banner
banner
banner
Неукротимая красавица

Бертрис Смолл
Неукротимая красавица

Глава 6

Катриона Хей кипела гневом, глядя, как граф Гленкирк не спеша аккуратно расправляет промокший плащ на спинке кресла у камина. Затем он также не торопясь снял насквозь промокшую льняную рубашку и, опустившись в кресло, потребовал:

– Сапоги, Кэт!

Это были первые слова, обращенные непосредственно к ней.

– Убирайся к черту! – последовал ответ.

– Сапоги! – спокойно повторил Гленкирк, и в его зеленых с золотым отливом глазах появился опасный блеск.

Кровь гулко стучала в висках, но Кэт все же встала на колени и стянула с него сапоги. Все в ней клокотало от ярости. Приподнявшись с кресла, граф схватил ее за длинные волосы и, намотав их на руку, притянул ее лицо к своему. Другой рукой, дернув за ворот, он разорвал ее сорочку.

– Я однажды предупреждал, что, если будешь мне противостоять, получишь хорошую трепку!

И, прежде чем Кэт смогла хоть что-то сказать, он толкнул ее лицом вниз на постель и изо всех сил хлестнул стеком по ягодицам. Вскрикнув от боли и гнева, она попыталась было вырваться, но он удержал ее и оставил еще несколько алых полосок на ягодицах. Затем, отбросив стек в сторону, он за волосы поднял Кэт с постели и холодно проговорил:

– Это были чудесные месяцы, мадам! Так нашу семью еще никто никогда не позорил. С радостью сообщаю, что свадьба состоится, а законная супруга моего брата Фиона займет почетное место на нашей церемонии.

Перевернувшись, Кэт осторожно села на кровати и, вызывающе вскинув залитое слезами лицо, воскликнула:

– Ты негодяй! То, что было между ног у меня, ты вводил и в нее! Никогда не прощу тебе этого! Никогда!

– Маленькая сучка! Как ты смеешь меня обвинять?! И как можно было поверить Фионе?! Однажды она действительно пробралась в мою комнату и разделась догола. Со мной в тот вечер был Адам, и он уже несколько лет сходил по ней с ума, а я ушел спать в его комнату. Никогда ничего не было у меня с этой дьяволицей!

– А почему я должна тебе верить? Твоих бастардов полно в округе. Фиона к тому же сказала, что всегда добивается своего: спит с кем хочет, – а потом описала твою спальню в деталях. И как, по-твоему, мне следовало на это реагировать?

– Почему ты сразу поверила ей, даже не поговорив со мной? Ведь знала, что я люблю тебя и никогда не заставлю страдать.

– Лжец! Ненавижу тебя! Убирайся из моего дома!

– Твоего? Нет, Кэт. Этот дом является частью наследства, которое я получил вместе с тобой. Теперь он, как и ты, принадлежит мне.

Он толкнул ее в плечо и придавил к постели своим телом.

– Ты моя собственность, Кэт, так же как Гленкирк, как лошади, как собаки, – вещь, которую я буду использовать для рождения сыновей.

Она вдруг вскинула руку, и в рукаве что-то блеснуло. Патрик рывком отскочил, успев перехватить ее запястье и вырвать зажатый в пальцах небольшой кинжал.

– Откуда тебе известны приемчики шлюхи, милая? Что ж, значит, и обращаться с тобой надо как со шлюхой! – процедил Гленкирк.

– Лучше я буду шлюхой, чем твоей женой! И ни один мужчина до тебя не прикасался ко мне!

Он засмеялся.

– Да, я помню, но с тех пор, как ты выказала некий… интерес, я кое-чему тебя научил. Теперь в постели ты не будешь неумехой. Пожалуй, практики у тебя маловато, но я это исправлю.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Катриона, в то время как ее глупое сердце пустилось вскачь.

– А то, моя дорогая, что пока я не осчастливлю твое чрево своим наследником, домой в Гленкирк ты не отправишься. Совершенно ясно, что быть уверенным, что ты согласишься на свадьбу, я не могу, но если ты будешь носить моего сына, то выбора у тебя не будет.

Быстро освободившись от костюма для верховой езды, он грубо схватил ее за ноги, развел их в стороны и, забросив себе на плечи, погрузился лицом в пушистые завитки. Ее крики ужаса вскоре сменились стонами стыдливого желания, когда его бархатный язык проник к ней в пещерку и принялся там хозяйничать.

– Патрик! Нет! Пожалуйста. О боже мой! Нет!..

Она отчаянно пыталась как-то увернуться от требовательного и настойчивого рта, который лизал, посасывал, однако большие сильные руки держали ее словно в железных тисках, посылая в глубь ее тела волны огня и боли. Всхлипывая, она извивалась, пытаясь не позволить ему одержать победу, но дважды ему это все-таки удалось. После того, как ее тело перестало содрогаться, он оседлал ее и глубоко проник в лоно, чтобы усладить самого себя. Когда она смогла осознавать происходящее, то поняла, что опять нетерпеливо извивается под ним. Он ускорил движения, хрипло вскрикнул и, скатившись с нее, холодно произнес:

– Это, моя дорогая, был урок номер один.

Забившись в угол кровати, она заплакала от унижения. Плечи ее тряслись.

Ему хотелось обнять и успокоить ее, но Патрик Лесли был уверен, что малейшее проявление нежности все разрушит. Он совершенно не хотел сломить ее дух – просто должен был показать, кто в доме хозяин.

Катриона же в силу своей неопытности не знала, каким образом женщина может управлять мужчиной, так, чтобы он об этом даже не догадывался. Патрик был бы поражен, если бы узнал, что плакала она не от того, что он сделал, а оттого, что он оказался сильнее ее.

Он снова притянул девушку к себе и обхватил груди.

– Нет! – запротестовала Кэт, но Гленкирк, не обращая на нее внимания, сильнее сжал ладонь и прошептал:

– У тебя самая лучшая грудь из всех, что я встречал.

Его руки спустились ниже, к подрагивающему животу, пушистому холмику…

– Нет! Не надо больше! – воспротивилась Катриона.

Мягко усмехнувшись, он приподнялся на локте, раздвинул ей ноги пошире и принялся перебирать пальцами ее влажные складки.

– Разве тебе не понравился урок номер один, дорогая?

Извернувшись всем телом, она снова попыталась освободиться от его руки.

– Когда я расскажу отцу, как ты меня изнасиловал, он тебя убьет!

– Нет, милая, даже не надейся. Он благословил меня делать с тобой все, что угодно, так как знает, что я выполню условия брачного соглашения и женюсь на тебе, чего он, собственно, и ждет.

Катриона понимала, что Патрик прав, и это приводило ее в неистовство.

Он ближе притянул ее, завладел искусанными губами и целовал до тех пор, пока она не закричала от боли. В тот же миг его губы стали мягкими и нежными, а прикосновение восставшей плоти к бедрам побудило их раздвинуться, поясница выгнулась, чтобы оголодавшая укромная пещерка смогла принять член.

Глядя на все это, Патрик Лесли мягко усмехнулся:

– Бог мой, Кэт, да ты просто маленькая голодная сучка! Пожалуй, ничуть не меньше Фионы охоча до мужчин.

Оба ее кулачка заколотили по его гладкой, лишенной волос груди, что снова рассмешило Патрика, и он принялся мягко усмирять ее сопротивление, пока оно не сменилось податливостью.

В конце концов, насытившись, он заснул. Кэт не могла выбраться из его крепких объятий, поэтому смирилась и вскоре тоже уснула.

Ранним утром, едва проснувшись, граф снова овладел девушкой, хотя все ее тело уже болело, а между ног саднило. Поняв это, Гленкирк сходил за ванной из обитого железом дуба, поставил ее перед огнем камина и, сопровождаемый удивленными взглядами, принялся носить из кухни емкости с горячей водой. Когда ванна наполнилась почти до краев, Патрик достал кусок сладковато пахнущего мыла и, подняв Кэт на руки, опустил в воду, не удержавшись от комментария:

– От тебя несет как от шлюхи из борделя.

– Тогда ты должен чувствовать себя как дома, – съязвила Катриона.

Патрик снял с постели белье, вынес в прихожую и застелил кровать свежими простынями с ароматом лаванды. Потом он покинул комнату, а когда вернулся, в руках у него был кубок. Она уже к этому времени, приняв ванну, сидела у камина, завернувшись в полотенце.

– Выпей.

– А что это?

– Сладкое красное вино с взбитыми яйцами и ароматными травами.

Напиток оказался таким изысканно вкусным, что Катриона осушила весь кубок. Забрав влажное полотенце, Патрик поднял Кэт на руки, перенес в постель, уложил на прохладные простыни и накрыл одеялом.

– Постарайся заснуть, дорогая: ночь была длинная.

Нагнувшись, он поцеловал Катриону в лоб, и она спросила:

– А ты куда?

Патрик Лесли собирался ответить, но Кэт уже уснула. Постояв несколько минут у кровати, глядя на свою спящую невесту, он думал о том, как любит ее и как ее напугал, но он не собирался рассказывать ей о своих чувствах. Женщин лучше держать в неведении – тогда ими проще управлять. И он не выдержит, если она скажет, что ненавидит его.

Он тоже вымылся, оделся и спустился в кухню. Конелл был уже там и хотел встать при его появлении, но Гленкирк его остановил и обратился к его сестре:

– Эллен, дорогая, дайте и мне миску этой замечательной овсянки, которой наслаждается ваш брат.

Служанка подала ему кашу, и, прежде чем приняться за еду, Патрик сказал:

– Конелл, я бы хотел, чтобы ты съездил сегодня в Гленкирк и привез для меня и Катрионы одежду. Мы проведем здесь несколько недель. Эллен спросит, что ей нужно, и я запишу.

– Я умею и читать, и писать, милорд, – холодно заметила служанка. – Если вы не против, я предпочла бы написать леди Хей сама.

– Очень хорошо, – улыбнулся Патрик. – Не осуждайте меня. Я же люблю ее, и вы это прекрасно знаете.

– Но вы наказали ее, милорд…

– Всего-то с дюжину розог по аппетитной попке. Пусть знает, кто в доме хозяин.

– Дюжина?

– Она заслужила гораздо больше, но я решил проявить милосердие.

– Да уж, – согласилась Эллен. – Только вот что я вам скажу: когда она была ребенком, порка ни к чему хорошему не приводила. После наказания она только еще больше распалялась.

– С тех пор ничего не изменилось, – усмехнулся граф.

Эллен написала леди Хей записку, в которой просила прислать несколько перемен нижнего белья, пару мягких полотняных рубашек, полдюжины ночных кружевных рубашек из приданого Катрионы, бархатный халат, домашние туфли и несколько кусков туалетного мыла. Ее подопечная, убегая из Гленкирка, догадалась захватить с собой расческу для волос, а также зубную щетку, пользоваться которой ее научила прапрабабушка.

 

– В списке не слишком много всего, но я буду здесь и постираю, если надо. Все это не займет много места, так что проблем не будет, – сказала служанка, передавая листок.

Граф поблагодарил Эллен и повернулся к Конеллу.

– Отведи Бану и кобылу твоей сестры обратно в Гленкирк. Я хочу, чтобы здесь остались только две наши лошади.

– О, милорд, – взмолилась Эллен, – не забирайте у нее Бану. Она так любит кататься верхом.

– Она получит свою лошадь, когда мы вернемся обратно в Гленкирк. Не хочу предоставлять ей шанс сбежать от меня. Мы останемся здесь до тех пор, пока она не понесет моего ребенка. После этого я отвезу ее домой и женюсь.

Эллен вздохнула.

– Она рассердится, милорд.

– Я сейчас уеду на охоту, так что буду избавлен от ее гнева, – сухо ответил Гленкирк.

Кэт проснулась ближе к вечеру. Конелл уже вернулся, поэтому первое, что увидела девушка, была Эллен, которая стояла на коленях перед небольшой коробкой и вытаскивала из нее какие-то вещи.

– Что это ты делаешь? – спросила она сонно.

– Да вот убираю вашу одежду и белье, милая. Конелл только что привез все это из Гленкирка.

Кэт, окончательно проснувшись, села в кровати.

– А где Патрик?

– Уехал еще на рассвете охотиться на оленя.

– Дай мне чистую рубашку и бриджи: хочу отправиться на верховую прогулку, раз утром не получилось.

С этими словами она спрыгнула с кровати.

Эллен глубоко вздохнула.

– Ничего не получится, мисс Кэт. Вы только не сердитесь. Его светлость приказал переправить вашу Бану и мою Броуни в Гленкирк.

Катриона яростно выругалась.

– Вот ублюдок! Если бы я могла, то ушла бы отсюда пешком, но не провела бы больше ни одной ночи в этом доме, пока он здесь.

– Он также распорядился, – продолжила Эллен, – не выпускать вас из дома. Вы можете ходить здесь нагой, сказал он, или в ночной сорочке, но никакой другой одежды мне приказано вам не давать.

В груди Кэт все кипело от ярости, но она сумела справиться: ведь верная Эллен ни в чем не виновата.

– Дай мне надеть хоть что-нибудь, – попросила она устало. – И не суетись, ради бога: все это бесполезно. Все равно он скоро сорвет с меня все это, потому что от своей шлюхи ему нужно только одно.

– Мисс Кэт, – робко заметила Эллен, – он все-таки ваш будущий супруг. Не надо бы вам противоречить ему и пытаться убежать.

– Боже мой, Эллен! Когда это он успел так очаровать тебя?

Служанка молча протянула Кэт светло-бирюзовую шелковую ночную сорочку и, прежде чем выйти из комнаты, сказала:

– Пойду принесу вам что-нибудь поесть.

Кэт просунула голову в вырез сорочки, и легкая ткань скользнула вниз по ее роскошному телу. Усевшись на кровать, она принялась медленно расчесывать щеткой спутанные волосы цвета меда. Итак, этот варвар решил, что, отобрав лошадь и одежду, сделает ее своей пленницей. Что ж, какое-то время так оно, возможно, и будет, но в конце концов как только представится случай, она все равно убежит. Уже не имело никакого значения, спал он с Фионой или нет, хотя Кэт – чего уж скрывать – была рада услышать, что не спал. Значение имело лишь то, что Катриона не желала быть чьей-то собственностью. Никто никогда не будет владеть ею. До тех пор пока Патрик Лесли не поймет, что она личность, а не дополнение к нему, она будет бороться с ним.

В комнату вернулась Эллен с подносом в руках.

– Свежий хлеб – только что из печи, – половина жаренного на огне кролика, мед в сотах и кружка темного пива.

Кэт тут же почувствовала зверский голод.

– Уверена, что если сможете все это съесть, все будет хорошо! – поощрила подопечную Эллен.

– Только полный идиот отказывается от пищи в подобных ситуациях, – заявила Кэт. – Если я намерена сбежать, то необходимо сохранять силы.

– Мисс Кэт! Я не знаю другой причины, почему граф терпит ваши выходки, кроме как любовь.

– Любовь? Сущая ерунда, Элли! Он считает, что я его собственность, и, чтобы продемонстрировать свое превосходство, насилует мое тело.

Эллен только пожала плечами: понять Катриону, когда та говорила подобным образом, ей было не под силу. Забрав пустой поднос, качая головой, она вышла из комнаты, а Кэт принялась мерить шагами комнату.

До последней ночи это было просто место, где она спала, теперь превратилось в тюремную камеру. Войти сюда можно было только через дверь, которая вела с лестницы. Кроме камина в комнате стояла еще большая кровать под балдахином, расположенная напротив входа, низкий комод в ее изножье, маленький столик около стены с круглым окном и кресло. На стене слева от двери висело большое зеркало.

Кэт подошла к окну и выглянула наружу. Отсюда ей была видна лишь часть аллеи, уходящей вниз, и лес. С тоской обозревая окрестности, она вдруг заметила всадника. Верхом на Дерге ехал Гленкирк, и через седло была перекинута оленья туша. Навстречу графу из дома выбежал Конелл, отвязал добычу, забросил себе на плечи и понес к конюшне. Граф последовал за ним, а Кэт, приоткрыв дверь спальни, крикнула:

– Приготовь на кухне ванну для графа, Элли. Он только что вернулся с добычей, и сейчас они с Конеллом будут ее разделывать. Не хочу, чтобы он вымазал в крови всю мою спальню.

Когда час спустя Патрик вошел в спальню, обернув бедра грубым полотенцем, она едва не расхохоталась. Он тоже не сдержал улыбки.

– Как видите, мадам, ваше распоряжение выполнено. Подойдите же и поцелуйте меня.

Катриона послушно приблизилась к нему, закинула руки на шею и легонько коснулась губами уголка рта.

– Боже, как ты прелестна! – пробормотал Патрик, поглаживая своими большими руками ее скрытое под тонким прозрачным шелком тело.

– Пожалуйста, – прошептала Кэт.

– «Пожалуйста» что? – уточнил он напряженным голосом и повел ее к зеркалу.

Медленно лаская взглядом едва прикрытую наготу, он спустил на пол ее ночную сорочку и обхватил ладонями восхитительные груди. Соски тут же затвердели и поднялись.

– Что ты со мной делаешь, Кэт! Я всего лишь прикоснулся к тебе, и уже горю желанием!

– Нет! – произнесла она едва слышно, зажмурившись.

Гленкирк усмехнулся и, развернув ее к себе, стал покрывать поцелуями шею, веки, щеки. Потом его губы стали спускаться ниже, лаская груди, посасывая их вершинки. Вот он опустился на колени, крепко обхватил ее за талию и принялся целовать живот. Поцелуи становились все интенсивнее, по мере того как опускались ниже. Ее бедра сами собой разошлись в стороны, давая доступ его губам к крохотному бугорку. От пронзивших тело острых ощущений Кэт всхлипнула.

– Не плачь, милая, – произнес он мягко. – Ничего постыдного в том, чтобы наслаждаться этим, нет.

– Ты уверен?

– Абсолютно! – заявил он твердо, притягивая ее на пол, поближе к камину. – Уж я-то знаю. Случается, женщина получает наслаждение, даже когда сопротивляется подобно демону и кричит, что ненавидит.

– Ненавижу тебя, – заявила Кэт.

Он только усмехнулся.

– Что ж, значит, следующие несколько недель я буду каждый день давать тебе повод ненавидеть меня еще больше.

Устроившись у нее между ног, он без предисловий вонзил свой готовый к бою клинок в ее бархатные глубины. Она попыталась было вывернуться, но он не позволил.

– Нет уж, милая! Я же сказал: ты моя. А свое я не упущу!

Глава 7

Весна закончилась, наступило лето, а граф Гленкирк по-прежнему держал свою нареченную пленницей в А-Куиле. Часто он наведывался на пару часов в свой замок для решения хозяйственных вопросов, довольно много времени проводил на охоте, а каждую ночь занимался любовью с Кэт.

Катриона, хотя ни за что не призналась бы в этом, ждала ночей в объятиях Патрика. Природа брала свое, к тому же мало-помалу она влюблялась в будущего мужа. Что же касается самого графа, то он давно был страстно влюблен и убил бы любого, кто осмелился бы даже взглянуть на его невесту с вожделением.

По мере того как дни становились длиннее и теплее, граф часто сажал Кэт на своего коня, и они отправлялись на прогулку в лес или на луга. Случалось, они занимались любовью под солнечными лучами на вересковых пустошах. Своим теплом Катриона напоминала выдержанное вино, а сладостью любви – мед. Патрик сам себе удивлялся – если раньше он не был верен ни одной женщине больше одной-двух недель, то теперь боялся даже думать о возвращении в Гленкирк, где ее придется делить с семьей.

Но их уединение не могло длиться вечно. Кэт не связывала прекращение ежемесячных кровопотерь с наступлением беременности, но это настораживало Эллен. И вот как-то утром представился случай обратить на это внимание своей юной хозяйки.

Граф встал на рассвете и отправился верхом в Гленкирк. Эллен обрадовалась и с подносом, на котором лежал только что испеченный пирог, отправилась в спальню.

– Ваш любимый, – произнесла она с улыбкой. – Понюхайте, какой ароматный.

Катриона внезапно побледнела и, выбравшись из постели, схватила миску со стола и склонилась над ней в приступе рвоты.

– Ох, – сочувственно вздохнула Эллен, отставив в сторону поднос и вытирая обильно выступивший на лбу девушки пот уголком полотенца. – Давай-ка обратно в постель, моя дорогая, а то, похоже, младенец нынче не в духе.

Кэт уставилась на верную служанку как на умалишенную.

– Что это ты там такое бормочешь, Элли? И убери отсюда этот чертов пирог, а то меня опять вывернет! Лучше принеси мне темного пива и овсянки.

Эллен поспешила унести отвергнутый пирог и через несколько минут вернулась с пивом и овсянкой. Катриона осторожно отхлебнула глоток, словно прислушиваясь к себе, а потом, явно удовлетворенная, жадно набросилась на овсянку.

– Ну как, теперь получше? – участливо спросила Эллен.

– Гораздо лучше. Никак не пойму, что со мной такое: уже третий раз на этой неделе. Может, мясо испортилось в кладовой?

– Да не в мясе дело, моя дорогая, – взволнованно произнесла добрая женщина. – Это все ребенок! Граф все-таки добился своего, и мы наконец сможем отправиться домой!

Светло-зеленые глаза Кэт расширились, и она в ужасе прошептала:

– Нет! Этого не может быть… Нет! Нет!..

– Да! Вы беременны, вне всякого сомнения! Граф будет так рад!

Катриона в гневе повернулась к Эллен:

– Посмей только сказать ему: отрежу язык!

– Миледи!

Кэт на минуту закрыла глаза, а когда открыла, голос ее был совершенно холоден и спокоен.

– Я сама сообщу милорду о своем положении, когда сочту нужным. Беременность еще не заметна, а покидать А-Куил мне пока не хочется.

Будучи натурой мягкосердечной, Эллен подумала, что ее подопечная хочет провести еще некоторое время наедине с графом, поэтому не стала возражать, а просто спросила:

– Когда у вас в последний раз была кровь?

Катриона задумалась на минуту, наконец, произнесла:

– В начале мая.

– Ах, милая, значит, прошло уже три месяца! – вплеснула руками Эллен. – Мы можем подождать еще неделю, но не больше. Придется сказать его светлости. Малыш родится зимой.

– Никаких намеков, Элли, никаких красноречивых взглядов! Я хочу преподнести графу сюрприз.

Так бы и произошло, и она покорно возвратилась бы в Гленкирк, но Патрик сам все испортил. Задержавшись в имении из-за какой-то несерьезной проблемы на целых три дня, он явился в А-Куил возбужденным, как молодой жеребец.

Кэт, намереваясь сообщить новость, радостно выбежала ему навстречу, но не успела вымолвить и слова до того, как была грубо подхвачена, принесена в спальню, быстро, без предварительных ласк, распростерта на постели и буквально изнасилована. Девушка была преисполнена гнева.

Ее душила ярость, а Гленкирк, на какое-то время удовлетворенный, сел среди подушек и притянул ее спиной к себе. Ему очень нравилось ласкать ее груди, он знал, что и ей это доставляет удовольствие, поэтому обхватил их ладонями и сжал. С началом беременности они стали побаливать, так что его довольно энергичные ласки вызвали лишь раздражение, но еще больше разозлило, когда он сказал, хихикнув:

– Похоже, эти сладкие холмики подросли. Мужские руки просто творят чудеса, не правда ли, любовь моя?

Его слова и действия были встречены угрожающим молчанием, но он не обратил на это внимания: все его мысли занимало ее тело и собственное желание. Овладев ею еще раз, он выпихнул ее из кровати, шлепнул по ягодицам и потребовал принести обед.

Катриона спустилась в кухню. Поскольку Эллен уже давно спала, она достала из кладовки половину поджаренной птицы, небольшой кусок пирога с олениной, налила большую кружку пенистого пива и добавила в напиток щепотку сушеных трав, которые обеспечили бы графу прекрасный сон.

 

Расставляя принесенное на столике в спальне, Кэт почти почувствовала себя виноватой, когда он сказал:

– Ты будешь самой лучшей графиней Гленкирк в нашем роду! Боже мой, милая, как же я люблю тебя!

Вскоре сдобренное травами пиво начало действовать, и, забравшись в постель, Патрик крепко заснул.

Обладавшая с раннего детства способностью просыпаться, когда необходимо, Катриона встала затемно, натянула бриджи для верховой езды и полотняную рубашку, собрала самые необходимые вещи, прихватив и теплый плащ Гленкирка, и выскользнула из дома. До рассвета оставалось еще добрых три часа. Кэт тихонько пробралась в конюшню. Тишину нарушало лишь похрапывание Эллен, доносившееся с чердака. Конелл, как обычно, ночевал у своей подружки в полумиле от А-Куила. Стараясь не шуметь, Кэт оседлала Дерга, взяла под уздцы Файна, вторую лошадь, и вывела животных из конюшни. Отдалившись примерно на четверть мили от домика, она села верхом на Дерга и, прикрепив к седлу поводья Файна, пустилась галопом в направлении Грейхейвена, рассчитывая добраться туда еще до того, как проснутся слуги.

Там она соберет кое-что из одежды, все свои украшения, позаимствует золота из шкатулки отца и покинет поместье. Добравшись до большой дороги, Катриона отвязала Файна и направила обратно, шлепнув ладонью по крупу. Конь тут же поскакал к своему стойлу в Гленкирке, а Кэт, с аппетитом уплетая овсяную лепешку, двинулась своей дорогой. Ей все-таки удалось провести Патрика! В последние недели он был так мил и добр с ней, что она почти поверила в его чувства, но последняя ночь буквально все перечеркнула. Все обстояло именно так, как он и сказал: она всего лишь его собственность, инструмент, с помощью которого он надеялся обзавестись наследником. Что ж, вскоре она докажет ему, что никогда не будет ничьей рабыней и не позволит считать ее вещью.

Она послала Дерга в галоп. Неужели Патрик и в самом деле верил, что, отобрав Бану, лишил ее возможности бежать? Плохо же он ее изучил: нет на свете такой лошади, которую не смогла бы оседлать Катриона Хей! Ей доставляло громадное удовольствие осознавать это.

Патрик Лесли проснулся с головной болью и странным привкусом во рту. В дверь громко стучали. Пошарив вокруг руками и никого не обнаружив, он крикнул:

– Входи же, черт возьми!

В спальню ввалились Эллен и Конелл и одновременно, перебивая друг друга, заговорили.

– Да не тараторьте вы! Давайте по одному. Сначала ты, Эллен.

– Она исчезла, милорд. Мисс Катриона сбежала, прихватив лошадей.

– Когда?

– Похоже, ночью. Прошу прощения, милорд, я спала как убитая до шести часов утра и не слышала ни звука.

– А где был ты? – спросил граф, поворачиваясь к Конеллу. – Впрочем, можешь не отвечать: опять миловался с той маленькой пастушкой. Черт побери! Ну, держись, негодница: на сей раз, когда поймаю, она целый месяц не сможет сесть!

Эллен резко развернулась и заявила:

– Вы и пальцем ее не тронете, милорд. Моя милая девочка уже больше трех месяцев носит вашего ребенка. Она собиралась сообщить об этом, когда вы вернетесь из Гленкирка. Что же такое вы сделали с ней, если вынудили сбежать?

Патрик покраснел и несколько стушевался под натиском разъяренной фурии.

– Ничего такого… просто взял ее. За три дня очень соскучился.

– Если бы мужчины из рода Лесли больше думали головой, чем своими причиндалами, такого бы не произошло. – Она обвела спальню укоризненным взглядом. – Представляю, как и сколько раз вы «просто взяли ее»… а затем, готова держать пари, еще и обед потребовали.

Граф смущенно потупился, и Эллен презрительно фыркнула.

– О боже, милорд! Куда подевался ваш здравый смысл? Будь вы англичанин или француз, я бы вас еще поняла, но как вы, шотландец, могли не знать, что шотландская женщина – самое независимое существо на свете! Что ж, это вам хороший урок: на сей раз ее найти будет не так-то просто.

– Она, скорее всего, дома, – предположил Патрик. – Наверняка ускакала к матери.

Эллен в сомнении покачала головой.

– Нет, милорд. Если она и была в Грейхейвене, то сейчас там ее нет. Скорее всего, забрала свои драгоценности и скрылась. Но куда она могла направиться, я уж и не знаю: раньше-то никогда не покидала пределы поместья.

– А разве ее драгоценности не в Гленкирке? – удивился Патрик.

– Нет, ваша светлость. В феврале, когда Кэт сбежала от вас, я перевезла их в Грейхейвен, и она знала об этом.

Патрик молча поднялся с кровати, а Эллен, также не сказав больше ни слова, прежде чем выйти из спальни, протянула ему костюм для верховой езды.

– Где можно добыть лошадей? – спросил Гленкирк у Конелла.

– В долине. На ферме Гевина Шоу.

– Ступай туда, – велел граф. – Я отдам кое-какие распоряжения и тоже отправлюсь.

Конелл кивнул и вышел из спальни. Патрик, полностью одетый, спустился в кухню, и Эллен протянула ему большой сверток:

– Вот возьмите в дорогу – хлеб с ветчиной.

Благодарно кивнув, он попросил:

– Соберите мои вещи, Эллен. Я во второй половине дня пришлю кого-нибудь за ними. Вы, надеюсь, согласитесь переехать в Гленкирк? Пожалуй, теперь она будет куда больше нуждаться в вас, чем раньше.

– Да куда уж я теперь. Ее комнаты все еще нуждаются в ремонте, да и детскую надо приготовить.

Патрик Лесли вышел из А-Куила и направился на ферму Шоу. Несколько часов спустя выяснилось, что Эллен была права: Кэт в Грейхейвене не оказалось, а все ее драгоценности и изрядная часть отцовского золота исчезли.

Не обнаружил он Катрионы ни в Сайтене, ни в Крэнноге, а в Гленкирке дорогая мамаша обозвала его идиотом и потребовала, причем таким тоном, которого никогда себе не позволяла, чтобы как можно скорее разыскал ее невестку и будущего внука.

– Но я даже представить себе не могу, где ее искать, – возразил Патрик.

Мать посмотрела на него с искренней жалостью.

– У тебя осталось меньше шести месяцев, чтобы найти ее, сын, иначе следующий законный владелец Гленкирка будет рожден бастардом.

Едва не зарычав от отчаяния, Патрик вышел из комнаты. Катриону наверняка порадовало бы состояние графа, доведись ей его увидеть.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40 
Рейтинг@Mail.ru