! Не может! – Глаза крестьянина вспыхнули таким мстительным огнем, что я обернулся к Энди за разъяснениями.

– Не может уехать! Почему? Как это понять?

– Тише! Не пытайте меня. Вон лучше Дэна поспрошайте. Он ему денег не должен!

– Кто из этих людей Дэн?

– Да вона тот старик, что сейчас говорил, Дэн Мориарти. Деньги у его в банке лежат. Земля своя. Он не боится говорить про Мердока.

– Кто-нибудь из вас объяснит мне, почему Мердок не может покинуть гору? – громко спросил я.

– Дак я могу, – тотчас же откликнулся Дэн. – Он не может уехать, потому шо гора его держит!

– О чем это вы? Как гора может держать?

– Держит так, шо не вырвешься, скажу я вам! На то имеется множество причин. Кого-то держит одно, а какого-то – другое. Но хватка у горы крепкая, шо верно, то верно!

В этот момент дверь внезапно распахнулась, и ворвавшийся в нее порыв ветра всколыхнул полыхавший в очаге огонь. Все тотчас же поднялись со своих мест, поскольку вошедший оказался священником. Это был хоть и крепкий мужчина, ему потребовались недюжинные усилия, чтобы захлопнуть дверь. Справившись с этим, до того как подоспела помощь, новоприбывший поприветствовал собравшихся:

– Храни вас всех Господь.

Все сразу же засуетились, желая услужить святому отцу: кто-то забрал у него насквозь мокрое пальто, кто-то – шляпу, с которой стекала вода, а третий предложил ему самое теплое место возле дымохода. Когда священник уселся, миссис Келлиган тотчас же принесла ему кружку горячего пунша:

– Испейте, ваше преподобие, а то, не приведи господь, простудитесь.

– Благодарствую, – ответствовал священник и, залпом выпив содержимое, произнес: – А что это я такое слышал о горе, которая якобы удерживает подле себя человека?

– Энто я говорил, ваше преподобие, – подал голос Дэн, – шо гора крепко удерживает Черного Мердока.

– Ну-ну, приятель! Не стоит говорить такой чепухи. Дело в том, сэр, – произнес священник, окидывая взглядом присутствующих и поворачиваясь ко мне, – что местный люд любит рассказывать всякие небылицы об этой якобы приносящей несчастье горе. Откуда берутся эти слухи, одному Господу ведомо. А этот Мердок, которого местные называют Черным, не только ростовщик, но и фермер. Его здесь не любят, потому что он тяжелый человек и с многими обошелся довольно жестоко. Когда они говорят, что гора его держит, имеется в виду его нежелание покидать эти места, потому что он не оставляет надежды отыскать сокровище. Не могу сказать с уверенностью, но, мне кажется, виной всему различные названия, данные вышеозначенной горе. Самое распространенное – «Нокколтекрор», произошедшее от ирландского выражения «Knock-na-callte-crōin-ōir», что означает «Гора потерянной золотой короны», но иногда гору называют и «Нокколтор» – от ирландского «Knock-na-callte-ōir», то бишь «Гора пропавшего золота». Говорят, что в старину ее и вовсе называли «Нокнанаэр» – «Змеиная гора». И действительно есть такое место – Шлинанаэр, то есть Змеиный перевал. Посему осмелюсь заметить, что сейчас вы как раз и выслушали пересказ всех этих легенд и домыслов. Полагаю, вам известно, что в большинстве таких поселений, как это, фантазия местных жителей била через край, оставив после себя богатый урожай совершенно абсурдных и нелепых историй?

Я молча согласился, поскольку был тронут желанием доброго священника объяснить суть дела и при этом не осудить приютивших меня людей за невежественные взгляды, коих не разделял. Священник тем временем продолжал:

– Просто удивительно, что люди зачастую склонны облекать абстрактные идеи в конкретную форму. Нет сомнений в реальности странных событий, имеющих отношение к этой горе. Возьмем, к примеру, блуждающее болото. Люди не смогли объяснить его природу доступным им способом, а посему сочинили легенду. Справедливости ради стоит заметить, что легенда довольно древняя и упоминается в рукописи двенадцатого века. О ней на время забыли, но около сотни лет назад, когда во время французского вторжения под Киллалой пропал сундук с деньгами, воображение местных жителей от Донегала до Корка заработало с новой силой. Все единодушно решили, что вышеозначенный сундук спрятан где-то рядом с горой Нокколтор, хотя тому нет совершенно никаких подтверждений. – Священник окинул присутствующих суровым взглядом. – Мне даже немного стыдно, что заезжий джентльмен вынужден слушать все эти глупости и домыслы, преподносимые так, будто это истина. Впрочем, вам не стоит судить этих людей слишком строго, сэр, ибо народ здесь очень хороший – возможно, самый лучший во всей Ирландии или даже во всем мире. Их беда состоит лишь в том, что они слишком много болтают.

Все присутствующие некоторое время хранили молчание, пока его не прервал старый Мойнахан:

– Знаете, отец Петер, я-то ничего не говорил ни про святого Патрика, ни про змей, ибо сам ничегошеньки об энтом не знаю. Говорю тока то, шо слыхал от своего папаши. А тот собственными глазами видал, как хранцузы перебралися через речку внизу и направилися к горе. Луна поднималася с востока, и от горы пролегла тень. Тама было два человека, пара лошадей да здоровенный сундук на пушечном лафете. Поклажа была такая тяжелая, шо колеса увязали в глине, и людям приходилось вытаскивать повозку. К тому ж на следующий день мой папаша видал на дороге следы от энтой повозки.

– Бартоломью Мойнахан, ты говоришь правду? – строго прервал старика священник.

– Истинную правду, отец Петер. Вот не сойти мне с энтого места, коли вру!

– А как же случилось, что ты никогда прежде этого не говорил?

– Так говорил же ж! Кажный, хто тута есть, может энто подтвердить. Тока то было по секрету.

– Твоя правда! – откликнулся хор голосов. Подобное единство выглядело весьма комично, и люди на несколько секунд замолчали и смущенно потупили глаза. Воспользовавшись возникшей паузой, миссис Келлиган наполнила кувшин пуншем и поспешила разлить его по опустевшим кружкам. Присутствующие сразу же оживились и возобновили беседу. Что до меня, то я чувствовал себя весьма неуютно, поскольку никак не мог найти услышанному разумного объяснения.

Полагаю, люди, как и простейшие представители животного мира, от природы обладают определенным набором инстинктов. И вот теперь я словно ощущал рядом с собой чье-то присутствие.

Я тихонько огляделся по сторонам. Рядом с тем местом, где я сидел, в наиболее укрытой от непогоды части дома, в углублении в стене имелось небольшое оконце, почти полностью скрытое тенью священника, сидевшего рядом с очагом. Я вдруг увидел в окне человеческое лицо, прижавшееся к решетке, заменявшей стекло. Мелькнувшее в окне всего на мгновение, оно показалось мне темным и зловещим. Я смог разглядеть профиль человека, внимательно прислушивавшегося к разговору и явно не замечавшего моего пристального взгляда. А старый Мойнахан тем временем продолжал:

– Мой папаша схоронился за кустом утесника – ну прямо шо тот заяц, но те люди опасалися, как бы их хто не увидал, и озиралися по сторонам. Потом они принялись карабкаться в гору, а тута облако луну накрыло, и мой папаша боле ничего не видал. Тока опосля заметил двух людей на южном склоне горы, аккурат рядом с участком Джойса. Вскоре они снова кудай-то исчезли, тока лошади да лафет на месте осталися. А как луна выглянула из-за тучки да осветила землю, люди двинулися вместе с лафетом и сундуком вкруг горы и исчезли из вида. Папаша мой обождал пару минут и побег оттудова шо есть мочи, шоб спрятаться за камнем возле входа в Шлинанаэр, а тама – вот те неожиданность! – опять те двое тащили сундук. Аж к земле пригибались, до того тяжела была ноша. Тока лошадей и лафета он не увидал. Хотел папаша за теми людьми проследить, а тута, на его беду, камень под ноги выскочил да с грохотом покатился вниз. Мужики сундук на землю поставили и давай озираться. Как папашу моего заприметили, один и побег за ним. Ну, тот и бросился улепетывать. Вновь облако луну заволокло. Но папаша мой кажный камень на склоне знал и бежал по темноте без оглядки. Он слыхал позади себя топот, но тот становился все тише да тише. Тока папаша не останавливался, покуда не добрался до своей хибары. Боле он ни мужиков энтих, ни лошадей с сундуком не видал. Можа, они растворилися в воздухе, можа, в болоте утопли али гора их прибрала, тока сгинули они, и до сего дня никто об их слыхом не слыхивал.

Старик закончил рассказ, вызвав у слушателей дружный вздох облегчения, и залпом осушил свою кружку.

Я вновь бросил взгляд на оконце, но темное лицо исчезло.

Присутствующие вдруг разом загомонили, обсуждая услышанное. Кто-то говорил по-ирландски, кто-то по-английски, а речь некоторых людей так изобиловала местечковыми оборотами и словечками, что я почти не улавливал смысла. Все комментарии сводись к тому, что двум местным жителям можно было позавидовать. Ведь одному из них, ростовщику Мердоку, принадлежал земельный участок на западном склоне горы, в то время как другому – некоему Джойсу – такой же участок рядом.

Тут сквозь гул голосов послышался стук копыт, затем раздался громкий возглас, и в таверну вошел крепкий незнакомец лет пятидесяти с волевым решительным лицом и добрым взглядом. Он был хорошо одет, но промок насквозь, а еще выглядел изможденным и явно чем-то обеспокоенным. Одна его рука безвольно висела вдоль тела.

– Вот и один из них! – сказал отец Петер.

Глава 3. Ростовщик

– Храни вас всех Господь, – произнес вошедший, и для него тотчас же освободили место возле очага. Стоило ему приблизиться к огню, чтобы насладиться теплом, как от него повалил пар.

– Батюшки, да вы же вконец промокли! – воскликнула миссис Келлиган. – Можно подумать, вам вздумалось искупаться в озере.

– Так и вышло, – ответил незнакомец. – Мне ужасно не повезло. В энтот проклятый день я скакал из самого Голуэя, чтоб поспеть сюда вовремя. Но при спуске с холма Карраг кобыла поскользнулась и сбросила меня в озеро. Прежде чем выбраться, я пробарахтался в воде почти три часа, лишь чудом добрался до скалы и нащупал ногой расселину. Пришлось помогать себе лишь одной рукой, потому что, боюсь, вторая сломана.

– Господи ты боже мой! – перебила его хозяйка трактира. – Сымайте-ка поживей одежду: я погляжу, что тама у вас с рукой.

Однако мужчина покачал головой:

– Не сейчас. Мне нельзя терять ни минуты. Я должен немедленно отправляться в путь, чтобы добраться до горы до шести часов. Я пока еще не опоздал, но кобыла моя свернула себе шею. Не может ли кто-нибудь одолжить мне коня?

Все молчали, наконец подал голос Энди:

– Моя кобылка в стойле. Да тока энтот жинтман нанял мня на цельный день, и мне надобно доставить его к ночи в Карнаклиф.

Тут в разговор вступил я:

– Не стоит обо мне беспокоиться, Энди. Если ты хочешь помочь этому джентльмену, не медли, а я лучше пережду бурю здесь. Он ни за что не отправился бы в путь со сломанной рукой без веской на то причины.

Незнакомец посмотрел на меня с искренней благодарностью.

– Сердечно благодарю вас. Вы настоящий джентльмен! Надеюсь, вам не придется сожалеть о том, что помогли несчастному путнику.

– Что такое, Фелим? – поинтересовался священник. – Что тебя так беспокоит? Мы все готовы тебе помочь.

– Спасибо вам большое, отец Петер, но энто тока моя беда, и никто тут не в силах помочь. Просто сегодня вечером мне необходимо встретиться с Мердоком.

Все дружно испустили вздох сочувствия, поскольку прекрасно понимали, в какой ситуации оказался Фелим.

– Эхма! – еле слышно пробормотал Дэн Мориарти. – Вон оно как. Стало быть, и ты попал в когти к этому волчаре. А мы-то поначалу считали его таким любезным. Но мир суров, и мало то в нем именно такое, каким кажется. Ох, бедолага. Есть у меня немного деньжат. Могу одолжить, коли захочешь.

Но Фелим с благодарностью покачал головой:

– Спасибо тебе, Дэн: деньги-то у меня есть – а вот времени в обрез.

– Да, если время, тогда тебе и впрямь не повезло. Да поможет тебе Господь, коли время на стороне этого дьявола Мердока, запустившего в тебя свои когти.

– Ну, как бы там ни было, мне пора отправляться в путь. Сердечно благодарю вас, соседи, ибо кто, как не друзья, помогут, коли попадешь в беду.

– Мы все готовы тебе помочь, все до единого, помни это! – заверил его священник.

– Большое спасибо, святой отец, я этого не забуду. Спасибо тебе, Энди, и вам тоже, сэр: очень признателен за помощь. Надеюсь, когда-нибудь мне удастся отплатить вам добром за добро. Еще раз спасибо и доброй ночи. – Фелим тепло пожал мне руку и уже направился к двери, когда Дэн вновь подал голос.

– Что же до этого негодяя Мердока… – Он осекся, потому что дверь вдруг распахнулась и грубый голос произнес:

– Мертаг Мердок и сам может за себя ответить!

Это был человек, которого я увидел в окне.

В комнате повисла гробовая тишина, и лишь старуха еле слышно пробормотала:

– Вот те на! Помяни дьявола – и он тут как тут.

Лицо Джойса залила мертвенная бледность. Одной рукой он инстинктивно сжал хлыст, в то время как другая по-прежнему безжизненно висела вдоль тела.

Мердок снова заговорил:

– Я приехал сюда, рассчитывая застать Фелима Джойса. Решил избавить его от лишних хлопот путешествия с деньгами.

– О чем это ты? – хрипло спросил Джойс. – Деньги при мне. Извини, что немного запоздал. Произошел несчастный случай: я сломал руку и едва не утонул в озере Карраг, но уже собирался отправиться в путь, к тебе.

Однако ростовщик перебил Джойса.

– Тока вот тебе стоило ехать не ко мне, приятель, а прямиком к шерифу. Он тебя как раз дожидался, – с усмешкой заявил Мердок. – Когда же ты не явился, он просто сделал то, что положено.

– И что же это? – спросила одна из женщин, и Мердок медленно ответил:

– Выставил на продажу ферму, известную как «Шлинанаэр». Об том Джойс был уведомлен. Да не извольте беспокоиться: все по закону и оформлено как полагается.

Повисла долгая пауза, но Джойс нарушил молчание:

– Ты, верно, шутишь, Мердок. Ради всего святого, скажи, что шутишь! Ты же сам говорил, что у меня еще есть время добыть деньги и что мою ферму выставят на торги, лишь если я с тобой не расплачусь. К тому ж сам не велел ничего рассказывать соседям: штоб не захотели купить часть моей земли. И вот теперь выясняется, шо, покуда я ездил в Голуэй за деньгами, ты за моей спиной – когда ни единая душа не могла заступиться за меня и мое добро – продал все, шо у меня имелось! Нет, Мертаг Мердок! Я знаю, что ты жесток, но так не поступил бы. Не поступил бы!

Мердок не дал Джойсу прямого ответа, а вместо этого заговорил так, словно обращался сразу ко всем присутствующим:

– Я намеревался нынче встретиться с Фелимом Джойсом на торгах, но поскольку у меня имелось кой-какое дело, о котором он прекрасно знал, я приехал сюда в надежде увидеть здесь соседей. Так оно и вышло.

Он вытащил из кармана блокнот и записал имена.

– Отец Петер Райан, Дэниел Мориарти, Бартоломью Мойнахан, Эндрю Макглоун, миссис Кэтти Келлиган. Достаточно. Я хочу, чтобы все вы стали свидетелями. Мне утаивать нечего. Фелим Джойс, официально уведомляю тебя о том, что купил твою землю, поскольку ты не сдержал слова и не вернул мне долг в означенный срок. Вот предписание шерифа, и я заявляю тебе перед всеми этими свидетелями, что приступаю к процессу изъятия моей собственности.

Все присутствующие словно окаменели. Джойс был пугающе тих и бледен, но, когда Мердок сказал про изъятие, мгновенно встряхнулся и пришел в бешенство. Кровь прилила к его лицу, и, казалось, он готов был совершить нечто безрассудное, но сумел все-таки взять себя в руки:

– Мистер Мердок, вы не можете так поступить. Я собрал деньги, и они здесь со мной. Я же не нарочно задержался. Кобыла сбросила меня в озеро, я сломал руку и едва не утонул. Нельзя же так поступать со мной из-за каких-то пары часов. Вы не пожалеете. Я выплачу все и даже больше, и буду благодарен вам по гроб жизни. Вы же заберете бумаги, верно? Ради детей… ради Норы?

Он осекся, а ростовщик недобро улыбнулся:

– Фелим Джойс, я много лет ждал этого момента, и своего не упущу! Ты же хорошо меня знаешь. Так неужто ты думал, что я сверну с намеченного пути? Я не взял бы твоих денег, даже если бы каждый фунт стал размером с акр и рассыпался на десятифунтовые банкноты. Я хочу заполучить твою землю. И не проси больше ни о чем, потому что я не отступлюсь и перед всеми соседями отвечу тебе отказом на все твои мольбы. Земля моя! Куплена она на открытых торгах, и ни один судья в Ирландии не отберет ее у меня! Что скажешь теперь, Фелим Джойс?

Измученный путник сжимал в руке молодую ветку ясеня, которой воспользовался в качестве хлыста, и по тому, как нервно подрагивали его пальцы, я понял, что грядет нечто ужасное. Так и вышло. Джойс вдруг молниеносно вскинул руку и что есть силы ударил по злобно ухмылявшемуся лицу ростовщика. Прут в его руке обагрился кровью, а на лице Мердока тотчас вздулся и заалел глубокий след. С диким воплем ростовщик бросился на своего обидчика, но, прежде чем последовал очередной удар, все присутствующие проворно повскакивали со своих мест и растащили противников по углам.

В гневе Мердок был поистине ужасен: ревел, точно дикий зверь, вырывался, намереваясь отомстить обидчику, а ругался и богохульствовал так грязно, что все ошеломленно молчали, и только строгий голос священника прервал его тираду.

– А ну-ка попридержи язык, Мертаг Мердок! Неужто не боишься гнева Божьего? Разве бушующая за окном гроза не свидетельство его могущества? Ты глупец, коли искушаешь его!

Ростовщик тотчас же осекся, и его ярость сменилась угрюмой злостью. А священник продолжил:

– Что же до тебя, Фелим Джойс, стыдись! Ты не из моей паствы, но я говорю с тобой так, как это сделал бы твой духовник, будь он здесь. Сегодня Господь уберег тебя от ужасной смерти, а ты осмеливаешься отвечать на его милость неукротимым гневом. Я знаю, что у тебя была причина гневаться, но ты должен учиться целовать жезл карающий, а не отвергать его. Господь ведает, что делает для тебя и других смертных, и, может статься, что однажды ты оглянешься на этот день с благодарностью за его деяния и стыдом за собственный гнев. А ну-ка, дети мои, отпустите этих двоих. Они больше не станут ссориться. Во всяком случае, не в моем присутствии.

Противники разошлись в стороны. Джойс стоял с опущенной головой. Еще никогда мне не приходилось видеть такого печального и охваченного отчаянием человека. Затем он медленно развернулся, прислонился спиной к стене, закрыл лицо рукой и зарыдал. Мердок же продолжал хмуриться, но потом его лицо расплылось в злобной улыбке, когда он окинул взглядом собравшийся в таверне люд.

– Что ж, теперь, когда моя миссия выполнена, пора и восвояси.

– Ты б нашел кого, шоб загладил энту отметину у тебя на лице, – подал голос Дэн.

Обернувшись, Мердок злобно сверкнул глазами и процедил сквозь зубы:

– Ничего, ничего, кой-кому еще воздастся. Помяните мое слово! Никогда я еще не отступался, коли чего захотел. Никогда не давал слабину. А вот он еще горько пожалеет, что осмелился меня ударить! Коли я змей на горе, стерегитесь змея!

Он направился было к двери, но священник воскликнул:

– Остановись, Мертаг Мердок! Мне нужно тебе кое-что сказать. И слова эти станут предупреждением. Сегодня ты поступил, как Ахав по отношению к Навуфею^[1] из Израиля. Берегись его судьбы! Ты возжелал заполучить имущество своего соседа, немилосердно воспользовался своей властью, превратил закон в орудие угнетения. Запомни мои слова! Недаром издавна существует пословица: «Как аукнется, так и откликнется». Господь справедлив. В Писании сказано: «Не заблуждайтесь: Бога не проведешь. Что посеет человек, то и пожнет». Ты сегодня посеял ветер. Смотри, как бы тебе не пожать бурю. Господь наказал Ахава Самарянина за его грех, как наказал за подобные же грехи других людей. И на твою голову падет кара Господня. Ты хуже вора, хуже того, кто зарится на чужое. Жадность – добродетель по сравнению с твоим поступком. Вспомни притчу о винограднике Навуфея и его ужасном конце. Не отвечай мне! Ступай и покайся, если сможешь. А печаль и страдания утолят другие. Если же ты не захочешь исправить свою ошибку, кара непременно обрушится на твою голову. Помни это!

Не ответив ни слова, Мердок вышел за дверь, и вскоре мы услышали стук копыт его лошади по каменистой дороге, ведущей на Шлинанаэр.

Когда стало ясно, что ростовщик действительно уехал, на Джойса обрушился поток сочувствия, сострадания и жалости. Ирландцы по натуре своей эмоциональны, и я еще никогда не встречал столь искреннего и сильного проявления чувств. У многих на глазах блестели слезы, и все без исключения были тронуты до глубины души. Но менее всего, судя по всему, был тронут сам Джойс. Казалось, он взял себя в руки, черпая силы в собственной мужественности, смелости и гордости. Казалось, сердечные пожелания друзей помогли ему немного успокоиться, и, когда мы предложили перевязать его рану, уступил.

– Да, хорошо. Лучше не возвращаться пока домой к моей бедной Норе. Не хочется ее расстраивать. Несчастное дитя! Ей и без того непросто.

С Джойса сняли мокрое пальто и обработали рану. Священник, обладавший кое-какими познаниями в области медицины, пришел к выводу, что это простой перелом, зафиксировал и перевязал руку, и все мы сошлись во мнении, что Джойсу лучше переждать непогоду и только потом продолжить путь. Энди хорошо знал дорогу и с готовностью вызвался его подвезти. К тому же это было по пути в Карнаклиф, и нам нужно было лишь сделать небольшой крюк и заехать к доктору, чтобы тот должным образом осмотрел сломанную руку.

Итак, мы вновь собрались вокруг очага, слушая дикое завывание ветра, разгулявшегося в долине. Его порывы были столь сильны и свирепы, что временами казалось, будто они вот-вот вышибут дверь, сорвут крышу или каким-то иным образом уничтожат ветхий домишко, где мы нашли приют.

После стычки, свидетелями которой мы все стали, ни о чем другом говорить не получалось, поэтому старик Дэн выразил общее мнение, когда попросил:

– Мы тута все твои друзья, Фелим. Поведай-ка нам, как тебя угораздило попасть в лапы Черного Мердока. Уж конечно, кажный из нас готов тебе помочь, коли такое под силу.

Все согласно закивали, и Джойс уступил:

– Позвольте поблагодарить вас, соседи, за доброту и сострадание в этот горестный для меня день. Ни слова боле об этом. А теперь слушайте, как Мердок надо мной власть поимел. Вы же все знаете моего парнишку Юджина?

– Справный парень, благослови его Господь! И добрый к тому ж, – заметила одна из женщин.

– Вам наверняка также известно, что ему очень хорошо давалась учеба в школе, так что доктор Уолш посоветовал сделать из него инженера. Сказал, что будет жаль, коли парень, подающий такие надежды, не получит хорошего старта в жизни, и дал мне собственноручно написанное письмо к сэру Джорджу Хеншоу, большому инженеру. Я поехал к нему, чтоб отдать письмо, и он сказал, что возьмет моего парнишку. Еще сказал, что ученье стоит недешево, но что мне не стоит об этом беспокоиться – мол, самому-то ему эти деньги без надобности. Обещался попросить своего компаньона тоже не брать с меня платы. Но тот шибко нуждался в средствах и обучать моего мальца бесплатно отказался. Правда, сказал, что согласен на половину суммы, ежели она будет выплачена наличными. Вот так-то! Обычная плата за обучение составляла пятьсот фунтов. Сэр Джордж от своей половины отказался, так что сумма-то оказалась вполне себе подъемной. Только у меня в кармане и было-то всего несколько фунтов – все, что осталось после осушения земель да посадок. К тому ж я потратился на ограду и школу для парнишки. Да и монахиням в Голуэе, у которых дочка жила, тоже пришлось монет отсыпать. Деньги требовались срочно, и надобно было их непременно отыскать. Уж больно мне не хотелось, чтоб парень лишился шанса из-за своего папаши. Посему я упрятал гордость подальше и попросил в долг у Мердока. Был он со мной такой милый да любезный. Теперь я понимаю почему. Сказал, даст денег сразу же в залог земли. Смеялся и подшучивал. Такой веселый был, что я дурного и не заподозрил. Он сказал, что эти документы – всего лишь формальность, и мне не придется…

Тут его перебил Дэн Мориарти:

– Что ты подписал, Фелим?

– Два документа. В одном говорилось, что Мердок заберет мою землю в обмен на свой участок, коли я не верну ему деньги в означенный срок, а второй – что-то вроде доверенности от судьи, в которой оговаривались сроки. Я-то думал, это безопасно, потому как все надеялся вернуть в срок, а уж коль не смогу наскрести денег, то перезайму у кого до поры. Ведь земля-то стоит вдесятеро дороже того долга. Эх! Что теперича об сделанном сожалеть. Подписал я бумаги. Было это год и неделю назад. Так вот неделю назад оговоренный срок истек. – Джойс подавил рыдания и продолжил: – Всем вам известно, что год выдался неурожайный. Денег хватало лишь на то, чтоб концы с концами свесть. А уж об том, чтоб лишнее скопить, и не речи не шло. Правду сказать, парень мне почти ничего не стоил – сам зарабатывал себе на пропитание, а дочка моя Нора приехала домой и всяко помогала мне в работе. Мы экономили каждое пенни, да что толку! Все равно не могли скопить сколь надобно. А потом еще беда со скотом приключилась. Все три лошади, что я продал в Дублин, поиздохли, прежде чем закончился срок гарантии, что они не хворые.

Тут в разговор вступил Энди:

– Твоя правда! В Дублине тады мор промеж скота случился. Даже мистер доктор Фергюсон не смог дознаться, шо тама да как.

Выслушав его, Джойс продолжил:

– Время шло, и я начал опасаться, что не смогу вернуть долг. А потом ко мне пришел Мердок. Сказал об деньгах не беспокоиться и об шерифе тоже. Мол, он ему записку послал. Еще сказал, что не стал бы на моем месте Норе о долге рассказывать. Мол, женщины больно близко к сердцу принимают, что для мужчин пустяк. И я ему поверил, да простит меня Господь. Ничего не сказал своей детке, даже когда письмо от шерифа получил. Когда же появилось объявление об том, что земля моя на торги выставлена, собственноручно его сорвал, чтоб не пугать бедное дитя. – Голос у Джойса на мгновение сорвался, но он взял себя в руки. – Но все ж на душе у меня было неспокойно. Время торгов приближалось, и тогда я не выдержал и все рассказал Норе. То случилось только вчера, а сегодня гляньте-ка на меня! Нора согласилась со мной, что не стоит доверять гомбину, и отправила меня в банк Голуэя за деньгами. Дочка заверила меня, что как честному человеку и фермеру, владеющему землей, банк не откажется ссудить денег. Так и случилось. Когда я приехал в банк нынче утром, сам коадъютор представил меня управляющему – весьма приятному джентльмену. И тот, хоть и не знал, на что мне понадобились деньги – то была идея Норы, а ее надоумила мать-настоятельница, – сказал, что с меня требуется только расписка. И вот теперь у меня полны карманы банкнот. Они малость промокли в озере, но, слава богу, все на месте. Только я все равно опоздал! – Джойс вновь осекся, но потом все же продолжил: – Не могу я подвести банк. Мне ведь поверили. Верну все до последнего пенни, едва только доберусь до Голуэя. Хоть я и пойду теперь по миру, вором не стану. Бедняжка Нора, помоги ей Господь! Это разобьет ей сердце.