Бертон Фолсом
Новый курс или кривая дорожка? Как экономическая политика Ф. Рузвельта продлила Великую депрессию

Burton W. FOLSOM, Jr

NEW DEAL or RAW DEAL?

How FDR’s Economic Legacy Has Damaged America

© 2008 by Burton Folsom

© Мысль, 2012

* * *

Бертон Фолсом (р. 1947) – американский историк, профессор истории и менеджмента в колледже Хиллсдейла, автор семи книг по экономической истории США XIX в. и периода Нового курса. Широкую известность Фолсому принесла книга «Миф о баронах-разбойниках» – исследование о предпринимателях эпохи промышленной революции в Америке.

В книге «Новый курс или кривая дорожка», увидевшей свет в 2008 г., Фолсом развенчивает идиллическую легенду о Новом курсе Франклина Рузвельта – экономической политике, которая якобы спасла капитализм в условиях беспрецедентного всемирного экономического кризиса. Согласно Фолсому, программы Нового курса тормозили восстановление экономики, отличаясь хаотическим планированием и расточительными государственными расходами на фоне беспрецедентного повышения налогов. Автор анализирует реализацию нескольких наиболее масштабных и вредных программ: деятельность администрации восстановления национальной промышленности, администрации по регулированию сельского хозяйства, корпорации финансирования реконструкции и двух управлений общественных работ.

Особое внимание автор уделяет использованию федерального финансирования в политической борьбе на президентских и промежуточных (сенаторов и конгрессменов) выборах 1934 – 1938 гг., в борьбе с региональными политическими и деловыми элитами. Федеральные средства направлялись не в те штаты, где этого требовала экономическая ситуация, а туда, где они позволяли приобрести голоса избирателей.

В 2011 г. автор издал вторую часть дилогии о Ф. Рузвельте: «FDR Goes to War: How Expanded Executive Power, Spiraling National Debt, and Restricted Civil Liberties Shaped Wartime America».

Выражение признательности

Новый курс – это веха в политической истории прошлого века. Архитектор нового курса Франклин Рузвельт является одним из наиболее значимых президентов в истории США. Осознавая роль этого президента и его программы, я работал над книгой почти десять лет.

За эти десять лет было немало людей, которым я благодарен за помощь в исследовании и анализе столь важного периода правления Рузвельта. Начну с Гэри Дина Беста. Его книги, его проницательные наблюдения и его знание оригинальных источников очень помогали мне на разных этапах работы. В частности, именно он указал мне на ключевые сборники и ключевые документы в этих сборниках как в Библиотеке конгресса, так и в Президентской библиотеке Франклина Рузвельта. Когда я стал завсегдатаем этих библиотек, являющихся центральными хранилищами материалов о Рузвельте и о Новом курсе, профессор Бест сделался моим наставником, проводником к знаниям. Я также благодарю Джона Браемана, многолетнего эксперта по Новому курсу, который прочел эту рукопись дважды и своим критическим взглядом уберег меня от множества ошибок. Марк Лефф – наиболее авторитетный специалист по налоговой политике эпохи Нового курса, и я благодарен ему за то, что он прочитал мои главы о налогах и дал дружеские рекомендации. Мой замечательный коллега и историк рабочего движения Пол Морено раскритиковал несколько глав и углубил мое понимание рабочего класса и Нового курса. Джордж Нэш назвал мне несколько ключевых источников и поделился со мной своими обширными знаниями о периоде Нового курса.

Мне также помогли и студенты, особенно из Хиллсдейл-колледжа. Дженнифер Кинан Харрелл собрала для меня много информации по WPA в Национальных архивах. Бреннан Браун успешно изучил начало зарождения федерального закона о минимальной заработной плате в 1930-х годах. Другие студенты, особенно Кристина Кон, Дженнифер Брайсон и Лэвид Моррелл, написали превосходные работы о Новом курсе, что способствовало нашему глубокому и вдумчивому обсуждению темы. Райан Уолш и Бен Стэффорд проверили факты и, что ценно, выполнили корректуру текста. Розели ванн Опстал составила перечень имен.

Отдельную благодарность приношу сотрудникам Президентской библиотеки Франклина Рузвельта, Библиотеки Конгресса, Исторического общества штата Канзас и Гуверовского института. В частности, Роберт Паркс из Президентской библиотеки Рузвельта помог мне найти источники и поделился со мной своими проницательными гипотезами относительно Рузвельта.

Я очень много почерпнул из дискуссий о Рузвельте и Новом курсе с Эйлин Крэдитор, Артуром Экирхом, Фредом Любке и моим отцом, Бертоном У. Фолсомом-старшим. Все они прожили Новый курс. Мне также оказали самую разную помощь и другие ученые: Ричард Дженсен, Роберт Хиггс, Джим Кауч, Джим Пауэлл, Эмити Шлеес, Джозеф Ришел, Ларри Швайкарт, Гордон Ллойд, Уилл Морриси, Роберт Иден и Том Крэнневиттер.

Лоренс У. Рид, президент Центра общественной политики Макинак, был отличным другом и постоянным источником идей о политике в целом и Новом курсе в частности. Пять лет работы в его штате я вспоминаю с радостью. Уинстон Эллиотт, президент Центра американской идеи, поддерживал этот проект во время нашего сотрудничества. Рон Робинсон, президент Фонда молодой Америки, – мой друг уже почти 30 лет. Я очень дорожу нашей дружбой; а каждое лето он предоставлял мне площадку для обсуждения Нового курса со студентами или на C-SPAN.

Мой агент Александр Хойт – бесподобный переговорщик и величайший энтузиаст. Он неиссякаемый источник поддержки. Кэйти Саган из «Саймон энд Шустер/Тресхоулд» отредактировала эту книгу и сделала немало ценных замечаний. Мне очень помогли ее советы. Уильям Ф. Бакли-мл. и Эван Гэлбрейт (оба ныне покойные) поверили в этот проект с самого начала. Пять лет назад они начали финансировать мое исследование, выделив мне персональный грант. Бакли утверждал, что самый большой вклад, который ученый может сделать в науку, это исследовать и оспорить центральные идеи своей эпохи.

Последние слова признательности самые дорогие для меня. Без моей жены, Аниты Фолсом, эта книга не была бы ни написана, ни доведена до конца. Она хороший редактор и вдумчивый историк и обсуждала со мной Рузвельта и Новый курс уже столько лет, что и признаться страшно. Ее мудрые советы позволяли мне удержать баланс и сохранить нужную интонацию на протяжении всей книги. Мой сын Адам тоже терпеливо выслушивал многочисленные беседы за ужином, посвященные 1930-м годам.

Бертон Фолсом-мл., 29 февраля 2008 г.

Предисловие

Величайший и прочнейший экономический миф XX века – идея о том, что Новый курс Франклина Рузвельта вытащил Америку из Великой депрессии. Эта фантазия настолько повсеместна даже сегодня, что либеральные^[1] лидеры демократов в конгрессе призывают к новому Новому курсу, чтобы повысить доходы среднего класса и защитить американских рабочих от страхов, связанных с конкурентными силами глобальной экономики.

Сегодня нам сообщают, что идеи свободного рынка устарели и что американцам нужны новые меры государственного регулирования, «поручни» и двадцать программ государственных расходов, чтобы скорректировать эксцессы капитализма, такие как мыльный пузырь на рынке жилых домов.

13 апреля 2008 г. статья в «Нью-Йорк таймс» рассказала примерно такую сказку: жил да был однажды поборник свободного рынка Милтон Фридман, который учил нас, что неумелые действия правительства и политиков вызвали, а затем и усугубили Великую депрессию, что и стало доминирующей точкой зрения последних десятилетий. Но теперь «обе партии единодушно считают, что свободные рынки следует сдерживать. Все чаще речь заходит о финансовой помощи, бюджетном стимулировании и регулирующих мерах». Неважно, что в 2007 г. на программы государственных расходов ушло 3 трлн долл. и рекордное количество страниц – 90 тыс. – было исписано федеральными регуляциями и десятью тысячами заповедей, призванными осуществлять все это уже сейчас.

Берт Фолсом с впечатляющей дотошностью разбирает бесконечный каталог провалов правительства, коренящихся в политике Нового курса 1930-х годов. Список простирается от создания системы социального страхования и введения минимальной заработной платы до фермерских субсидий, современной системы социальных пособий, создания Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, высоких таможенных пошлин и введения подоходного налога.

Как отмечает доктор Фолсом, депрессия продолжалась восемь лет после избрания Рузвельта и предпринятой им в первые 100 дней президентского срока атаки на свободные рынки. На протяжении двух первых сроков Рузвельта средний уровень безработицы превышал 12 %. За 1930-е годы промышленное производство и национальный доход США упали почти на треть. Фондовая биржа не оправилась от «черного вторника» октября 1929 г. вплоть до 1940-х годов.

Самое убийственное обвинение программе Нового курса Рузвельта состоит в том, что она не достигла своей основной цели – положить конец Великой депрессии. Спросите любого, кому за восемьдесят, – все они наверняка скажут, что ФДР заботился о простых работягах и дал стране надежду. Может и так, но заявить, подобно Биллу Клинтону 60 лет спустя: «Я чувствую вашу боль» – это не значит провести в жизнь здравый экономический план. Эмпатия – это, конечно, прекрасно, но она не создаст ни рабочих мест, ни предприятий, ни благосостояния.

Берт Фолсом тщательно анализирует историю той эпохи, и у всех мыслящих людей с незашоренным сознанием не остается сомнений: по всем объективным показателям Новый курс оказался провальным. Вот что мы узнаем из книги Фолсома.

В 1930-е годы введение законодательно установленной минимальной заработной платы повысило безработицу. Налоги и пошлины спровоцировали крупнейший крах фондовой биржи в 1929 г., а затем еще десять лет не давали экономике поднять голову. Тариф Смута—Хоули 1930 г. (подписанный еще Гербертом Гувером), повысивший налог на импорт до рекордно высокой отметки, возможно, стал самым губительным для экономики США законом, принятым конгрессом за всю историю XX в., – быть может, даже хуже, чем создание Управления общественных работ (WPA), Администрации национального восстановления (NRA) и Администрации регулирования сельского хозяйства (AAA). При Рузвельте верхний уровень пошлин взлетел почти до 80 %, а затем до 90 %, похоронив под собою всякую возможность восстановления, – исторический урок, который демократам не мешало бы усвоить.

Даже программы, которые считаются блистательными примерами успешной государственной политики, больше не сияют так же ярко, как прежде. Система социального страхования выстроена по принципу пирамиды – будущие поколения должны оплачивать щедрые пособия, выплачиваемые нынешним поколениям. Когда на одного пенсионера приходилось сорок работающих, лозунг «Pay as you go»^[2] звучал как мечта, но сегодня выглядит как бухгалтерское мошенничество фирмы «Энрон» по отношению к сегодняшним молодым работающим американцам: на двоих работающих будет приходиться по одному пенсионеру. С каждым годом и без того огромный дефицит системы становится все больше^[3]. Объявлять систему социального страхования грандиозным успехом – все равно что говорить, что у «Титаника» был восхитительный первый рейс, пока он не столкнулся с айсбергом.

Чудо в том, что наша система свободного предпринимательства оказалась достаточно гибкой, чтобы противостоять всем этим ударам и сохранить в себе силы, чтобы в конце концов выкарабкаться из Великой депрессии. Это демонстрирует нам американский дух предпринимательства и твердость характера, оставляя надежду на то, что процветание утрачено не навсегда.

Подготовленный демократами текущий перечень программ «нового» Нового курса, от политики ограничения и торговли квотами на вредные промышленные выбросы в качестве меры против глобального потепления до предельной налоговой ставки 52 %, от огосударствленного здравоохранения до 300 млрд долл. на новые программы госрасходов ежегодно, по всей видимости, почти намеренно нацелен на подрыв экономики США. Избиратели могут находить недавний лозун Барака Обамы «Перемены, в которые можно верить» крайне привлекательным. Но если мы возьмем этот «новый» Новый курс на вооружение, экономика почти наверняка рухнет.

Один сюжет, описанный в правдивой и важной исторической книге Фолсома, напоминает мне, насколько экономически контрпродуктивны были некоторые законы Нового курса. Фол-сом рассказывает о минах замедленного действия, заложенных Рузвельтом в налоговое законодательство: «27 апреля 1942 г. Рузвельт издал президентское распоряжение, в соответствии с которым весь личный доход свыше 25 000 долл. облагался налогом по ставке 100 %. Конгресс отклонил эту ставку и позднее понизил максимальный уровень до 90 %, но президент и конгресс одобрили введение подоходного налога, взимаемого путем вычетов из заработной платы, а также 20 %-ную ставку на весь годовой доход свыше 500 долл.» Ух ты! Очевидно, архитекторы Нового курса позабыли о преимуществах снижения налогов в 1920-х годах. Нам пришлось вновь открыть для себя этот налоговый урок десятилетия спустя благодаря кривой Лаффера, согласно которой снижение высоких ставок налогообложения принесет больше поступлений, чем повышение налогов.

Ирония Нового курса в том, что эта программа, основанная на хороших и благих намерениях помочь бедным и безработным, причинила больше человеческих страданий в Америке, чем любой другой комплекс идей XX века. И автор книги доказывает это.

Демократы сегодня раздают похожие красивые обещания: они обещают поставить равенство выше процветания. Однако им, скорее всего, придется обнаружить, как мы знаем из опыта Нового курса, что подобная политика перераспределения в итоге не принесет ни того, ни другого.

Стивен Мур,

ведущий экономический обозреватель,

член редколлегии «Уолл-стрит джорнал»,

соавтор книги «Конец процветания»

Глава 1
Как создавался миф: Рузвельт и новый курс

9 мая 1939 г. Генри Моргентау-мл., министр финансов и один из самых влиятельных людей Америки, сделал поразительное признание. Он сообщил об этом потрясающем факте демократам, которые возглавляли бюджетный комитет в палате представителей. Изливая душу перед соратниками по партии, Моргентау, возможно, размышлял об иронии ситуации.

Вот он – влиятельный министр, располагающий колоссальными полномочиями. Источник его власти – это, конечно, близкая дружба с президентом Франклином Рузвельтом. Моргентау долгое время был соседом президента, его доверенным лицом, и в течение более десяти лет он будет его лояльным министром финансов. Немногие знали президента лучше, говорили с ним дольше и чаще и защищали его преданнее, чем Моргентау. Элеонора Рузвельт как-то раз призналась, что Моргентау был одним из двух человек, которые могли «категорично» сказать ее мужу, что тот неправ, и не поплатиться за это. Рузвельт и Моргентау частенько подшучивали друг над другом на заседаниях кабинета министров, обменивались секретными записками, регулярно обедали вместе и часто разговаривали по телефону. Моргентау бережно хранил у себя фотографии, где они с президентом рядом, бок о бок, в машине, друзья навек. На фотографии рукой Рузвельта начертано «To Henry from one of two of a kind» [ «Генри от второго сапога»]^[4].

Но в мае 1939 г. у Моргентау возникли проблемы. Великая депрессия – самая разрушительная экономическая катастрофа в истории Америки – не только продолжалась, но и усугублялась. Например, безработица вновь превысила 20 %-ную отметку. При этом присутствовал Моргентау, министр финансов, кладезь информации о статистике по американской экономике в 1930-е годы; его лучшим другом был президент США и автор Нового курса; ключевые общественно-политические решения могли увидеть свет лишь с одобрения Моргентау. И все же, при всей своей власти, Моргентау чувствовал себя беспомощным. И вот прошло почти два полных срока правления Рузвельта и Нового курса, и перед нами ошеломляющие слова Моргентау – его признание, честно сделанное перед собратьями-демократами в Бюджетном комитете палаты представителей: «Мы попытались тратить деньги. Мы расходуем больше, чем когда-либо, но это не работает. Меня волнует только одно, и если я ошибаюсь… пусть кто-нибудь другой займет мое место. Я хочу, чтобы наша страна процветала. Я хочу, чтобы у людей была работа. Я хочу, чтобы у людей было достаточно еды. Мы так и не выполнили своих обещаний… После восьми лет работы этой администрации я говорю, что в стране сейчас тот же уровень безработицы, с которого мы начинали… И огромный государственный долг в придачу!»^[5]

Этими словами Моргентау подвел итоги катастрофического десятилетия, в особенности времени правления Рузвельта. В самом деле, средний уровень безработицы в течение всего 1939 г. был выше, чем в 1931 г., за год до того, как Рузвельт сменил на посту президента Герберта Гувера. Целых 17,2 % американцев, или 9 480 000 человек, не имели работы в 1939 г., что выше, чем в 1931 г., – тогда было 16,3 %, или 8 020 000 человек. Но есть и положительный момент: 1939 г. был лучше, чем 1932-й и 1933-й, когда Великая депрессия достигла дна, но все же хуже, чем 1931-й, который был тогда худшим годом по уровню безработицы за всю историю США. Ни одна депрессия или рецессия никогда не длилась и половину этого срока.

Иными словами, если бы при Гувере в 1931 г. безработные выстроились друг за другом в колонну по трое, то эта очередь протянулась бы от Лос-Анджелеса до границы штата Мэн. Восемь лет спустя, в 1939 г., три колонны безработных протянулись бы дальше, от границы штата Мэн на юг до Бостона, затем до Нью-Йорка, до Филадельфии, до Вашингтона, округ Колумбия, и, наконец, до Виргинии. Очередь безработных от штата Мэн до Виргинии почти полностью появилась в эпоху правления Рузвельта^[6].

Мы можем зрительно представить себе эту гипотетическую очередь безработных американцев, но как насчет человеческой истории их страданий? Кто были эти люди и о чем они думали? В очереди в районе Чикаго мы встречаем продавца Бена Айзекса. «Куда бы я ни приходил устраиваться, нигде для меня не было работы, – вспоминает Айзекс о затянувшейся депрессии. – Я ходил по улицам и торговал бритвенными лезвиями и шнурками. Был день, когда я обошел все улицы и вернулся с пятьюдесятью центами выручки. Так продолжалось практически до 1940 г.» В письмах президенту Рузвельту находим другие истории. Например, в Чикаго 12-летний мальчик написал президенту: «Мы за газ, за электричество, за продукты счета три месяца не платили… Мой отец сидит дома. И плачет все время, потому что не может найти работу. Я спросил его: „Папа, почему ты плачешь“, а он мне: „Как не плакать, когда в доме пусто“». В нашей гипотетической очереди безработных в г. Латроуб, штат Пенсильвания, мы могли заметить человека, написавшего в 1934 г.: «Ни дома, ни работы, ни денег. Так больше нельзя. Нам отключили воду. Полная антисанитария. Мы не можем содержать детей в чистоте и порядке, как следует». Из г. Августа, штат Джорджия, президенту в 1935 г. пришло такое письмо: «Я ем хлеб и пью воду, и никаких жиров и ничего к хлебу… Мне даже спать не на чем…» Но даже этому человеку пришлось не так туго, как мужчине из г. Бивера-Дэм, штат Виргиния, который написал президенту: «У нас сейчас нет ни работы, ни зимнего постельного белья… У жены и пальто-то на зиму нету. Как нам выжить в приближающиеся холода? Видно, придется вместе мерзнуть да голодать»^[7].

Высокая безработица была лишь одним из многих трагических явлений, которые сделали 1930-е катастрофическим десятилетием. Сборник «Историческая статистика США», составленный Бюро переписей США, дорисовывает мрачную картину. Рынок акций, оправившийся в середине 1930-х годов, в конце десятилетия обрушился. С 1937 до 1939 г. цены всех акций упали почти в два раза. За те же годы продажи автомобилей сократились на треть и в 1939 г. были ниже, чем в в любой год из последних семи лет 1920-х годов. С 1937 по 1939 г. число банкротств удвоилось; патентных заявок на изобретения в 1939 г. было меньше, чем в любой год из 1920-х. Отчуждение заложенной недвижимости, объем которого постепенно снижался в 1930-е годы, в 1939 г. стало происходить чаще, чем в любом году за два последующих десятилетия^[8].

Еще одним признаком катастрофы 1930-х годов стало наращивание государственного долга. В 1930 и 1931 г. США имели профицит бюджета, но вскоре государственные расходы резко выросли и значительно превысили налоговые поступления. В 1931 г. государственный долг составлял 16 млрд долл.; к концу десятилетия он вырос более чем в два раза, превысив 40 млрд долл. Иными словами, государственный долг за последние восемь лет 1930-х годов – менее чем за десятилетие – вырос больше, чем за всю предыдущую 150-летнюю историю страны. С 1776 по 1931 г. государственные расходы на ведение семи войн и на борьбу с последствиями по меньшей мере пяти рецессий были с лихвой перекрыты долгом, накопленным в течение 1930-х годов. Если для наглядности представить, например, что Христофор Колумб в тот октябрьский день, когда он открыл Новый Свет, решил вносить по 100 долл. в минуту на особый счет, предназначенный для выплаты государственного долга Америки, то к 1939 г. на его счету так и не накопилось бы достаточно средств для выплаты хотя бы долгов, сделанных государством только за 1930-е годы. Другими словами, если бы мы перечисляли по 100 долл. в минуту (в долларах 1930-х годов) на специальный счет обслуживания государственного долга, то нам понадобилось бы более 450 лет, чтобы накопить достаточно денег для того, чтобы рассчитаться по долгам за это десятилетие^[9].

Тяжелое экономическое наследие периода Нового курса также можно увидеть в семи последовательных годах несбалансированной внешней торговли с 1934 по 1940 г. Большая часть государственных расходов этого десятилетия направлялась на искусственное поддержание цен на пшеницу, рубашки, сталь и другие экспортные товары, что, в свою очередь, делало эти товары из-за их высокой цены менее привлекательными для других стран. С 1870 по 1970 г. только в годы депрессии и в 1888 г. США имели пассивный торговый баланс^[10].

Тяжелым временам часто сопутствуют социальные проблемы. И США 1930-х годов не стали исключением. Например, уровень рождаемости в Америке резко упал, и население страны выросло за это десятилетие лишь на 7 %. Для сравнения, в более благополучные 1920-е годы уровень рождаемости был выше, так что население страны выросло на 16 %^[11].

Для многих американцев затяжная Великая депрессия 1930-х годов стала временем смерти. Как написала одна восьмидесятилетняя американка, «сейчас [в декабре 1934 г. ] многие из нас предпочитают самоубийство перспективе быть загнанными в богадельни». По-видимому, с ней согласились тысячи американцев, поскольку число самоубийств с 1929 по 1930 г. возросло и сохранялось на высоком уровне на протяжении всех 1930-х годов. Не менее печальной была участь и тех, кто отказался от жизни после многолетнего отчаяния и уходил менее демонстративно – в результате случайного падения, автомобильных аварий, под колесами поезда. В годы проведения Нового курса число несчастных случаев на душу населения во всех этих трех категориях достигло рекордной отметки^[12].

Утрата воли к жизни отразилась и в ожидаемой продолжительности жизни в 1930-е годы. В 1933 г., когда Франклин Рузвельт стал президентом, средняя ожидаемая продолжительность жизни в США составляла 63,3 года. С 1900 г. она постепенно выросла на 16 лет – росла почти на полгода каждый год в первой трети XX в. Однако в 1940 г., после более чем семи лет проведения Нового курса, ожидаемая продолжительность жизни упала до 62,9 лет. Правда, этот небольшой спад не был непрерывным – из этих семи лет два года отмечался рост. Но постепенный рост ожидаемой продолжительности жизни с 1900 по 1933 г. и с 1940 г. до конца века явным образом прерывался только в годы Нового курса^[13].

Остановка роста ожидаемой продолжительности жизни сильнее ударила по чернокожему населению Америки. В 1933 г. ожидаемая продолжительность жизни чернокожих американцев составляла только 54,7 года, но в 1940 г. эта цифра упала до 53,1 года. И до и после Великой депрессии разрыв в продолжительности жизни между чернокожими и белыми был меньше, но с 1933 по 1940 г. действительно увеличился. Есть явные признаки того, что в течение первого президентского срока Рузвельта чернокожие страдали сильнее белых^[14].

Глядя на разорение 1930-х годов, кто-то может сказать: «Хорошо, допустим, что все десятилетие 1930-х было ужасным. Но ведь Великая депрессия была всемирной катастрофой, разве это не снимает с Америки часть вины за плохую статистику?» Конечно, Великая депрессия потрясла бо́льшую часть мира, но некоторые страны справились с ней лучше других, ограничив ущерб и восстановив экономический рост. К счастью, Лига Наций собрала данные по многим странам за 1930-е годы по промышленному производству, безработице, государственному долгу и налогам. Как выглядят США по сравнению с другими странами? Ответ: по всем этим четырем ключевым показателям США показали очень плохие результаты, едва ли не хуже, чем у любой другой страны, охваченной этим исследованием. Большинство стран Европы пережили Великую депрессию лучше, чем США^[15].

В десятилетие экономической катастрофы, каковым были 1930-е годы, серьезную опасность представляет упадок нравов. Если подавляющее большинство людей голодает, не имеет работы и вынуждено платить более высокие налоги, чем раньше, то не может ли это пагубно отразиться на таких качествах людей, как отзывчивость, честность и единство, необходимые для сплочения общества? Сборник «Историческая статистика США» немного помогает ответить на этот вопрос. В 1930-е годы несколько выросло число убийств. Более 10 000 убийств в год было зарегистрировано лишь семь раз с 1900 по 1960 г., и все эти семь лет приходятся на 1930-е годы. За это десятилетие фактически удвоилось число арестов: в 1932 г. их было произведено почти 300 000, а потом цифра постоянно возрастала, и пик пришелся на 1939 г. – около 600 000. Уровень разводов также возрос, особенно в конце 1930-х, а число больных сифилисом почти удвоилось, тогда как число больных гонореей осталось примерно на том же уровне^[16].

Статистика не способна рассказать всю историю изменения нравов в 1930-е годы. Чтобы свести концы с концами во время Великой депрессии, многие открыто грозились пойти воровать (или подумывали о воровстве). Безработица заставляла людей ездить на поездах «зайцем» – либо в поисках работы в других городах, либо просто чтобы покочевать по стране. Выступая на слушаниях в сенате, Р. С. Митчелл из Миссурийско-Тихоокеанской железной дороги говорил, что путешествовавшие подобным образом молодые люди часто встречали в дороге «опасных преступников», которые оказывали «дурное влияние» на такую молодежь. Из сборника «Историческая статистика» видно, что в период с 1933 по 1936 г. число смертей правонарушителей на железной дороге достигло макимального уровня за всю предыдущую историю^[17].