Бхагаван Шри Раджниш (Ошо)
Культ предков: Сила нашей крови. Сила любви

– Не волнуйтесь, – ответил я. – Меня уже пригласили работать преподавателем философии в университет.

За шесть лет я доказал, что люблю философию, глубоко понимаю ее, умею разбираться в ее тонкостях, и поэтому, как только я получил степень магистра, все преподаватели моего университета (и даже ректор) хотели, чтобы я преподавал философию.

Я сказал:

– Если ты действительно чего-то хочешь, то сможешь превратить пустыню в оазис. Ты сможешь превратить жизнь нищего в жизнь императора. Самое главное – чтобы в тебе не было комплекса неполноценности. А его вам не удалось во мне сформировать.

Я никогда не доказывал, что я лучше кого-то. Я никогда не самоутверждался с целью доминировать. Но я очень рано начал выступать публично – еще в старших классах. И директор был поражен. Он не мог поверить, чтобы ученик так говорил.

Я продолжал выступать с речами и во время учебы в университете. Я завоевал столько медалей и кубков, выиграл столько соревнований между университетами, что мать начала меня спрашивать: «Ты постоянно приносишь домой награды – где же нам их все хранить?» Но я никогда нигде не учился ораторскому искусству. Я не прочитал ни одной книги по риторике, потому что мне просто хотелось быть собой. Зачем мне читать чьи-то книги? Я могу выражать свои мысли по-своему.

В чем же проблема? Все умеют говорить, все умеют говорить красиво. Но когда ты поднимаешься на трибуну к микрофону, происходит что-то странное. Ты не можешь говорить – ты забываешь, как делать то, что делал с малых лет. Стоя перед многотысячной аудиторией, когда на тебя устремлены тысячи глаз, ты начинаешь испытывать страх: а вдруг ты не сможешь выступить так, как от тебя ждут? Эту проблему создает комплекс неполноценности, который сидит где-то в тебе. Иначе тебе было бы все равно, говорить с одним человеком или с миллионом людей.

Если ты чист внутри, если в тебе нет ран от комплекса неполноценности, то какая разница, чего от тебя ожидают люди? Ты никогда не соответствовал ничьим ожиданиям. Ты просто жил своей жизнью, в соответствии со своими взглядами, интуицией, интеллектом. Так и должно быть. У здорового человека нет комплекса неполноценности.

С другой стороны, если у тебя нет комплекса неполноценности, ты никогда не будешь пытаться быть лучше других. Нет необходимости в том, чтобы быть лучше кого-то, над кем-то доминировать, господствовать или кого-то контролировать – и ты никогда не станешь политиком.

Политика привлекает только тех, кто страдает комплексом неполноценности. Само влечение к политике показывает, в чем проблема человека. Тому, кого тянет в политику, нужна немедленная психологическая помощь. Все политики больны, все без исключения. Если бы они были здоровы, то не оказались бы в политике.

Человек, не испытывающий желания властвовать над кем-то, самоутверждаться – ведь в этом нет необходимости! – жив, он дышит, он занимается своим делом – этого уже достаточно. Он нашел свой почерк. И конечно, это его почерк, а не чей-то еще.

И помни: если уникален даже твой отпечаток пальца, то что говорить о твоей сути? Если природа не создала двух одинаковых пальцев… Сколько заботы! На двух пальцах даже по ошибке не может быть одинаковых линий – а ведь на Земле живет пять миллиардов человек!

Твоя суть так важна, что ее невозможно заменить.

Ты – это просто ты.

Делай то, что исходит из тебя, – но не для самоутверждения, а для самовыражения! Пой свою песню, исполняй свой танец, получай наслаждение от того, каким тебя создала природа.

Если мы сможем уничтожить комплекс неполноценности… а ведь это очень просто: достаточно, чтобы учителя и родители не навязывали своих идей беззащитным детям. И уже через два десятилетия появится поколение, свободное от комплекса неполноценности. А вместе с ним исчезнет вся политика, исчезнут все президенты и премьер-министры. И их уход будет таким облегчением для всех!

У людей начнет проявляться творческое начало. Люди станут музыкантами, танцорами, художниками, плотниками. В мире появится столько всевозможного творчества! Но никто не будет ни с кем соревноваться, каждый будет просто делать то, что умеет лучше всего, и радоваться этому. Радость будет заключаться не в соперничестве, не в том, чтобы прийти первым, а в том, чтобы просто делать свое дело. Само дело станет приносить радость.

Таким я вижу нового человека. Он будет работать, но работа будет его жизнью, частью его души. И неважно, чем именно он занимается.

Это напомнило мне о том, как Авраам Линкольн стал президентом США. Его отец был сапожником. И естественно, эгоистичных людей очень раздражало, что сын сапожника теперь станет президентом. Они были аристократами, большими богачами и считали, что право занимать высший пост принадлежит только им. А тут сын сапожника!

В первый день, когда Авраам Линкольн вошел в зал, чтобы произнести речь по случаю инаугурации, один из присутствующих, очень богатый аристократ, поднялся и сказал: «Мистер Линкольн, только не забывайте, что ваш отец когда-то делал моей семье ботинки». И все сенаторы расхохотались – они думали, что выставили Авраама Линкольна на посмешище.

Но такие люди, как Линкольн, сделаны совершенно из другого теста. Линкольн посмотрел на того человека и сказал: «Сэр, я знаю, что мой отец приходил к вам домой и делал обувь для вашей семьи. Равно как и для многих других, кто здесь присутствует… Потому что лучше него обувь не делал никто. Он был творцом. Его обувь была не просто обувью, он вкладывал в нее всю душу. Я хочу вас спросить: у вас есть какие-нибудь жалобы? Ведь я и сам умею делать обувь, так что, если вы чем-то недовольны, я сделаю вам новую пару. Но я знаю, что никто никогда не жаловался на обувь моего отца. Он был гением, великим творцом, и я горжусь им!»

В Сенате наступила гробовая тишина. Никто не мог понять, что же он за человек, этот Авраам Линкольн. Он приравнял работу сапожника к искусству, к творчеству. И он гордился своим отцом, потому что тот делал такую обувь, на которую ни разу не жаловались. И даже, став президентом США, он был готов, в случае чьего-то недовольства, сделать новую пару обуви.

У того человека был глупый вид, а Линкольн продолжал: «Говорите! Что же вы язык проглотили? Хотели выставить меня на посмешище, а теперь оглянитесь: сами стали посмешищем».

Важно не что ты делаешь, а как. Если ты что-то делаешь по своей воле, имеешь свое видение и вкладываешь свою любовь, тогда к чему бы ты ни прикоснулся, все превращается в золото.

Расскажи, пожалуйста, какая связь между спонтанностью и работой над собой. Разве мы не должны быть настолько любящими, насколько это возможно? Если мы можем каким-то образом увеличить нашу способность наслаждаться, разве мы не должны этим воспользоваться? Разве мы не должны отбросить свое эго? Многие хорошие люди писали о том, что любовь может начаться как волевой порыв. Этому противоречит совет быть спонтанным. Поясни, пожалуйста

Человек должен над собой работать, но только в отрицательном смысле. Человек не может работать над собой в положительном смысле, потому что суть не в том, чтобы создать что-то новое, а в том, чтобы открыть уже существующее.

Когда ты рисуешь, это положительное действие – ты создаешь картину, но когда ты роешь колодец, это действие отрицательное. Вода уже там, тебе просто нужно убрать несколько слоев из земли и камней. И когда ты их уберешь, появится вода. Вода там, ты здесь, а между вами преграда, и ее нужно устранить. Вот что я имею в виду, говоря об отрицательной работе.

В человеке уже есть все то, что он ищет. В нем есть истина, блаженство, любовь – одним словом, в нем есть Бог. Но Бог – это не человек, Бог – это лишь совокупность всех ценностей, лежащих за пределами ума. Ум является преградой, и поэтому необходимо вырыть колодец. Необходимо снять несколько слоев мыслей, воспоминаний, желаний, фантазий, мечтаний. И когда ты откроешь в уме дверь в запредельное, тебе станет доступно все, чего ты всегда хотел.

Когда Гаутама Будда достиг просветления, он рассмеялся и сказал – не кому-то конкретно, а просто: «Какая нелепость! То, что я искал тысячи жизней, всегда было в глубине меня!»

Искомое находится в том, кто ищет. Поэтому в Упанишадах говорится, что найти это можно методом neti neti. Neti neti означает «ни то, ни другое»; это метод исключения. Ты все время отвергаешь, исключаешь. И в конце концов, когда отвергать и исключать больше нечего, когда ты стал совершенно пустым, ты находишь то, что искал.

Поэтому первое, что нужно понять: работа над собой дает тебе ощущение, что ты делаешь нечто положительное, но это не так. Работа над собой означает всего лишь отрицательный процесс: ты себя опустошаешь. И в тот миг, когда ты опустошил себя от ума со всеми его процессами, в тебе происходит взрыв спонтанности. Как только ты понимаешь, что этот процесс – отрицательный, между ним и спонтанностью больше нет никакого противоречия.

Спонтанность означает лишь то, что теперь ничто не мешает твоей природной сути себя проявить. Все камни убраны, все двери открыты. Теперь твоя натура может петь свою песню, исполнять свой танец.

Я использую оба выражения. Иногда я говорю «работать над собой», а иногда – «быть спонтанным». Логическое мышление обязательно найдет в этом противоречие, но никакого противоречия нет: ведь работа над собой означает neti neti, «ни то, ни другое».

Спонтанность не нужно создавать; если она создана – значит, это не спонтанность. Тогда действительно возникает противоречие: если она создана, культивирована, то, очевидно, это уже не спонтанность. Культивированная спонтанность не может быть настоящей – только фальшивой, притворной. Это будет псевдоспонтанность, всего лишь маска. Ты просто будешь играть, а по-настоящему спонтанным ты не будешь. И такая спонтанность не может проникнуть очень глубоко, она будет словно что-то нарисованное снаружи. Стоит немного поскрести «культивировано-спонтанного» человека, и от его спонтанности не останется и следа. Он просто играл, по-настоящему спонтанным он не был.

Настоящая спонтанность исходит из центра; она некультивированная, потому мы и называем ее спонтанностью. Ее невозможно культивировать, ее невозможно создать – да и не нужно. Если ты хочешь стать актером, если ты хочешь играть, тогда это совсем другое дело. Но помни: любая реальная ситуация тотчас же спровоцирует твой ум. Он моментально вырвется на поверхность, и вся спонтанность исчезнет.

На карнавале был гомосексуалист в костюме львицы. К нему подошел охотник с ружьем и сделал вид, что стреляет в него: «Бах! Бах!» – львица упала замертво. Гостей позабавила эта сценка.

Охотник собрался было уходить, но тут гомосексуалист снял маску львицы и вкрадчиво произнес:

– Сладенький, закон джунглей гласит: «Убил – ешь».

То, что культивировано, будет оставаться лишь на поверхности. Это будет просто драма, а не настоящий ты.

Итак, первое, что следует запомнить: необходимо открыть в себе спонтанность – или, точнее говоря, открыть заново, ведь в детстве ты уже был спонтанным. Но ты потерял спонтанность, потому что в тебе столько всего культивировали: дисциплину, нравственные принципы, добродетели, личность. Ты научился играть множество ролей и потому забыл язык своего собственного «Я».

Далее ты спрашиваешь: «Разве мы не должны быть настолько любящими, насколько это возможно?»

В любви нет никаких «должен», ей нельзя приказывать. Ты не можешь себя заставить любить так сильно, как только возможно. Но люди именно это и делают, поэтому в мире так не хватает любви. С самого начала мы делаем ребенка фальшивым, и фальшь порождает шизофрению, раздвоение личности, раскол. Каждый ребенок рождается целостным, а мы делим его на две части. Мы говорим ему, что следует подавлять и что выражать. Мы говорим ему, что он должен делать и чего не должен. При этом о чувствах самого ребенка никто не думает. А поскольку ребенок беспомощен, зависим, то вынужден нас слушаться.

Мы еще не научились быть с детьми демократичными – мы диктаторы. Мы говорим о демократии, но все наши методы, весь наш образ жизни сродни диктатуре. Они недемократичны – по сути, даже антидемократичны. Ребенку не разрешается быть собой, мы заставляем его быть кем-то другим. И ему приходится слушаться, ведь это вопрос выживания. Если он нас не слушается, ему грозит опасность: он не может жить один, ему приходится идти на компромиссы. А каждый компромисс – это фальсификация.

Мы говорим ребенку: «Я твой отец – люби меня!», как будто если ты отец, то ребенок, в силу какой-то природной неизбежности, будет тебя любить. Но если это неизбежно, зачем об этом говорить? Само наставление свидетельствует о том, что никакой неизбежности нет. Ребенок может любить, а может и не любить – все будет зависеть от тебя, от того, достоин ты любви или нет. А то, что ты его отец, еще ничего не значит.

Институт отцовства изобрели люди; отцовство неестественно, это нечто формально установленное. Может быть, однажды этот институт исчезнет, ведь когда-то его не было. Тысячи лет человечество жило без института отцовства. Вы будете удивлены, но слово «дядя» старее слова «отец», потому что до патриархата существовал матриархат. У ребенка была мать, а отца никто не знал, поскольку мать встречалась со многими мужчинами. Один из них был отцом, но кто именно – неизвестно. Поэтому все были дядями – все потенциальные отцы были дядями. В любом языке слово «дядя» старее слова «отец».

И Бога лучше называть не отцом, а дядей – это звучит приятнее! Но в Талмуде, священной иудейской книге, говорится: «Бог тебе не дядя, он немилостив. Если не будешь его слушаться, он отправит тебя в ад». Именно так и говорится: Бог немилостив, Бог тебе не дядя.

А я говорю вам: Бог вам не отец, но он милостив, и лучше называть его дядей.

Институт отцовства возник вместе с частной собственностью; эти две вещи неразрывно связаны. Отец олицетворяет частную собственность, потому что после ее появления каждый захотел, чтобы она передавалась по наследству ребенку. «Меня не будет, но пусть частица меня унаследует мою собственность». Сначала появилась частная собственность, потом появился отец. А для твердой уверенности в отцовстве ребенка почти во всех обществах укоренилась идея, что женщина до свадьбы должна быть девственницей – иначе трудно узнать наверняка. Вдруг к моменту свадьбы она уже носила ребенка, вдруг она уже была беременна? Тогда чей-то чужой ребенок унаследует твою собственность. И для твердой уверенности мужчины в том, что его собственность унаследует его ребенок, женщинам навязали девственность.

Видите разницу? От мужчин никогда не требовалось быть девственниками. О них говорят: «Парни есть парни». Им это позволительно – а вот девушка должна непременно быть девственницей. Столько разных глупостей совершалось в прошлом, а все из-за того, что перед замужеством женщина должна была представить доказательства своей девственности.

Иногда случается, что тонкая плева, которая служит доказательством женской невинности, рвется. Возможно, женщина упала или каталась на лошади, на велосипеде, или произошло еще что-нибудь в этом роде… Это опасные занятия, остерегайтесь их! Они враги девственности! Эта тонкая плева, которая доказывает, что у женщины не было половой связи… на Западе, особенно во времена Средневековья, если случалось что-то подобное, девушка была вынуждена идти к докторам, и ей делали искусственную плеву. Без доказательства невинности она бы не смогла найти себе хорошего мужа.

Из-за идеи частной собственности появились отцы, появились семьи, мужчины стали владеть женщинами. Но если когда-то ни отцов, ни частной собственности не было, должен настать и день, когда частная собственность снова исчезнет – а с ней исчезнет и отцовство.

Отец заставляет: «Люби меня – я твой отец!», и ребенку приходится притворяться, что он его любит. А ведь ребенок не обязан любить даже мать. По закону природы в матери заложен естественный инстинкт любви к ребенку, но не наоборот – у ребенка нет естественного инстинкта любви к матери. Он нуждается в матери – это другое. Он использует мать – это другое. Но нет такого закона природы, по которому он должен любить мать. Она ему нравится – потому что от нее есть польза, потому что она ему помогает; без нее он не может существовать. И он испытывает благодарность, уважение – это нормально, но любовь – явление совершенно другого плана.

Любовь течет вниз, от матери к ребенку, а не наоборот. Все очень просто: ведь любовь ребенка будет течь дальше, к его ребенку. Она не может течь назад – так же, как и река Ганг течет к океану, а не к истоку. Мать – это исток, и любовь течет вперед, к новому поколению. Повернуть ее вспять можно только силой – неестественным, небиологическим способом. Но ребенок вынужден притворяться, ведь мать говорит: «Я твоя мать – ты должен меня любить!» И что может ребенок? Ему остается только притворяться. Так он и становится политиком. Каждый ребенок становится политиком еще лежа в колыбели. Когда мать входит в комнату, он начинает улыбаться – это улыбка Джимми Картера! Он не чувствует никакой радости, но вынужден улыбаться. Он вынужден открыть рот и сделать движение губами – это ему помогает, это средство выживания. Но любовь становится фальшивой.

И когда ты научился дешевой, пластмассовой любви, тебе очень трудно найти любовь настоящую, реальную, искреннюю. Ребенка заставляют любить братьев и сестер, хотя на это нет причин. Кто вообще любит свою сестру и за что? Это все навязанные идеи, призванные сохранить единство семьи. Но все эти фальсификации приводят к тому, что, когда ты влюбляешься, твоя любовь тоже фальшива.

Ты забыл, что такое настоящая любовь. Ты влюбляешься в цвет волос – но какое отношение это имеет к любви? Через два дня ты уже и замечать его не будешь. Или ты влюбляешься в определенную форму носа, в определенный тип глаз, но после медового месяца тебе это все наскучит! А нужно будет как-то жить дальше, притворяться, обманывать.

Твоя спонтанность развращена, отравлена, иначе ты бы не влюблялся в какие-то отдельные части человека. А ты только в них и влюбляешься. Если тебя спросят: «За что ты любишь эту женщину или этого мужчину?», ты ответишь: «За то, что она такая красивая!», или: «За ее нос, за ее глаза, за ее фигуру», и так далее – но ведь это нонсенс! Такая любовь не может быть глубокой и не может иметь никакой ценности. Она не поможет вам обрести настоящую близость. Она не будет течь всю жизнь, а скоро иссякнет, ведь она так поверхностна. Эта любовь не возникла у тебя в сердце, она продукт ума. Возможно, эта женщина выглядит как актриса и потому тебе нравится. Но если человек нравится, это еще не любовь.

Любовь – явление совсем иного рода. Она не поддается определениям, она таинственна – настолько таинственна, что Иисус говорит: «Бог есть любовь». Для него Бог и любовь – синонимы, им невозможно дать определение. Но эта естественная любовь утеряна.

Ты говоришь: «Разве мы не должны быть настолько любящими, насколько это возможно?»

Ты думаешь, здесь нужно что-то делать, прилагать максимум усилий? Суть не в том, чтобы что-то делать. Это исходит из сердца. Это своего рода выход за пределы ума и тела. Это не проза, а поэзия; не математика, а музыка. Здесь невозможно делать, можно только быть. Любовь – это не твое действие, а твое состояние. Но над твоей спонтанностью тяготеют все эти «должен».

И ты говоришь: «Если мы можем каким-то образом увеличить нашу способность наслаждаться, разве мы не должны этим воспользоваться?»

Твоя главная идея – действовать, но реальность познается из состояния, а не из действия. Здесь не нужно ничего делать, нужно лишь стать безмолвным и найти свою суть. Действие всегда направлено вовне. Конечно, если тебе нужно больше денег, приходится действовать. Если ты будешь просто безмолвно сидеть, ничего не делая, и ждать весны… деньги сами собой не вырастут! Это трава растет сама собой, но не деньги. Тебе придется приложить много усилий: тебе придется гнаться за деньгами, биться за них; придется быть агрессивным, амбициозным, жестоким. В этом мире за деньги идет очень серьезная борьба. Но твоя суть находится не где-то снаружи тебя.

Если ты захочешь стать президентом или премьер-министром, придется приложить много усилий. Придется постоянно что-то делать, не будет ни покоя, ни отдыха. Ты вынужден будешь стать почти что сумасшедшим, ведь пойдет битва всерьез. И если тобой не овладеет безумная жажда власти, у тебя ничего не получится.

Но твоя суть находится не где-то там снаружи, за нее с тобой никто не конкурирует. И войти в твою суть никто не может, только ты сам. Ты уже там; нужно просто заглянуть внутрь, обратить взгляд вглубь себя. Все, что требуется, – это безмолвно сидеть и ничего не делать… Когда ты ничего не делаешь, то есть нет ни физической, ни умственной активности, когда ты находишься в глубоком интервале, в паузе, когда вся деятельность прекратилась, тогда тебе открывается твоя суть. А от действий поднимается пыль.

К старому Уинстону Черчиллю пришел врач и спросил:

– Как вы себя чувствуете?

Черчилль был болен и произнес в ответ:

– Я, конечно, еще могу топнуть ногой, но столько пыли, как раньше, уже не поднимется.

В этом мире, если ты хочешь денег, власти, престижа, нужно топотать и поднимать как можно больше пыли. Чем сильнее ты топочешь, чем больше поднимаешь пыли, тем лучше. Но если дело касается твоего внутреннего мира, нужно перестать топотать и поднимать пыль. Тогда вся пыль осядет, и ты сможешь ясно увидеть, кто ты есть.

Так что суть не в том, чтобы что-то делать. Блаженство заложено в тебе природой – просто найди свою суть, и оно откроется тебе само собой. Иисус прав, говоря: «Ищите же прежде Царства Божия, и это все приложится вам» (Евангелие от Матфея 6:33. – Примеч. ред.). «Ищите же прежде Царства Божия» – а оно находится внутри тебя, ведь он несколько раз повторяет: «Царство Божие внутри вас» (Евангелие от Луки 17:21. – Примеч. ред.).

Так что просто иди вглубь себя и ищи свою природную суть. Найдя ее, ты найдешь и все остальное: радость, истину, любовь, свободу, вечность, Бога.

И ты спрашиваешь: «Разве мы не должны отбросить свое эго?»

Тебе кажется, будто эго – это что-то такое, что ты носишь с собой и можешь отбросить. Эго – это просто иллюзия, всего лишь идея. Его не нужно отбрасывать, его невозможно отбросить. Как можно отбросить идею?

Например, ты идешь поздно вечером в темноте. На дороге лежит веревка, а тебе кажется, что это змея. Можешь ли ты убить змею? Но никакой змеи там вообще нет! Можешь ли ты пройти мимо змеи? Но ее там нет. Можешь ли ты не бояться змеи? Но никакой змеи нет – так что все это не имеет значения. Все, что нужно, – это немного света, достаточно даже свечи – и ты увидишь, что никакой змеи нет. Это лишь идея, иллюзия, видимость. И когда ты увидишь веревку, ты же не станешь спрашивать: «И что теперь делать со змеей? Отбросить ее? Забыть о ней?»

Найдя свою суть, ты заметишь, что никакого эго нет. Это всего лишь видимость: подобно тому как в веревке тебе привиделась змея, так же и в сути тебе видится эго. Ты не знаешь о веревке, поэтому тебе видится змея; ты не знаешь своей сути, поэтому тебе видится эго. Эго – это незнание своей сути. Когда ты не осознаешь свою суть, тогда эго есть. Так что вопрос не в том, чтобы отбросить эго.

Но многие люди пытаются его отбросить, и, что удивительно, им это даже удается! Они становятся смиренными. Но смирение – это еще одна уловка эго, очень хитрая уловка. Эго просто зашло через черный ход – ведь если ты его отбрасываешь, это просто означает, что ты ничего о нем не понял. И тогда оно обязательно вернется.

Одно время я жил в небольшом городке, и там был человек, которого все очень хорошо знали. Его считали чуть ли не святым. Многие говорили мне: «Он такой смиренный!» Наконец этот человек пришел ко мне. Прикоснувшись к моим стопам, он сказал:

– Я всего лишь пыль под твоими ногами!

Я посмотрел на него, но его глаза говорили что-то другое, его нос говорил что-то другое. И я ответил:

– Я вижу, ты совершенно прав: ты всего лишь пыль под моими ногами!

– Что?! – воскликнул он, наполняясь злостью.

Я сказал:

– Я всего лишь согласился с тобой! Ничего другого я не говорил! Это были твои слова, и я всего лишь с ними согласился. Так чего же ты злишься?

Я сказал ему:

– А теперь закрой глаза, посиди в тишине и пойми суть! Это просто твое эго пытается проявить себя другим способом. Эго все еще в тебе, только теперь оно перевернуто, оно делает ширшасану, стойку на голове. Но это то же самое эго, теперь оно притворяется смиренным.

Встречаются на дороге три христианских монаха. Один говорит:

– Что касается теологии, наша община самая умная, самая образованная. В вопросах теологии нам нет равных.

Второй говорит:

– Вы правы, но что касается аскетизма, тут вам до нас еще далеко!

А третий рассмеялся и говорит:

– Вы оба правы, но в том, что касается смирения, мы лучше всех!

Вот вам и смирение… «Мы лучше всех!» Даже смирение играет в ту же самую игру.

Пожалуйста, не отбрасывайте эго! Поймите его, осознайте, поднесите свет осознанности, и вы увидите: его нет! Вы его не найдете, так что об отбрасывании не может быть и речи. Не отбрасывайте его! Если вы его отбросите, оно снова вернется в каком-нибудь другом виде. Оно не может вас покинуть – это всего лишь старая привычка бессознательного ума.

В одной южноамериканской стране была очень нестабильная политическая обстановка. Военные пребывали в постоянном напряжении. Им удалось схватить самого большого болтуна в стране, и он был приговорен к смерти.

Болтуна привели на расстрел и поставили к стене. Раздался приказ «огонь!», приговоренный упал. Но несколько минут спустя он осознал, что жив.

К нему подошел генерал и строго сказал:

– Ты мерзкий, поганый болтун, и я сделал это, чтобы тебя напугать. Патроны были холостые. Надеюсь, ты усвоил урок, так что иди, ты свободен.

Болтун выбежал на улицу, и к нему тут же подошел друг.

– Эй, Пабло, – сказал друг, – есть новости?

– Да, – шепотом ответил тот. – Только никому не говори: у наших военных нет боеприпасов!

Старые привычки… как трудно от них избавиться!

Эго – это просто привычка, порожденная невежеством, бессознательностью. Оно вернется. Пожалуйста, не отбрасывайте его. Не подкармливайте и не отбрасывайте, потому что и то, и другое помогает ему остаться. Просто наблюдайте за ним, и вы его не найдете.

Епископу поступало множество жалоб на ирландского священника О’Рейли из Лондона, который во время проповедей позволял себе жесткие нападки на британцев.

– Вы не должны говорить прихожанам подобное. Чтобы больше такого не было! – сказал священнику епископ. – Вспомните закон милосердия и тот факт, что вы живете в стране, о которой столь нелицеприятно высказываетесь. Прошу вас на следующей неделе прочитать проповедь о Тайной Вечере. Эта тема не позволит вам проявить предвзятость.

Отец О’Рейли согласился, но епископ решил в следующее воскресенье тайком пробраться в церковь и убедиться, что служба пройдет благополучно. Поводов для беспокойства не было: за время проповеди священник ни словом не обмолвился о «жадных, жутких, жестоких саксонцах». Епископ был удовлетворен: проповедь оказалась славной и не содержала ничего оскорбительного. Но когда служба подходила к концу, отец О’Рейли произнес:

– И, спросив всех учеников, Иисус обратился к Иуде. «Иуда, – последовал вопрос, – ты смог бы меня предать?»

Священник замолчал, оглянулся по сторонам и продолжил:

– Иуда посмотрел на него и со свойственным ему коварством ответил, даже не моргнув глазом: «Да ни в жизнь – честное саксонское!» (В оригинале Иуда в речи священника отвечает: “Not bloomin’ likely, guv!”, что является речевым оборотом, характерным для англичан. – Примеч. пер.)

Вся проповедь прошла благополучно, но предвзятость проникла через черный ход: «Да ни в жизнь – честное саксонское!» Возможно, он вообще произнес это неосознанно.

Единственное, что вам нужно запомнить: ища, где находится эго, вы его не найдете – его еще никто никогда не находил. Те, кто искал эго, так и не смогли его найти, а те, кто пытался его отбросить, так и не смогли от него избавиться.

Дальше ты спрашиваешь: «Многие хорошие люди писали, что любовь может начаться как волевой порыв».

Это полная ерунда! Любовь не может начаться как волевой порыв. Воля подразумевает усилие, навязывание, принуждение, дисциплину. Воля подразумевает, что ты заставляешь себя идти против себя самого.

Любовь не может начаться таким образом; если она так начинается, значит, это не любовь, а что-то другое. И если она начинается неправильно, если первый шаг неправильный, то не может быть правильным и последний шаг.

Я знаю, что так писали многие хорошие люди, но эти хорошие люди – просто обманщики. Они не будды, не пробужденные. Они так же слепы, как и все остальные, как и все человечество. Они хороши – они старались быть хорошими, и им это удалось – но внутри у них все кипит. Они просто подавили самих себя, вот и все; им удалось себя подавить. Им удалось создать красивый фасад, и за этим фасадом они прячутся. Они слепы, пусть даже и носят очки.

Однако если ты слеп, не так-то просто отдавать себе в этом отчет. Ты можешь быть хорошим, ты можешь быть очень дисциплинированным, у тебя могут быть моральные принципы, совесть – но если у тебя нет сознательности, то нет и глаз. Эти хорошие люди были хорошими, потому что соблюдали правила толпы. Вот почему в одном обществе человека будут считать хорошим, а в другом – нет. Индуисты считают, что Рамакришна был просветленным. Но спросите джайнов, и они с вами не согласятся – ведь он продолжал есть рыбу, а согласно джайнским представлениям просветленный человек не может есть рыбу. Он должен быть полностью вегетарианцем.

Вы думаете, Иисус был хорошим? Но спросите индуистов, буддистов, джайнов, и они скажут: «Вовсе нет!» Ведь согласно их представлениям, согласно их философии человек страдает только из-за грехов прошлой жизни. А распятие – это тяжелое страдание. Оно является доказательством, что за Иисусом Христом, вероятно, были большие грехи: возможно, он кого-то убил, изнасиловал – в общем, сделал что-то очень плохое. Иначе за что бы его распяли?

Джайны говорят, что когда Махавира – их тиртханкара, их Иисус – идет по дороге, на которой лежит колючка, то эта колючка, видя идущего Махавиру, тотчас переворачивается – потому что даже колючка не может причинить Махавире боль. Он покончил со всеми плохими кармами, боль невозможна – что же тогда говорить о распятии? Вероятно, в прошлых жизнях Иисус был преступником, кем-то вроде Чингисхана, Тамерлана, Надир-шаха или Гитлера!