Борис Конофальский
Инквизитор. Божьим промыслом. Стремена и шпоры

Возвращается Хенрик и докладывает:

– Капитан Вилли сегодня ночует не в казарме.

– Вот как? У него, что, так много денег, что он может позволить себе квартиру в этом дорогом городе? – раздраженно спрашивает генерал.

– Да нет, он завёл себе бабёнку, – отвечает фон Флюген и улыбается. – У неё и спит.

Хенрик смотрит на юнца с раздражением, кажется, он хочет влепить ему затрещину: не болтай лишнего, дурак!

Но слова уже сказаны. От злости у генерала перекосило лицо, он смотрит на Хенрика и выговаривает тому:

– Найдите мне любого трезвого офицера! Немедленно! – и прежде, чем оруженосец ушёл, успевает добавить: – И ещё Вайзингера, он должен был ждать меня тут.

Но как раз хранителя имущества герцога искать не пришлось.

– Я здесь, господин генерал, – произнёс тот за спиной у Волкова.

Хельмут Вайзингер был заспан, а костюм его был помят; видно, в пирушке он не участвовал, а спал где-то рядом и от шума проснулся и пришёл в караулку.

– А, вы тут? – Волков чуть успокаивается. Показывает хранителю имущества на лавку рядом с собой. – Идите сюда, садитесь.

– Да, господин генерал, – Вайзингер садится на указанное место. – Спасибо.

Волков смотрит на него внимательно, а потом вдруг спрашивает:

– Послушайте, Вайзингер, вы говорили, что у вас тут семья, дети… А у вас тут есть какое-нибудь имущество? Я имею в виду недвижимость.

Несколько секунд пройдоха не отвечает, думает, что сказать, а генералу его ответ уже и не нужен. Ему всё ясно – если бы ничего не было, хранитель ответил бы сразу: нет я снимаю жильё. Поэтому Волков продолжает:

– Значит, что-то у вас есть.

– То в приданое за жену получено, – начинает мяться Вайзингер, – Квартирка в доме на улице святого Андрея. Она маленькая, ютимся.

После этого у барона укрепляются сомнения, что этот человек верен гербу Ребенрее. Нет, конечно, никаких поводов сомневаться у него не было, был бы хоть один повод – он и разговоров с ним не вёл бы, но это жильё… Теперь генералу не было ясно, какое будущее выберет этот человек – останется ли предан герцогу или надумает жить в городе после того, как тут всё изменится. И тогда Волков произнёс:

– А вы знаете, что скоро в городе могут произойти перемены?

– Перемены? – не понял хранитель имущества.

– Да, – продолжал барон. – Возможно, что город вскоре изменит свою юрисдикцию, – он внимательно глядел на Вайзингера.

– А, так вы о том, что к городу вскоре придёт ван дер Пильс? – спокойно уточнил тот.

И это спокойствие очень удивило генерала.

– Так вы про это тоже слышали?

– Конечно; об этом на каждом рынке каждая торговка судачит, -теперь удивлялся уже хранитель имущества. – А разве вам ваши шпионы о том не сообщали?

И генерал не сразу нашёлся, что ответить.

Глава 11

А тут как раз вернулся Хенрик с ротмистром арбалетчиков Кальбом; старый вояка ничему не удивился, только спросил:

– Что прикажете, господин генерал?

– Дежурному офицеру стало нехорошо, – отвечал ему Волков, – подежурьте, ротмистр, до утра, до прихода полковника Брюнхвальда.

Ротмистр Кальб только хмыкнул и сказал: «Как прикажете, господин генерал»; и, поняв, что торчать рядом с людьми, которые сели за стол пошептаться, не нужно, пошёл пройтись по казармам, посмотреть, не дымят ли печи или ещё что не приключилось.

А генерал вернулся к теме, что не в шутку его тревожила:

– Так, значит, народ говорит, что ван дер Пильс вот-вот придёт?

– Ждут, ждут, – почти шепчет хранитель имущества. – Ещё с осени, и все очень грустили, когда он не смог дойти до города.

– То есть с осени, а сейчас…, – Волков начал понимать, что Вайзингер и сам толком ничего не знает о происходящем за рекой накоплении оружия, поэтому ничего такого ему не сказал. – Сейчас что говорят – когда придёт еретик? Слышали вы что-нибудь о том?

– Слышал, слышал, я о том и в Вильбург писал неоднократно, так и писал, что ждут здесь этого ван дер Пильса ещё до Пасхи.

– Ещё до Пасхи? – чуть удивлённо переспросил генерал. И стало ему очень неприятно от пришедшей в голову мысли.

«Чёртов пройдоха фон Виттернауф. Даже не соизволил мне о таких ожиданиях сказать. Ни словом не обмолвился, что тут еретика ждут так рано. Почему? Не хотел пугать, что ли? Или не верит в подобный поворот? Или думает, что я удержу враждебный город, набитый еретиками, с шестью сотнями людей, когда под стенами будет стоять войско ещё из пяти тысяч еретиков? А может быть, и вовсе из десяти? – от злости он сжимает губы в нитку. – Что герцог, что его барон… Жулики, пройдохи, вечно хитрят. Иметь с ними дело – всё равно что играть в кости с трактирными мошенниками».

Хоть и злился он опять на своего сеньора и его ловкого министра, но всё сейчас услышанное, всё понятое ещё больше укрепило его во мнении, что решение принято правильно и что ему нужно было действовать быстрее.

– Мне нужны эти ваши знакомцы, – после всех неприятных раздумий как-то сразу начал генерал.

– Знакомцы – это…, – Вайзингер не понимал.

– Ну, эти ваши тачечники и братья Вязаные колпаки. Хочу с ними встретиться. И так, чтобы о том больше никто не ведал.

И тут, в первый раз за всё время, что Волков знал хранителя имущества, тот заговорил без присущей ему елейности и вкрадчивости. Заговорил с бароном едва ли не как с равным:

– Если полагаете, что они помогут вам устроить в городе свару, то ошибаетесь, не будут тачечники вам помогать, и Колпаки не будут; я вам говорил, что они недовольны городскими порядками – да, недовольны, но это потому, что у них на всех в сенате всего один сенатор. И их самих ценят не больше, чем золотарей. В остальном у них всё хорошо. Может, рядовым жителям коммуны тут и тяжко жить, и человеку, с утра до вечера таскающему тачку, тоже, но главы гильдий живут неплохо. Очень неплохо, уверяю вас.

– Но вы же говорили…, – генерал снова почувствовал приступ раздражения. Только теперь он смог бы дотянуться до его источника. Авось не герцог и не министр, вот он, тут, перед ним сидит. Только руку протяни. Но руку ему протягивать не пришлось. Вайзингер продолжил:

– Я знаю, какой человек вам нужен.

– Знаете?

– Да, есть у меня один такой знакомец. Как раз такой, какой вам нужен.

– И кто же это?

– Я скажу, но сначала вы мне объясните, что вы хотите сделать, – всё так же твёрдо продолжал Вайзингер.

Но барон лишь усмехнулся ему в ответ и восхищённо потряс головой: да ты обнаглел, братец.

На что хранитель имущества отреагировал абсолютно спокойно:

– Понимаю вас, понимаю. Ваше недоверие вполне обосновано, – а после продолжил: – Я в этом городе уже давно, уже женился тут и обзавёлся детьми, но за всё время меня ни разу не пригласили на городской пир, а ведь я представитель герба Ребенрее. Могли бы из уважения к герцогу позвать. Но нет… Меня за глаза называют холуём курфюрста. И мою жену обижают иной раз. Так что, когда вы спросили, имею ли я здесь недвижимость, я сразу сообразил, куда вы клоните. И скажу вам прямо, меня с этим грязным городом ничего не связывает.

Это было как раз то, что хотел услышать барон, но верить всему он не собирался, и тем более не собирался раскрывать свои планы этому безусловно хитрому человеку. А хитрец тем временем вдруг привстал, взял первый попавшийся стакан, оставшийся на столе после пирушки полковника Рохи, выплеснул из него на пол остатки вина, потом взял кувшин и потряс его – в нём плескалось содержимое. Он налил себе вина в стакан и, с удовольствием отпив, продолжил с усмешкой:

– Четыре года, четыре года каждый раз по весне эти недоумки из городского совета приходят ко мне и просят заплатить налог на недвижимость. Четыре года я показываю дуракам договор между городом и гербом Ребенрее и посылаю их к чёрту, и каждый раз они бесятся, негодуют и даже плюются; сдаётся мне, и этой весной припрутся просить денег. А ещё они не имеют права осматривать владения герба, вот я и стал тут припрятывать кое-что, если какие людишки просят. От этого их тоже зло берёт, они ведь всё знают, да ничего сделать не могут, – Вайзингер опять усмехался.

Да, всё это выглядело очень, очень правдоподобно, но вовсе не означало того, что после этого рассказа барон вот так возьмёт и раскроет хранителю имущества свои планы. И посему Волков только спросил:

– А что это за человек? О котором вы мне говорили?

– А, этот… Виг Вондель, которого кличут Черепахой. Первый вор и пройдоха города Фёренбурга. Колпаки и тачечники его сильно уважают, среди них многие с Черепахой дружат. Многие делишки вместе обделывают. Чернь часто любит таких пройдох.

– Виг? – произнёс задумчиво барон. Кажется, этот вариант не очень ему нравился.

– Его зовут Вигвар, а Черепахой прозывают, потому что он живёт в Вюльсвальде, в пяти верстах от города. Как набедокурит тут, так убегает туда, а там земля какого-то сеньора, который горожанам его не выдаёт. В общем, прячется там, как черепаха в панцире; если его в городе поймают – точно колесуют.

– И на что же он тогда годен? – с заметным разочарованием произнёс генерал.

– Он годен на всё, – отвечал хранитель имущества, – лишь бы деньги платили. А деньги ему всегда нужны. Да, всегда… Его сеньор, ещё тот сукин сын, вовсе не бесплатно ему пособляет. Вот Черепаха и старается. Он как-то сказал, что приносит своему господину денег больше, чем все его холопы, вместе взятые. Уверяю вас, барон, Виг – тот, кто вам нужен.

Волков посмотрел на этого безусловно хитрого человека с подозрением: этот Виг мне нужен? А откуда ты знаешь, что я задумал? А потом произнёс:

– Если его собираются колесовать, вряд ли он живёт в городе, а мне самому из города выходить никак нельзя, сегодня бюргеры моего сержанта обратно не впустили. Он выехал утром, а днём ему запретили въезд.

– Я про то слыхал, да… Весь город над вами потешается. Говорит, что вы ездили и умоляли стражу пустить вашего дурня-сержанта, да вам там нос утёрли, и убрались вы не солоно хлебавши, – без всякой снисходительности, а может, даже и посмеиваясь, рассказывал Вайзингер. – Но насчёт Вига вы не волнуйтесь, по ночам он тут хозяин. Виг знает, как сюда прийти и как уйти. Я устрою вам встречу, – заверил его хранитель имущества, снова отпивая вина из стакана. – Завтра в полночь я приведу его вам сюда.

– Ну хорошо, – согласился генерал нехотя. Во-первых, он всё ещё думал о том, что «весь город над ним потешался и что ему утёрли нос», это сильно раздражало его; а во-вторых, он всё ещё не был удовлетворён таким развитием событий: какой-то вор вместо глав гильдий и коммун. Мелковато всё это.

И, словно прочитав его мысли, Вайзингер продолжает:

– Заодно я переговорю с братьями Гляйцингерами и Гуннаром Кривобоким. Утром поговорю. Прощупаю их.

– Даже и не думайте, – строго произнёс генерал, опасаясь, что хранитель может сболтнуть лишнего.

– Да вы не волнуйтесь, барон, – тоном равного, к которому Волков уже начинал привыкать, заверил его Вайзингер, – это вы пришли сюда с шестью сотнями людей, у вас есть право на ошибку, а я тут один и, слава Богу, уже научился выбирать слова и задавать правильные вопросы. Ничего лишнего от меня они не узнают, просто спрошу, не хотят ли они заработать. Хорошо подзаработать.

Он снова выпил вина, а генерал смотрел на него не отрываясь, а потом спросил:

– Значит, собираетесь мне помочь?

– У нас один сеньор, – спокойно отвечал хранитель имущества.

– Надеетесь, он вас отблагодарит?

Хитрец снова выпил вина, вздохнул, а потом и заговорил:

– Нет, не надеюсь; даже не надеюсь на то, что меня отсюда переведут в какое-нибудь приятное место, просто я подумал как-то: вот придёт сюда ван дер Пильс, которого так ждут местные олухи, станет ли мне лучше жить тогда? – он качает головой. – Нет не станет, точно не станет. А если сюда придёт наш цу Коппенхаузен, которого ждёте вы – станет. Вы начнёте резать еретиков, будете их грабить… А они тут жирные, жирные… Так и к моим перстам кое-что прилипнет, заодно и с недругами своими, с обидчиками я поквитаюсь, – он приподнялся и снова налил себе вина из кувшина. – А неплохое винишко пьют ваши офицеры, – и добавил не очень-то весело: – Видно, платит им герцог исправно, не то что мне.

Теперь речи этого человека были ещё убедительнее, говорил он, конечно, гладко, но всё равно генерал не доверял ему и не собирался посвящать в свои планы.

«Пусть делами докажет, что ему можно доверять», – подумал барон, а потом и спросил:

– Ну а товары, что вы тут храните… Среди них есть и вещи этого вашего Вига Черепахи?

– Конечно, я храню его товары, их тут немало, товар у него хороший, дорогой, ждёт своего покупателя, – сразу отвечал Вайзингер, посмеиваясь. – А как иначе? Я же хранитель имущества, должность у меня такая.

Ещё немного подумав, Волков пришёл к выводу, что это и хорошо, что воры и пройдохи хранят тут своё наворованное. Да, это даже и хорошо. После он вздохнул и сказал:

– Ну что ж, приводите сюда своего Вига, поговорю с ним.

– Вот и слава Богу, – произнёс Вайзингер и, допив вино до дна, сказал: – Завтра в полночь буду тут с ним, а с Колпаками и тачечниками переговорю днём; о том, как прошёл разговор, сообщу вам в полночь.

– Будьте осторожны, – просил его генерал и протянул руку.

– Уж не беспокойтесь, барон, – заверил его хранитель имущества Его Высочества, пожимая ему руку. – Без осторожности меня бы тут давно прирезали.

Волков пошёл за ним к выходу, вышел в темноту ночи и оглянуться не успел, не успел на коня сесть и выехать со двора казармы на площадь, а Вайзингер уже исчез в ночном холодном дожде. И теперь генерал ехал по пустынным улицам, а сам размышлял о том, как бывает хитёр и умён человек. Так умён, что даже ему, повидавшему всякое, подобный хитрец покажется человеком пустым и никчёмным, хотя на самом деле будет умным и опасным. Или полезным. Хорошо бы, если так.

За этими мыслями генерал доехал до своего дома и буквально рухнул в перины, так как спать хотел невыносимо. Так, как давно не хотел. Тем не менее, успел перед тем наказать Хенрику чтобы утром звал к нему на завтрак прапорщика Брюнхвальда и оруженосца фон Готта. Для беседы.

Глава 12

В общем-то, звал он их для того, чтобы предупредить кое о чём, но ещё и порасспросить о том, как идут их дела. Как вообще поживает фехтшуле «Непорочной девы».

Томас поставил перед ними целый поднос ещё горячего хлеба. Тот был только что от булочника, который жил на соседней улице, всего в сотне шагов от дома, где остановился генерал. Вернее, то были булки и кренделя. Булки были очень жирны от сливочного масла и сладки, а на румяных кренделях лежали, как и положено, большие крупицы соли. Сразу за хлебом Гюнтер внёс целое блюдо, где вперемешку лежали, ещё шкворча жиром, жареные с луком ливерные и кровяные колбасы. Кувшин с парным молоком, большая миска отличного мёда, потрошёная солёная сельдь (непотрошёную пусть чернь ест), свежее пиво и кофе – всё это быстро появлялось на столе перед молодыми людьми и бароном.

– Прошу вас, господа, – предложил приступить к завтраку генерал. Он сам прекрасно выспался и проголодался, так что вся эта еда и ему пришлась по вкусу. Гюнтер был молодец. А Максимилиан и фон Готт не заставили себя упрашивать, тут же прапорщик уложил себе на тарелку селёдку, а оруженосец потащил из сковороды целую кровяную колбасу. Он также разломил крендель и, макая его в горчицу, стал есть вместе с кусками колбасы.

– Ну и как у вас идут дела? – спросил генерал, тоже беря себе колбасу. – Как ведёт себя городской народец в школе? Всё ещё заносчивы? Всё ещё дерзки?

– Не так чтобы сильно…, – отвечал фон Готт, расправляясь с кренделем и колбасой.

– Со мною вчера даже двое поздоровались, – добавил прапорщик, – позавчера я с ними выходил на поединок, мастер нас сводил – посмотреть, как я и они работают полуторным мечом и баклером. Другие подходили посмотреть, и я не стал их при товарищах сильно позорить, дал им показать, на что они способны.

Волков всегда знал, что молодой Брюнхвальд неглуп, и в этот раз он сделал всё правильно.

– И, значит, эти двое вчера поздоровались с вами? – чуть улыбаясь, спрашивал генерал, а сам жестом указал Томасу, что стоял у стены: налей кофе.

– Да, и уже не косятся, кажется, привыкают.

– Это очень хорошо, Максимилиан.

– И за мной ходят смотреть, – заметил фон Готт, ему тоже хочется внимания генерала. – Станут и смотрят, как я с мастером работаю.

– Прекрасно, господин фон Готт. И много там сильных бойцов?

– Не так чтобы очень, – заносчиво отвечает фон Готт и добавляет с пренебрежением: – В основном там юнцы. Много желания да мало умения. Ежели насчёт шеста или копья, так мастеров немного.

– Но есть и сильные бойцы, – замечает Максимилиан, – тот же Гассен, тот же Фриц Гольденрайм.

– А ещё Фриц Кёниг, – вспомнил Максимилиан. – Он лучше меня владеет мечом. Он там вообще лучший.

– Да не лучше вашего он держит меч, – заметил фон Готт, уже заканчивая с колбасой.

– Ну и не хуже, – настаивал молодой Брюнхвальд. – Нет, не принижайте его, Людвиг, он отменный боец. Необыкновенно быстрый, и кисть у него хороша.

Но оруженосец не согласился с прапорщиком; только Волков не дал разгореться этому, скорее всего, беспочвенному спору и произнёс:

– Скоро в вашей школе появится человек, которого вы хорошо знаете, – тут он сделал паузу, чтобы оба молодых человека прекратили жевать и слушали его. – Вы и бровью не должны повести, вы его не знаете, первый раз видите.

– А кто это будет? – сразу спросил фон Готт.

А вот Максимилиан не заинтересовался, он как старший товарищ произнёс, хотя и с каплей весёлости:

– Не интересуйтесь, то не наше дело, Людвиг, надобно будет – нам про то скажут. А наше дело – приручать диких бюргеров к вежливости и прививать им добродушие.

– Умно сказано, – смеётся фон Готт.

– Хорошо, что вы всё понимаете, – улыбался Волков. – Ну что, господа, кто желает выпить кофе?

– Благодарю вас, господин генерал, – вежливо отказывается молодой Брюнхвальд.

В общем, оба молодых человека наотрез отказываются от кофе, оруженосец ещё и морщится, как будто ему предложили какую-то дрянь. Это даже немного огорчает генерала. Он всё никак не может понять, почему кроме него, ну, ещё его жены и госпожи Ланге, никто не пьёт кофе. Люди не понимают вкуса напитка.

– Ну раз так…, – Волков внимательно смотрит то на одного, то на другого. – То купите-ка ещё одну бочку вина.

– И что? И отвезти её в школу? – с сомнением спрашивает прапорщик.

– Опять опрокинут, – предрекает оруженосец.

Кажется, они всё ещё не верят в успех предприятия с вином, но генерал настаивает:

– Ну и ничего, опрокинут так опрокинут. Вы купите и привезите. Мол, вы люди простые и зла не помнящие. Истинно верующие и прощающие, – он встаёт, берёт с комода пару монет и, вернувшись, кладёт их перед Максимилианом. – Купите, привезите и поставьте, как в прошлый раз.

– Да, господин генерал, – отвечает прапорщик, забирая серебро.

***

Приехал в расположение, а там суета. Карл Брюнхвальд с утра лютует, спал, что ли, плохо. Даже позавтракать никому не дал. Строит людей во дворе при доспехе и оружии. То есть по полной выкладке. Строит всех. И роты Лаубе, и мушкетёров, и арбалетчиков. Места мало, всем сразу стать негде, на смотр выходят по очереди, но, судя по всему, и кавалеристам тоже придётся седлать лошадей и надевать латы.

Волков никогда Брюнхвальду ничего на сей счёт не советует, Карл лучше него знает, как держать в ротах дисциплину. Сам генерал – может оттого, что вышел из простых солдат, – всё норовил дать подчинённым поблажку. Хоть на марше, хоть в рационе, хоть в дозорах и караулах – в общем, хоть как-то облегчить жизнь солдата.

Брюнхвальд же с молодых ногтей был офицером и дорос до полковника он как раз с мыслью, что лучшие отряды – это отряды, спаянные умениями и дисциплиной. Поэтому в первую очередь был требователен к молодым офицерам и особенно к сержантам.

Знание команд, чёткость их выполнения и дисциплина. Дисциплина! В этом и крылся успех, по мнению полковника Брюнхвальда. Волков с ним не спорил, он и сам уже чувствовал, что время лихих кондотьеров, меняющих нанимателей едва ли не каждый месяц, время малых военных корпораций, которое он застал в молодости, уже ушло. Ну или уходит. Вместе с роскошной рыцарской конницей и солдатской вольницей. Наступали времена артиллерийских батарей, мушкетёрских линий и ровных терций. Правда, не все ещё это понимали, а вот Карл Брюнхвальд, кажется, понимал и, несмотря на протесты представителей солдатских корпораций, палкой загонял солдат в новые времена.

Когда Волков спешился и подошёл к нему, полковник поклонился.

– Доброе утро, господин генерал.

– Доброе утро, Карл. – Волков огляделся, но не нашёл во дворе полковника Роху, вместо него с мушкетёрами стоял лишь капитан Вилли. – Вижу я, вы решили встряхнуть людей поутру.

– Нет ничего хуже гарнизонной жизни, – пояснил Брюнхвальд. – Разве что понос.

– Надеюсь, с поносом у нас всё в порядке?

– С поносом всё хорошо, за кашеварами я слежу, за отхожим местами тоже, вот только с водой у нас беда.

– Что, мы выпили наш колодец? – догадался генерал, взглянув на тот колодец, что был во дворе казарм.

– Хоть и река тут близко, но, кажется, не сегодня-завтра допьём, придётся брать воду в других колодцах, – отвечал ему полковник.

А ведь думал генерал, ещё когда отсматривал казармы в первый раз, что одного колодца на шесть сотен человек и почти на шестьдесят лошадей нипочём не хватит. Как бы ни был он хорош.

– Не хотелось бы…, – задумчиво произнёс генерал.

– Простите? – не расслышал полковник.

– Не хотелось бы давать бюргерам ещё один повод для злости; начнут скулить, что мы, дескать, ещё и их колодцы опорожняем, – объяснил Волков. – Местные злы…

– Это точно. Сегодня один сопляк кидал в моего коня черепками разбитого горшка, острым краем порезал бок лошади, – рассказывал Брюнхвальд, – я обещал взгреть его плетью, так он сказал, что скоро меня взгреют и что я холуй курфюрста.

– Они здесь всё ждут ван дер Пильса, – произнёс генерал.

– Да, я про это тоже уже слыхал, – произнёс полковник.

– А про то, что он придёт до Пасхи, тоже слышали?

А вот про это, судя по его удивлённому взгляду, Карл Брюнхвальд слышал впервые. Он долго смотрел на генерала, а потом и сказал:

– Если это правда… нужно что-то делать.

– Я пытаюсь, Карл, я пытаюсь. – отвечал ему Волков, а потом и сам спрашивал: – А где наш полковник Роха? – честно говоря, генерал подозревал, что весь этот смотр является прямым последствием ночной пирушки одноногого полковника.

– Ему нездоровится, – многозначительно ответил Брюнхвальд. Но теперь его, конечно, стал волновать совсем другой вопрос. – Господин генерал, так насколько оправданы эти слухи, про то, что ван дер Пильс придёт до Пасхи?

– Наш сержант Манфред видел один обоз… Похоже, что еретик и горожане уже сейчас готовят магазины вокруг города. Так что он с малым обозом может прийти и по распутице, – отвечал ему Волков. Но рассказывать о большем ему не хотелось. Сам ещё толком ничего не знал, а посему и не хотел плодить тревогу. – Главное, Карл, вы занимайтесь солдатами. Будем надеяться, что это только слухи.

– А если вдруг…, – Брюнхвальд никак не хотел заканчивать, – а если вдруг… вдруг это не слухи? Как же мы тогда будем оборонять город, когда тут все против нас?

– А никак, – спокойно отвечал генерал. – Как только я узнаю, что враг идёт к городу… наверняка узнаю… так сразу выведу отсюда людей.

***

На центральной площади в разгар дня не протолкнуться. Обед уже давно закончился, до ранних зимних сумерек два часа, а торговля всё в самом разгаре. Тачки, телеги, грязь, ругань. Впрочем, неудивительно: тут главный рынок процветающего города и совсем рядом, только заверни за угол – кафедрал; как говорят святые отцы, посмеиваясь друг над другом, седалище епископа. Тут и помолиться, и прикупить необходимого можно, и выпить в близлежащих харчевнях. Опять же тут, вдоль задней стены городского совета, одна к одной стоят, расположенные к рынку распахнутыми ставнями, роскошные лавки менял, что на южный, ламбрийский манер даже здесь именуются «банками». Там, под навесами и рядом с дымящимися жаровнями, солидные люди в мехах и бархате пальцами в золотых перстнях целый день перебирают монеты, что попали к ним со всех концов ойкумены.

Здесь, совсем рядом, перед большой лужей, стоят доски, к которым прибиваются постановления и распоряжения городского сената или приказы бургомистра. Здесь всегда можно узнать о новых налогах, ввозных пошлинах или, к примеру, о ближайших казнях. Или ещё о чём-нибудь интересном. А тем, кто не умеет читать, упитанный герольд в расшитом золотом колете, протрубив предварительно в трубу для привлечения внимания, прокричит последние указы и распоряжения свои зычным голосом.

Генерал терпеть не мог главные рыночные площади. Будь это роскошный Ланн или чопорный Вильбург – коли день базарный, так не отличить его будет от Фёренбурга. Та же грязь, та же суета, то же столпотворение. В общем, брань, вонь и толчея.

Но барон не просто так сюда приехал. Он оставил свою охрану и лошадей на забитой телегами улице, а сам, лишь с Хенриком и фон Флюгеном, пошёл в торговые ряды, в самую толчею, не смущаясь сутолоки и не боясь испачкаться. Те из людей, кто тут торговал, или горожанки с корзинами, случайно обращая на него внимание, удивлялись: не каждый день можно было увидеть на базаре подобного господина при мече, да ещё и при добрых людях, что пытались оградить его от всяких встречных людишек. Но большинство его не видело, все были заняты делом. А барон как раз шёл по мясному ряду, разглядывал мясо, что выкладывали на прилавки крепкие мясники или селяне, продававшие привезённое из деревень. Шёл, останавливался, слушал разговоры, интересовался ценами – удивлялся. Через реку от Эшбахта баранину можно было купить по бросовой цене, горцы водили по своим прекрасным долинам не только коров, но и большие стада овец и прибыльно торговали с Нижними землями шерстью, отвозя её вниз по реке; но баранина была там дёшева, раза в три дешевле, чем тут. Да и на свинину здешняя цена отличалась от цены в Малене раза в два. Да, что ни говори, а близость богатых Нижних земель и серебряных рудников Эксонии в этом городе была очевидна. Серебра и золота здесь было в достатке, вот почему герцог вцепился в этот город, как голодный пёс в кусок мяса.

Впрочем, он пришёл в это место вовсе не для того, чтобы интересоваться ценами. Его интересовало кое-что другое. Тут как-раз и началось то, зачем он сюда пришёл. Протяжно и звонко, перекрывая базарный шум, зазвенела труба, оповещая добрых горожан города Фёренбурга, что герольд взобрался на помост и начинает читать городские новости.

– Добрые граждане славного города Фёренбурга, а также гости, слушайте постановление уважаемых сенаторов. С сего дня проезд по улицам Святой Анны, и по улице Оружейников, и по Козлиному переулку для телег всяких воспрещён вплоть до будущих распоряжений. Также совет города объявляет набор всякого люда на чистку отводной канавы, что у западных ворот; всем, кто желает заработать, приходить к городской ратуше и справляться у второго писаря городского совета Нойлинга…

Громко, чётко, чуть ли не на весь рынок вещал городской герольд. Потом всё тем же прекрасно поставленным голосом герольд повторил всё это ещё раз, и генерал наконец дождался. Глашатай перешёл к частным объявлениям.

– Купец Бёттцель выдаёт свою вторую дочь Ханну замуж и в воскресенье после венчания будет раздавать у храма святого Марка хлеба и сыры всем желающим. А торговый гость из Фринланда Фердинанд Константин Зальцер устраивает в фехтовальной школе «Непорочной девы» турнир с богатыми призами. Всем горожанам, что желают принять участие, записаться на турнир можно у распорядителя турнира Шпенглера или его помощника Киммера.

Волков выдохнул. Значит, дело пошло. Всё-таки Сыч молодец, успел за утро и день всё сделать. У генерала даже немного улучшилось настроение. Он с самого утра находился в напряжении – и когда завтракал с молодыми офицерами, и когда был в казармах, и даже когда обедал, камень неизвестности с души у него не спадал: получится у Фрица Ламме? Не получится? И вот теперь ему оставалось дождаться вечера, чтобы выяснить подробности, а также оценить текущие и будущие расходы. Кажется, дело пошло.

Глава 13

Барон не мог дождаться вечера, дело стронулось, и теперь ему нужно было всё знать о происходящем. Теперь, когда отступать было поздно, – деньги-то уже потрачены, – он не находил себе места от нетерпения и желания ускорить дело и улучшить его. Посему завтракал без аппетита и всё смотрел и смотрел за окно – ну когда же уже вечер? Едва начало темнеть, велел зажечь лампы и взялся за книгу. Нужно было подождать, пока последние посетители церквей разойдутся по домам, а пьяницы разбредутся по трактирам. Но и книга не читалась, не мог он проникать в изящный язык пращуров, когда все мысли его были о встрече с Фрицем Ламме, ну и о том самом Виге Вонделе, которого кличут Черепахой и которого обещал привести хранитель имущества Вайзингер. Обе эти встречи для начатого дела были важны одинаково. В общем, он еле дождался восьми часов вечера, прежде чем звать Хенрика и просить того седлать лошадей. Поехал опять без большой охраны, были с ним лишь Хенрик, фон Готт и самые умелые сержанты Грифхоппер с Готлингом. Все в доспехе, при заряженных пистолетах, а у Готлинга была ещё и аркебуза; теперь он ещё больше стал думать о безопасности, но как-то совмещать безопасность и скрытность было непросто. Посему сначала из дома выехали фон Готт и Готлинг, они проехались по всей улице Жаворонков, заглянули в проулки и, лишь не найдя никого подозрительного, дали сигнал всем остальным выезжать. И даже после этого, свернув на одну тёмную и узкую улочку, Волков велел всем остановиться и спрятаться. И так прождали некоторое время, чтобы убедиться, что за ними никто не идёт. Было холодно, но он ждал в продуваемом ветром проулке, пока не стало ясно, что слежки нет. Только тогда барон продолжил путь и вскоре был у дома, что снимал Фриц Ламме. И тот сразу спустился и сам открыл ему дверь, как только Хенрик кинул ему в ставень камушек. Было видно, что ждал гостей.

От Сыча снова пахло вином, этот запах генерал ещё на лестнице почувствовал, когда шёл за ним. Да-а… Волков подошёл к столу, который его хитрый помощник накрыл к его приходу, взял кувшин, заглянул в него, понюхал содержимое, а потом и попробовал его. Всё-таки дураком Фриц Ламме не был. После того как барон принёс ему целый мешок серебра, он пил очень неплохое вино… Волков и сам не побрезговал бы бочонком такого. Но пришёл он сюда не за вином.

– Ну, рассказывай.

Поначалу его помощник изрядно напугал барона, когда начал извиняться и ругаться заодно: