Бертрис Смолл
Навсегда в моем сердце

Фрейлины, обожавшие сплетни, тихонько захихикали, к тому же Леонору де Арси недолюбливали, в то время как Бесс Трокмортон любили и уважали. Многие дамы догадывались о чувствах Бесс, но никогда не обсуждали их открыто из страха разрушить то, что считали весьма романтичной и трагической историей. Они мысленно аплодировали язвительным словам Велвет, поскольку сами не решились бы задирать наследницу рода де Арси.

– Я ожидала, чтобы вы броситесь на защиту Бесс, – презрительно усмехнулась Леонора де Арси. – Она сама бедна, но ее родственники весьма влиятельны в отличие от ваших, до неприличия богатых. Вам необходима ее поддержка здесь, при дворе, поскольку ваш отец совсем не имеет веса в обществе, а мать, как я слышала, простая ирландская пиратка, которой запрещено показываться при дворе.

– Вы перепутали мою маму с ее кузиной Грейс О’Малли – весьма неординарной личностью. Вот она настоящий пират, – без тени смущения возразила Велвет. – А что касается поддержки, так я в таковой не нуждаюсь. Деньги, дражайшая госпожа де Арси, обладают великой силой. Я выбираю друзей за их дружелюбие и доброту: как наследница огромного состояния, могу себе это позволить.

– Прошу вас, – взмолилась Бесс, – давайте не будем ссориться в час великой смертельной опасности, угрожающей нашей дорогой королеве и нашей возлюбленной Англии.

Раздался одобрительный гул, и оставшаяся в меньшинстве Леонора де Арси прекратила свои нападки. Велвет же с обожанием посмотрела на подругу и потрепала по руке, а Бесс благодарно улыбнулась в ответ.

Восседавшая на огромном белом в серых яблоках мерине Елизавета Тюдор выглядела точно королева амазонок. Это животное подарил ей Роберт Сесил, младший сын лорда Берли. Мудрая королева выбрала для сегодняшнего выступления белоснежный наряд. Из-под бархатного платья выглядывала атласная нижняя юбка, расшитая серебряными розами – символом Тюдоров. Рукава платья украшали фестоны, перехваченные белыми шелковыми бантами с индийскими жемчужинами в середине. Поскольку волосы начали редеть, королева предпочитала носить огненно-рыжий парик, в который сейчас воткнула два белоснежных пера. Ее советник очень опасался покушения, поэтому поверх платья ей пришлось надеть покрытый узорами серебряный нагрудник, а в правой руке она сжимала инкрустированный золотом серебряный жезл. Выглядела она действительно по-королевски и воодушевляла всех, кто видел ее в этот день. Люди криками приветствовали свою королеву. Более всего их поражало, сколь бесстрашно передвигается она в толпе, сопровождаемая лишь несколькими доверенными лицами. Остальная свита королевы остановилась на краю заполоненного солдатами поля.

Гордо восседая на своем прекрасном мерине, Елизавета Тюдор продвигалась вперед, время от времени натягивая поводья, чтобы благосклонно кивнуть в ответ на столь громкое и восторженное проявление преданности. Наконец, оказавшись в самом центре поля, она остановилась. Вокруг нее простиралось море английских лиц, представлявших самые разные слои населения, начиная от низших и заканчивая высшими. Всемогущие лорды стояли бок о бок с купцами и мясниками, фермеры – с сапожниками, кузнецы – с богатыми землевладельцами. Молодые и старые глаза с обожанием смотрели на королеву, и она внезапно ощутила прилив гордости за этих потрясающе преданных англичан, собравшихся вместе, чтобы защитить ее и свою родину. Еще несколько минут она ждала, позволив им выразить свою радость и почтение, и лишь потом драматично вскинула затянутую в перчатку руку. Солнечные лучи, отразившись от ее серебряного жезла, ослепили присутствующих.

На равнине Тилбери тотчас же воцарилась тишина, и королева Англии обратилась к своей армии:

– Мой возлюбленный народ! Кое-кто из тех, кто беспокоится о безопасности своей государыни, убеждал меня поостеречься выступать перед вооруженной армией из страха предательства. Только я не желаю жить, не доверяя моему преданному и любящему народу. – Елизавета на мгновение замолчала и с усмешкой посмотрела на свой нагрудник. – Пусть тираны трепещут! Но, Бог свидетель, я всегда старалась вложить частицу своих сил и доброй воли в любящие сердца моих подданных. Как видите, я сегодня здесь, среди вас, и не для развлечений и забав, а для того, чтобы жить или умереть вместе с вами в бою, чтобы отдать свою честь и кровь за веру, свое королевство и свой народ. Знаю, я всего лишь слабая женщина, но у меня сердце и воля королей Англии, и посему мне претит мысль о том, что герцог Пармский, король Испании или любой другой европейский правитель когда-либо дерзнет пересечь границы моего королевства. И дабы не допустить бесчестья, я сама стану генералом, судьей или тем, кто вознаградит ваши подвиги на поле боя.

За свою готовность отдать жизнь за родину вы уже заслужили наград, и я даю слово королевы, что эти награды найдут вас. А пока место командующего займет мой генерал-лейтенант, которому еще никогда не вверялась столь благородная и достойная гордости миссия. Я не сомневаюсь, что подчинение его приказам, согласованность действий и мужество на поле боя помогут нам в короткое время одержать победу над врагами Бога, королевства и моего народа!

С этими словами она выбросила вперед руку с жезлом, и по равнине прокатился рев торжествующих голосов. Мужчины подбрасывали вверх шляпы, хлопали друг друга по плечам, воодушевленные проникновенной речью Елизаветы Тюдор. Теперь даже самый бедный и слабый англичанин был готов столкнуться лицом к лицу с гордым испанцем и стереть его с лица земли. В этот день не было ни одного человека, который не хотел бы добровольно отдать жизнь за королеву. Религия не имела никакого значения: все без исключения – католики или протестанты – обожали ее величество. Сегодня впервые за годы своего правления Елизавета Тюдор олицетворяла собой Англию.

Однако прекрасно вымуштрованной и бесконечно преданной королеве армии Елизаветы Тюдор так и не суждено было в этот день вступить в бой с испанцами. Почти после двух недель, наполненных мучительной неизвестностью, королева получила наконец донесение о том, что ее флот разгромил Непобедимую армаду в ожесточенном сражении, продолжавшемся два дня, 28 и 29 июля.

В ту воскресную ночь раздался залп одинокой пушки флагманского корабля англичан «Арк ройал». От остальных кораблей неслышно отделились ведомые добровольцами брандеры с легкими шлюпками на буксирах. Именно на них должны были вернуться назад храбрецы после выполнения поставленной перед ними задачи. Подгоняемые попутным ветром и отливом горящие корабли обрушились на испанскую флотилию, сея панику и хаос. Несмотря на то что герцог Медина-Сидона хранил спокойствие и отдавал приказы, направленные на то, чтобы избежать столкновения с охваченными огнем вражескими кораблями, большинство капитанов запаниковали, обрубили якорные канаты и начали отступление в открытое море. В кромешной тьме корабли сталкивались, их выбрасывало на берег, и там они подвергались нападению французов и англичан. Из несчастных моряков мало кто остался в живых.

К востоку от Кале, недалеко от Фландрии, располагалась гряда скрытых под водой песчаных отмелей. Именно здесь оказалась Непобедимая армада на рассвете в понедельник 29 июля. Дрейк, прекрасно знавший эти места, повел наступление с запада и ударил в тыл испанской флотилии. Снова и снова проплывали они мимо оборонявшихся испанских галеонов, осыпая их залпами из всех орудий. Почти половина команды флагманского корабля герцога Медина-Сидона «Сан-Мартин» была уничтожена. Палубу корабля устилали тела умирающих.

Вновь и вновь англичане: Дрейк, Хокинс, Фробишер, Сеймур, Винтер, Фентон, лорд-адмирал Говард – на своих кораблях атаковали испанцев, а еще одним дредноутом командовал забавный старый джентльмен из Чешира, которого всего тремя днями раньше посвятили в рыцари на флагманском корабле в присутствии Хокинса и Фробишера, восьмидесятидевятилетний сэр Джордж Бистон. В клубах непроглядного дыма и смертоносном грохоте пушек эти храбрые капитаны нанесли сокрушительный удар по кораблям Непобедимой армады. Это была невероятная победа, и к исходу дня ни один испанский корабль не мог продолжать сражение. Англичане прекратили огонь лишь из-за нехватки боеприпасов. Они и сами еще не понимали, сколь неправдоподобную победу им удалось одержать.

В ту ночь ветер переменился и погнал армаду на смертельную песчаную отмель, где корабли могли разбиться в щепки. К рассвету испанские лоцманы измерили глубину, и, по их данным, она составляла около тридцати шести футов, но и без этого все видели перекатывающиеся через банки волны. Чтобы сохранить жизнь оставшимся двадцати тысячам испанских моряков было, заготовлено предложение о капитуляции, которое должны, были доставить англичанам на легком полубаркасе, однако ближе к полудню ветер опять сменил направление. Теперь он дул на юго-восток, наполняя жизнью изрешеченные ядрами паруса изрядно пострадавших в бою испанских кораблей. Теперь они могли повернуть на север, минуя устье Темзы и порт Харидж, и на всем пути отступления израненной армады ее преследовал английский флот. В пятницу, 2 августа, ветер подул на северо-восток. Со скудными запасами провизии, оставшись почти без воды, англичане повернули к родным берегам, уверенные в том, что дальнейшее преследование бесполезно. Судя по останкам домашнего скота, выброшенным за борт испанцами, с продуктами у них тоже было туго.

А в Англии еще никто не знал, сколь сокрушительное поражение потерпели испанские завоеватели. Елизавете пока не доложили о победе ее флота, поскольку даже военачальники не были уверены в своем окончательном триумфе. Судя по всему, никто не хотел брать на себя ответственность и заявлять об успехе, когда ситуация могла измениться в худшую сторону, и флот ее величества продолжал преследовать испанцев, отгоняя все дальше от берегов Англии навстречу окончательному уничтожению, в то время как королева продолжала готовиться к войне, к вторжению до тех пор, пока не получила радостного известия о победе.

Глава 4

Когда англичане наконец узнали все подробности своей впечатляющей победы над испанцами и великой армадой, страна закружилась в водовороте ликования и торжества. Целую неделю на каждом холме по всему королевству полыхали костры. Прежде чем покинуть Тилбери, королева посетила каждый уголок лагеря, чтобы попрощаться со своими преданными солдатами и поблагодарить их за верность, а напоследок, сопровождаемая Лестером и молодым Эссексом, проехала вдоль выстроившихся в шеренги подданных, воздававших ей славу.

Когда они проводили ее на яхту, Робин Саутвуд не мог не заметить, как плохо выглядит Лестер. Волосы и борода у него стали совсем седыми, черты болезненно красного лица загрубели, а еще он от сытой жизни и потакания собственным прихотям значительно прибавил в весе. Памятуя о том, как некогда стройный Лестер оскорбил его мать и злоупотребил своим положением его крестного, граф Линмут не испытывал к нему жалости. Да, он был предан королеве, но не всегда использовал свое привилегированное положение во благо. Когда королева появилась на причале, Робин Саутвуд выступил вперед, отвесил витиеватый поклон и поцеловал монаршую руку.

– А, – тепло улыбнулась Елизавета, – милорд Саутвуд. Направляетесь в Лондон?

– Да, мадам, но ненадолго. Честно говоря, лишь для того, чтобы заехать на склады О’Малли-Смолл и выбрать ткань для моей супруги. Не терпится отвезти ее в Линмут, показать новый дом и познакомить со своими дочерьми.

– Вы не собираетесь дожидаться возвращения вашей матушки, милорд?

– Весной мы получили от нее последнее письмо, в котором говорилось, что по возвращении она сначала направится в Биддефорд, мадам. Полагаю, она едет в Девон, чтобы повидать моих дочек.

– Красавица Скай – бабушка! – преувеличенно тяжело вздохнул Лестер. – Нет, это просто непостижимо!

– Все мы стареем, милорд, – не остался в долгу Робин.

Роберт Дадли бросил на своего более молодого тезку недобрый взгляд, но тот лишь обворожительно улыбнулся.

– Привезите свою жену ко двору, когда в следующий раз будете в Лондоне, милорд Саутвуд, – любезно пригласила королева. – Мы будем очень рады принять ее у себя.

– Вы слишком добры, мадам. Впрочем, как всегда. Да хранит Господь ваше величество.

Королева проследовала на яхту, а Робин Саутвуд направился к собственному судну. Благодаря приливу они быстро добрались вверх по Темзе в Лондон, уже вовсю праздновавший победу храбрых английских моряков над испанской армадой. Улицы, украшенные праздничными голубыми флагами, были забиты толпами, питавшими надежду хоть одним глазком увидеть и поприветствовать королеву, спасительницу Англии. Прибыв из Тилбери, Елизавета пересела в величественную золотую карету, украшенную фигурами льва и дракона, которые держали в лапах герб Англии, с крышей, выполненной в форме короны и покоившейся на четырех золотых опорах. Облаченная в белое бархатное платье, королева принимала проявление почтения с мягкой улыбкой на лице, помахивая рукой в ответ на приветственные крики подданных.

Благодарственная служба состоялась в соборе Святого Павла, где, к удовольствию толпы, были выставлены на всеобщее обозрение флаги поверженного врага. Народ с размахом праздновало казавшуюся настоящим чудом победу: разжигались костры, прямо на улицах и площадях устраивались турниры, застолья и танцы. Официальный благодарственный молебен должен был состояться 7 ноября 1588 года. В этот самый день вся Англия собиралась праздновать тридцатую годовщину правления королевы Елизаветы Тюдор.

Пребывавшая в прекрасном расположении духа королева была чрезвычайно щедра и ласкова со своими подопечными, особенно со своей младшей крестной дочерью Велвет де Мариско, и потому большую часть времени девушка проводила в Линмут-Хаусе, а не при дворе: помогала Эйнджел выбирать ткани на платья. Еще никогда новоявленная графиня Линмут не сталкивалась со столь невероятной щедростью, которую проявил ее супруг. Она не помнила, чтобы когда-нибудь у нее было больше двух платьев одновременно, да и те, как правило, перешивались из старых нарядов, а если и оказывались новыми, то из самой простой ткани. Эйнджел буквально ошеломил такой богатый выбор роскошных тканей, представленных на ее суд. Словно зачарованная, она наблюдала, как Велвет, рожденная и выросшая в достатке, а потому знавшая толк в тканях, выбирает для нее отрез за отрезом, один роскошнее другого:

– Вот этот ярко-алый бархат, ту изумрудную парчу, розовый шелк и, конечно же, фиолетовый. Нет-нет! Желтый цвет совершенно не идет леди Линмут, болван! А вот этот аметистовый с серебряными полосками я бы взяла.

Велвет повернулась к невестке:

– Что думаешь, Эйнджел?

Девушка рассмеялась в ответ:

– Думаю, что этого слишком много. Ты уже набрала ткани на целую дюжину платьев.

– Моя дорогая Эйнджел, ты теперь графиня Линмут, а вовсе не какая-то там королевская воспитанница, так что платьев тебе понадобится гораздо больше двух.

– Сдаюсь! Вы с братом совершенно неисправимы. Мне и за сотню лет не сносить тех платьев, что вы намерены из всего этого сшить, равно как и драгоценностей, которыми меня осыпает Робин.

– Ничего, ты справишься, – с завидной уверенностью возразила Велвет. – Поживешь некоторое время в Саутвуде, пообвыкнешь, а после возвращения мамы, я уверена, тебя пригласят в Куинс-Молверн. Кстати, королева уже намекнула, что хотела бы видеть вас с Робином при дворе, так что тебе понадобится не только вся эта ткань, но и больше!

– Какая она? – спросила Эйнджел.

– Кто?

– Твоя мама. Я слышала… словом, кто что говорит о ней, и порой одно противоречит другому.

Велвет рассмеялась:

– Она удивительная, и обязательно полюбит тебя, как я и Робин. Не сомневаюсь, что ты много чего слышала о ней: про Скай О’Малли ходят настоящие легенды, коими не может похвастаться, пожалуй, ни одна из дам в Англии. Мой отец ее шестой муж, и от всех, кроме одного, она рожала здоровых детей. На протяжении многих лет она была главой семьи у себя в Ирландии и заботилась обо всех своих родственниках, в число которых входит и сэр Роберт Смолл. Долгое время он был деловым партнером моей матери. С его помощью она создала огромную торговую империю. Корабли О’Малли многие годы доставляли в Англию специи, но теперь, когда Португалия обрела в Индии огромное влияние, с этим стало сложнее. Чтобы добиться для Англии таких же привилегий, какими Великие Моголы наделили португальцев, ее величество и отправила мою мать в путешествие. И все же, несмотря на ее довольно насыщенную жизнь, никто из ее детей не чувствовал себя брошенным или нелюбимым. Все мы очень близки.

Конечно же, Робин обладает самым высоким титулом, хотя и родился четвертым, после Эвана и Мерроу О’Флаэрти и сестры Уиллоу, теперь – графини Олсестер. После него появились на свет Дейдра и Падрек Берк. Мой отец женат на маме гораздо дольше, нежели все его предшественники, – они вместе уже шестнадцать лет.

– Расскажи мне о дочерях Робина. Какие они? – Эйнджел явно беспокоилась, понравится ли своим падчерицам.

– Бет в этом году исполнилось три, а Кейт – два, – день рождения у нее в январе. Маленькой Сесили два года исполнится в декабре. Это очаровательные малышки с голубыми, как были у Элисон, глазами, и светлыми, как у Робина, волосами. Они совсем не помнят своей матери, даже Бет, которая была совсем крохой, когда та умерла. Теперь их мать ты, Эйнджел, и таковой останешься, так что не стоит бояться и переживать.

Внезапно дверь в спальню Эйнджел распахнулась, и, когда девушки подняли головы, в комнату стремительно вошла невероятно красивая дама с черными волосами, янтарными глазами и чуть смугловатой кожей, что для англичанки было весьма необычно, и с ходу спросила у Велвет:

– Вот это невеста?

– Уиллоу! О, как я рада тебя видеть! И да, это Эйнджел, молодая жена Робина.

– Ты что, не могла сообщить мне о свадьбе, Велвет? Мы с Джеймсом поспешили в Лондон, чтобы отпраздновать великую победу королевы, а потом засвидетельствовали почтение ей самой. Именно тогда ко мне и пристал лорд Дадли со своими отвратительными намеками. На этот раз разговор касался молодой жены Саутвуда. У тебя хотя бы хватило вежливости сообщить остальным? Или же по какой-то причине брак нашего брата должен остаться тайной для членов семьи? Одобрит ли его матушка?

Несмотря на то что Уиллоу была на несколько дюймов ниже своей младшей сестры, ее царственные повадки неизменно нагоняли страх на тех, кто ее не знал. Велвет знала, поэтому совершенно спокойно ответила:

– Мы вернулись в Лондон всего два дня назад, так что у меня почти не было времени оповестить семью. Кроме того, Робин счел, что гораздо важнее должным образом одеть жену, чтобы она могла выглядеть соответственно своему статусу графини Линмут, да и мама вернется со дня на день.

– Вовсе нет – они не вернутся до следующей весны. Робин узнал об этом только сегодня.

Лицо Велвет приняло такое выражение, словно она собиралась разрыдаться.

– Что-то случилось? Почему они так задерживаются?

– Не знаю, спроси у Робина: ведь это он получил депешу, тем более что это не так важно, как его женитьба, – огрызнулась Уилло и, развернувшись, вперила в Эйнджел прожигающий насквозь взгляд. – А вы, собственно, кто? Есть ли у вас земли? Я ведь ничего не знаю, но намерена узнать все!

– Мне нужно отыскать Робина, – прервала ее словесный поток Велвет и сказала невестке: – Не бойся, Эйнджел: Уиллоу громко лает, но не кусает. Просто в отсутствие матери она всегда была главой нашей семьи. Расскажи ей все, без утайки, и, уверена, она полюбит тебя так же, как остальные.

И, подобрав юбки, она поспешила прочь из комнаты, а вслед ей неслись слова старшей сестры:

– Ах ты, бесстыжая девчонка!

Сдвинув брови, Велвет быстро поднялась на второй этаж и ворвалась в библиотеку, даже не удосужившись постучать. Алекс и Робин, что-то рассматривавшие на карте, с раздражением подняли головы, когда дверь внезапно распахнулась.

– Это правда? Правда, что ты получил письмо от мамы? Правда, что она не вернется домой до следующей весны? Почему ты не сказал мне, Робин? Что я буду делать, когда явится этот проклятый шотландец? Я не хочу замуж!

Девушка разрыдалась, и Алекс, заключив ее в объятия, спокойно сказал, глядя на Робина поверх ее головы:

– Достаточно тайн! Я больше не хочу мучить Велвет. Дорогая, посмотрите на меня. Я граф Брок-Керн, тот самый проклятый шотландец, ваш будущий супруг. Умоляю, не нужно больше бояться, потому что я люблю вас.

Велвет не сразу поняла смысл сказанного, а когда до нее дошло, вырвалась и, едва ли не взвизгнув, бросила на брата испепеляющий взгляд.

– Так ты все знал, Робин? Ты знал, кто он такой?

– Конечно, знал, – ведь это мой старинный друг.

– Ты мне лгал! – выкрикнула девушка. – Вы оба мне лгали!

– О какой лжи ты говоришь? – вскинул брови Робин. – Никто не сказал тебе ни слова неправды.

– Ты сказал, что это лорд Гордон и его зовут Александр! – Велвет в ярости топнула ногой, и подол ее темно-голубого платья отозвался гневным шорохом шелка.

– Так и есть, маленькая злюка: перед тобой Александр Гордон, граф Брок-Керн, так что тебе никто не лгал.

– Но и всей правды мне тоже не открыли, – не желала признавать очевидное Велвет. – А потому вам нет прощения! Ни одному из вас!

Внезапно Робин гневно прищурил свои зеленые глаза, схватил сестру за плечи и, что есть силы встряхнув ее, разразился гневной тирадой:

– Ах ты, маленькая капризная мерзавка! Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло с Алексом? У него есть все права на тебя, он может требовать немедленного исполнения договоренности, и, будь я немного умнее, непременно настоял бы на свадьбе, поскольку давно уже пришло время отдать тебя в руки хозяина и господина, который укажет тебе твое место. Бог свидетель, ни матери, ни Адаму не удалось тебя приструнить, вот и результат. Алекс считал, что тебе нужно дать время получше его узнать, чтобы ты смогла изменить мнение о нем. И он гораздо трепетнее отнесся к твоим чувствам, нежели ты – к его.

Велвет вырвалась и потерла плечи в тех местах, где их сжимали пальцы брата, потом выпрямилась в полный рост и заявила:

– Я немедленно возвращаюсь ко двору, Робин. Спасибо за гостеприимство. Выбрать ткани твоей жене я помогла, и теперь, когда прибыла Уиллоу, в моем присутствии больше нет необходимости: сестра гораздо лучше меня разбирается в моде.

– Ты останешься здесь, даже если мне придется запереть тебя в комнате, Велвет! Я сегодня же обращусь к королеве с просьбой освободить тебя от обязанностей фрейлины, и в самое ближайшее время мы отпразднуем свадьбу, чтобы вы с Алексом успели вернуться в Дан-Брок до наступления холодов.

Робин, как истинный граф и хозяин поместья, холодно посмотрел на сестру, но та, нисколько не испугавшись, выкрикнула:

– Да пошел бы ты к черту, дорогой братец! Только попробуй силой заставить меня идти к алтарю, и я закачу такой скандал, каких при дворе Тюдоров еще не видывали!

Она резко развернулась и презрительно посмотрела на Алекса:

– А что на все это скажете вы, мой предполагаемый хозяин и господин?

– А вот что: я намерен освободить вас от необходимости следовать условиям соглашения, заключенного нашими родителями десять лет назад. Мне еще никогда не приходилось силой кого-то укладывать в свою постель, да и, если честно, вы не в моем вкусе с этими волосами цвета ржавчины, дурными манерами и несносным характером. Мне нужна мудрая спокойная леди, а не избалованный ребенок.

На лице Велвет отразилось негодование, а Робин с трудом сдержал улыбку.

– И все же, – продолжил Алекс, – наши отцы всегда мечтали породниться. Так что давайте дождемся возвращения ваших родителей и лишь тогда примем окончательное решение.

Алекс задел гордость Велвет, и она язвительно произнесла:

– Вот и отлично, милорд. А до тех пор, как вы понимаете, мы оба вольны искать удовольствия на стороне.

– Конечно, мадам, – холодно согласился Алекс, чем и вовсе вывел ее из себя.

В последний раз бросив на него полный негодования взгляд, Велвет развернулась на каблуках и пулей вылетела из библиотеки, с грохотом захлопнув за собой дверь.

– Нужно было ее выпороть! – раздраженно бросил Робин. – Спасибо, что предложил подождать со свадьбой.

– В сложившихся обстоятельствах это меньшее, что можно было сделать, – пожал плечами Алекс. – За прошедшие несколько недель мы с Велвет немного узнали друг друга, и мне показалось, что мы стали друзьями, но теперь я понимаю, что заблуждался.

– Черт возьми, приятель, нужно было позволить мне довести дело до конца. Велвет со временем смирилась бы, поняв, что у нее нет выбора. Она ужасно упряма, но отнюдь не глупа.

– Все верно, но было бы огромной ошибкой заставить ее пойти к алтарю сейчас: ведь расхлебывать последствия пришлось бы мне, Робин.

– И что ты намерен делать?

Алекс рассмеялся, но вовсе не расстроенно, как можно было ожидать, а весело.

– Думаю, дружище, пришло время преподать госпоже Велвет де Мариско урок. Я люблю ее, и, кажется, она тоже ко мне неравнодушна, но я сделаю так, что совсем скоро она начнет умолять меня взять ее замуж, обещаю.

– В таком случае, – усмехнулся Робин, разливая по кубкам золотистое вино, – нам стоит за это выпить. Когда ожидать результатов?

– Думаю, примерно к середине осени, – уверенно ответил шотландец. – Я, конечно, выгнал Анабеллу и ее мягкотелого муженька из Дан-Брока, но все же хотелось бы вернуться в замок до того, как она надумает снова там поселиться.

Друзья выпили за успех задуманного, только ни Алекс, ни Робин не приняли во внимание то обстоятельство, что Велвет де Мариско окажется гораздо упрямее графа Брок-Керна. Вернувшись ко двору и своим обязанностям фрейлины, она с удвоенной энергией окунулась в светскую жизнь. Некогда робкая девица Велвет исчезла, превратившись в красивую молодую леди, чрезвычайно жадную до удовольствий. Она внезапно стала заводилой во всех играх и забавах, до которых были так охочи придворные. Дамы не стали к ней более благосклонны, а вот джентльмены просто обожали эту новую разбитную Велвет.

Поначалу Алекс и Робин просто наблюдали за Велвет и посмеивались, но, по мере того как одна неделя сменяла другую, происходящее забавляло их все меньше. Нет, поведение Велвет не порождало сплетен, ибо она была совсем не глупа, а если и флиртовала, то делала это так, что ее репутации ничто не угрожало.

Брат и нареченный супруг не входили в круг ее многочисленных поклонников, а потому не знали наверняка, чем именно заполнены ее дни. До них долетали лишь какие-то обрывочные сведения, и оба заметно нервничали. Робин и Эйнджел ненадолго съездили в Девон, а вернувшись, поняли, что с каждым днем Велвет все больше и больше выходит из-под контроля.

– Я думал, у тебя есть какой-то план, чтобы обуздать мою сестру, – осуждающе заметил Робин как-то вечером после целого часа наблюдений за безумной игрой Велвет и ее друзей в прятки.

Молодые люди визжали, щекотали друг друга и даже осмеливались на поспешный поцелуй. Так произошло, когда граф Эссекс зажал Велвет в углу, а та ловко вывернулась, одарив брата и жениха лукавой улыбкой.

– План у меня действительно есть, – самодовольно кивнул Алекс, – но сначала я хотел дать ей время поразвлечься. А вот теперь заставлю ревновать.

– Ревновать? – недоверчиво переспросил Робин.

– Да, Роб, именно! Я сделаю вид, будто внезапно пал жертвой чар одной из придворных дам, какой-нибудь опытной красавицы, которая, однако, не примет моих ухаживаний всерьез, но охотно согласится пофлиртовать.

– Ох, Алекс, – покачала головой Эйнджел, – не думаю, что это удачная идея. За то недолгое время, что мы знакомы с Велвет, я поняла, что она никогда не поступает так, как подсказывает логика. Боюсь, вы лишь еще больше разозлите ее.

– Ну-ну, дорогая, – постарался успокоить свою очаровательную жену Робин. – Уверен, Алекс поступает правильно. Возможно, сейчас Велвет и делает все нам назло, но она слишком невинна, чтобы распознать розыгрыш. Пусть поверит, что ее нареченный супруг, который, как я знаю, ей небезразличен, заинтересовался другой женщиной, и тогда быстро изменит свое поведение.

Эйнджел усомнилась в результате задуманного и лишь покачала головой. Зачастую мужчины такие примитивные, когда дело касается женщин, хотя и считают себя умудренными опытом. Велвет ни за что не бросится в объятия Алекса подобно послушному щенку, если он ее разозлит, а скорее попытается взять реванш. Если бы только Велвет знала, что задумал Алекс… Внезапно Эйнджел просияла. Это именно то, что нужно! Она расскажет обо всем подруге, и, будучи предупрежденной, Велвет отреагирует не так остро на выходку своего жениха.

Только подруга, к смятению Эйнджел, узнав о планах жениха, отреагировала вовсе не так, как ожидалось:

– Стало быть, он собирается заставить меня ревновать? Ха! До сих пор я только и делала, что развлекалась, но теперь это я заставлю его ревновать и при этом не стану обращать никакого внимания на его флирт с другими. Не знаешь, на ком он остановил свой выбор?

Немного поколебавшись, девушка ответила:

– На леди де Болт.

– Этой развратнице! – воскликнула Велвет.

– Да, но очень красивой, – попыталась возразить Эйнджел.

– А еще говорят, что она не пропустила ни одного придворного повесы, чтобы не залезть к нему в штаны, – добавила Велвет.

Эйнджел ужаснулась:

– Как вам не стыдно, Велвет де Мариско! Девушка не должна произносить такое вслух, даже если это и правда!

– Но ведь это всем известно! – не унималась Велвет. – К тому же я подойду к выбору любовника гораздо тщательнее, потому что у меня отменный вкус.

Глаза Эйнджел округлились, а в ее голосе послышался ужас:

– Ты же не собираешься взаправду завести любовника, Велвет?

– Конечно, нет! – поспешила успокоить подругу проказница. – Но Алекс об этом так и не узнает! Думаю, это вполне достойная расплата за его вероломство.

– Ты же любишь его! – воскликнула Эйнджел.

– Может быть, хотя он не дал мне возможности это осознать.

– А ты – ему, – напомнила Эйнджел.

– Верно, – согласилась Велвет. – Сначала это была моя вина, но я так боялась, что меня заставят идти к алтарю в отсутствие родителей! Однако виноват и Алекс: они с Робином должны были сразу сказать мне, кто он такой, и успокоить, заверив, что он готов подождать. Судя по всему, он тоже ужасно упрям.

– Если у тебя хватило мудрости признать это, остановись, пока все не зашло слишком далеко. Просто скажи Алексу то, что сказала сейчас мне, и прекрати эту вражду, – взмолилась Эйнджел.

– Ну уж нет! Если позволить ему думать, что одержал надо мной победу, то он и впредь не станет считаться с моим мнением, и наша семейная жизнь превратится в поле битвы. Нет. Пусть теперь попытается меня завоевать – будет ценить потом гораздо больше, чем если бы просто женился на мне, потому что об этом договорились родители. Не забывай, что за десять лет он ни разу обо мне не вспомнил! А все из-за его высокомерия. Пусть приложит немного усилий, чтобы добиться моего расположения. Пусть это станет для него уроком, поскольку ни одному мужчине, даже собственному мужу, я не позволю воспринимать мою любовь как нечто само собой разумеющееся.