Борис Соколов
Сталин

Глава третья. Один из вождей

В Петрограде Сталин стал одним из руководителей редколлегии «Правды». Теперь он уже воспринимался не как региональный кавказский лидер, а как один из вождей партии большевиков в общероссийском масштабе и имел репутацию теоретика по национальному вопросу. И теперь он использовал только псевдоним «Сталин». В первой же статье «О Советах рабочих и солдатских депутатов», увидевшей свет 14 марта, он призывал: «Укрепить эти Советы, сделать их повсеместными, связать их между собой во главе с центральным Советом рабочих и солдатских депутатов как органом революционной власти народа». А 28 марта 1917 года Сталин опубликовал в «Правде» статью «Против федерализма», где утверждал: «Федерация оказывается такой же переходной мерой, как и конфедерация. Борьба между штатами и центральным правительством не прекращается, двоевластие становится невыносимым, и в результате дальнейшей эволюции Соединенные Штаты из федерации превращаются в унитарное (слитное) государство с едиными конституционными нормами, с ограниченной автономией (не государственной, а административно-политической) штатов, допускаемой этими нормами. Название «федерация» по отношению к Соединенным Штатам превращается в пустой звук, пережиток прошлого, давно уже не соответствующий действительному положению вещей. То же самое можно сказать о Швейцарии и Канаде…»

Фактически тут Сталин описывал не реальную эволюцию федерализма в США, Канаде и Швейцарии, а чаемое им самим идеальное устройство бывшей Российской империи. Ведь на самом деле в США конфедерация существовала лишь 13 лет – до принятия конституции 1789 года, окончательно превратившей страну в федерацию. И Гражданская война 1861–1865 годов была отнюдь не войной федерального (а по Сталину – конфедеративного) центра против государственной самостоятельности отдельных штатов, а войной против попытки группы южных штатов отделиться от Союза и создать новое государство, где можно будет сохранить рабовладение. И уж, конечно, никакого двоевластия в Штатах после Гражданской войны не было и быть не могло. Равным образом США и не думали превращаться в унитарное государство, по сей день благополучно оставаясь государством федеративным. Точно так же Швейцария и Канада конфедерациями были лишь сравнительно небольшой период своей истории. В начале XX века обе эти страны представляли собой федерации. Но двоевластие существовало в России как раз в тот момент, когда Сталин писал свою статью, хотя к противостоянию федерации и унитарного государства оно не имело никакого отношения. И он прозрел дальнейшее развитие России – конец двоевластия Советов и Временного правительства за счет перехода власти к большевикам и возвращение страны к унитарному устройству. Та федерация, которая образовалась в 1922 году в качестве Союза Советских Социалистических Республик, практически с самого начала представляла собой унитарное государство под маской федерации. Все руководство союзных республик назначалось в Москве и без одобрения Москвы не могло принять ни одного принципиального решения ни в одной сфере, даже если речь шла только о развитии национальных языков и культур.

Выступая же на III Всероссийском съезде Советов в январе 1918 года, Иосиф Виссарионович подчеркивал «необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации. Принцип самоопределения должен быть средством борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма». Иными словами, право наций на самоопределение вплоть до отделения – это лишь средство ослаблять своих империалистических противников. А от бывшей Российской империи и других стран, где победит пролетарская революция, отделяться разрешать не следует, поскольку этого будто бы не желают трудящиеся. Ведь всегда можно найти несколько десятков «трудящихся», чтобы создать ревком и пригласить в страну части Красной Армии. Так было с Украиной и республиками Закавказья. С Польшей, Финляндией и государствами Прибалтики этот номер не прошел только потому, что здесь сторонники независимости, поддержанные Германией или Антантой, оказались сильнее.

В марте 1917 года Сталина делегировали в Исполком Петросовета. Еще одним шагом по лестнице власти стало избрание Сталина 20 июня 1917 года на I съезде Советов членом Центрального Исполнительного Комитета. К октябрю 1917 года Сталин фактически стал одним из пяти вождей партии – наряду с Лениным, Троцким, Свердловым и Зиновьевым. Правда, в этой четверке он пока был еще только на пятом месте, но его выдвижение на первую позицию оказалось только вопросом времени благодаря слабому здоровью Ленина и Свердлова и неумению Зиновьева и Троцкого грамотно вести внутрипартийную борьбу. Позднее Троцкий, характеризуя Сталина в 1917 году, отмечал, что этот «практик», «без теоретического кругозора, без широких политических интересов и без знания иностранных языков был неотделим от русской почвы». Сталин, в отличие от того же Троцкого или Зиновьева, не был сколько-нибудь выдающимся оратором и поэтому сравнительно редко выступал на массовых митингах. Его сила была не в ораторстве, а в организационной работе. Сталин тогда не снискал популярности в массах, да и не особенно жаждал ее. Ведь отнюдь не популярность в народе вознесла его, в конце концов, к вершинам власти.

После подавления июльского выступления большевиков и обвинений, что их руководители ведут пропаганду на немецкие деньги и являются германскими шпионами, Ленин и Зиновьев перешли на нелегальное положение. Их эвакуацией из Петрограда руководил Сталин как опытный мастер конспирации. Он сам побрил Ленина, подобрал ему парик, документы. Зиновьев также постригся наголо.

26 июля 1917 года, в отсутствие Ленина, скрывавшегося в Разливе, Сталин делал отчетный доклад на VI съезде партии, что само по себе стало знаком его растущего влияния в партийном руководстве. В июле 1917 года также произошло важное событие в личной жизни Сталина. Он познакомился с 16-летней Надеждой Сергеевной Аллилуевой, дочерью рабочего Сергея Яковлевича Аллилуева. С семьей Аллилуевых он впервые встретился в Тифлисе еще в 1903 году. Тогда Иосиф Виссарионович организовал сложную операцию по переправке ручного печатного станка из Тифлиса в Баку для местной нелегальной типографии. Руководил операцией С. Я. Аллилуев. Теперь же, в Петрограде, Сталин стал часто бывать у Аллилуевых.

Вот как описывала Надежду Аллилуеву бывший секретарь Совнаркома Лидия Фотиева в беседе с писателем Александром Беком: «Красивая она была, очень красивая. Грузинские глаза (дед грузин), почти всегда красивая, но иногда неинтересная. Вдруг проступало что-то грубое. Сталин с ней бывал очень груб»^[10]. Надежда была настоящая восточная красавица, и неудивительно, что Сталин ее полюбил. Сталин же не был красавцем: рябой, низкорослый, с высохшей левой рукой. Однако романтический ореол, которым был окружен в глазах юной Нади бывалый революционер, искупал все внешние недостатки ее избранника.

Брак Надежды и Иосифа был зарегистрирован 24 марта 1919 года. Но, по утверждению их дочери Светланы Аллилуевой, родители поженились ещё весной 18-го, в самый канун переезда Совнаркома, где Сталин возглавлял наркомат по делам национальностей, из Петрограда в Москву. Для того времени такой разрыв между фактическим началом семейной жизни и официальным оформлением супружеских отношений был делом обычным.

Провал выступления генерала Лавра Корнилова развязал большевикам руки и привел к большевизации столичных Советов. 16 октября 1917 года Сталин вошел в состав «практического центра», непосредственно занимавшегося подготовкой вооруженного захвата власти. Этот центр, в свою очередь, действовал под руководством Военно-революционного комитета при Петросовете. В тот же день на заседании ЦК он всецело поддержал предложенный председателем Петросовета Троцким и одобренный Лениным курс на взятие власти насильственным путем, осудив предложение Зиновьева и Каменева отложить вооруженное выступление.

В организации Октябрьской революции Сталин играл сугубо подчиненную, техническую роль. Главными были Ленин и Троцкий. Троцкий сам поднимал полки Петроградского гарнизона. Ленин убеждал товарищей по ЦК не колеблясь взять власть. В 1924 году в очерке о Ленине Троцкий вспоминал: «А что, – спросил меня однажды Владимир Ильич вскоре после 25 октября, – если нас с вами убьют, то смогут ли справиться с делом Свердлов и Бухарин?

– Авось не убьют, – ответил я смеясь.

– А черт их знает, – сказал Ленин и сам рассмеялся»^[11].

Сталин тогда еще не был в первом ряду вождей революции. Но «октябрьский эпизод» Зиновьева и Каменева, отказавшихся поддержать курс на вооруженное восстание, сыграл в пользу Кобы. Двое ближайших к Ленину вождей на время лишились доверия. Соответственно, тот больше внимания обратил на Сталина. Хотя до уровня влияния Троцкого или Зиновьева с Каменевым ему еще было далеко, но после 25 октября 1917 года Сталин навсегда вошел в самый узкий руководящий слой большевистской партии.

В первом советском правительстве Сталин был назначен наркомом по делам национальностей и стал одним из разработчиков «Декларации прав народов России» (в марте 1919 года Сталин был также назначен наркомом Госконтроля, позднее переименованного в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции). Там провозглашалось право наций на самоопределение вплоть до полного государственного отделения, и отменялись все национальные и национально-религиозные ограничения и привилегии. Декларация имела в основном пропагандистское значение. В действительности Ленин, Троцкий, Сталин и другие большевистские лидеры не собирались просто так отпускать ни один народ бывшей Российской империи. Наоборот, к ним в идеале во всемирную Советскую республику собирались добавить немцев, венгров и другие европейские народы. Независимость Финляндии, Польши, Латвии, Литвы и Эстонии большевики признали только после того, как Красной Армии не удалось на своих штыках принести в эти страны Советскую власть. Поэтому наркомат национальностей занимался в основном пропагандой, и особой властью его руководитель не обладал. Гораздо важнее для Сталина оставалось его членство в ЦК и в Реввоенсовете Республики, а также руководство наркоматом Рабоче-Крестьянской инспекции. В этом качестве он участвовал в принятии важнейших политических и военных решений.

В период жаркой дискуссии в руководстве – подписывать или не подписывать мир с немцами на продиктованных Берлином тяжелых условиях – Сталин проявил колебания. Так, 23 февраля 1918 года, когда Ленин пригрозил подать в отставку, если большинство членов ЦК откажется подписать мир, Сталин заявил: «Мира можно не подписывать». На это Ленин горячо возразил: «Сталин не прав, когда он говорит, что можно не подписать. Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор Советской власти через три недели. Эти условия Советской власти не трогают. У меня нет ни малейшей тени колебания. Я ставлю ультиматум не для того, чтобы его снимать. Я не хочу революционной фразы»^[12]. В итоге в вопросе о Брестском мире Сталин перешел на ленинскую позицию.

31 мая 1918 года Сталин был назначен руководителем продовольственного дела на юге России. Здесь центром влияния большевиков был Царицын, куда свозили изъятый по разверстке хлеб со всех южных губерний. Сталин стал одним из руководителей обороны Царицына от казачьей армии атамана П. Н. Краснова. При этом Иосиф Виссарионович нередко сносился по военным вопросам непосредственно с Лениным через голову председателя Реввоенсовета Троцкого. Тогда у них с Троцким и возникли первые конфликты.

Офицеров-«спецов», без всякого энтузиазма участвовавших в российской усобице на стороне красных, часто – только потому, что их семьи оставались в заложниках, Сталин не любил и им не доверял. И почти все бывшие царские офицеры были вычищены из Красной Армии в 1930 и в 1937–1938 годах, что никак не способствовало повышению ее боеспособности.

В Царицыне Сталин проявил выдающуюся жестокость, причем одним из главных объектов террора стали бывшие офицеры, работавшие в штабе фронта и Северо-Кавказского округа.

Получив известие о покушении на Ленина, Сталин и Ворошилов 31 августа 1918 года телеграфировали Свердлову: «Военный Совет Северо-Кавказского военного округа отвечает на это низкое покушение из-за угла организацией открытого массового систематического террора на буржуазию и ее агентов»^[13].

Как раз в августе 1918 года в Царицыне был раскрыт заговор инженера Алексеева, имевшего советский мандат «спеца-организатора по транспортированию нефтетоплива с Кавказа». В ночь на 18 августа заговорщики собирались захватить город и соединиться с войсками Краснова. Однако попытка привлечь к выступлению сербский батальон, охранявший местное ЧК, привела к провалу. Сербы сообщили чекистам о заговоре и помогли выявить основных членов организации. По приказу Сталина были расстреляны не только инженер Алексеев с двумя сыновьями и те заговорщики, чья причастность к организации была установлена ЧК, но также и ряд офицеров, которые только подозревались в участии в заговоре. Все они были расстреляны без суда. С точки зрения удержания большевиками власти это была вполне разумная, хотя бесчеловечная и преступная мера. Так Сталин впервые применил широкомасштабный террор не только против тех, кто был действительным врагом, но также и против тех, кто еще только потенциально мог стать врагом. В дальнейшем это стало для него главным принципом удержания власти. Сталин всегда играл на опережение, уничтожая не только действительных, но и потенциальных противников – тех, кто, как он подозревал, в будущем мог выступить против него. А люди, хотя бы раз открыто выступившие против него, были обречены, сколько бы потом ни каялись. Печальные примеры Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Каменева и других участников разного рода оппозиций это хорошо доказывают.

В Царицыне в 1918 году террор оправдывался сложившейся критической ситуацией. Город был осажденной крепостью, на которую наступали казаки Краснова. Сталин хорошо усвоил урок: достаточно объявить страну крепостью, осаждаемой враждебным капиталистическим окружением, и внутри страны можно развязывать массовый террор против «врагов народа» в интересах сохранения личной диктатуры. Но если в Царицыне в 1918 году существовали реальные антисоветские заговоры, то в Советском Союзе конца 20-х годов и в 30-е годы, когда Сталин решил распространить царицынский опыт на всю страну, реальных заговоров уже не было, поэтому для уничтожения потенциальной будущей оппозиции Сталину как из числа бывших «эксплуататоров», так и из числа бывших партийных оппозиционеров, ОГПУ, а потом НКВД, пришлось обильно фабриковать мнимые заговоры. Реальными были только стихийные антисоветские крестьянские восстания в ходе коллективизации в начале 30-х годов. Большой террор 30-х годов также сыграл свою пропагандистскую роль. Разоблаченные мнимые заговоры, подкрепленные большими политическими судебными процессами, должны были доказать большинству населения, что империалисты по-прежнему плетут заговоры против страны Советов и вот-вот собираются на нее напасть. Поэтому надо потуже затянуть пояса, сплотиться вокруг Сталина и усиленно вооружаться. А заодно во имя единства простить своему руководству и ошибки, и бесхозяйственность, и низкий уровень жизни, и отсутствие свободы.

Когда казаки донского атамана Петра Краснова были разбиты под Царицыном и среди них началось разложение, Сталин был отозван в Москву. В декабре 1918 года, когда 3-я советская армия сдала войскам Колчака Пермь, ЦК РКП(б) направил в штаб Восточного фронта в Вятку комиссию во главе со Сталиным и председателем ВЧК Феликсом Дзержинским, чтобы разобраться в причинах катастрофы. Часть командиров и комиссаров посланцы центра предали суду трибунала, причем, как позднее решили в Москве, сделано это было с избытком, и впоследствии многих освободили из-под ареста.

Главным оппонентом Сталина по военным вопросам был Троцкий. Лев Давидович при строительстве Красной Армии делал упор на использование бывших царских офицеров и генералов – выходцев из дворян и интеллигенции, тогда как Иосиф Виссарионович предпочитал им унтер-офицеров из рабоче-крестьянской среды, вроде того же Буденного. Унтер-офицеры умели говорить с солдатской массой, умели повести ее в бой, могли успешно командовать взводами и ротами, но по части планирования операций, вопросам организации и стратегии, а порой и элементарной работы с картой без помощи специалистов оказывались как без рук. Сталин больше внимания уделял моральному фактору, надеялся, что коммунисты и рабочие сумеют перевоспитать «в духе коммунистической сознательности» и повести за собой солдатскую массу – вчерашних крестьян. Троцкий же, понимая, что заставить воевать за идею мировой революции архангельских или калужских мужиков практически невозможно, предлагал упирать в пропаганде на патриотические мотивы, убеждая мужиков в том, что им приходится отражать натиск Антанты. В чем не расходились Ленин, Троцкий и Сталин, так это в том, что по-настоящему советская власть может опереться на пролетариат и беднейшее крестьянство, из которых и состояли наиболее надежные части Красной Армии. Другой опорой советской власти являлись интернациональные части из латышей, китайцев и бывших военнопленных солдат германской и австро-венгерской армии. Их использовали, в частности, для подавления восстаний крестьян, недовольных продразверсткой.

Весной 1919 года Сталину пришлось еще раз выполнять функцию «пожарного для безнадежных положений». Под Петроградом войска Юденича подступили к городу, взяли Ямбург, Гдов и Псков. 19 мая в северную столицу прибыл Сталин. Он сразу же мобилизовал в армию 13 тыс. рабочих, а также провел в Петрограде широкие аресты офицеров и «буржуазных элементов, подозреваемых в принадлежности к белогвардейской организации «Национальный центр». Часть арестованных была расстреляна. 13 июня подняли мятеж гарнизоны фортов Красная Горка и Серая Лошадь. Через три дня Сталину с помощью корабельной артиллерии удалось принудить мятежников к капитуляции. А 21 июня советская 7-я армия перешла в контрнаступление и оттеснила Юденича к Гдову.

И Сталин, и Троцкий, и другие не колеблясь расстреливали трусов, паникеров и изменников (или тех, кто казался им изменниками), а также заложников из представителей имущих классов населения. Но Лев Давидович еще и сам поднимал в атаку под огнем врага дрогнувший полк под Петроградом, произносил зажигательные речи на митингах. Сталин же работал преимущественно в штабах, канцеляриях, давал поручения другим, а сам не был мастером в общении с массами. Будучи, как и Троцкий, с марта 1919 года членом Политбюро, Сталин считал, что не обязан подчиняться главе военного ведомства. Но такого рода конфликты случались у Троцкого и с другими членами Реввоенсовета. Поэтому нельзя сказать, что между Сталиным и Троцким тогда существовал антагонизм. В годы Гражданской войны Сталин публично признавал заслуги Троцкого в деле защиты революции.

Сталин был членом Реввоенсовета Южного фронта в период разгрома Деникина осенью и зимой 1919 года. Впоследствии именно ему приписывали авторство плана наступления через Донбасс с целью рассечь Вооруженные силы Юга России и получить поддержку местного пролетариата. Троцкого же выставляли главным противником этого плана и сторонником наступления через Донскую область, где Красной Армии пришлось бы иметь дело с настроенным к ней враждебно казачьим населением. На самом же деле в этом вопросе разногласий между Сталиным и Троцким не было, ибо и Иосиф Виссарионович, и Лев Давидович были сторонниками нанесения главного удара через Донбасс. Но именно Троцкому, в конце концов, удалось убедить Ленина и других членов Политбюро принять именно этот план.

Именно Троцкий был автором лозунга «Пролетарий, на коня!» и инициатором создания крупных кавалерийских соединений, но позднее сталинская историография обвинила председателя Реввоенсовета в том, что он был якобы противником создания красной кавалерии.

С командующим Южным фронтом – бывшим полковником царской армии А. И. Егоровым – и руководителями 1-й Конной армии – ее командующим С. М. Буденным и членом Реввоенсовета К. Е. Ворошиловым – Сталин тесно сблизился еще в период обороны Царицына. Впоследствии именно командиры-конармейцы заняли ведущее положение в Красной Армии. Именно в их пользу сделал выбор Сталин в 1937 году, когда расправился с конкурировавшей с ними группировкой Тухачевского. А вот Егорову повезло меньше. В разговоре с друзьями – высокопоставленными сотрудниками наркомата обороны Е. А. Щаденко и А. В. Хрулевым – Александр Ильич посетовал, что его роль в гражданской войне принижают, а роль Сталина и Ворошилова незаслуженно возвеличивают. Друзья тотчас донесли о крамольных речах Ворошилову, а тот сообщил о них Сталину. Вскоре Егоров, считавшийся до этого другом Сталина и Ворошилова, был арестован, а затем расстрелян. Дружба со Сталиным отнюдь не была гарантией от того, что в один, отнюдь не прекрасный для бывшего друга день, за ним не придут чекисты.

После Гражданской войны и прихода к власти, после подавления всех оппозиций Сталин заместил Троцкого в советском мифе Гражданской войны в качестве главного архитектора побед Красной Армии. Ему стало приписываться единоличное авторство планов разгрома Колчака, Деникина и Юденича.

Бывший командующий Западным фронтом М. Н. Тухачевский выдвинул версию, что промедление с передачей его фронту 1-й Конной и 12-йармий, происшедшее будто бы по вине командования Юго-Западного фронта в лице Сталина и Егорова, рассчитывавших с помощью конницы Буденного взять Львов, сыграло роковую роль в разгроме советских войск под Варшавой. Эту версию, замечу, категорически опроверг в своих мемуарах Юзеф Пилсудский, тогдашний главнокомандующий польской армией. Он показал, что у польской стороны было достаточно сил, чтобы замедлить продвижение Буденного до тех пор, пока польская ударная группировка не одержала бы решающего успеха на Висле.

Кстати сказать, только после неудачного похода на Варшаву возникла некоторая неприязнь между Сталиным и Тухачевским. До этого отношения Иосифа Виссарионовича и Михаила Николаевича были вполне теплыми. Вот только один пример. В январе 1920 года деникинцы нанесли контрудар и вновь овладели Ростовом. 3 февраля, в день прибытия Тухачевского на Кавказский фронт, Буденный сообщал Сталину: «На фронте неблагополучно. Сегодня собирались сдать Новочеркасск. Если не приедете вы или кто-нибудь, равный вам, в Ростов, здесь произойдет катастрофа». Сталин ответил: «Дней восемь назад, в бытность мою в Москве, в день получения мной вашей шифротелеграммы, я добился отставки Шорина и назначения нового комфронта Тухачевского – завоевателя Сибири и победителя Колчака. Он сегодня только прибыл в Саратов и на днях примет командование фронтом»^[14]. Сталин хлопотал о назначении Тухачевского командующим фронтом, а тот вполне лояльно отнесся к Конармии.

В целом же в гражданскую войну Сталин, не будучи военным и не имея никакого военного опыта и знаний, боевыми операциями и не руководил, а занимался укреплением тыла, организацией войск, политической пропагандой и карательными органами. Он был организатором и трибуном, но не полководцем.

Сталин, как и Ленин, с самого начала своей революционной деятельности считал террор вполне допустимым методом революционной борьбы, отрицал жизнеспособность демократических институтов и ратовал за широкое применение большевиками государственного насилия в случае их прихода к власти. В отличие от Ленина, он не был оригинальным политическим мыслителем, зато великолепно владел тактикой политической борьбы. Публицистом Сталин до 1917 г. был куда менее плодовитым, чем Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин и другие партийные вожди. Оратором считался плохим, выступал сравнительно редко и пространных речей не произносил, тем более что в первые годы революционной деятельности еще недостаточно владел русским языком. Другие же иностранные языки он практически не знал. Поэтому труды классиков марксизма читал только в русских переводах или судил о них, как и о трудах других западноевропейских авторов, по работам российских партийных публицистов.

Благодаря принятым Сталиным чрезвычайным мерам красным тогда удалось удержать Царицын. А после прихода к власти в 1924 году Сталин стал постепенно распространять чрезвычайные меры на всю страну. В Царицыне существовали вполне реальные контрреволюционные организации. Однако террор распространился как на их действительных членов, так и на лиц, ошибочно заподозренных в причастности к контрреволюции. Кроме того, в рамках развязанной кампании террора, поводом к которой послужило разоблачение организации Алексеева, осуществленное с помощью классической чекистской провокации (по такой же схеме был сконструирован знаменитый «заговор послов» в Москве), Сталин заодно полностью сломил всякую оппозицию по отношению к себе как со стороны местного коммунистического руководства, так и со стороны штаба военного округа, пользовавшегося поддержкой Троцкого. Важным элементом стало использование факта раскрытия контрреволюционных заговоров в агитационных целях как среди советских войск, защищавших Царицын, так и среди царицынских рабочих.

Вскоре после окончания Гражданской войны в личной жизни Сталина произошло важное событие. 21 марта 1921 года у него родился сын Василий. Но он был огорчен, так как мечтал о дочери. По свидетельству секретаря Ленина Л. А. Фотиевой, тогда «Сталин перестал с Надей разговаривать… Не разговаривал целый месяц. Она решила уйти от него, переселиться к отцу. Произошло, наконец, объяснение. Сталин сказал, что обижен на неё за то, что она говорит ему “вы”. После этого и она перешла на “ты”. И помирились». Но окончательно Иосиф успокоился только через пять лет, когда родилась дочь Светлана^[15]. Рождение сына не внесло никаких корректив в распорядок жизни Сталина, не побудило его больше внимания уделять семье. Политика оставалась его единственной страстью. Через год после рождения Василия произошло одно из важнейших событий в его политической карьере. 3 апреля 1922 года Пленум ЦК, избранного на XI партсъезде, следуя ленинскому предложению, учредил должность генерального секретаря и избрал генсеком Сталина. Секретарями ЦК были избраны близкие ему В. М. Молотов и В. В. Куйбышев.

Сталин с радостью сосредоточился на работе в секретариате, ибо это была реальная власть, а не во многом эфемерные наркоматы по делам национальностей и рабоче-крестьянской инспекции.

На том же пленуме было избрано Политбюро из семи полноправных членов (Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Томский, Рыков) и трех кандидатов (Молотов, Калинин, Бухарин). Троцкий оказался в полной изоляции, поскольку Ленин в самое ближайшее время полностью утратил трудоспособность. В редкие периоды просветления он пытался наладить сотрудничество с Троцким, чтобы не допустить чрезмерного усиления Сталина. Остальные же члены Политбюро относились к Троцкому откровенно враждебно и даже если и не питали особо теплых чувств к малообразованному и грубому Сталину, то, во всяком случае, считали его меньшим злом по сравнению с чрезвычайно амбициозным и честолюбивым Троцким. Сталин, по крайней мере, были старым большевиком, в отличие от Троцкого, присоединившегося к фракции только в 1917 году. На стороне Сталина был и то, что он не был публичным политиком, не обладал сколько-нибудь заметной популярностью в массах. Ни Каменев, ни Зиновьев (а только они считались вождями первого ряда) не видели в нем политического соперника, а скорее считали его хорошим бюрократом, своего рода заведующим партийной канцелярией. И просчитались, на свою голову, создав вместе со Сталиным триумвират против Троцкого.

Тогда Сталин порой поддерживал Троцкого, правда, в вопросах, которые не имели первостепенного политического значения. Так, 3 июля 1922 года генсек писал в Политбюро Молотову: «Возбужденный тов. Троцким вопрос о завоевании близких к нам молодых поэтов путем материальной и моральной их поддержки является, на мой взгляд, вполне своевременным. Я думаю, что формирование советской культуры (в узком смысле слова), о которой так много писали и говорили одно время некоторые «пролетарские идеологи» (Богданов и другие), теперь только началось. Культура эта, по-видимому, должна вырасти в ходе борьбы тяготеющих к Советам молодых поэтов и литераторов с многообразными контрреволюционными течениями и группами на новом поприще. Сплотить советски настроенных поэтов в одно ядро и всячески поддерживать их в этой борьбе – в этом задача. Я думаю, что наиболее целесообразной формой этого сплочения молодых литераторов была бы организация самостоятельного, скажем, «Общества развития русской культуры» или чего-нибудь в этом роде. Пытаться пристегнуть молодых писателей к цензурному комитету или к какому-нибудь «казенному» учреждению значит оттолкнуть молодых поэтов от себя и расстроить дело. Было бы хорошо во главе такого общества поставить обязательно беспартийного, но советски настроенного, вроде, скажем, Всеволода Иванова. Материальная поддержка вплоть до субсидий, облеченных в ту или иную приемлемую форму, абсолютно необходима»^[16]. 28 августа 1921 года Сталин акцентировал внимание на мирном строительстве государства, что было вполне логично после окончания Гражданской войны и перехода от военного коммунизма к НЭПу. Он утверждал: «Раньше можно было обойтись без знатоков военного и хозяйственного дела, ибо работа партии была по преимуществу критическая, а критиковать легко… Теперь партия не может обойтись без знатоков дела; наряду с использованием старых специалистов, она должна выработать своих знатоков: формировщиков, снабженцев, операторов (по военной линии), продовольственников, сельскохозяйственников, железнодорожников, кооператоров, знатоков индустрии, внешней торговли (по хозяйственной линии). Без этого строить нельзя»^[17]. Сталин делал упор на привлечение чиновников из народа, которые стали его главной опорой во внутрипартийной борьбе. Ему не нужны были ни «буржуазные спецы», в чьей благонадежности, а тем более в личной преданности себе он сильно сомневался, ни старые партийцы, которые его сравнительно мало знали и не воспринимали как единоличного вождя.

В начале 1920-х годов важным фактором, обострившим борьбу в партийном руководстве, стала болезнь Ленина. Именно она способствовала упрочению влияния Сталина внутри Политбюро. При находившемся в добром здравии Ленине Каменев, Зиновьев и Сталин никогда бы не рискнули заключить открытый блок против Троцкого. А выиграл от этого блока, как очень скоро выяснилось, один только Сталин.