Барталомей Соло
013
– Думается мне, господин генерал, – говорил градоначальник медленно, отчетливо произнося каждое слово и поглядывая на собеседников исподлобья, – что это ваше воображение разыгралось, никак иначе. Ну, подумайте сами, друг мой, разве осмелится человек, пускай даже и начальник почтовой конторы, дурить такого уважаемого генерала, пускай даже и почти что генерала в отставке? – на последнюю фразу Строшинский сделал упор, ибо хотел как-то задеть нелюбимого Шелухина, к которому совсем уж стал испытывать даже некоторое отвращение. Укол тот получился как нельзя кстати – генерал поперхнулся, кашлянул и принялся судорожно тереть лоб, на котором образовались испарины, платком. Признаться честно, до князя не раз доходили слухи, что Дудкин играет нечисто – и жандармы жаловались, и помещики некоторые говаривали, что тот мухлюет в картишки на постой, да еще и жидом был, что все вместе взятое в сотню раз усугубляет. Теперь же градоначальник был и вовсе уверен, что почтмейстер жулик, каких поискать стоит, однако ввиду своей нелюбви к генералу, городской голова решил встать на сторону Дудкина.
– Да что ж вы, князь, говорите такое? – насупившись и даже слегка привстав, проговорил грозный Феофан. Только он мог себе позволить говорить с градоначальником таким вольным тоном, ведь в руках протоиерея была сосредоточена церковная власть, которая с политической властью князя лишь косвенно соприкасалась. Священник главу городского недолюбливал, потому что тот жаден был слишком – все ему мало, все ему нужно. А чтоб землю под церковь или храм отдать? Шиш с маслом, не дождетесь, пока прошение сверху, из Синода, не придет. Вот Феофан на градоначальника и точил зуб за то, что земельку близ храма себе отхватил. Строшинский же Феофана даже где-то побаивался, зная, что у того в Петербурге сношения есть значительные. – Уважаемый человек с безупречной репутацией, боевой офицер вам говорит, что почтмейстер жулик, а что же вы? Кому это вы верите? – продолжил церковник.
Откровенно говоря, почтмейстер Дудкин был в дом Феофана вхож – уж больно набожный был человек этот почтмейстер, хоть и азартом развращен порядком, да и припить любил хорошенько. Протоиерей всех детей Дудкина крестил, коих ни много ни мало, а целых шестеро было, на молебнах ему всегда самые лучше места оставлял. Не братались, конечно, но дружбу кой-какую водили. Однако в этот раз Феофан знакомством сим пренебрег и, можно даже сказать, что пожертвовал – то, что почтмейстер жулит, и так всем известно, а вот градоначальника ужалить за то, что прохвоста покрывает, за милое дело, как бальзам на душу. Пускай знает расположение сил в городе и на ус мотает. Князь же и вовсе не мог представить, что разговор в такое русло перетечет, и уже, в общем-то, успел даже пожалеть, что за прохвоста Дудкина заступился и в конфронтацию с Феофаном вступил, однако теперь в разговор вклинился до этого молчавший купец Прохов.
– Уж простите, отче, что беру на себя смелость вместо князя на ваше замечание комментарий давать, – учтиво, но без малейших колебаний и даже в какой-то степени вольно, выговорил Прохов. – Однако ж, позвольте, все же, высказаться, коль тут у нас подобные толки возникли. – Феофан кивнул молча, не поведя и бровью, а купец продолжил, обращаясь теперь к Шелухину. – Вот, скажите, на милость, господин генерал, вы ведь когда в карты с Дудкиным играть садились, о его каверзных намерениях, так сказать, жульнических, заведомо знавали?
– Только по слухам-с, – оправдывался генерал.
– Слухами, как говорится, земля полнится! Ну да это ничего. А теперь скажите мне вот что – сколько вы в ту ночь азарта вина выпили, уважаемый генерал?
Шелухин призадумался и уставился на единственного союзника в этой комнате – протоирея Феофана, который по непонятным для генерала причинам вступился за старика. Однако теперь священник утерял интерес к фигуре Шелухина и вовсе – заступаться за него он и не думал, ведь спор стал развиваться между генералом и купцом, а к последнему протоиерей не имел ровным счетом никаких претензий, мало того, ни в коем случае не желал портить с ним отношения.
– Ну выпили две или три бутылки вина, – потупив взгляд, проговорил Шелухин. – Что с того?
– Значит, вы утверждаете, что даже и не помните вовсе, сколько вы в ту ночь, когда вас, по вашему же умозаключению, надули, выпили? – победоносно провозгласил Прохов.
– Да какая вообще разница, сколько я в ту ночь выпил? – пожал плечами генерал.
– А разница, господин генерал, лишь в том, что с пьяных глаз у нас в России-матушке дела не делаются, как вы сами знаете, и все обвинения в адрес, пускай даже и жулика, почтмейстера Дудкина не имеют под собой оснований, как говаривает мой известный брат-адвокат.
