Бертрис Смолл
Византийская принцесса

Потом она осознала, что у нее появилась проблема и посерьезнее: принц Мурад пригрозил явиться к воротам монастыря, если не увидит ее в саду, и никто не посмеет его остановить. Да и с какой стати монахиням отказывать сыну султана в просьбе навестить мачеху? Они, пожалуй, поверят, что его прислал сам султан, но когда правда выйдет наружу, этому маленькому, ни в чем не повинному религиозному сообществу может грозить позор и наказание.

Если она откажется встретиться с принцем и пожалуется матери Марии Джозефе, то Мурада могут наказать, а может, даже убить за дерзость. Сможет ли она жить, если на ее совести будет смерть юного принца? Теадора ощутила себя в западне: видно, все-таки придется встретиться с ним завтра ночью.

Позже, лежа в своей целомудренной постели, она вспомнила слова Мурада: «Мой отец никогда не призовет тебя к себе. После его смерти султаном стану я и устрою так, чтобы ты стала моей женой» – и затрепетала. Интересно, все мужчины такие настойчивые?

Может ли так случиться, что однажды он станет ее господином? Эта мысль будоражила Теадору. Он так красив: угольно-черные глаза, волнистые темные волосы, загорелое лицо и белые зубы, сверкающие в дерзкой улыбке. Она снова поежилась. При воспоминании о его поцелуях у нее начинала кружиться голова, но это ведь неправильно! Так не должно быть! Даже если султан Орхан никогда не вызовет ее к себе, она все равно его жена.

Той ночью Теадора не могла заснуть, и утром ее все раздражало. Она пыталась читать, но не могла сосредоточиться на книге и села вышивать. Нитки то и дело путались, и она в сердцах швырнула вышивание на пол. Ее рабыни были поражены, но когда Айрис, самая пожилая из них, спросила, не заболела ли госпожа, Теадора ударила ее по лицу, а потом расплакалась. Будучи мудрой женщиной, Айрис не обиделась и не успокоилась, и в конце концов Теадора, рыдая, призналась, что плохо спала. Айрис, с облегчением вздохнув, тут же приготовила своей юной подопечной теплую ванну. Принцессу искупали, сделали ей массаж, потом уложили в постель. Рабыня дала ей выпить чашку теплого вина со специями, в которое было добавлено несколько капель слабого снотворного зелья.

Когда Теадора проснулась, на западе догорали последние лучи солнца, а над лиловыми силуэтами гор за городом уже появились первые, пока еще тусклые, звезды. Айрис принесла принцессе поднос с ужином: зажаренного на вертеле голубя с хрустящей золотистой корочкой, молодой латук, мед и графин белого вина. Пока Теадора ела, ее мысли постепенно приходили в порядок.

Принц дал слово, что не будет покушаться на ее девственность, и султана, если он говорил правду, она никогда не увидит, так что, вполне возможно, ее настоящим мужем в один прекрасный день станет не кто иной, как он сам.

За окном совсем стемнело. Покончив с ужином, Теадора вымыла руки в серебряном тазу с розовой водой. Сон вернул ей хорошее расположение духа, и она отпустила рабынь на ночь. В отличие от большинства женщин ее сословия Теадора умела одеваться и раздеваться сама. Невежество и праздность, присущие многим женщинам благородного происхождения, вызывали у нее презрение. Она надела свободное шелковое платье из легкой фиолетовой органзы, застегивающееся спереди на длинный ряд крошечных перламутровых пуговиц. Она выбрала это платье, потому что его цвет выгодно подчеркивал ее аметистовые глаза и в то же время был достаточно темным, чтобы позволить обойтись без накидки. На ноги она надела подходящие по цвету туфельки. Ее темные волосы свободно ниспадали на плечи, собранные сзади лишь шелковой лентой.

Теадора бесшумно миновала калитку во фруктовый сад, нашла дерево, под которым они укрылись прошлой ночью, но Мурада там не было. Немного растерявшись, она не знала, как поступить: то ли вернуться в дом, то ли подождать, – но прежде, чем она успела принять решение, тяжелые ветки с шелестом раздвинулись и появился Мурад.

– Адора!

Он обнял ее за тонкую талию, поцеловал, и она впервые ответила на поцелуй, чуть-чуть приоткрыв губы, впустив его язык к себе в рот. К ее восторгу и изумлению, Мурад содрогнулся, и Теадора испытала мгновенный триумф. Она, неопытная девственница, смогла возбудить этого чувственного, много повидавшего мужчину! На мгновение, пусть короткое, верх взяла она, но потом Мурад, одной рукой обнимая ее, другой быстро расстегнул несколько верхних пуговиц ее платья. Его теплая рука скользнула под невесомую ткань и стала ласкать грудь. Теадора ахнула и попыталась оттолкнуть его, но он тихо рассмеялся:

– Голубка моя, это урок номер два.

Он мягко отвел ее руку. Теадора затрепетала, ее переполняли смешанные чувства: наполовину испуг, наполовину удовольствие, – хотя дать определение второму она смогла не сразу. Рука Мурада ласкала ее плоть бережно, нежно.

– Пожалуйста, о, пожалуйста! – взмолилась она, едва дыша. – Перестань, пожалуйста!

Вместо ответа он потер подушечкой большого пальца ее чувствительный сосок. Это оказалось так приятно, что Адора чуть не упала в обморок от наслаждения, а когда его губы опять завладели ее губами, подумала: все, теперь-то она уж точно умрет. Мурад опустил на нее взгляд, и его черные глаза смотрели с невыразимой нежностью.

– Моя маленькая девственница, всегда помни, что главный здесь я.

– Почему? – кое-как сумела выговорить Теадора, хотя голос плохо ее слушался. – Ведь это женщине Бог дал привилегию вынашивать новую жизнь. Почему тогда мы должны занимать подчиненное положение перед мужчинами?

Мурад опешил. Значит, она не мягкая и покорная, как он думал о ней до сих пор, а редчайшее и самое интригующее из всех живых существ – женщина с умом. Он не был уверен, что ему это нравится, но, с другой стороны, с ней не будет скучно. А уж каких сыновей она может ему родить!

– Разве Аллах не сотворил женщину после мужчины, причем из его ребра? – проговорил он быстро. – Сначала был создан мужчина. Значит, ему предназначено быть главным, хозяином, иначе он создал бы женщину первой.

Но Теадору его аргументы не впечатлили и она возразила.

– Это вовсе не обязательно.

– Адора, так, может, ты хочешь быть главной и отдавать мне распоряжения? – рассмеялся Мурад.

Девушка возмутилась:

– Не смей надо мной смеяться!

– Голубка моя, я не смеюсь над тобой, и у меня нет желания оспаривать логичность превосходства мужчин над женщинами. Я хочу заняться с тобой любовью.

Мурад принялся ласкать ее нежные груди, а почувствовав, как она опять затрепетала, расстегнул оставшиеся пуговицы ее платья. Его рука спустилась по обнаженному телу ниже и легла на живот. Нежная кожа Теадоры была гладкой и прохладной, как тончайший бурский шелк, но под его умелыми пальцами мышцы напряглись. Это очередное подтверждение ее невинности польстило тщеславию Мурада, и он передвинул руку еще ниже. Его длинный тонкий палец замер, готовый к более интимной ласке, но тут их взгляды встретились и он прочел в ее глазах неприкрытый ужас, поэтому остановился и нежно коснулся рукой ее щеки.

– Не бойся меня.

– Мне нравится, когда ты ко мне прикасаешься, хотя это и неправильно, – проговорила она дрожащим голосом. – И все-таки почему-то боюсь.

– Поделись, что тебя пугает, – попросил он мягко.

– Я чувствую, что теряю контроль над собой, но не хочу, чтобы ты останавливался. – Она с трудом сглотнула. – Мне хочется узнать, что значит быть женщиной, до конца, но я замужем и ты не мой муж, а значит, то, что мы делаем, неправильно!

– Нет! Мы не делаем ничего неправильного! – горячо, даже яростно возразил Мурад. – Ты никогда не будешь с моим отцом! Этот брак для него – политическая необходимость, и ничего больше.

– Но ведь я могу и тебе не достаться, когда овдовею. Если я кому-то и принадлежу, то это Византийской империи. После того как твой отец умрет, мой следующий брак организуют без моего участия, точно так же, как этот.

– Ты принадлежишь мне, – возразил он хрипло. – И сейчас, и всегда будешь.

Теадора поняла, что проиграла, что бы ни случилось, потому что полюбила его, и прошептала, удивляясь сама себе:

– Да, да, Мурад, я принадлежу тебе!

Он припал к ее губам в страстном, яростном поцелуе, и Теадора почувствовала, как ее наполняет неистовый восторг. Она больше не боялась. Его руки ласкали ее, и ее юное тело с готовностью отзывалось на эти прикосновения, нетерпеливо стремилось им навстречу. Только раз она вскрикнула: когда его пальцы добрались до ее сладкой сердцевины, – но он поглотил ее протесты губами. Мурад чувствовал, как неистово бьется ее сердце и пульсирует жилка на шее.

– Нет, голубка, – прошептал он с жаром, – позволь моим пальцам ласкать тебя. Будет приятно, обещаю, очень приятно.

Он почувствовал, как она постепенно расслабляется в его объятиях, – улыбнулся и принялся дразнить ее чувствительную плоть. Теадора стонала и извивалась под его ласками, глаза ее закрылись, темные ресницы веером легли на нежную кожу. Наконец Мурад решил, что она готова, и, удовлетворенный, осторожно ввел в нее палец.

Теадора ахнула, но возразить не успела – ее захлестнула и поглотила волна сладкого восторга. Чувствуя себя невесомой, она выгнулась навстречу его руке. Внутри у нее нарастало напряжение, и вдруг оно взорвалось, рассыпалось радугой разноцветных сверкающих огней.

Наконец вернувшись с небес на землю, открыв свои аметистовые глаза, Теадора удивленно проговорила:

– Мурад, как такая сладость может быть на свете?

Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.

– Голубка моя, ты только попробовала вкус наслаждения, получила первое представление о том, что будет дальше.

Глава 3

Император Иоанн Кантакузин был мрачен, как темная константинопольская ночь. Его любимая жена Зоя умерла в родах, тщетно пытаясь подарить ему еще одного сына. По страшной иронии судьбы она испустила последний вздох, тужась, чтобы вытолкнуть из своего изможденного и ослабевшего тела мальчиков-близнецов, которые оказались деформированной пародией на человеческие существа, потому что срослись грудными клетками и, по словам лекаря, имели одно сердце на двоих. Слава богу, эти чудовищные младенцы родились мертвыми, но, к несчастью, их мать последовала за ними.

Но и это еще не все. Вдобавок к этой трагедии старшая дочь Елена, жена соправителя Византии Иоанна Палеолога, вместе с мужем собрала заговор, чтобы свергнуть с престола отца и получить полную власть над империей. Императрицей считалась, пока была жива, Зоя, жена Иоанна Кантакузина. Елена же была теперь всего лишь женой молодого Палеолога, а пожелала, чтобы императрицей признали ее.

– А если я еще раз женюсь? – поинтересовался Иоанн.

– С какой это стати? – возмутилась дочь.

– Чтобы дать империи наследника.

– У нас он уже есть – мой сын Андроник, а следующим будет ребенок, которого я ношу сейчас.

– Дочь моя, на этот счет указа нет.

– Право же, отец!..

Елена с каждым днем все больше походила на свою свекровь – Анну Савойскую, будь она неладна.

– Мой муж, – продолжала Елена, – по праву император Византии, а это значит, что наш сын – законный наследник. Ты уже должен был это понять. Господь Бог выразил свое мнение вполне ясно. Твой старший сын погиб, мой брат Матфей предпочел избрать жизнь монаха. Мать за последние шесть лет была шесть раз беременна мальчиками, но ни одного не выносила. А теперь вот Бог забрал и ее, что можно считать явным доказательством его неодобрения. Что тебе еще нужно? Чтобы воля Бога была написана огненными облаками в небе над городом? Только тогда ты это поймешь?

– Белазариус, ясновидящий, предсказал, что новая процветающая империя со столицей в Константинополе возникнет от моего семени. Как это может быть, если у меня нет сыновей, которые продолжили бы мой род?

– Возможно, через меня, отец, – самодовольно заметила Елена.

– Или через твою сестру Теадору, – парировал Иоанн.

Елена злобно сверкнула глазами и молча вышла из комнаты.

Иоанн Кантакузин возбужденно мерил шагами комнату. У него еще могли бы быть сыновья, но прежде чем жениться еще раз, нужно упрочить свое положение и в первую очередь избавиться от Иоанна Палеолога и его сопливого отпрыска, а потом выдать Елену замуж в каком-то другом месте, и она забудет свои притязания. Возможно, имеет смысл предложить белокурую красавицу принцу Сулейману, наследнику султана Орхана.

Эта мысль напомнила Иоанну о младшей дочери, Теа. Сколько ей сейчас? Тринадцать? Кажется, так. Во всяком случае, она достаточно взрослая, чтобы делить постель с мужчиной и носить ребенка. Ему потребуется новая военная помощь от султана, и он получит ее с большей вероятностью, если Орхан будет очарован своей молодой женой, и особенно такой, которая подтвердит мужественность престарелого мужа тем, что понесет от него. Девочка все еще живет в монастыре. Судя по последней написанной с нее миниатюре, которую Иоанн видел, она такая красавица, что возбудит даже каменную статую. Ее единственный недостаток – наличие мозгов. Мать Мария Джозефа много писала ему об успехах девочки в учебе и о том, какая она умная. Жаль, что она не родилась мальчиком. Что ж, подумал Иоанн, он напишет ей письмо, в котором потребует, чтобы была с мужем тихой, скромной и робкой. Кроме того, сегодня же вечером надо написать Орхану и напомнить, что в соответствии с договором брак должен быть осуществлен, когда девочка повзрослеет. Сейчас она определенно взрослая. Конечно, это означает, что придется выдать султану последнюю треть приданого Теадоры и предоставить крепость Цимпу, но это не важно.

Иоанн открыл дверь в свои личные покои и вызвал монаха, служившего у него секретарем.

Несколько недель спустя, в Бурсе, султан Орхан прочитал недавно полученное письмо от правителя соседнего государства и своего тестя. Орхан прекрасно понимал, что стоит за настойчивым желанием византийца, чтобы был осуществлен брак с его дочерью, Теадорой Кантакузин. Иоанна Кантакузина ожидает очередная схватка за пошатнувшийся трон, и ему нужна поддержка Оттоманской империи. Кантакузин предложил девственность своей дочери плюс к этому золото в качестве приданого, но самое главное – это, конечно, Цимпа.

Орхан к старости стал совершенно ненасытным в утехах. Каждую ночь к нему приводили новую хорошо обученную девственницу. Его вкусы менялись, и ходили слухи, что иногда он даже развлекался с мальчиками. Его молодая жена Теадора была совершенно невинной девочкой, и на то, чтобы ее подготовить, научить доставлять удовольствие своему господину, потребовались бы месяцы, но времени не было. Ее отец жаждал этой беременности как подтверждения, что брак стал настоящим, а Орхан хотел получить Цимпу и оставшуюся часть приданого золотом. Ну а если великие правители что-то вместе задумают, все непременно сбудется.

После того как определится лунный цикл Теадоры, он спарится с ней в четыре самых плодовитых дня. Орхан надеялся, что после этого ее цикл прекратится, ну а если нет, то процесс придется повторять снова и снова – до тех пор пока жена не понесет. Сама Теадора его нисколько не интересовала. Пешка в политической игре, она была забыта, и вот теперь, к его досаде, ее пришлось выдвинуть вперед. Эмоцию, называемую любовью, Орхан испытал в юности с Нилуфер, своей второй женой и матерью двоих любимых сыновей. Теперь все это осталось в прошлом, а в настоящем были плотские удовольствия, которые ему доставляли умелые молодые рабыни и мальчики из гарема.

Орхану претила сама мысль оплодотворять девицу, как бык корову, да и Теадора, вероятно, почувствует его недовольство. Возможно, девчонка и подтолкнула отца сделать это предложение, потому что хотела улучшить свое положение. Что ж, он проследит, чтобы с ней обращались с уважением, подобающим ее рангу. Он как можно быстрее сделает так, чтобы она забеременела, и после этого можно больше о ней и не вспоминать.

А тем временем, в эту самую минуту, Теадора Кантакузин лежала в сильных объятиях принца Мурада и с обожанием смотрела на него.

– Я тебя люблю, – проговорила Теадора дрожащим голосом. – Как же я тебя люблю!

– И я тебя люблю, моя голубка! Аллах свидетель: я очень тебя люблю!

– Ах, Мурад, сколько нам еще ждать? Мне так хочется всегда быть с тобой, гулять под оливами белым днем и не бояться, что кто-то что-то узнает.

– Я люблю отца, – медленно проговорил Мурад, – и не желаю ни на день сократить путь, который ему отмерен судьбой. В своем пожилом возрасте он вполне доволен своей жизнью, и все, чего хочет, это еще больше богатств и чувственных удовольствий. Он больше не поведет наше войско в бой.

– А ты не думал о том, чтобы расширить свое королевство? – спросила Теадора.

– Конечно, думал! Я бы перешел Босфор и правил страной из самого Константинополя. Голубка моя, а ты хотела бы вернуться в родной город королевой?

– Да!

Теадора сказала это с таким жаром, что Мурад засмеялся.

– И ты не против, чтобы я сместил с престола твою сестру и ее мужа? Ах, Теадора Кантакузин, какая же ты кровожадная!

– До того как меня выдали замуж, моя сестра обожала надо мной издеваться, заявляя, что в один прекрасный день станет править Константинополем, тогда как моя судьба – гарем султана. Разумеется, я хотела бы вернуться в город женой его завоевателя!

– Даже если этот завоеватель мусульманин?

– Да, даже в этом случае. Все мы поклоняемся одному Богу, просто для каждого он свой, разве не так? Мурад, я хоть и женщина, но вовсе не дурочка. В пределах этого королевства любой путешественник может безопасно двигаться в любое время дня и ночи. Немусульмане свободны в выборе веры. Любой человек независимо от своего статуса может обратиться к кади, и его вопрос будет решен справедливо, по закону. К сожалению, я не могу сказать того же о Византийской империи и ее правителях, поэтому мне предпочтительнее, как и многим немусульманам, жить под управлением турок.

– Ты удивительное создание! – восхищенно воскликнул Мурад. – Твоя логика безупречна, хотя для меня непривычно так откровенно разговаривать с женщиной.

– Я дочь своего отца, – с гордостью сказала Теадора, – а он очень умный и образованный. Он всегда говорил, что мне надо было родиться мальчиком.

– А вот в этом, голубка моя, он ошибается. В целом свете нет другой такой красивой и утонченной, как ты. – Принц улыбнулся, привлек ее в объятия и с глубоким вздохом зарылся лицом в прохладную массу волос с легким ароматом роз. – Ах, голубка, как же я тебя люблю!

В небе над ними звезды медленно совершали свой путь по направлению к утру. Уже почти рассвело, когда Теадора вернулась домой и легла спать, но только уснула, как ее разбудила Айрис.

– Ваше высочество, прошу прощения, но приехал главный белый евнух из дворца и желает вас видеть.

С тех пор как Теадору привезли в Бурсу и поселили в этом доме, ее ни разу не навестил ни один мало-мальски важный человек из дворца.

– Айрис, скажи ему, что я сейчас выйду.

Рабыня поклонилась и ушла, а после того как передала главному евнуху слова принцессы и уже собралась вернуться, ее остановил его голос:

– Женщина, как твое имя?

Рабыня склонила голову.

– Айрис, господин.

– Ты хорошо ладишь со свой госпожой?

– Да, господин.

– Она тебе открывается?

Айрис притворилась непонимающей:

– Что значит «открывается»?

– Ну, доверяет ли тебе свои маленькие секреты? Может, делится какими-то мечтами, надеждами…

Айрис подняла голову и, в упор посмотрев на евнуха, тихо сказала:

– Господин, моя хозяйка живет в монастыре с самого детства, и единственный мужчина, которого она видит, это пожилой священник, ее духовный наставник. Она очень редко выходит за пределы монастыря. Какие у нее могут быть секреты? Она никому не открывается, потому что у нее никого нет. Рабыни, которых присылают из дворца в услужение принцессе, меняются каждые три месяца. Вряд ли это достаточный срок, чтобы она могла с ними подружиться. Большинство из них прислуживали ей всего один срок, и только меня несколько раз просили вернуться.

– Почему?

Евнух наблюдал за ней из-под полуопущенных век.

– Потому что сумела завоевать себе авторитет – я ведь не всегда была рабыней.

– Я назначу тебя главной служанкой принцессы Теадоры, а ты за это будешь рассказывать мне все о ее жизни. Она скоро отправится к султану. Скажи-ка мне, когда у нее последний раз были крови.

Айрис ненадолго задумалась, потом сказала:

– Почти две недели назад, господин.

– Сколько дней после первого появления?

– Двенадцать, господин.

Евнух нахмурился, потом медленно проговорил, так, словно думал вслух:

– Значит, мы должны ехать прямо сегодня, иначе придется ждать еще месяц. С собой брать ничего не надо – она всем будет обеспечена.

– Господин, она любит читать и наверняка захочет взять с собой книги. Она не бездельница, как другие.

Евнух удивился, но возражать не стал.

– Хорошо, Айрис, я прослежу, чтобы книги принцессы были доставлены во дворец, но не сегодня. У нас едва хватает времени сделать самое необходимое.

Евнух сунул руку в складки своих широких одежд, достал два пакетика, и вручая их Айрис, сказал:

– Перед отъездом дай своей госпоже порошок из голубого пакетика, а второй нужно будет принять на закате.

– Господин, а что это такое? – осмелилась спросить Айрис. – Я не стану причинять вред принцессе.

– В этих пакетиках снадобье, которое поможет ей расслабиться и подготовит ее девственное тело к приходу мужа этой ночью. Однако ты дерзкая! Впредь не задавай мне такие вопросы, а не то я передумаю насчет твоего назначения.

Дверь гостиной открылась, и вошла Теадора. Евнух быстро окинул ее опытным взглядом и остался доволен. Осанка у нее поистине королевская, хотя она более худая, чем нравится его господину, но это с лихвой компенсировала высокая полная грудь. Кожа у нее чистая, светлая, а глаза аметистовые… или все же фиалковые? Блестящие темные волосы доходят до бедер, зубы ровные и белые. По всем признакам здоровье у нее отменное – как физическое, так и психическое.

Евнух вежливо поклонился.

– Ваше королевское высочество, меня зовут Али Яхия. Вы счастливейшая из женщин, потому что ваш господин и супруг, султан Орхан, сын султана Газиза Гази, сын Гази, соблаговолил решить, что эта ночь будет вашей главной ночью. Сегодня наконец брак, заключенный еще в пору вашего детства, будет осуществлен. Да благословит вас Аллах и понесете вы плод от семени моего господина.

Теадора посмотрела на него безо всякого выражения, застыв на несколько мгновений, а потом смертельно побледнела и рухнула на пол. Евнух посмотрел на ее неподвижное тело. Она хороша, очень хороша. Султан будет доволен.

Айрис опустилась на колени рядом с Теадорой и принялась похлопывать ее по запястьям, а евнух заявил:

– Страхи девственницы. Через час будьте готовы, я пришлю за вами паланкин.

Очнувшись, Теадора обнаружила, что Айрис сильной рукой поддерживает ее за плечи. Служанка поднесла к ее губам чашу с вином.

– Выпейте, принцесса, и ничего не бойтесь. Али Яхия назначил меня вашей главной служанкой, и я вас не оставлю. И что бы ни думал этот толстый слизняк, я буду преданна только вам. Пейте, дитя мое, вам станет лучше.

Теадора залпом выпила вино, пытаясь привести в порядок лихорадочно метавшиеся мысли. С чего она вдруг понадобилась султану, что на него нашло? Может, он узнал про принца Мурада? Нет, это невозможно! Тогда в чем дело?

– Когда мы отправляемся во дворец?

– Паланкин будет здесь меньше чем через час.

Господи Иисусе! У нее нет времени послать за Мурадом, а когда она окажется во дворце, то не посмеет с ним разговаривать. О боже! Так вот каково ее наказание! Хоть она и не совершила супружескую измену, но в своем сердце уже давно неверна мужу, и вот теперь Господь ее наказывает. Быть женой старика, а любить его сына! Они будут жить в одном дворце – возможно, даже видеться, – но не смогут и словом друг с другом перемолвиться! Теадора всхлипнула и вдруг разразилась рыданиями.

Айрис, не зная истинной причины ее слез, попыталась успокоить свою госпожу:

– Не плачьте, дитя мое. Рано или поздно это случается с каждой из нас, и надо безропотно принимать свою судьбу. Конечно, хотелось бы, чтобы у вас был муж помоложе, но, говорят, султан еще в силе, да и любовник хороший.

Заметив, что Теадора зажмурилась, словно от невыносимой боли, Айрис высыпала в вино содержимое первого пакетика. Под ее взглядом девушка выпила вино, не зная, что в него добавлено снадобье.

У них совсем не осталось времени. Монахини уже собрались во дворе монастыря, чтобы попрощаться с Теадорой и пожелать доброго пути.

– Ваше высочество, не забывайте о христианских пленниках и рабах и прошу вас: по мере возможности помогайте им, – сказала мать Мария Джозефа. – Их участь очень тяжела, и это ваш христианский долг. А мы здесь всегда готовы помочь вам в этой благотворительности.

Теадора механически кивнула и с помощью рабынь поднялась в большой паланкин. Айрис забралась следом, задернула занавески, и они двинулись в путь. Рабыня задумчиво наблюдала за сидевшей напротив девушкой, очень бледной, убитой горем. Она не издавала ни единого звука, но по щекам у нее текли слезы. Айрис забеспокоилась. Рабыней она стала всего пять лет назад и знала о жизни больше многих, поэтому догадалась, что это вовсе не из-за боязни предстоящего: так плачет женщина, страдающая от разбитого сердца. Но что могло с ней произойти? Айрис знала, что Теадора не стремилась стать монахиней, и, значит, дело не в этом. Оставалась всего одна возможность, но настолько неправдоподобная, что была сродни абсурду. И все же… Вспоминая, как принцесса вела себя последние два месяца, Айрис начала кое о чем догадываться и решила проверить свои подозрения. Она глубоко вздохнула. То, что она собиралась предпринять, было очень опасно: доказательств у нее нет, к тому же принцесса могла в одно мгновение приговорить ее к смерти, если почувствует себя загнанной в угол. И все же Айрис наклонилась к госпоже и шепотом сказала:

– Ваше высочество, если нам есть о чем-то поговорить, то это возможно только сейчас. Как только мы окажемся во дворце, за нами будут постоянно шпионить, и не только всякая шушера, подчиненная главному евнуху, но и те, кому платят две других жены султана, а еще его фаворитки: сколько их, одному Богу известно. Все они будут искать случая бросить на вас тень, чтобы добиться привилегированного положения. Так что, если вы хотите снять груз с души и рассказать, что вас мучает, это нужно сделать сейчас. Прошу вас, ваше высочество. Я хочу остаться вашим другом, и мне понятно, что причина ваших слез – мужчина.

Теадора посмотрела ей в глаза, и ее взгляд был полон такой боли, что Айрис сама чуть не заплакала.

– Хорошо, я расскажу… Мне нужно с кем-то поделиться, а не то с ума сойду. Если даже ты меня предашь, это будет милосердием, потому что больше всего я хотела бы сейчас умереть.

И Теадора начала медленно, то и дело сбиваясь, рассказывать свою трогательную историю, пока не рассказала все.

Когда ее подопечная замолчала, Айрис вздохнула. Им придется нелегко, зато теперь, когда госпожа сняла с души хотя бы часть тяжести, она может сосредоточиться на подготовке девочки к тому, что предстоит.

– Я попытаюсь поговорить с принцем, – пообещала она Теадоре и получила в награду улыбку и взгляд, полный надежды. – Но, госпожа, вам придется смириться с фактом, что вы жена султана и сегодня этот брак будет осуществлен.

– Ах, Айрис, я думала, он обо мне забыл. С тех пор как меня привезли в монастырь, он ни разу не дал понять, что я вообще его интересую.

– Не знаю, принцесса, что случилось, но, думаю, ответ на этот вопрос мы найдем во дворце султана. Однако я хочу вас кое о чем предупредить. Вы такая невинная, что не представляете, какими злыми и коварными бывают люди. Во дворце вы никому не должны доверять, кроме меня, никому, но даже если вам понадобится поговорить со мной, мы обязательно должны выйти. Во дворце повсюду уши.

– Айрис, ты бывала в этом дворце. Как там все устроено? Будет у меня возможность уединиться или все женщины живут вместе?

– Женщинам отведена отдельная часть дворца, но у жен и фавориток султана есть собственные апартаменты. Главный евнух назначил меня старшей служанкой, но вам дадут и других рабов и евнухов – этого требует ваше положение.

– Как думаешь, Айрис, им можно доверять?

– Нет! Все они будут шпионить за нами для своих хозяев. Какое-то время нам придется их терпеть: до тех пор пока не сможем подобрать себе нужных людей сами, – но не бойтесь, принцесса, я вас не дам в обиду.

Паланкин остановился, занавеси раздвинули, и Теадора увидела внутренний двор, вымощенный плиткой.

Появился Али Яхия, помог ей выйти и произнес:

– Прошу вас, принцесса, следуйте за мной.

Миновав целый лабиринт коридоров и переходов, евнух наконец остановился перед резной дверью, открыл ее, и они оказались в маленькой комнате.

– Принцесса, вот ваши апартаменты: за этой комнатой – спальня.

Айрис огляделась, не веря своим глазам. Ее хозяйке отведено всего две маленьких комнатки? Она быстро помолилась про себя, прося Господа дать ей дожить до завтра, и накинулась на евнуха:

– Что же, по-твоему, моя хозяйка какая-нибудь рабыня? Эти каморки не годятся даже для собаки, не говоря уже о дочери императора! Две клетушки с зарешеченными оконцами, выходящими во внутренний двор? А где сад? Где ее слуги?

– Твоя госпожа пока еще не заслужила милость моего хозяина.

– Моя госпожа и не должна ничего добиваться! – дерзко ответила Айрис. – Она дочь императора! Да даже у ее служанок в монастыре Святой Екатерины было жилье приличнее этого! Не знаю, понравится ли султану брачная ночь, если невеста начнет жаловаться на неудобства.

Али Яхия почувствовал себя неуютно: конечно, весьма сомнительно, что эта неопытная девочка способна доставить удовольствие его пресыщенному хозяину, – но все-таки такое нельзя исключать. И если это произойдет…

– Айрис, ты еще раз доказала, что я не ошибся, назначив тебя на эту должность, – проговорил он кисло. – Это всего лишь то место, где твоя госпожа может отдохнуть. Нам было необходимо привезти ее во дворец именно сегодня, а покои не успели подготовить. Еще максимум час, и она сможет туда перейти. Я прикажу служанке принести пока что-нибудь перекусить.

– Пф-ф! – фыркнула Айрис, когда евнух, собрав остатки чувства собственного достоинства, поспешно удалился. – Ловко этот змей выкрутился.

– Это не имеет значения, – тихо сказала Теадора.

– Очень даже имеет! Дитя мое, что бы ни случилось, не забывайте, что вы Теадора Кантакузин, дочь императора Иоанна. В этом дворце держите голову высоко, иначе над вами возьмут верх те, кто ниже вас по положению.

Не прошло и часа, как их привели в просторные апартаменты из шести больших светлых комнат, с собственным ухоженным садом, огороженным стенами, с которых открывался прекрасный вид на горы. В саду журчали фонтаны, выложенные плиткой. Отметив, что им выделили дюжину рабынь и двух негров-евнухов, Айрис высокомерно заявила: