Брайан Фриман
Бесконечность

Глава 8

Вы когда-нибудь смотрелись в зеркало – я имею в виду, действительно смотрели на себя, гадая, кто вы такой?

Что за человек живет за вашими глазами?

Именно так я чувствовал себя в тот момент. Я больше уже не знал, во что верить касательно Дилана Морана. Ева рассказала обо мне вещи, казавшиеся немыслимыми, и в то же время в каком-то безумном извращенном ракурсе они имели смысл. Если моя личность расщепилась, если вторая моя сторона живет другой жизнью, о которой я ничего не знаю, тогда, возможно, мой рассудок проецирует этого второго Дилана Морана в мои галлюцинации.

Я видел самого себя. Разговаривал с другой своей версией. Каким-то образом мой мозг оживлял мою вторую личность, и то, что я узнал об этой личности, пугало меня. Я не знал, на что я способен, когда был им.

«Зачем ты здесь?»

«Чтобы убивать».

Мне нужно было что-то, за что можно было бы ухватиться, какая-нибудь доска, плавающая в море, которая помогла бы мне удержаться на плаву. Мне была нужна Карли или, по крайней мере, воспоминание о ней. Поэтому я взял такси и поехал на север вдоль берега озера к дому, где жили родители Карли. Из города можно выехать и более быстрыми маршрутами, но я попросил водителя поехать кружным путем по Шеридан-роуд, пообещав вознаградить за это щедрыми чаевыми. Мы с Карли часто ездили этой дорогой, когда навещали ее родителей. Ей нравилось наблюдать за тем, как меняются окрестности: от зеленых лужаек Линкольн-Парка до академических кварталов университета Лойолы и Северо-Западного университета и дальше, к прибрежным поселкам Эванстон, Кенилуорт и Уиннетка.

Я же считал, что она просто не торопится увидеться со своей матерью.

Сюзанна Чанс жила в каменном особняке 1930-х годов. Он был похож на замок эпохи Тюдоров: со стрельчатыми окнами, высокими строгими печными трубами и остроконечными фронтонами. Да, отец Карли тоже жил здесь, но это был «дом, который построила Сюзанна». Отец Карли, Том, поэт и преподаватель английского языка и литературы в старших классах средней школы, был бы счастлив и в однокомнатной квартире у Ригли-Филд. Однако Сюзанна была движущей силой агентства «Чанс недвижимость», и поместье Уилметт являлось зримым воплощением ее успеха.

Такси высадило меня на Шеридан-роуд, и последние сто ярдов я прошел под раскидистыми старыми деревьями. Я был белым, в приличной одежде, что, скорее всего, защитило меня от вызова полиции. У людей, живущих здесь, пальцы так и чесались набрать «911» по любому поводу. Когда я подошел к дому Чансов, свет там не горел, что было неудивительно, учитывая поздний час. У меня не было желания говорить с Сюзанной или Томом. Вместо этого я прошел в огороженный двор и направился через сад к кукольному домику Карли.

Можно назвать это строение кукольным домиком, но в нем было больше тысячи квадратных футов – больше, чем в нашей квартире на Линкольн-сквер. Это покажет вам, как низко опустилась по социальной лестнице Карли, перебравшись жить ко мне. Когда ей исполнилось двадцать два года, она ушла из особняка и поселилась в кукольном домике – это была вся независимость, какую готова была предоставить ей мать. Карли так и жила там, когда мы познакомились, поэтому я провел много времени в этом сказочном мире. У меня долгие годы был ключ от домика, и я знал код системы безопасности.

Войдя внутрь, я так остро ощутил присутствие Карли, словно она была призраком, пугающим меня грохотом своих цепей. На стенах висели ее школьные фотографии, на полках стояли трофеи, полученные за танцы, и сборники стихов. Карли не жила здесь три года, однако ее мать сохранила все в неприкосновенности, превратив в святилище, обставленное мебелью, которую она выбрала для Карли, когда той исполнилось шестнадцать. Вероятно, Сюзанна надеялась, что ее дочь когда-нибудь одумается, бросит меня и вернется туда, где ее место.

Я сел в протертое кожаное кресло у окна, выходящего в сад. Это кресло отдал Карли ее отец, и, по-моему, он отдал его дочери для кукольного домика, только чтобы его жена не оттащила его в какой-нибудь благотворительный фонд. Это было мужское кресло, некрасивое и невероятно удобное, и оно казалось совсем не к месту среди розовых обоев и занавесок с подсолнечниками. После гибели Роско я провел в этом кресле несколько недель. Рука и нога у меня были в гипсе, я был практически прикован к месту, и Карли ухаживала за мной. Мы почти не знали друг друга, но она была моей сиделкой. А вскоре после этого стала моей возлюбленной.

Последний раз я бывал здесь полгода назад, в январе. Карли позвонила мне из офиса во вторник утром и сказала, что ей нужно уйти и не мог бы я встретиться с ней в кукольном домике? Я согласился, но приехал туда позже назначенного срока: я постоянно опаздываю. На первом месте всегда работа. Заходя в домик с улицы, я принес с собой холодный сквозняк и снежные хлопья. Карли приготовила зимний пикник: расстелила на полу покрывало, откупорила бутылку вина и раскладывала средиземноморский обед из хумуса^[8], виноградных листьев и лаваша.

Она стояла в дальнем конце кукольного домика, грея босые ноги у камина. От холода ее лицо порозовело. Грудь колыхалась в такт спокойному дыханию. Карли посмотрела на меня с извечной серьезностью; лишь легкая улыбка витала у нее на губах. Клянусь – она была похожа на живописное полотно, застывшая в своей красоте. Мане. Вермеер^[9].

– Какой у нас повод? – спросил я.

– Никакой. Я тебя люблю, только и всего.

– Я тоже тебя люблю.

Трудно представить более идеальное мгновение, однако теперь, оглядываясь назад, я понимал, что именно в тот день наши отношения начали разваливаться. Можно было провести линию от нашего обеда в кукольном домике до глупой связи Карли со Скотти Райаном и дальше, до последнего ее заявления в последние выходные за городом.

Если бы я был внимательнее, я бы обратил внимание на то, что Карли была непривычно молчалива. Она замкнулась где-то в своем собственном мире; и она никогда не уходила с работы посреди дня без крайней причины. Я должен был заглянуть сквозь ее умиротворенную улыбку, но я был слеп. Я разлил вино, мы уселись друг напротив друга на покрывале, у нас за спиной потрескивал огонь в камине.

– Сюзанна говорила со мной, – сказала Карли, после того как мы на протяжении нескольких минут молча наслаждались едой. Она произнесла это как бы мимоходом. Ничего серьезного.

– Вот как?

– Она отдает мне все дела, связанные с гостиницей «Вернон».

Я поставил бокал на пол. Это действительно был повод устроить праздник. Вот только настроение было отнюдь не праздничное.

– Ты серьезно?

– Да.

– Это же самый большой клиент агентства!

– Да. Это так. Сюзанна говорит, что я готова.

– Ну конечно же, ты готова.

– Спасибо.

– Это же здорово! – воскликнул я, стараясь наполнить мгновение радостным возбуждением, потому что у Карли на лице радостное возбуждение, как это ни странно, отсутствовало.

– Да. Очень здорово. Денег гораздо больше. Это же хорошо, да? Но и времени тоже больше. Работать допоздна.

– Значит, мы с тобой оба не будем появляться дома, – пошутил я, однако Карли даже не улыбнулась.

– Сюзанна считает, нам нужно переехать. Переехать сюда, в Хайленд-Парк, или еще куда-нибудь. Она говорит, что нам нужно место, где мы сможем принимать гостей.

– А ты что думаешь?

– Я не знаю.

И тот же самый монотонный, безучастный голос. Так не похоже на Карли. Так не в ее духе. Почему я не увидел этого?

– Что ж, прими мои поздравления, – сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. – Ты звезда. Я тебя поздравляю!

Карли улыбнулась, однако улыбка ее была пустой, как на лицах сидящих на полках кукол. И тут, очень резко, она сменила тему.

– Сегодня утром я столкнулась в кафе со своей подругой, – продолжала Карли. – С которой училась в колледже. Сара. Не помню, говорила ли я тебе про нее.

– Кажется, не говорила.

– У нее уже четверо детей. Все они были вместе с ней. Младшей почти два года. У девочки синдром Дауна. Такая миленькая! Пока Сара разбиралась с остальными, она сидела у меня на коленях. Я в нее влюбилась.

– Не сомневаюсь в этом.

Карли аккуратно смахнула что-то из уголка глаза, затем полностью закрыла глаза.

– В общем… – пробормотала она.

Я решил, что она просто купается в тепле пламени камина и в сиянии своего успеха. Она так упорно к нему шла. Я не видел, я понятия не имел, что она смотрит на две расходящиеся тропинки в лесу и понимает, что выбрала не ту.

– Я очень тобой горжусь, – сказал я.

– Да. Спасибо.

«Ты бежал по жизни очень быстро и не замечал, что Карли хочет сбавить скорость».

Скотти был прав. В тот день Карли очень красноречиво изложила мне свои чувства, разве только не высказав их вслух. Но я ее так и не услышал.

∞

– А я-то гадала, кто здесь, – сказала появившаяся в дверях кукольного домика Сюзанна Чанс. – Я так и думала, что это ты.

Мать Карли была в накинутом поверх ночной рубашки атласном халате, перетянутом поясом, и я готов был поклясться, что она, перед тем как проверить, кто в домике, сделала макияж. Подойдя к кофеварке, Сюзанна приготовила себе кофе. Обхватив кружку обеими руками, она уселась на диван напротив меня.

Внешне Сюзанна выглядела так, как должна была бы выглядеть через двадцать пять лет Карли, хотя она до сих пор старалась представить себя как старшую сестру своей дочери. Своего единственного ребенка она воспитывала так, чтобы сделать из него свою полную копию, с тем же самым честолюбием, тем же самым обаянием, тем же самым стремлением добиваться успеха. Юность свою Карли провела, следуя этим чертежам под бдительным присмотром матери.

– Как ты, Дилан? – спросила Сюзанна.

– Не нахожу себе места.

– Да, конечно. Мы с Томом опустошены. Я каждый день просыпаюсь и не могу в это поверить.

– Я вас понимаю.

Сюзанна отпила глоток кофе. Пар из кружки поднимался у нее перед лицом. Она сказала, что опустошена смертью дочери, и я не сомневаюсь, что так оно и было, однако Сюзанна Чанс старательно скрывала свои чувства. А муж ее был поэтом, с душой нараспашку.

– Если хочешь, можешь остаться здесь на ночь, – добавила Сюзанна.

– Спасибо. Вы очень любезны. Но мне просто было нужно снова почувствовать Карли. Вот почему я сюда приехал.

Сюзанна обвела взглядом кукольный домик и рассеянно улыбнулась. Возможно, утрата близкого человека всегда заставляет критически задуматься о себе.

– Даже не знаю, подходящее ли здесь для этого место. Думаю, Карли сама чувствовала себя здесь куклой. Чем-то искусственным. Ненастоящим. Игрушкой. Это моя вина. Скажу честно: до знакомства с тобой моя дочь никогда не была счастлива. И если тебе порой казалось, что я тебя недолюбливаю, возможно, причина именно в этом.

Я не знал, что ответить на это, поэтому промолчал.

– Карли рассказала мне, что произошло у них со Скотти Райаном, – продолжала Сюзанна. – Она не могла себе этого простить. Это была глупая, пьяная, сиюминутная ошибка, не имевшая никакого отношения к ее чувствам по отношению к тебе. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Теперь понимаю.

– Ты ее простил?

– У меня так и не было возможности.

– О, Дилан! – Выпив кофе, мать Карли отвела взгляд, и у нее в глазах блеснули слезы. Встав, она подошла к раковине, тщательно вымыла кружку и вытерла ее полотенцем. Сюзанна всегда была точной и аккуратной. Убрав кружку в шкафчик, она укуталась в халат. Подойдя к двери, мать Карли открыла ее, словно собираясь уйти, не сказав больше ни слова, но когда в домик ворвалась ночная прохлада, она заколебалась. – Я должна тебе кое-что сказать. Я знаю, что ты сделал. Я это понимаю, хотя и не могу оправдать.

– Что вы имеете в виду?

– Я знаю, что ты после этого случая встречался со Скотти.

– Да, встречался.

– Зачем, Дилан? Почему ты не мог все оставить?

Я пожал плечами, потому что у меня не было оправданий своему поведению.

– Я не собирался с ним встречаться. Это произошло случайно. Он оказался там, я оказался там. Мне следовало пройти мимо, но я не сдержался. Я обвинил во всем Скотти, в то время как должен был винить только себя самого. Хотя это не меняет того, что он сделал.

– Ну, полиция уже знает, – сказала Сюзанна.

– Полиция?

– Да, мне позвонили. Здание числится за нашим агентством, поэтому полицейские позвонили мне, чтобы узнать, знаю ли я что-либо. У них есть твое описание, Дилан. Есть свидетельница, видевшая, как ты выходил из дома. Извини, я не смогла солгать. Я рассказала о том, что произошло с Карли. Боюсь, теперь у полиции также есть и мотив.

– Сюзанна, о чем это вы?

– Полиция знает, что это ты убил Скотти, – ответила она. – Мне сказали, что ты ударил его ножом в сердце. Он мертв.

Глава 9

Вернувшись в гостиницу, я ожидал увидеть там полицию, приехавшую, чтобы меня арестовать. Но нет, в пять часов утра в фойе было тихо и пусто. По-видимому, полицейские не знали, что я ночую здесь. Я испытал облегчение, поскольку мне требовалось время подумать, определить, что делать и куда идти. Скотти Райан мертв. Мужчина, у которого была связь с моей женой, убит. Это я его убил.

Вот только я этого не делал.

Я ударил Скотти в лицо и ушел, оставив его одного, окровавленного, но живого. Да, мне действительно хотелось его убить. Это была правда, и я не мог ее отрицать. Заходя в здание, я был переполнен яростью и жаждой мщения. Но если бы я схватил нож и вонзил его в грудь Скотти, я бы это помнил.

Помнил бы?

Или моим разумом завладел кто-то другой? Человек, пришедший сюда, чтобы убивать. Как заявило явившееся мне видение.

Поднявшись на лифте наверх, я вошел в свой номер. Я валился с ног от усталости. Закрыв за собой дверь, я привалился к ней спиной, дыша медленно и глубоко, стараясь успокоиться. Стараясь думать. Найти какое-либо объяснение происходящему. Вот только я сразу же почувствовал что-то неладное. В воздухе присутствовал посторонний запах, резкий, сладковатый аромат, ударивший мне в нос. Я обвел взглядом комнату, мгновенно пробужденный нахлынувшим адреналином.

Кровать была не заправлена. Покрывало валялось на полу, белье было смято. Я оставил номер не в таком виде. Горничная уже давным-давно убрала здесь, и с тех пор я в кровать не ложился. Уходя на встречу с Евой Брайер, я бросил взгляд на аккуратно разглаженное покрывало.

Кто-то побывал здесь. В моем номере.

Это напоминало зловещую шутку: «Кто спал в моей постели?»

Мои глаза медленно впитывали детали. На подоконнике стояла пустая бутылка из-под виски, отражая огни города за окном. Это была та самая бутылка, которую откупорил я сам. Я выпил три стакана. Или четыре? Неважно, теперь бутылка была пустой, и рядом с ней стояли два стакана. Подойдя к подоконнику, я заглянул в стаканы и увидел на дне воду. Растаявший лед.

Лед? Я никогда не кладу в виски лед.

Взяв второй стакан, я увидел на нем красное пятно. Губная помада. Здесь были двое: мужчина и женщина.

Я снова осмотрел комнату. Только теперь я заметил разбросанную у кровати одежду. Женскую. Пестрое платье лежало складками, как аккордеон, словно его сбросили с обнаженных плеч и бедер. Рядом валялся кружевной лифчик. Бледно-лиловые трусики. Черные туфли на шпильках, скинутые с ног.

От одежды и кровати исходил сладостный аромат только что раскрывшегося бутона, который я ощутил, едва войдя в номер. Теперь я его узнал. «Одержимость».

И тут я вздрогнул, услышав стук дверной ручки. Я был в номере не один. Оглянувшись на дверь ванной, я увидел в щели свет. Дверь открылась, и в полумрак комнаты вышла Тай. Проникающие в окно отсветы огней Чикаго озарили ее обнаженное тело, блестящее после душа. Тай вытирала длинные волосы, держа в руках полотенце, закрывающее лицо. Я увидел ее выступающие ключицы, узкие бедра и поджарые ноги и все остальное, разумеется. Шоколадно-коричневые твердые соски выступали из небольших грудей. Треугольник между ногами чернел курчавыми волосами.

Бросив полотенце, Тай увидела меня. Ее ярко-алые губы изогнулись в сексуальной улыбке, черные глаза буквально пожирали меня.

– О, привет! Я думала, тебе нужно было уйти. Я рада, что ты остался.

У меня не было времени спросить у нее, что происходит. Тай приблизилась ко мне, сплела руки у меня на затылке и приклеилась губами к моим губам. Ее обнаженное тело прижалось ко мне, нежное и мягкое.

– Ты холодный, – прошептала она. – Ты выходил на улицу и вернулся?

Я по-прежнему не мог найти слов.

– Дай я тебя согрею, – продолжала Тай, путешествуя руками вниз по моему телу, забираясь мне в штаны.

Хотя мои гормоны требовали продолжать, я оторвался от нее и отступил назад. Тай удивленно посмотрела на меня:

– Что случилось?

– Я не могу.

Она снова улыбнулась:

– О, мне кажется, прекрасно можешь. Я чувствую, как кто-то просыпается.

– Тай, не в этом дело.

– А в чем? – Тай всмотрелась мне в лицо, и, должно быть, в выражении его было нечто такое, отчего она вдруг почувствовала себя голой. Она села на кровать и закуталась в смятую простыню. Ее улыбка погасла:

– Так, понимаю. Тебе стыдно. Ты сожалеешь о том, что у нас это было, правильно?

Я посмотрел на постель, от которой буквально пахло сексом. Мы с Тай занимались любовью. На каких-то задворках своих воспоминаний я чувствовал ее под собой, ощущал ее ноги, крепко обвившие мне спину, чувствовал, как глубоко погружаюсь в нее. Однако на самом деле это были не мои воспоминания. Это был не я.

– Все в порядке, – продолжала Тай. – Я сказала, что никаких обязательств, и я не отступаюсь от своих слов. Но я все равно рада, что ты позвонил. Ты обратился ко мне, когда тебе был кто-то нужен, а именно этого я и хотела. Но я понимаю, что теперь тебя мучит сильная боль.

– Тай, я сожалею… – начал было я.

– Не извиняйся. Я уйду. Когда ты сказал, что тебе нужно выйти, проветрить голову, мне следовало самой догадаться.

Я сел на кровати рядом с ней, стараясь найти, что сказать. От того, что сказала мне Тай, от того, что я увидел в комнате, у меня голова шла кругом.

– Тай, пусть это покажется тебе полным безумием, но мне нужно, чтобы ты рассказала, что именно произошло между нами этой ночью.

– Не понимаю. Зачем?

– Пожалуйста. Уважь меня. Я тебе позвонил?

– Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь? – раздраженно нахмурилась она.

– На самом деле я сказал не это.

– Ты шутишь? Ты не помнишь, чем мы с тобой только что занимались?

– Мне хотелось бы тебе объяснить, но я не могу.

Ее лицо стало озабоченным:

– Ты не заболел?

– Сам не знаю. Мне просто нужно узнать, что произошло.

Тай колебалась.

– Ну хорошо. Да, ты мне позвонил.

– Когда?

– Точно не могу сказать. Думаю, где-то после полуночи. Я еще не спала. Помню, что сюда я приехала в час ночи.

– В час ночи?

– Да.

– Ты уверена?

– Да.

Я покачал головой:

– Ты точно не могла ошибиться?

– Дилан, я взглянула на часы в фойе. Говорю тебе, я была здесь в час ночи.

Час ночи. Это было просто невозможно.

Ровно в час ночи я встретился с Евой Брайер у фонтана в парке. И в это же самое время у нас с Тай состоялось свидание в гостинице.

– Что я сказал, когда позвонил тебе?

– Ты сказал, что тебе грустно, одиноко. Что ты не хочешь оставаться один. Ты спросил, могу ли я приехать. Я тотчас же согласилась. Я хочу сказать, мы оба понимали, что тебе нужно. Оба понимали, что произойдет. Я оделась соответствующим образом.

– Ты поднялась в номер?

– Разумеется.

– И я находился здесь?

– Ну да, естественно.

– И мы…

– Да. У нас был секс. На самом деле дважды, если тебе нужны подробности. Ты этого тоже не помнишь? Это какая-то игра, от которой тебе становится лучше? Ты пытаешься сделать вид, будто ничего не произошло?

Я пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Тай, пожалуйста, продолжай. Что было дальше?

– Мы заснули. Когда я проснулась, ты уже встал. Оделся. Ты смотрел в окно. Я попросила тебя вернуться в постель, однако ты сказал, что тебе нужно идти. Прямо сейчас. И ты ушел. Тогда я пошла в душ, а когда вышла, ты уже опять был здесь. Вот и все, Дилан. Это было – ну, минут десять назад. Ты меня жутко пугаешь, если не помнишь ничего этого.

– Извини.

Я думал о том, что сказала мне Тай, но никак не мог это объяснить. Это был какой-то бред.

Это была не иллюзия.

Не провал в памяти и не раздвоение личности.

В какие бы игры ни играло со мной мое сознание, я не мог одновременно находиться в двух разных местах, однако я был в номере гостиницы вместе с Тай в то же самое время, когда был в парке с Евой Брайер, а затем в Уилметте с матерью Карли.

Я приходил только к одному невозможному заключению.

Двое.

Нас двое. Это были не галлюцинации. Мой двойник существовал на самом деле.

Где-то там был еще один Дилан Моран, пробирающийся в мою жизнь. Этот другой Дилан словно решил следовать каждому потаенному порыву в моей голове, давая выход черным глубинам моей души. Убить Скотти. Переспать с Тай. Он был моим ожившим подсознанием.

Этот Дилан Моран не был мною, но даже так мы с ним были связаны какой-то невидимой нитью. У меня в голове присутствовали отголоски его воспоминаний, его поступков, похожие на неясные побочные изображения на фотографии. Я подозревал, что он тоже способен чувствовать меня. Он почувствовал, что я возвращаюсь в гостиницу, и потому поспешил уйти.

– Дилан, просто скажи, что это была ошибка, – тихо окликнула меня с кровати Тай. – Ты можешь не притворяться.

– Дело не в этом. Я хочу сказать… ладно, да, то, что случилось между нами, – это ошибка. Моя ошибка, не твоя. Меньше всего мне хотелось причинить тебе боль.

– Я уже взрослая девочка, – ответила Тай. Она опустила взгляд на свои колени. – Знаешь, я люблю тебя практически с того дня, когда впервые увидела.

Я почувствовал себя так, будто вонзил ей в грудь нож, да еще и повернул его. Только сейчас до меня дошло, как же я был несправедлив по отношению к ней. Как играл ее чувствами, сам того не сознавая.

– Я не собирался тебя обманывать. Мне следовало быть осторожнее.

– Послушай, ты был женат. Я понимала, что играю с огнем.

Я встал с кровати:

– Мне нужно идти.

– Хорошо. Иди.

– У меня есть еще один вопрос. Поверь, я понимаю, что все это кажется полной бессмыслицей.

– Какой?

– Когда я несколько минут назад сказал тебе, что мне нужно идти, я не сказал, куда собираюсь?

Тай посмотрела на меня как на сумасшедшего, и, возможно, я и был сумасшедшим.

– Домой, – сказала она. – Ты сказал, что возвращаешься домой.

Домой. В квартиру на Линкольн-сквер. В нашу квартиру, где я хранил все свои воспоминания о Карли. Я вот уже несколько дней избегал этой квартиры, но этот другой Дилан завлекал меня туда. Прошло всего несколько минут. Еще даже не начало светать. Если я поспешу, возможно, мне удастся припереть его к стенке, прежде чем он успеет сбежать.

Мне требовалось выяснить, как он может существовать в реальности.

Я направился к двери, но Тай окликнула меня:

– А я могу задать тебе один вопрос?

– Конечно.

– Секс. Что это было для тебя?

– Тай, я хотел бы тебе ответить, но…

– Ты ничего не помнишь. Конечно. Хорошо. – Она говорила цинично, зло, и я не мог ее винить.

– Расскажи, что это было для тебя, – спросил я, понимая, что она ждет этого вопроса.

Ее лицо потемнело:

– Это оказалось совсем не то, чего я ожидала.

– Что ты хочешь сказать?

Она сильнее натянула простыню на плечи, прикрывая даже намеки на обнаженное тело.

– Ты не был нежным, на что я надеялась. Ты был такой грубый, такой… даже не знаю… такой жестокий. Если честно, были мгновения, когда мне казалось, что на самом деле это не ты.