Валерий Петрович Большаков
Другие правила
– А Солнце там видно? – спросил Жилин.
– И да, и нет. Просто большое пятно повышенной яркости. Вообще, интересная планета. Стоишь на грунте, будто на вершине шара в сотни метров диаметром – так резко «заваливается» горизонт. Небо ярко-оранжевое, безоблачное, а грунт очень темный, с желто-оранжевыми оттенками. И довольно-таки шумно, как на оживленной улице, – ветер постоянно поднимается… О, смотрите! А, нет, не то…
На экране визора мелькнула какая-то широкая тень, подплыла ближе и оформилась в плоский купол, похожий на зонтик без ручки, мягкий и склизкий. «Зонтик» заметно пульсировал, словно часто дышал, его бахромчатые края поджимались и трепетали.
– Это слизняк-глайдер, – сказал Йенсен разочарованно, – их там неисчислимое количество… Вот!
Слизняк ушел из кадра, зато неприметное черное пятнышко, маленькое, как чаинка, всплыло откуда-то снизу. Постепенно пятнышко выросло в растрепанный волосатый клубок. Он летел хаотично, то скручивая длинные белесые нити, то распуская их за собой.
– Это стрекала! – возбужденно сказал Йенсен.
Волосатик малость подвсплыл и повис, размеренно помахивая клейкими волоконцами. Угол экрана расчертила таблица, быстро замелькали, рассыпаясь по местам, буквы, цифры, какие-то непонятные значки. Йенсен завороженно шевелил губами.
В следующую секунду, словно испугавшись таблицы, волосатик нырнул, растягиваясь белесым куделем, и затерялся в однообразной апельсинной дымке.
– Все? – пробрюзжал Сулима. – Насмотрелся?
– Да, – вздохнул Йенсен с удовлетворением и обеспокоенно спросил: – Надеюсь, я вам не очень помешал?
– Опомнился… – сказал с ворчанием Сулима и крутнулся на кресле к Глебу. – Я говорил уже об атмосферном заводе?
Глеб покачал головой.
– Ну, здравствуйте! А, это я не вам говорил… Это перед вами девушка была! Вспомнил, вспомнил… Так… ага. Сейчас я вам покажу…
Сулима коснулся сенсора, и на голой стене словно прорезалось окно, распахнутое в космос, где круглился красно-оранжевый Марс в третьей четверти.
– Сейчас… На Сырте затевается «стройка века» – заложим там гигантских размеров атмосферный завод…
Планета надвигалась, растекаясь за рамки, пока темный треугольник Большого Сырта не занял весь экран.
– Вот здесь вот… – У круглого кратера Соам замигала зеленая звездочка. – Вот, видите? Это примерно на полдороге между портом «Большой Сырт» и Кордильерами Изиды… По идее, для генерации атмосферного покрова довольно и СВЧ-антенн на орбите. Лет за пятьдесят они Марс так пропарят, что давление подскочит вдвое против земного! И получится, что мы сотворим классическую бешеную атмосферу из углекислого газа, азота и водяных паров! А дышать чем? Кислорода-то в ней наберется фиг да маленько! Вот мы и организуем производство озонированного кислорода. А иначе какая колонизация может быть? Правильно? Ну, вот… – Сулима шевельнул челюстью. – Но работы там… Не знаешь, за что и хвататься. Сейчас вот сдадим объект – я имею в виду завод, потом и до этого… как бишь его… – он поднес к глазам листок, – до «жилищно-промышленного комплекса» очередь дойдет…
– Заметим, – влез в разговор Йенсен, – в первую очередь надо возводить именно жилпромкомплекс! А то понаставим времянок, и мучайся потом…
– Там много чего надо, – нетерпеливо отмахнулся Сулима. – А энергокомплекс? А климатическая станция? А агрокупола?
– Агрокупола – обязательно! – оживился Йенсен. – Вы даже представить себе не можете, до чего же красиво на плантациях: розоватое небо, оранжевый песок и фиолетовая капуста! Картинка!
Он лучезарно улыбнулся.
– Ты мне дашь договорить? – ядовито осведомился главный секретарь.
– Все, все… Молчу.
– Большое спасибо, – произнес Сулима еще более ядовито и глянул исподлобья на Жилина. – Вот, сбил меня с мысли… Кхе-кхм… Бригаду операторов-строителей мы туда уже перебросили, я имею в виду – на Соам. Мужички, видать, хозяйственные, уже там лагерь развернули – будет где остановиться. Потом мы станцию ту воякам передадим – под гарнизон, а пока… Ты что-то хотел сказать, Лассе? Давай, только в темпе…
– Буквально два слова! – заторопился Йенсен. – Всего с нами летит пятьдесят добровольцев – сорок семь парней и девушек. Заметим, что почти все они – кибернетисты, то бишь ваши подчиненные, дорогой Глеб Петрович, ваша группа… – Йенсен глянул на Сулиму и торопливо закончил: – Стартуем мы со спутника, где-то ближе к субботе, так что отдыхайте пока, гуляйте. Без вас все равно не улетим…
– Ну, я надеюсь, – слова Жилина сопровождались скользящей улыбкой.
– В общем, вы поняли, – подвел черту Сулима. Он прихлопнул ладонью по пульту и, кряхтя, выкарабкался из кресла. Поднялся и Йенсен. Упругим толчком встал Жилин.
– Транспорт, инструменты, – сказал Сулима, – это вот с него требуйте. – Он указал на Йенсена. – Ларс у нас спецуполномоченный, вот пусть где хочет, там и достает…
Ларс Юлиус благожелательно улыбнулся обоим.
– А как же! – воскликнул он. – Все по первому списку!
– Давайте закругляться, – пробурчал Сулима, – а то я сегодня вообще без обеда останусь…
– Конечно, конечно, – поспешно сказал Йенсен, – мы с Глебом уже уходим.
И они ушли.
Было начало второго. Марину главный киберинженер обнаружил на широкой скамье, в тенечке. Девушка сидела, подложив под себя ногу, и что-то горячо доказывала тучному, лысеющему аборигену.
– Здравствуйте, – сказал, подойдя, Жилин.
– Добрый день, юноша, – церемонно ответил абориген. – Что ж, весьма рад был знакомству.
Он тяжело поднялся, опираясь на трость, и откланялся.
– Интересный дядечка, – задумчиво произнесла Марина, провожая глазами уходившего аборигена. – Мы с ним как-то очень быстро разговорились. Слово за слово, и перескочили на тему Бога… (Жилин застонал.) Да не стони ты! Никуда он меня не завлекал и агитировать даже не пытался. Просто спросил: «Вы верите в Бога?» Ну, я честно призналась, что нет, не верю. И тогда он говорит: «А во что же вы в таком случае верите?» Представляешь?!
– И что ты ему сказала? – с интересом спросил Жилин.
– Ну а что я ему скажу? «В светлое будущее» сказала.
– А дядечка что?
– А дядечка ехидно так: «В коммунизм, что ли?» – «А хоть бы и так», говорю.
– Ну и правильно… – лениво проговорил Жилин и сел, вытянув ноги. – Только в будущее и стоит верить. Оно по крайней мере не подведет.
– И ты тоже веришь? – с любопытством спросила Марина.
– Когда как, – усмехнулся Жилин. – А вообще-то я предпочитаю не верить, а знать. Я даже в Деда Мороза не верил, когда был маленький…
– Ну, это ты переборщил. Хотя… Знаешь, кого я сейчас вспомнила? Йенсена.
– Спецуполномоченного?
– Ага… Как-то… да вот буквально на днях у нас зашел разговор, и он сказал, что Бога придумали из страха. А правда, ведь очень страшно знать, что вот ты умрешь, и все, тебя не станет. Вообще ничего не станет! Гораздо же приятней верить, что твоя душа бессмертна… Вера – убежище для нищих духом. Это Йенсен так выразился…
– Кстати, он тебе привет передавал.
– Да? Ой, у меня всё из головы вылетело! С этим дядечкой еще… Ну что? Можно тебя поздравить?
– Можно, – улыбнулся Жилин. – Даже нужно. Зачислили главным киберинженером.
– Нет… серьезно?! – изумилась Марина. – Ой, какой ты молодец!
– А як же… Ясно дело.
– А давай устроим праздник! – загорелась Марина.
– Давай… Дай я тебя лучше потискаю! – Жилин крепко обнял запищавшую девушку и потискал.
– Раздавишь! Пусти!
Глеб ослабил кольцо объятий и снисходительно улыбнулся:
– Малышня ты моя…
Он обвил рукой Маринину талию и, сощурившись, оглядел широкую и шумную Яневу. Прозрачные сотовые здания перемежались литопластовыми доминами в «державном» стиле, с громадными стеклами овальных окон и плавными изгибами объемов, уходящих ввысь. Над улицей, залитой стереопластиком, вздымались ажурные мостики, нависали эстакады; вскипали и сбегали пышной зеленью воздушные парки.
– Все равно не поверю, – медленно сказал Жилин, – пока не стартуем…
– Как-то даже не верится, правда? – оживилась Марина. – Пройдет какой-то день, ну два, и мы полетим! В космос! Представляешь?!
Не найдя слов для выражения, она запищала, шаловливо мутузя Глеба. Глеб весело захохотал. Драгоценное чувство сродненности, не знаемое дотоле, затеплилось в нем, умягчая твердое сердце.
– Ты сейчас куда? – спросил Жилин.
– Да не знаю… Хочу по распределителям пройтись. Взять чего-нибудь в дорогу – переодеться, там, вкусненького чего-нибудь… Слушай, надо завтра к Юлии Францевне слетать.
– Это твоя учительница?
– Ага. И мамулечку мою я давно уже не видела… О! А давай завтра вместе слетаем? Давай?
– Давай… – рассеянно сказал Жилин.
Его вниманием завладели прохожие. Кто-то из них всегда занят делом, а кто-то только и знает, что гулять, взыскуя «гарантированного минимума благ». Интересно, можно их распознать или нет? Должны же они хоть как-то различаться? А как? Вон тот огромный, грузный мужичина в белой паре – он кто? Работник или неработающий? «Трудовик» или «жрун»? Нянчится с ним Фонд изобилия или у мужичины просто обеденный перерыв? А во-он те молодые парни в «Пифагорах» и рубашках навыпуск – работают они? Или им интереснее развлекаться? Как тут скажешь? У них же на лбу не написано… Люди как люди.
Прямо через улицу, напротив отеля «Хольмгард», четыре длинноногие девчонки окружили дюжего полицейского и в четыре голоса исполняют гимн… Молодая мамочка кормит грудью своего «крохотулечку» и сердито отчитывает робота-няню… Две курбатенькие домохозяйки с жаром обсуждают достоинства нового рецепта… Обычные люди. Господин Великий Новгород. «Кто против Бога и Великого Новгорода?!»
– Куда пойдем? – спросил Жилин, озираясь,
– Давай сначала к Торгу, – решила Марина, – а там видно будет…
Глава 3
ОЛЬВИОПОЛЬ, НОВОРОССИЙСКОГО ОКРУГА
Оборвав тонкое зудение, в нарамник открытого «гепарда» воткнулась анестезирующая игла. Лида непонимающе уставилась на дрожащий кончик, похлопала глазами на Антона, потом быстро оглянулась.
– Шлемники!
Сзади их догоняли трое на размалеванных электрокарах. Вся компания была в круглых тускло-серебристых шлемах из спектролита, и вид у них был и зловещий, и комичный одновременно.
– Вы что, – закричала девушка, оборачиваясь, – совсем уже сдурели?!
– Да ляг ты! – грубовато прикрикнул Антон.
Лида даже не стала задираться – опрокинув спинку сиденья, она вытянулась, оголяя пупок. И тут же в рулевую дугу впилась еще одна игла. Девушка облизнула внезапно пересохшие губы и, сморщив носик, глянула вверх. Антон привстал, сжимая в одной руке парализатор, другой держась за раму. Волосы у него были выкрашены в черный и зеленый, как то и подобало простецу, и рваным вымпелом трепались у щеки. «Костлявый, длинный и худой. Он покорил воображенье своею дивной высотой…» – вспомнила она терцину, записанную Антоном в ее альбом. Да нет, не такой уж он и худой… Вон щеки какие наел!
Антон торопливо щелкнул ползунком ограничителя, сдвинул вперед муфту фокусировки, чтобы сузить луч. Три горячих выхлопа слились в один.
Шлемники не то что смыться – даже сообразить ничего толком не успели. Вздрагивая никнущими телами, роняя плоские анестезаторы, они сползали с сидений, заваливались и обвисали на ремнях. У одного из усыпленных сорвался шлем, и давно не мытые цветоволосы встопорщились радужными лохмами.
Виктория была полная. Электрокары, расцвеченные рубиновыми огнями, уныло потянулись на обочину.
– Все уже? – обеспокоенно-нетерпеливо воззвала Лида, Она чуть приподнялась, чтобы видеть экран заднего вида, и мягкий животик рывком потужел. – С ними ничего не будет?
– Очухаются… – Антон здорово перетрусил, но, унимая нервы, храбрился. – Напугали тебя?
– Да, – жалобно сказала Лида.
Антон неуверенно обхватил ее длинными, костистыми руками.
– Кошмар какой-то! – сказала она. – Меня до сих пор трясет всю!
– Да плюнь ты на них! – обронил Антон, радуясь, что девушка не размыкает его объятий. – Ребята пошли не с той карты…
Лида прыснула, ткнувшись губами в кулачок.
– Что я такого смешного сказал?! – спросил Антон оскорбленно и отдернул руки.
– Ты только не обижайся, – сказала девушка, крепясь, – но у тебя это так лихо получилось… Прямо вылитый Тагвелл Гейтсби!
– Да при чем тут Гейтсби? – с обидой сказал Антон. – Говоришь, сама не знаешь что…
– А кому ж еще вы все подражаете? – фыркнула девушка с пренебрежением. – Да еще так старательно! Что простецы, что роддеры, что эти… как их там… караканары. «Он начал с черной двойки, – передразнила Лида звезду стереоэкрана, – а я пошел тузом, прямо в переносицу!»
Антон с вызовом и осудительно посмотрел на нее.
– Да уж, можно подумать!..
– Можно… – вздохнула девушка. – Ладно, давай не будем об этом, а то опять поругаемся…
Насупясь, Антон отключил киберводителя и взялся за руль. «Нашел что сказать! – ругал он себя. – Тоже мне ганфайтер выискался…»
Перевалило за полдень. Припекало. Старенький атомокар бодро катился под голубо-седым, облитым небом Прибужья. Мчал меж бывших полей, а ныне степи, разгороженной буйными лесополосами. Тянул вдоль неширокого шоссе, обсаженного яблонями. Перемахивал глубокие балки по гудящим мостам. Когда они миновали коттеджи Подгородной, навстречу им промчался, подвывая сиреной, черно-белый квадратный атомокар с надписью на дверце: «ПОЛИЦИЯ».
– Наверное, за теми, – сказала Лида, – «в черных шляпах».
– Наверное… – говорить Антону сейчас не хотелось. Как-то муторно было.
По улице Лассаля он не поехал, а свернул налево, на круговую до Третьей Мельницы. Показались сады Ольвиополя и ярусно-ступенчатые здания на левом, увальном берегу Южного Буга. Волнистыми террасами спускались они к узкому песчаному пляжу. Показался островок ниже старого железнодорожного моста, гранитные скалы по правому убережью, кручи глинистых, заросших бурьяном оврагов и чистенькие домики Голты. Показалась беленая церквушка в Богополе, выглянули из-за парка серые колонны и серебристые купола земской управы – бывшей резиденции архимандрита.
– Выходи за меня замуж, – бухнул Антон. И замертвел. Однако девушка и не подумала ехидничать. Она долго молчала, потом вздохнула.
– Тебе нужна другая женщина, Антон, – молвила она, – не такая, как я…
– Я хочу быть с тобой!
Девушка покачала головой:
– Мы с тобой слишком разные. Пойми меня… Ты простец, тебе ничего не нужно – с этим я уже смирилась. Но жить с клиентом Фонда изобилия я не стану. Просто не смогу! Вот ты представь себе: поженились мы. Кончаю я свой университет – учиться я ведь не брошу! – устраиваюсь на работу… И что? Приятно мне будет возвращаться с работы домой и видеть, как ты валяешься на диване, уткнувшись в эсвэ? Как ты думаешь? А так оно и будет! – Лида опять вздохнула, отчего ее маленькая, крепкая грудь поднялась и снова опустилась. – Ты не злись, пожалуйста, но… уж слишком ты привык получать все даром, бесплатно. Бесплатные столовки, бесплатные квартиры, бесплатные машины! Проезд дармовой! В виртуалку– за так! Тряпки – за спасибо! Правильно! Зачем же ему еще и работать?! Лучше он будет сидеть целыми днями и ничего не делать! Ну, не так, скажешь?!
Антон вякнул что-то в свою защиту, но Лида остановила его нетерпеливым жестом.
– Пойми, – сказала она проникновенно, – я же женщина! Я хочу видеть рядом с собой мужчину-работника! Добытчика! Хочу почувствовать себя слабой и ведомой, а с тобой у меня все получится наоборот, шиворот-навыворот! Это я буду кормильцем, а ты будешь за мной, как за каменной стеной! Вот радости!
– Ну, устроюсь я куда-нибудь… – поскучнел Антон и включил нейтрализаторы.
– Да не надо мне твоих одолжений! Мне это, что ли, нужно?
«А кому ж еще?» – чуть не ляпнул Антон, но вовремя прикусил язык.
– Ты совсем уже обленился! – кипятилась Лида. – И ничего тебе неинтересно даже! Ой, да что с тобой говорить!.. Если человек работает, если он что-то делает руками или головой, то от него хоть какая-то польза есть, значит, и смысл появляется! А как иначе? Бесполезное – бессмысленно! Как ты этого никак понять не можешь?!
Лида посмотрела на надутого Антона и отвернулась.
– Ты уже съездил к учителю Строеву? – спросила она ровным голосом.
– Что толку ездить? – буркнул Антон. Он начинал злиться.
– Вот видишь… Ты даже этого не захотел сделать. А ведь я тебя просила… У учителя большие связи, он мог бы тебя устроить на работу, а может быть, даже и в Патруль. Хоть там из тебя человека бы сделали! И учился бы, и служил, и работал! А то нашел себе оправдание – раз большинство не работает, так и он не будет! Вот тебе разве не стыдно, что и ты в нахлебниках? Здоровый парень, вроде и руки откуда надо растут – ну чего б не работать?!
«Гепард» вильнул.
– Да замучили вы меня уже с этой работой! – резко сказал Антон. – «Бесполезное – бессмысленно»! – передразнил он Лиду. – Можно подумать, работа твоя сейчас вообще что-то значит!
– Да, значит!
– Да ни черта она не значит! – грубо отрезал Антон, чувствуя напряжение и тягостную дрожь, и какую-то злую сладость, пугающую и томительную. – Кому это теперь вообще надо, если и без работы вполне можно прожить? Ну какой, вообще, смысл зарабатывать на то, что можно взять и так, даром?! Скажи мне? С работы она будет возвращаться! – фыркнул он. – Откуда возвращаться, господи? Из другой комнаты? Или ты не знаешь, как сейчас работают? Будешь ты с девяти до трех дома просиживать, уставившись в монитор, а я рядышком, на диване, уставившись в эсвэ – ну и какая разница?! Я так целый год, как дурак, проторчал за терминалом – хватит с меня!
– Ой-ой-ой! – язвительно протянула Лида. – Переработался, бедненький!
– Да при чем тут переработался, не переработался! Просто не хочу я всю жизнь у компа отираться! Поймешь ты это когда-нибудь или нет?! Ты что, думаешь, меня совсем работать не тянет? Да я б с удовольствием занялся какой-нибудь настоящей, живой работой! В космосе где-нибудь, в океане хотя бы… Только кто ж меня туда возьмет? Ну не хватает если мне образования – я ж тебе говорил уже!
– А кто тебе не давал его получить?! – с силой сказала девушка. – Когда ж ты наконец поймешь, что нельзя жить так, как ты живешь?! Ну что ты меня мучишь?!
– Лида!.. – сказал Антон страдающим голосом.
– Что – Лида?! Что – Лида? Тебе уже двадцать два, Антон! Двадцать два! И чего ты добился в жизни, скажи? Как был ленивым, разболтанным мальчишкой, так ты им и остался! Вон выкрасил волосы, как попугай, и вперед! Гонять по шоссе на скорости 200 кэмэ в час и ни о чем не думать! Собираться с такими же, как ты, балбесами где-нибудь под грезогенератором, пиво дуть и шляться в виртуалке с утра и до утра – это ты называешь жизнью?! И ты еще хочешь, чтобы я жила с тобой?!
– Лида, – оправдывался Антон, – тебе не нравились мои друзья – я их оставил! Я не подхожу к виртуалке! Я бросил пить! И не гоняю я ни по каким шоссе – ты же видишь! Тебя вот везу! Ну разве не так, скажешь?!
– Все так, – устало сказала Лида. – Ты перечислил все, Антон, чего ты больше не делаешь. Молодец. Тогда почему ты ничего не сказал о том, что ты делаешь? Ну чем ты занят? Да ничем! – бросила она с отвращением и сухо добавила: – Останови, я здесь сойду.
Атомокар притормозил перед домом с патио и верандой, почти полностью увитой чайной розой. Лида гибко выскользнула из машины (Антон взволновался), но процокать каблучками и скрыться не спешила. Что-то ее удерживало.
– Не злись, – негромко сказала она, – но ты сам виноват: не надо было меня выводить! А я тебе всегда говорила – чтобы быть с кем-то, надо быть кем-то. Я тебе нравлюсь, и ты мне тоже (у Антона внутри что-то сладко заныло), но этого мало… Я люблю роскошь, я хочу сказку! Мне нужны друзья, любовь и интересная работа, а если в отпуск – то на Луну или в «Оранжереи». Я стою дорого!
– Но у меня же все есть, – заспешил Антон. – И дом есть, и машина вот, и вещей – вагон и маленькая тележка!
Лида улыбнулась.
– У него все есть! – сказала она снисходительно. – Господи, что у тебя есть? Дом у тебя есть? Что ты называешь домом? Тебя поселили в стандартном модуле, Антон, а на то, что тебе выдают «во обеспечение минимума потребностей», дома не купишь.
– Мне хватает!
– А мне – нет! – отрезала Лида и продолжила менторским тоном: – Столько, сколько тебе дает Фонд, получает лишь плохой работник. А вот хороший зарабатывает в десять, двадцать, во сто раз больше! Да и разве в деньгах дело? Я же хочу гордиться своим мужчиной, понимаешь? Хочу, чтоб все его уважали, а женщины чтоб завидовали мне, что он у меня такой – настоящий!
– Ая, выходит, ненастоящий? – проговорил Антон, сдерживаясь.
– Ты? – сказала Лида по-прежнему снисходительно. – Мужчинка ты…
– Да пошли вы все! – гаркнул Антон и рванул с места, аж покрышки взвизгнули.
Он пронесся через площадь, распугивая шарахающихся туристов, свернул у вокзала налево, нырнул под мост и дунул куда-то вверх по Одесской – лишь бы подальше! Чтоб только не видеть понурую стройную фигурку. На шоссе, где гонишь со скоростью 200 кэмэ и ни о чем не думаешь! И ни о чем голова не болит!
«Напьюсь! – подумал с отчаянием Антон. – Наклюкаюсь! Наберусь как свинья! До одурения! И идет оно все к черту!»
Шоссе поднялось на эстакаду, и та, как на цыпочках, пересекла глубокий овраг– широкий, обрывистый, заросший колючим кустарником с меленькими розовыми цветочками. Круча оврага пряталась в зарослях акации, а вдоль него возвышались решетчатые столбы энергоотвода с огромными серебристыми кольцами наверху.
«Погано как…» Еще стыла в душе обида, а чувство вины уже пекло Антона на медленном огне. Самое паршивое, что Лида была права – во всем! – и нечего ей было возразить. Это как раз обиднее всего – слышать от любимой девушки, какой ты ленивый, трусливый, нерешительный, безвольный, инфантильный, – корчиться в душе и молчать! Молчать и быть согласным. Потому что все болючие слова, роняемые яркими, безжалостными губками, оборачивались правдой, только правдой, и ничем, кроме правды. Как приговор.
«Подсудимый Антон Малкович Родин! Вы обвиняетесь в том, что являете собой простеца, лжеца, лодыря, тунеядца, мямлю, труса, скунса, козла, осла, мартышку…» – Нет, кажется, это уже из другой оперы…
Антон мрачно усмехнулся. Лида Мазуренко – девочка из примерной семьи. Ее примерно воспитали в школе. Примерная девочка. Красавица и умница. Вон поступила в Одесский университет. Хоть и со второй попытки, но поступила же! И примерно учится. Вот окончит и станет примерным специалистом. Обязательно окончит. Чего бы ей не закончить? Чтобы Лидочка, да не закончила? И найдет себе примерного мужа. Настоящего! Пчелку. Надо же ей было встретить трутня… Нет, даже не трутня – слизня! Мерзкого, как харчок…
Антоновы экзерсисы по самобичеванию пресеклись накатами свистящего гула. Из многоэтажных туннелей на Юго-Западный фривей выныривали гигантские грузовики-автоматы, какие на пяти, а какие и на семи шасси, без кабин, с коробчатыми капотами, расщеперенными визирами. Выстраивались с отчетливой точностью и перли плотным строем. В просветах между громадными кузовами и зеркально-блестящими цистернами мелькали крутые купола базы энергопитания атомокаров. «Гепард» засопел, сбросил скорость и по широкой спирали рэмпа съехал к базе.
Здесь уже стояло несколько машин – одна приткнулась к номеру мотеля, а три другие были припаркованы возле ремонтных автоматов. Робот-заправщик заливал водородную смесь в бак старенькой «Волги», а водитель – дедок в вышитой сорочке – пискляво призывал его к осторожному обращению.
Разглядев вывеску кафешки, Антон повернул к ней. Он осмотрелся, вышел из машины, затем сделал жест рукой, показывая, куда той стать. Машина послушно развернулась.
«Тут думай не думай, – прикидывал Антон, – а работу искать все равно придется. Вечно это продолжаться не может – я и так уже ползаю по самому дну…» Родин раздвинул двери в кафе – по очереди зачмокали три слоя акустической защиты – и хмыкнул: на место внутренних дверей некий умелец навесил «крылья летучей мыши», как в салуне. Качнув их, Антон переступил порог заведения.
Все как у людей: вдоль легкой перегородки из пластмассы выгнулась дугой стойка бара, рядом блестела никелем киберкухня. Четыре простеньких, тяжелых и крепких стола. На них, ножками кверху, простенькие, тяжелые и крепкие стулья. На большом, в полстены, вогнутом экране выдувал что-то интимное саксофон да рассыпчато шелестели ударные, мерно отбивая такт.
– А вот я вас зелененьким! – сказал кто-то противным жирным голосом. Антон пригляделся. В углу за столиком, устланным зеленым сукном, азартно потирал руки коренастенький циклоид с тремя подбородками – Юрка Рудак, по прозвищу Квочка.
– Ну, щас! – заспорил его партнер, остролицый, усатенький малый. – У меня уже и так два зеленых квадрата! Куда ты мне еще третий суешь?!
– Да-а? – протянул циклоид, смешно вытягивая губы. – А мы тогда желтеньким походим и кра-асненького подкинем… Привет, Антоха! – проверещал он, завидя в зеркале Родина.
– Здорово, – буркнул Родин.
– Играть будешь? Мы только начали!
– Без меня, Юр, – сказал Антон извиняющимся голосом.
– А-а… Ну, ладно. Ходи, Изя, твой ход!
Нацедив в буфете-автомате двойной бурбон, Антон взгромоздился на табурет и нахохлился. Болезненно чувствительный к репримандам, он сильно переживал, все мысли вязли в каком-то тоскливом чаду, даже витал запах гари.
«Ну вот что делать?.. – думал Антон, угрюмо водя потным бокалом по стойке. – Пойти учиться? Это четыре года как минимум. А Лида уже будущим летом кончает. Будет она ждать? С чего бы вдруг? В верности она не клялась, да и нужен ты ей, как собаке пятая нога… Ну что ты за дурак такой? Ну была же возможность! Ну чего бы не выучиться? Вот и сиди теперь… Надо же быть таким идиотом… Правда, что ли, съездить к учителю? Мало ли… Еще рано совсем, успею… А что это даст? Нет, ну правда, что толку? Зачем мне ещё чьи-то назидания? Дал бы мне кто работу, прямо сейчас! А кому ты сейчас нужен – без диплома? Кто тебя где ждет?.. Позвонить бы и сказать: „Лид, я завтра выхожу на работу!..“ Господи, полжизни бы – нате! Ну что, что мне делать?!»
Изрядно отхлебнув, Антон содрогнулся. Гадость какая… Он пошарил глазами за окном и остановил взгляд на смуглом чернявом юноше с миниатюрным пультом управления на шее. «Добытчик! – подумал Антон с неожиданной злобой. – Ах, что вы, что вы! Т-трудяга…»
От стада бесшумно летящих грузовиков внезапно отбился громадный «питер-вестерн», засиял габаритами, как новогодняя елка, и подрулил к чернявому юноше.
Юноша не спешил, но и не отвлекался. Он деловито похлопал по теплому капоту, откинул панель, высматривая порчу, заглянул под массивный хромированный бампер и стал копаться в соузлиях, ковыряться, подтягивать, поправлять, подкручивать… И все это он делал с таким удовольствием и вкусом, что Антона завидки взяли.
…И что-то в нем самом сдвинулось, возникло как бы из ничего. Будто на проржавевшие, закисшие шестеренки плеснули масла. Зубчатые колесики жадно обволоклись скользкой пленкой, заскрежетали и провернулись.
«Съезжу, – решил Антон. – Выйдет там что или не выйдет, а попробовать все равно надо…»
