Ингмар Бергман
Эрнст Риффе. Лицо Бергмана?

Можно сколько угодно предаваться умозрительным размышлениям относительно всех мыслимых и немыслимых причин «бергмановской проблемы». Он, как кажется, сознательно дал для нее пищу, декларируя среди всего прочего свой «страх», из которого прямо выводит «долг художника угождать другим, его потребность любви, необходимость успеха».

Бесспорно, для создателя кинофильмов эти факторы, сопровождающие его творческий процесс, особенно чувствительны. Ведь режиссер работает под постоянным давлением коммерческого рынка и его угроз.

Можно посочувствовать Бергману и еще в одном отношении. Он никогда не принадлежал к какой-нибудь литературной группировке, у себя на родине его никто не признает как писателя, и он, конечно же, страдает от пренебрежительного отношения со стороны своих коллег по перу.

Но он осознал неслыханное преимущество кадра над словом, прямой призыв кино к нашему чувству, и ухватился за это средство самовыражения, как утопающий за спасательный круг.

Бергману удалось сделать из кинематографа свое послушное орудие. Но затем последовало самое странное. Вместо того чтобы создавать новые формы кинопереживаний, он, несомненно подвигаемый на то подавленными амбициями, начал скармливать зрителю некий квазилитературный водянистый суп. В его фильмах перед нами предстает вереница фантомов, призрачных видений, произносящих выспренние диалоги, очевидно заимствованные Бергманом из театральных инсценировок и приобретшие в его интерпретации привкус карамельной слащавости.