Борис Царегородцев
Время больших побед
Глава 2
Поход
После почти четырехмесячного стояния в богом забытом месте, где война лишь изредка вспоминалась пролетом немецких разведчиков, и то на почтительном расстоянии от этой базы, выходами на патрулирование базирующихся вместе с нами пары морских охотников и бывших рыболовов, ныне боевых кораблей, наша РЛС[2] – служба раннего оповещения свернула работу. Вот и все достижения этой базы.
Наконец-то наше заточение закончилось, мы снова в море. Какое это непередаваемое чувство – находиться в боевом походе. Возможно, мы вышли бы и раньше, но не могли. У нас ведь не обычная лодка, а атомная, стояли мы тут не по своей прихоти, а вынужденно. Боекомплект почти закончился, а самое главное – у нас подошел к полной выработке ресурс установок жизнеобеспечения, без которого мы не подводная лодка, а ныряющая, попробовали бы вы на такой выходить в море. Потому-то мы стоим тут в ожидании, когда наладят производство по изготовлению поглотителей углекислоты. Да и отдых нужен был экипажу после почти четырехмесячного боевого похода. Правда, если бы экипаж эти четыре месяца отдыхал в домашней обстановке, вопросов не возникло. Но четыре месяца у черта на куличках, впереди студеное море, позади тундра на много сотен километров. В таких условиях нам бы на отдых хватило и месяца, и то бы выли волками. Спасибо Головко, хоть какую-то работу подбросил – обучать курсантов, будущих подводников атомного подводного флота СССР. А если бы не это, то точно выли бы волками или дезертировали на фронт.
И вот этот день настал. Боезапас погружен, установки жизнеобеспечения работают, боевая задача поставлена. Мы вышли в боевой поход.
Как и в предыдущие выходы, с нами для координации действий с другими подлодками отправился представитель Северного флота, на этот раз – капитан второго ранга Августинович Михаил Петрович. В состав первой волны на коммуникации противника с нами пошли пять подводных лодок.
Совсем недавно Северный флот пополнился пришедшими с Тихоокеанского флота шестью подлодками С-51, С-54, С-55 и С-56, Л-15 и Л-16, которые, пройдя по двум океанам и девяти морям более 16 700 морских миль, вошли в состав флота. Все это произошло с одним маленьким отступлением от РИ, в этом мире Л-16 благополучно дошла до места назначения, так как все командиры были проинформированы о большой вероятности встречи с японскими субмаринами. Их акустики получили приказ постоянно быть начеку и вести себя так, будто они находятся внутри вражеской эскадры. Сам переход был согласован с американской стороной так, что они встретили наши подводные лодки в определенном районе и проводили их под охраной до Панамского канала[3]. С нами в поход вышли две тихоокеанские подлодки С-51 и С-56, наши старые знакомые Щ-403 и Щ-422. Кроме того, с нами должны были взаимодействовать две «Катюши» – К-1 и К-22, которые вышли на неделю раньше, но с К-22 мы так и не смогли связаться, по всей видимости, она погибла. Все пять подлодок заняли позиции от мыса Нордкин до мыса Нордкап в ожидании кораблей и судов противника. На позиции в Варангер-фьорде находились еще две «Малютки» – М-122 и М-172, для пресечения выхода транспортов из этого фьорда. Кроме представителя флота, с нами пошел и Сапожников, после переаттестации он стал майором (и на хрен он нам тут нужен), и двадцать курсантов самых подготовленных еще из первого набора, пополнив поредевший экипаж.
Мы двигались медленно на перископной глубине в пятнадцати милях от побережья Норвегии, выставив антенну обзорной РЛС, наблюдая за обстановкой и сканируя все радиочастоты.
– Уже неделю в море, и ни одного конвоя, только какая-то мелочь, – возмущался Августинович.
– А вы что хотели, капитан второго ранга, выйти пошалить, дескать, давай, фриц, посылай под наши торпеды больше судов. Немцы, похоже, засекли выход некоторых подлодок на позиции и теперь придерживают суда в портах. Но мы дождемся, они все равно зашевелятся, если пронюхают о подготовке к наступлению.
За эту неделю отличилась только С-56, командир капитан-лейтенант Щедрин, – потопив БДБ в четыреста тонн, переоборудованную под плавучую батарею (2 × 88 мм, 1 × 37 мм, 4 × 20 мм), под охраной двух противолодочных китобойцев. После потопления китобойцы тут же повернули назад, даже не подумав спасать выживших. Это так не похоже на немцев. За полгода, после того как мы подсказали Виноградову, что надо топить всё, а не только транспорты, немцы потеряли немало эскортных кораблей, видимо, эти предпочли просто драпануть, чем попасть под торпеды русской подлодки, хотя, возможно, тут англичанка охотится. Да какая разница, русские или англичане, на базе все же спокойнее.
И вот однажды наше терпение было вознаграждено.
– Тащ капитан первого ранга, – раздался возглас оператора РЛС, – обнаружены три воздушные цели, дальность шестьдесят две мили, высота две тысячи, скорость двести, идут с запада курсом на восток вдоль побережья.
– Продолжить наблюдения за воздушной обстановкой. На ГАКе, что слышно?
– Пока ничего не слышно, но здесь много островков.
– Предупредить подлодки о самолетах. Выпустить низкочастотную антенну, отходим чуть мористей, создаем больший обзор для нее.
Через сорок минут на удалении пяти миль от нас курсом на восток пролетел первый самолет – летающая лодка BV-138. Затем с десятиминутным интервалом между самолетами еще два НЕ-115 – воздушная разведка крупного конвоя. В их задачу входил поиск подводных лодок с последующей атакой или наводкой на них кораблей эскорта. Прошло примерно полчаса после пролета самолетов, как на ГАКе засекли многочисленные шумы надводных кораблей.
– Удаление пятьдесят миль, скорость восемь узлов, курсом на восток, – поступил доклад.
– Боевая тревога, передать на остальные подлодки, с запада движется крупный конвой.
– Михаил Петрович, давай посмотрим, кто у нас первым выходит на перехват.
– К-1, капитан третьего ранга Стариков, – ответил Августинович, глянув на планшет с оперативной обстановкой, – потом С-51 капитана третьего ранга Кучеренко.
– Передать на К-1 и С-51 координаты, курс и скорости конвоя.
– Я вот что хочу сказать, капитан третьего ранга, Стариков до этого похода командовал «Малюткой» М-171, а это его первый боевой поход в качестве командира такой большой подлодки. Справится ли он с ней? Хотя он опытный командир и не раз выходил на вражеские коммуникации, не просто же так его грудь украшает звездочка, которую он получил год назад.
– У вас есть сомнения по поводу его командных способностей?
– Нет, я думаю, он справится.
– Вот и отлично.
– Дима! Мамай! Курс на сближение с конвоем, обе турбины на сорок процентов, глубина восемьдесят.
Минут через сорок пришло сообщение от Старикова об обнаружении конвоя в составе трех транспортов и не менее десятка кораблей охранения.
– Да не такой он и крупный, – проговорил я с досадой.
В охране было три самолета, будто в конвое два десятка судов, они-то нас и попутали. Через полчаса после сообщения Старикова наша акустическая система зафиксировала два взрыва, а потом серию подводных взрывов.
– Похоже, Стариков кого-то все же достал, если немцы бомбят, – высказал предположение Петрович.
– Теперь лишь бы его не достали, – ответил Августинович.
Не достали. Стариков оторвался от преследования, да немцы долго им и не занимались, надо было охранять конвой дальше. Все же сказалось отсутствие боевого опыта у Старикова в командовании большой подлодкой, и он допустил одну ошибку. Произвел не полный торпедный залп, выпустив лишь четыре торпеды из шести. Двумя попал в транспорт, который затонул, одна торпеда затонула, четвертая прошла рядом с еще одним судном, которое сумело отвернуть. А произведи он полный залп, по еще не так растянутому и растревоженному конвою, может, и еще в кого попал бы. Но у «Катюш» была одна плохая особенность: после залпа они не удерживались на глубине, их выбрасывало на поверхность, и они демаскировали себя появлением рубки и носовой оконечности над водой.
Следующей в атаку вышла С-51, приблизившись до мили, произвела четырехторпедный залп. Это был первый боевой поход Кучеренко и даже первая атака с пуском боевых торпед. Так что все они прошли мимо. Но немцы решили и с ним провести церемонию посвящения в клуб подводников, сбросив с десяток бомб, чем доставили всему экипажу массу приятных ощущений, так как они теперь стали членами элитного клуба, пройдя крещение.
Потом мы последовательно наводили на этот конвой Щ-403 Шуйского, С-56 Щедрина, Щ-422 Видяева. Второй раз вышел в атаку догнавший конвой Стариков и добил судно, поврежденное Щ-403. Нам все же удалось потопить все три судна из конвоя и два корабля охранения. А когда эскорт остался без своих подопечных, они всерьез занялись подлодками. Больше всего досталось К-1, ее основательно помяли. Эти лодки вообще не отличались скрытностью из-за протечек соляра, который оставлял заметный след на поверхности, а после гидравлических ударов при взрыве глубинных бомб топливные цистерны потекли ручьем. Нам пришлось вмешаться, как и прошлой осенью, мы выманили охотников на себя. Пришлось пожертвовать торпедой из «Пакета»[4], остановив одного особо рьяного преследователя. Его взял на буксир другой корабль – минус два в погоне, – переключив остальные на себя, показав кончик перископа. Мы потаскали своих преследователей по морю, играя в кошки-мышки, дав К-1 уйти из района, а потом оторвались сами.
Когда мы уводили преследователей, немцы нас забрасывали глубинками. Майор Сапожников, побледнев, все время не спускал взгляда с подволока, ожидая, что сейчас тут образуется пробоина и вода хлынет в отсек. Это тебе не на земле находиться, тут кажется, все бомбы нацелены именно на тебя, и лишь вопрос времени, когда это случится и ты отправишься к Нептуну на прием.
– Майор! – Это опять наш приколист. – Да не дрожи ты так, а то немецкие акустики слышат морзянку твоих зубов и ломают голову, что за послание передали им русские перед своей смертью.
Майор посмотрел на Князя, оторвав глаза от притолоки, переваривая сказанное доктором, а потом промолвил:
– А что, они могут попасть в нас?
– Конечно, если вы не перестанете стучать своими зубами и передавать им наши координаты.
Сапожников обвел всех взглядом и, увидев, что все заняты своими обязанностями и никто не обращает внимания на доносившиеся за бортом взрывы глубинных бомб, понемногу успокоился.
– Я ведь первый раз на подводной лодке, тут не так, как на земле. Мне казалось, все бомбы предназначены нам, вот-вот попадут, и все, хана нам.
– Не стоит так бояться, наш командир не подпустит их и на пару кабельтовых, мы всегда сможем оторваться. Так что дыши спокойно, нам ничего не угрожает, это не двадцать первый век, где надо держаться от противолодочных кораблей за сотню миль.
Мы оторвались от кораблей противника, но наш отряд лишился одной лодки, ей пришлось вернуться на базу. Мы еще неделю караулили суда противника, которых все не было и не было.
* * *
Пока мы находились в ожидании противника, я вспомнил последние дни нашей стоянки перед походом.
Почти неделю на нашей подлодке находились ученые физики-ядерщики, но их восхищение нашим реактором я описывать не буду. Но скажу так: они походили на маленьких детей, которым дали новую яркую игрушку, слишком большую для них, и они радуются, а в карман ее положить не могут, вот они и крутились вокруг отсека с реактором. Они исписали горы бумаги, провели сотни разных измерений, поснимали сотни промеров, была бы возможность, они бы разобрали его на отдельные детали. Кто-то из экипажа подарил им цифровой фотоаппарат и ноут и ради такого дела научил ими пользоваться. Вот это теперь Кочеткову и его команде большущий чирей на заднице, теперь они хрен присядут, будут вокруг этих ученых круглые сутки на лапках прыгать. А как же, теперь они носители сверхсекретной информации, так ладно, если только в голове. Но теперь у них есть множество фотографий, от и до, горы разной макулатуры, исписанной ими и полученной от нас. Да и сам ноут с фотоаппаратом – это тоже сверхсекретные техизделия. Ох, как смотрел на меня Кочетков, когда он увозил своих ученых обратно. До этого он предпринял попытку изъять все это оборудование, да но не тут-то было. Харитон пригрозил наркомом, сказал, если они хотят побыстрей получить что-то наподобие вот этого (это он сказал про реактор), то вот это оборудование ни за что не отдадут, а если боятся за утечку информации, то пусть потрудятся не допустить этого. В день отлета Кочеткова прибыл Головко, а с ним капитан второго ранга Августинович.
– Ну что, командир, застоялся? Готов выйти в море?
– Товарищ вице-адмирал! Да я веслами грести буду, лишь бы поскорей отсюда уйти.
– А чем тебе это место не нравится?
– Да всем нравится, но только издалека. Да сколько же можно стоять. Когда лодка частично была небоеспособна, тогда да, никаких вопросов, стояли и не рыпались. Но теперь-то мы полностью боеспособны и готовы в любой момент выйти в море, осталось кое-что догрузить из припасов.
– В море он рвется, а кто для будущего подводного флота подводников учить будет? Я, что ли? Я-то ни хрена не смыслю во всем этом, так что тебе еще придется немного постоять тут.
– Товарищ адмирал, у меня предложение, я кое-кого оставлю из своего экипажа. Они займутся курсантами, а со мной пойдут человек двадцать бывших курсантов, самых подготовленных.
– Ну, вот и договорились, прав оказался твой штурман в том, что ты именно это предложишь.
«Сан Саныч все-таки зараза, когда успел с адмиралом сговориться», – подумал я про себя.
– Так что готовься к выходу, завтра придет судно, доставит припасы, на все про все – двое суток. И вот еще что, с тобой пойдет капитан второго ранга Августинович для координации боевых действий с подлодками.
– А сколько пойдет с нами?
– Планируем послать шесть подлодок.
Вот хитрюга Головко, заранее знал, что выходим в море, и этого кавторанга с собой привез, а начал тут со мной мурку водить.
– Кто-то будет уже из знакомых нам командиров? Извините, я неправильно выразился, я имел в виду тех, кто уже действовал вместе с нами?
– Только двое, а у двоих это будет первый боевой выход.
– Понятно. Значит, боевого опыта никакого. Ладно, опыт дело наживное. Если в первом походе будут выполнять то, что от них требуется, все в порядке. Надеюсь, они проинструктированы.
– Да, конечно, прошли полный инструктаж, пообщались с теми командирами, кто бывал с вами в рейдах. Не подведут. Не должны.
– Поход покажет. А все же кто это?
– Капитан третьего ранга Кучеренко и капитан-лейтенант Щедрин.
– Да, эти не подведут, я хорошо их знаю, не лично, конечно, со Щедриным даже встречался, он к нам в училище приходил, рассказывал о войне, о нелегкой службе подводника. Я его рассказы хорошо запомнил.
– Раз уверен, значит, все в порядке. Еще я для тебя приготовил одну горькую и одну сладкую пилюлю. С какой начинать?
– Обычно начинают с горькой, чтобы сладкой заесть.
– Тогда слушай, идет подготовка к освобождению района Петсамо – Киркенес, там у немцев очень мощная оборона из сильно укрепленных узлов с множеством инженерных и природных сооружений. По некоторым надо будет нанести прицельный и очень точный удар. Сможете? Если судить по тому, как вы это сделали в Киркенесе и на аэродроме, сможете. Еще надо будет уничтожить береговые батареи перед подходом кораблей с десантом, который планируется высадить прямо в порту.
– Сколько целей надо уничтожить, у нас ведь боезапас не безграничный. Максимум, что мы сможем использовать по берегу, – штук шесть ракет, не более.
– А вот к этому я и веду разговор. Тебе придется на время расстаться со своими диверсантами. Только они могут определить, куда именно надо стрелять, чтобы нанести наибольший урон узлу обороны, чтобы с наименьшими для себя потерями захватить и прорвать оборону противника.
– А с кем они там будут взаимодействовать, они что, одни по тылам пройдут?
– Нет, вместе с 181-м разведотрядом.
– Да что я тут решаю, надо с капитаном третьего ранга Большаковым на эту тему разговаривать. Но думаю, он согласится, а то он без дела зачахнет. Но парочку его ребят я оставлю себе. Кого он оставит, мне все равно. Пусть между собой жребий тянут.
– Значит, и этот вопрос надо решить до моего отлета, поскольку они должны будут отбыть со мной. А теперь сладкая пилюля. Тут мне Кочетков передал приказ о присвоении новых воинских званий экипажу подводной лодки К-119 «Морской волк». Кроме того, указ о награждении личного состава орденами и медалями. Часа хватит подготовиться к этому торжественному мероприятию?
– Так точно, товарищ адмирал.
Отдав распоряжение Петровичу насчет торжественного построения, я снова обратился к Головко:
– Товарищ адмирал, у меня вопрос.
– И что за вопрос?
– Хотел узнать, как продвигается ремонт кораблей. Как я знаю, «Шеер» теперь носит имя «Диксон», это сделано специально, чтобы фрицы зеленели при упоминании этого имени на борту своего корабля, сдавшегося в плен.
– Что и говорить, благодаря тому, что вы его не так сильно изуродовали, ремонт продвигается вполне успешно. С последним конвоем из Америки доставили гребной винт, три спаренные 127-миллиметровые универсальные артиллерийские установки и семь спаренных 40-миллиметровых зенитных автоматов «Бофорс». Днище уже залатали, погнутый вал выправили, осталось заменить вспомогательную артиллерию на стотридцатки. Обещали до конца года ввести в строй.
– А как на эсминце работы продвигаются?
– Этот должен выйти в море летом, корму ему уже состыковали.
– Я вам рассказывал про его судьбу в нашей реальности. Он там уже четыре месяца как на дне лежит вместе с пятнадцатью членами экипажа, которые на нем оставались. Но за семьдесят лет так и не узнали, в какой именно точке. А здесь скоро снова вступит в строй и может еще не один год прослужить флоту.
На верхней палубе начал собираться личный состав, готовясь к торжественному построению. Адмирал что-то обсуждал с Кочетковым и Санычем, я не стал к ним подходить, если бы я был нужен, думаю, они пригласили меня. В другой стороне также шло обсуждение, похоже нешуточное, это я озадачил Большакова, и теперь там шел отбор кандидатов на место в самолете командующего.
Прозвучала команда строиться. Экипаж в парадной форме выстроился на палубе в ожидании.
На этот раз было чуть по-другому, а не как несколько месяцев назад. Вызывался кто-то из экипажа, зачитывался приказ о присвоении нового воинского звания, а потом указ о награждении.
И, как обычно в этих случаях, после награждения экипаж получил праздничный обед и отдых. Для некоторых этот обед был прощальным. Кое-кто улетал обратно в Москву, а иные ближе к фронту или даже за линию фронта. В тыл врага. Вначале я проводил Кочеткова с учеными и Сан Саныча.
– Ну что, Сан Саныч, когда теперь встретимся? Я понимаю, на лодку ты уже не вернешься, но нас не забывай. Хотя бы изредка появляйся или, как у нас говорят, отправь эсэмэс, если позвонить не сможешь. Надеюсь, не зазнался, находясь там, в окружении сильных мира сего.
– Командир! Петрович, мы с тобой вместе уже более пяти лет, а это не забывается. Так что мы с тобой очень скоро снова встретимся. А когда начнется операция, я буду здесь.
– Ну, тогда до встречи.
Мы снова обнялись, Саныч шепнул мне на ухо: «Ты не обижайся на то, что всех повысили в звании, а тебя нет. На тебя другой указ готовился, так что жди. Быть тебе, командир, адмиралом».
Я посмотрел на Головина удивленными глазами.
– Да-да, командир, после этого похода все должно решиться.
Следующим отбывал командующий, забирая с собой Большакова с четверкой его головорезов, улетающих на фронт. С ними долгих проводов также не было. Я только попросил их до начала совместной операции не лезть на рожон, поскольку они понадобятся во время удара по целям, я-то вслепую могу забросить ракету не туда.
Проводив дорогих гостей, мы начали готовиться к походу. «Завтра должен прибыть корабль с припасами, – подумал я, – надо вызвать Сидорчука, он знает, чего и сколько нам надо для боевого похода».
– Старший пра… младший лейтенант Сидорчук, зайдите ко мне, – вызвал я по внутренней связи нашего снабженца.
Когда Сидорчук зашел ко мне, я решил его поздравить с офицерским званием.
– Да на какой оно ляд мене, это официрское звание, мене и так было хорошо, было три звезды на погонах, а в них, да в темном отсеке, можно принять за адмирала. А теперь одна, а это значит, разжаловали мене, товарищ командир.
– Михалыч, ты это что, от Князя инфекцию подхватил. Еще один Данилец объявился на подлодке. Юморист, блин. Давай, Михалыч, выкладывай, что нам надо и сколько. Завтра приходит корабль с припасами.
– А на какой срок выходим?
– Рассчитывай на три месяца.
На другой день случился аврал, пошла интенсивная подготовка к походу. Грузились припасы, догружались торпеды, отбирались курсанты для похода. Некоторые из них – моряки-подводники с дизелюх, они знают, как вести себя на лодке, не раз бывали в боевых походах. Так что курсантами их можно назвать с большой натяжкой. Кто-то служил на надводных кораблях, некоторые и моря не видели, но проявили себя во время учебы с самой лучшей стороны. Иными словами, самые-самые. Да и потом, за все время, что они были с нами в море, замечаний к ним не было.
* * *
– Командир, что молчишь, зову-зову, а ответа нет.
– Да так, Петрович, задумался. Засекли что-то?
– Нет, все по-прежнему.
– Пономарёв, что в эфире?
– Тишина, товарищ командир, передатчики работают где-то южнее Нарвика и в районе Киркенеса.
– Что будем делать? Ни одной приличной посудины, одни десантные баржи снуют, и то под самым берегом, а у них осадка метр, как их топить. К-1 со своей артиллерией могла бы помочь, да она ушла на базу, вот бы повторился тот мартовский шторм, очень он хорошо тогда потрепал фашистов и утопил несколько точно таких барж.
– А может, эски поднимем на поверхность, у них по сотке стоит, глядишь, кого-то и накроют, – предложил Августинович.
– Опасно поднимать. На баржах стоят орудия калибра 75 миллиметров, на некоторых и 88 миллиметров. Одно попадание, и лодка лишится возможности погружаться. Можно попробовать, если будет одиночная баржа. Если будет радиопередатчик на барже, мы его заглушим. Они не смогут вызвать помощь. От авиации пришло предупреждение вовремя. Осталось только подождать, когда такая возможность представится.
– А может, вызовем эсминцы, как только засечем караван барж или авиацию. Сейчас на север прибывают полки на Ту-2, вот тут они могут серьезно помочь, – не унимался Августинович.
– Могут не разрешить их раньше времени использовать, – предположил Петрович.
– Так мы сейчас сделаем запрос по этому поводу. Что нам может предложить командование флота, эсминцы или авиацию?
На наш запрос пришел ответ, что высылают эсминцы в море, которые будут находиться на траверзе Вардё, милях в тридцати от него, и дожидаться нашего сигнала, как только караван барж будет обнаружен.
– Вот это дело, – сразу обрадовался Августинович, – а то торпедами по плотам – бесполезное занятие. Осталось только дождаться такого каравана, на который можно навести наши эсминцы.
– Да, осталось только дождаться, – ответил я.
Но нам вначале выпало испытать подлодки в артиллерийском бою. На другой день после радиограммы мы засекли две баржи, пробирающиеся вдоль берега. Первой всплыла С-51, сблизившись на семьдесят кабельтовых, открыла огонь по баржам. Однако с такой дистанции попасть в пятидесятиметровую цель – это надо быть снайпером. Мы пробовали корректировать огонь, но у нас не артиллерийский радар, и из этой затеи ничего не вышло. С-51 попробовала подойти ближе, но два орудия против одного – нечестно, хотя они и были 75-миллиметрового калибра, и, опасаясь получить снаряд, Кучеренко отошел подальше. Вскоре подошел Щедрин, и два против двух, силы сравнялись по количеству крупных орудий, но не по калибру. Лодки встали носом к целям, уменьшая площадь поражения, и начали сближаться с баржами, сократив дистанцию до сорока кабельтовых, лодки добились нескольких попаданий, принудив баржи выброситься на берег. Возможно, они бы и не выбросились, но все попытки связаться со своим командованием и вызвать помощь ни к чему не привели, так как мы глушили их передачи. После этого боя мы поняли, что это была первая и последняя попытка использовать подлодки в открытом бою с надводным противником. Обе лодки получили по нескольку осколочных пробоин, не влияющих на боеспособность, хорошо, ранения никто не получил, но и это все равно неприятно.
На другой день немцы решили провести операцию по выдворению наших подлодок со своих коммуникаций.
– Тащ каперанг, на радаре воздушные цели, их много, на экране пять отметок, удаление сто двадцать километров, высота две пятьсот, скорость двести десять, курсом на восток, – доложил оператор.
– На радаре сопровождать цели, обо всех изменениях докладывать.
– Что это может быть? Может, противник обнаружил наши эсминцы и решил нанести авиаудар по ним? – предположил Августинович.
– Не знаю. Но слишком маленькие силы выслали для удара по эсминцам, да и летят они с запада, а не с юга. Им было ближе из Киркенеса лететь, если бы решили нанести удар по ним.
– Тогда, может, пополнение к фронту гонят, так опять же, напрямую над землей ближе и безопаснее будет.
– На всякий случай дадим предупреждение подлодкам и эсминцам. Разведчики такой стаей не летают над морем.
Но мы ошиблись, это были именно разведчики. Они летели двумя группами на удалении шести миль друг от друга, выискивая признаки подлодок. Мы их снова пропустили над собой, нырнув глубже.
Следующий доклад поступил от операторов ГАКа.
– Товарищ командир, множество шумов, удаление шестьдесят миль.
– Что за шумы, идентифицировать сможете?
– Далеко, но с уверенностью можем сказать, транспортов нет, а если есть, то не более полутора тысяч тонн.
– А вот это уже интересно, что там фрицы придумали, кого и куда послали.
– Что, командир, будем вызывать эсминцы?
– Немного подождем, надо точно выяснить, с чем мы имеем дело.
– Товарищ командир, воздушные цели разделились. Пара продолжает полет дальше на восток, а тройка повернула назад, – доложили с радиолокационного поста.
– Придется нам сбегать туда и посмотреть, кого там немцы нам послали. Дима, курс на перехват. Обе турбины шестьдесят процентов, глубина сто пятьдесят метров.
Через два часа мы уже все знали о своем противнике, подойдя на пятнадцать миль к нему. Вначале акустики сверили портреты кораблей, что были у нас записаны в архиве, с портретами кораблей, слышимых в этом охотничьем гоне. Подошли еще ближе, и я, проявив неуважение ко всему кригсмарине, всплыл под перископ, чтобы посмотреть, что происходит. Да, фрицы разозлились на этих русских за подобное нахальство, когда их подлодки всплывают и расстреливают беззащитные баржи. Теперь решили раз и навсегда избавиться от них. Нечего делать русским у берегов Норвегии. Ага, сейчас мы напугаемся и дадим деру. Не на тех напали.
– И кто тут у нас? – поинтересовался я, осматривая горизонт.
Наблюдаю: на удалении двух миль от берега частой гребенкой шириной миль восемь-девять уступом в сторону берега идут противолодочные корабли противника. Кого тут только не было, и тральщики тип-1938 в количестве четырех штук, и китобойцы, и траулеры, переоборудованные в охотники за подлодками, – всего одиннадцать вымпелов. Над всем этим кружат пять самолетов.
– Что предпримем? – спросил я, когда мы снова нырнули на глубину.
Немцы решили очистить море от нас. Значит, в ближайшее время планируют провести большой конвой. Похоже, наши приготовления на фронте не остались незамеченными.
– А может, наведем на них эсминцы? – предложил Григорьич.
– Зачем на них наводить эсминцы, все же тут одиннадцать вымпелов, а это не менее пятнадцати 105-миллиметровых орудий, так что нашим эсминцам может влететь. И ради чего рисковать, транспортов ведь нет.
– Отойдем немного мористей и предупредим всех наших, пусть ведут себя тихо, эту свору пропускают мимо и ничего не предпринимают.
Немцы сутки утюжили море, иногда бомбили для профилактики, брали нас на испуг, но, ничего и никого не обнаружив, рассосались по многочисленным фьордам и бухточкам в ожидании срочного вызова на подмогу.
Прошли еще одни сутки, но наверху было спокойно.
– Если до завтра ничего не произойдет, эсминцы уйдут на базу, только зря проболтались в море, – досадовал Августинович.
Да, немцы не оставили без внимания приготовления нашей 14-й армии и пришли к выводу, что русские готовят наступление. А в свете того, как сейчас развиваются события на всем советско-германском фронте, инициатива переходит к русским войскам. Есть большая вероятность, что русские снова повторят удар на Петсамо – Киркенес и в направлении озера Инари, отрезая 19-й корпус от основных сил и захватывая никелевые рудники. Немецкое командование, понимая всю важность этих рудников для германской металлургической промышленности, начали переброску подкрепления для 20-й армии генерала Дитля. Адмиралу Августу Тиле было обещано выделить пару тяжелых кораблей из эскадры, сосредоточенной в Нарвике и Альт-фьорде, для поддержки сухопутных войск в районе Варангер-фьорда. Гитлеру доложили, что русские перебрасывают в Заполярье дополнительные силы, а следовательно, русские в ближайшее время предпримут еще одно наступление с целью выйти к государственной границе с Норвегией, а заодно с этим захватить никелевые рудники. А этого нельзя допустить. Никель нужен для новых тяжелых танков, которые германская промышленность выпускает в преддверии нового летнего наступления. Гитлер дал разрешение Дёницу на использование любых кораблей по своему усмотрению из эскадры, которая собралась в Норвегии.
Он срочно приказал перебросить одну из дивизий, предназначавшихся для удара на юге России, в район Петсамо. Она уже грузилась на транспорты, и первые суда с пополнением начали выходить в море. Но пока шла переброска пополнения и снаряжения из Средней Норвегии. Немцы задействовали для перевозки грузов БДБ[5], которые, двигаясь у самого берега, оставались практически неуязвимыми для подлодок из-за своей осадки. Они тихоходны – от 8 до 10 узлов на максимуме и берут от 60 до 100 тонн, снуют между портами постоянно и с мизерными потерями, и грузы доставляются постоянно. Большой вопрос: как их остановить? Сюда, за мыс Нордкап, наши самолеты залетают довольно редко. Немного чаще летают только до Нордкина. Но без должной авиационной разведки большинство этих налетов на коммуникации противника впустую.
Пока мы прятались от немцев в морских глубинах, с нашими диверсантами в этот же отрезок времени произошел интересный случай. Будучи за линией фронта в поиске, они на пути к дому угнали у немцев боевой катер, разгромив попутно береговой пост наблюдения. Но об этом мы узнали только по приходе на базу, и рассказ будет впереди.
