Баркин
Я – фанатка

Глава 1 Марта

В академию я вернулась слегка разбитая – знакомое чувство после утомительной дороги. Семнадцать дней непрекращающейся тряски отделяли друг от друга кости и основательно перемешивали мозги.

Оставив карету на небольшой мощеной площади перед замком, где с шумом толпились экипажи, я с небольшим саквояжем личных вещей направилась в секретариат. Там, мне надлежало отметиться о прибытии и получить разрешение на заселение.

Последние дни августа догорали в голубом безоблачном небе, окатываясь щедрым жаром пока ещё летнего солнца. Золото и багрянец прижгли листву по краям густых крон. Редкие скрюченные листья, успевшие высохнуть и облететь, временами хрустели под подошвой туфель.

Со склонов гор тянуло доцветавшим разнотравьем. Медовая терпкость алиссума и поздней астильбы наполняли воздух, приводя в неистовство пчел. Они носились в воздухе, звеня крошечными телами, стремясь опередить других охочих до нектара насекомых.

К исполнению формальностей я относилась с должным терпением, поэтому была готова к длительному ожиданию. Судя по количеству экипажей, прибывших в последний перед учебой день, запоздавших набралось значительно.

Я собиралась появиться двумя днями ранее, но некстати отвалившееся колесо и грабители на дороге отняли запасенное время. Отлежаться в тишине комнаты не выйдет, но за это я не слишком беспокоилась.

Как и ожидалось, в комнате перед приемной секретарей костёр негде было разжечь. Я, спросив за кем мне следует занять очередь, отставила ручную кладь в сторону, подальше от чужих ног, и заняла свободный угол.

Все скамьи были заняты студентами разных курсов, так что я была вполне довольна тем, что отыскала место, годившееся для того, чтобы, уперев оба плеча, чуть расслабить спину. Выдохнув, я прикрыла глаза и опустила голову, погрузившись в легкую полудрёму.

Вокруг потрескивали разговоры. Вспыхивая то здесь, то там, они неожиданно разгорались, пылали ярко несколько минут и так же внезапно затухали. Очаг перемещался дальше и вспыхивал уже в новом месте. Слова одного из них зацепили слух.

– Не может быть, чтобы девушка выиграла состязание, – донесся до меня тонкий девичий голос.

Я приоткрыла глаза, скосила взгляд, и отыскала его обладательницу слева от себя.

На узкой софе, прямо за невысоким шкафом для бумаг примостились две девушки. На вид им было не более двадцати. Судя по чопорным чепцам и несмелым взглядам, которыми они ощупывали комнату, девушки, должно быть, поступали на первый курс.

Брюнетка, что возмутилась в голос и привлекла мое внимание, упрямо сложила на груди руки и поджала бантиком губы. Её соседка, заерзав, хмурилась и оправдывалась:

– Так мне рассказывал брат. В этом году он перешел на третий курс, так что знает точно.

– Он сам видел?

– Нет, – с неудовольствием признала та, поправив на переносице очки в крупной роговой оправе. – Он покинул академию раньше состязаний по настоянию родителей. У нашего дедушки был юбилей.

– Тогда он всё не так понял. Девушки никогда не выигрывают состязание, это всем известно.

Соседка в очках заерзала, явно досадуя, что у неё не получилось отстоять правдивость собственных слов.

На помощь ей пришел парень. Он замер рядом, подпирая стену плечом, и до этого момента выглядел увлечённым небольшой книжицей в руках.

– Это правда. Состязание выиграла четверокурсница, маг огня.

– Четверокурсница? – в изумлении вытаращила голубые глаза брюнетка, опомнилась, вернула лицу невозмутимый вид и насмешливо фыркнула: – И ты думаешь, в это кто-то поверит?

– Об этом кипела столица всё лето. Рискну предположить, что ты приехала из медвежьего угла, вот и не слышала ничего.

Девушка покраснела, с обидой подобрала подбородок и возмутилась словам нахала:

– Как я должна поверить в такой вздор? Девушка с четвёртого курса, выиграла состязание. Звучит как натуральная чушь!

Парень пожал плечами, ядовито улыбнулся:

– Тогда и в то, что она мастер-маг, ты вряд ли поверишь.

Девушка задохнулась от такой явной байки, хотела парировать, но, кажется, поперхнулась словами.

– Если… – наконец успокоилась она достаточно, чтобы ответить, – я издалека, – значит, парень ударил не в бровь, а в глаз, точно определив в ней провинциалку и тем немало уязвив, – это не значит, что мне можно вешать на уши любую лапшу.

В противоположном конце комнаты открылась дверь. Из секретарской вынырнул взмыленный помощник с кипой бумаг в руке.

– Новоприбывшие, – обратился он к ребятам, – кто только что подошел, имена?

С разных концов комнаты полетели фамилии студентов.

Это была обычная практика. Помощник писал список тех личных дел, которым надлежало оказаться на столе секретарей до того, как перед ними окажется сам студент – это существенно экономило время.

Я назвала своё имя. Вокруг стало заметно тише.

– Ох, – он оторвал взгляд от бумаг и поднял его поверх голов, отыскивая меня. – Будьте добры, следуйте за мной. Вам, как мастер-магу, придется полностью переоформить документы.

В комнате повисла полная тишина – на меня смотрели абсолютно все.

Если исключить первый курс, впервые переступивший порог академии, все остальные имели возможность лицезреть меня ранее. Но вряд ли кто-то интересовался моей персоной до победы и других сопутствующих обстоятельств. Поэтому вперёд я продвигалась, окатываемая жаром немого любопытства.

В секретарской поднялся небольшой переполох: писарям тоже было интересно, поскольку я являлась единственным мастер-магом в стенах замка.

Пока занимались моими бумагами, я вспоминала, как мне досталось от отца за то, что я раскрыла свой магический уровень.

Письмо, отправленное ректором, пришло за несколько дней до моего прибытия. Когда я оказалась на пороге, отец рвал и метал. Сначала мне пришлось вынести огненную ярость, сопровождаемую потоками лавы слов, низвергнутую на мою пустую голову. Затем опалило досадой и сожалением отца – он думал, что я его не подведу, и вот жестоко разочаровался. После я получила возможность оправдаться.

Сидя в массивном кресле с высокой спинкой, отец смотрел на меня, сложив перед собой ладони палец к пальцу – его обычный жест в минуты крайнего напряжения, и ожидал ответа.

Я готовилась к этому разговору, и вот что он в конечном счёте услышал: у меня был враг, которого нужно было наказать, и сделать это следовало непременно прилюдно, поскольку так я могла извлечь наибольшую выгоду. Каким образом маг стал моим врагом и какую пользу я получила от его показного уничтожения, во время которого раскрыла свой важный секрет, я наотрез отказалась отвечать, сославшись на собственные мотивы.

Отец не ожидал, что я стану скрытничать и сорвался в повторный припадок ярости.

Мы сражались около трёх дней. Упали оба прямо посреди сожжённого дотла поля и потом долго не разговаривали…

Стоило покинуть пристанище бюрократического аппарата, как в комнате ожидания потухли разговоры; я шла в сопровождении горящих взглядов. На них же я наткнулась в коридорах, уже будучи узнанной.

Переступив порог общей гостиной женского крыла уже пятого курса, я разом приковала к себе внимание. Через несколько шагов вперёд моего слуха коснулись тихие неуверенные приветствия. Я кивала в ответ, пока не достигла конца коридора; очевидно, новый год обучения, как и предыдущий, несет мне некоторое разнообразие в монотонной студенческой жизни.

***

Первый учебный день начался с завтрака. Я игнорировала шлейф навязчивого внимания, тянувшегося за мной вдоль длинных пролётов до самого обеденного зала; сложнее было не заметить расступившуюся перед общими столами толпу.

Пришлось принять тот факт, что платье невидимки сгорело вместе с настоящим тогда, на арене. Теперь я первая девушка-победитель состязаний и мастер-маг.

Мастер-маги, в большинстве своём, являлись старыми волшебниками, даже если с помощью чар им удалось сохранять моложавый вид. Они имели непререкаемый статус в магическом мире, как правило, занимали внушительную должность в совете или министерстве и, само собой, ожидали к себе определённого отношения.

Пусть многие молодые люди вокруг меня и мечтать не могли столкнуться с мастер-магом лицом к лицу и потому вряд ли знали, что именно приличествовало в данном случае, но все они ощущали непреодолимую пропасть между нами.

Что они вряд ли осознавали, так это то, что это была та же самая пропасть, что и раньше. Просто они не ведали природы одолевавшего их ранее чувства, приняв его за презрение и отторжение непринятого обществом существа. Сейчас я виделась им в новом свете, но это сияние не предполагало сокращение расстояния, только несколько иное обращение.

Я по-прежнему оставалась изгоем, однако сейчас было бы правильнее назвать меня изгоем с привилегиям или сильнейшим магом академии.

Эти мысли, в компании прикипевших к моей спине взглядов и трёх творожных сырников, я принесла в свой обжитой угол – хорошо знакомый стол по-прежнему был в моём полном распоряжении.

И принялась за завтрак, сохраняя на лице непроницаемое выражение отчужденности, словно мыслями я была очень далеко.

Я не случайно явилась пораньше, ожидая некоторой реакции, и надеялась, что чем быстрее разгорится, тем быстрее погаснет. Была и другая цель – я надеялась увидеть его как можно скорее.

Филипп вошел в обеденный зал в сопровождении Максима и Кирилла. Он выглядел таким же, как я запомнила его в день состязаний. Почти таким же.

Статный, гибкий, он казался выше. Возможно он чуть вытянулся за лето или дело было в его прическе? Локоны слегка отросли и закручивались на концах. Лицо стало взрослее; отчётливее выступили скулы, слегка впали щёки. На лице выразительнее выделились серые, напоминавшие грозовое небо глаза.

В груди кольнуло – он стал ещё красивее. Разве это возможно? Но вот он, в форменном тёмном камзоле и штанах, на плечах приколота короткая мантия. Едва тронутые загаром изящные кисти и лоб, проступившие на щеках ямочки, которые до этого только угадывались.

Филипп оставался прекраснейшим творением магии.

Направляясь к своему столу, он посмотрел в мою сторону – наши взгляды встретились, – и вот он отвернулся, снова глядя перед собой.

Всего на миг я ощутила его затрепетавший негодованием огонь.

Ничего, я всё понимала и приняла неминуемое. У меня была пара месяцев, чтобы подготовиться. И всё равно встреча ударила больнее, чем я ожидала.

Сложно было представить, что я считалась хозяйкой этого совершенства почти полгода – судьба была ко мне слишком щедра. И теперь за эту щедрость я расплачивалась пониманием, что моё с ним время закончилось.

Я подавила вздох.

Ребята уселись за стол и принялись о чём-то болтать. Я была рада тому, что им удалось помириться с Филиппом: было бы несправедливо наказывать их за желание помочь и мои решения.

Вблизи возник Григорий. Он двигался к парням со своим подносом, когда я уловила странное выражение на его лице. Он был хмур и напряжен. Ребята заметили его, их разговор оборвался, они следили за его приближением.

Григорий прошёл мимо и двинулся дальше. Остановился рядом со мной. Поставил поднос, сел.

– Привет, – процедил он, явно пребывая в плохом расположении духа.

– Привет.

– Можно, я сяду?

Я окинула взглядом крупную фигуру, плотно занявшую стул рядом.

– Конечно.

Он принялся есть, напихивая в рот отбивные вперемешку с салатами.

– Как дела? – спросила я погодя.

– Отвратительно, – Григорий не любил юлить и уворачиваться, но дальше объяснять не стал, – у тебя как?

– Как у свежепохороненной невесты, – я натянуто улыбнулась.

Григорий хрюкнул, подавившись чаем.

– Ты прости, но примерно так ты и выглядишь, – подумал он вслух, но без всякого желания задеть.

Да, лето, проведённое в тоске по Филиппу, вряд ли добавило свежести моему лицу. Трения с отцом выжали последние всполохи сил, оставалась только магия. Я тянула её извне без зазрения совести, чтобы продолжать двигаться, разговаривать и худо-бедно соображать.

Я пожала плечами, ощутив, как между нами треснул лёд.

– Марта, – обратился ко мне парень и по тону его низкого басовитого голоса я поняла, что вопрос будет не праздным. – Я хочу попросить тебя, – он чуть развернул стул ко мне, а после толкнулся так, что ножки скрипнули о пол – похоже, он не хотел, чтобы нас слышали и потому сократил между нами расстояние, – научи меня.

Я уставилась на него непонимающе.

– Я хочу стать мастер-магом.

Глава 2 Филипп

Помню, как я чуть с ума не сошел, увидев Марту, распластанную на песке арены. В этом момент я решил, что она умерла. В груди сдавило – я не мог вдохнуть. Затряслись руки. Хотел позвать на помощь – кто-то должен был ей помочь, но не мог выдавить ни звука, не мог пошевелиться. Перед глазами померк свет.

Очнулся я у себя в комнате. Меж тесных стен толкались локтями мои друзья. Они о чём-то ожесточённо спорили – наверное, испугались за меня и решали, звать ли лекаря.

Первым, что я произнёс, было имя девушки. Друзья поспешили уверить, что с ней всё в порядке – она жива.

Дальше меня отпоили чаем, сдобренным целительными травами, и объяснили, чем закончилось состязание.

Поверить в случившееся было трудно. Невероятным было уже то, как успешно проходила Марта один этап за другим, но то, что Никита, собравшийся воткнуть в неё огненный кинжал и одержать победу погиб, а она стала мастер-магом… Это находилось за гранью моего понимания.

Я с нетерпением ожидал момента, когда Марта очнётся от магического сна, решив повременить с возвращением в столицу. Через два дня на порог моей комнаты явились друзья с ошеломительным заявлением будто Марта все спланировала и убила Никиту намеренно. Я рассмеялся им в лицо.

Если бы даже у неё хватило сил, то зачем бы ей понадобилось совершать такое? Никита, конечно, цеплял меня и в целом был до крайности неприятным, но лишать за это жизни было бы чересчур.

Дальше меня ожидала ещё более невероятная история. Я внимал друзьям в немом оцепенении. Сначала не верил тому, что слышал, но чем больше они говорили, а главное – то, с какими лицами они делились подробностями жуткой истории, якобы случившейся со мной, убедило что это совсем не вымысел.

Я впал в ужас, чувствуя себя обманутым – преданным. Да кем они, духи их подери, себя возомнили, чтобы скрывать такое?! И если всё было правдой, то получалось, что Марта действительно была причастна ко всему о чём говорили друзья?

Я вышел из себя – не помню, когда в последний раз меня так сильно захлестывало.

Еще раз сходил в лазарет и снова расспросил лекарей о состоянии Марты. Они повторили, что нет никакой угрозы жизни и уже в скором времени она должна прийти в себя.

Я уехал. Собрал вещи и вернулся в столицу.

Долгих два месяца я переваривал случившееся. Негодование и злость раздирали меня на части: принять, что близкие тебе люди могли поступить с тобой как угодно, без твоего на то согласия и даже знания, было невообразимо!

Бывшие друзья приходили мириться. Я гнал их прочь. В один из таких визитов я понял, что хочу ещё раз услышать, что произошло и на этот раз в мельчайших деталях.

Мы пили и спорили до ожесточения. Орали друг на друга, как резаные, слегка подрались. Я повторял снова и снова, что у них не было никакого права так со мной поступать.

На следующий день Кирилл принес мой портрет. Друг давно увлекался живописью и добился в этом немалых успехов. На портрете я был изображен в тот момент, когда он обнаружил меня в кабинете.

Я надолго затих и попросил его уйти. Портрет остался. Я отнёс его в комнату и долго – очень долго – смотрел на месиво, в которое превратилось моё лицо.

Это было отвратительно. Я действительно стал жертвой.

Что должна была почувствовать Марта, когда увидела меня таким?

Она опекала меня долгие годы. Для неё неприемлемым был сквозняк, покушавшийся на моё здоровье. Что она должна была сделать с тем, кто совершил со мной такое?

Верно – взять в руки молоток.

Я снова вернулся к тому, с чего начал когда-то – Марта была странная. Очень странная девушка. Эта девушка не гнушалась убийством, пусть и совершила его ради меня. Она также не стеснялась водить меня за нос, скрывая, какой силой обладает. И ещё она с лёгкостью принимала решения за меня и моих друзей.

Я подумал о том, что сделал бы, не сотри она мне память. И понял, что в свои двадцать три года я был бы в ужасе от произошедшего. Конечно, я бы что-то предпринял, но это точно было бы одно из тех решений, которые в разговоре с друзьями сулила мне Марта.

Разбуди они меня тогда, я бы смолчал и попытался найти способ отомстить Никите. Но даже в этом случае я бы не стал его убивать.

Максим сказал, что Никита имел огонь Пожирателя, и объяснил, что именно это значило. И всё же, даже узнав о том, какая мне грозила опасность, я вряд ли бы смог отнять его жизнь. Просто знал, что не решился бы.

Если бы такое случилось с моим другом, я бы, наверное, пошел жаловаться и требовал бы исключения и наказания студента – это был самый понятный и приемлемый вариант действий.

И, наверное, это было бы малодушным, ведь сам бы я жаловаться не пошел. Стал бы вынашивать планы мести, лишь бы не стать притчей во языцех и не тревожить семью.

Марта действительно очень хорошо меня знала.

От всех этих мыслей голова нещадно гудела. Родные волновались: слышали, как я ругался с друзьями и понимали, что приключилась беда, но я наотрез отказывался говорить.

Я вдруг осознал, что как бы ни злился и о чём бы не думал, я совсем не собирался выдавать Марту. Она сделала то, на что у меня самого никогда не хватило бы ни сил, ни решимости. В конце концов, я был всему причиной, а она сделала то, что, пожалуй, было в её характере: намертво вколотила гвоздь.

Изменившийся ветер моих мыслей не означал, что я простил ее. Я продолжал закручивать вихри колец одних и тех же рассуждений, и к чему бы я ни приходил, мне это не нравилось.

Ни один вариант развития этой истории не выглядел достаточным – идеальным, чтобы забыть случившееся в скором времени, и забыть навсегда.

С презрительной усмешкой к самому себе, я вдруг понял, почему Марта походила на королеву в высокой белой башне. Мы – все мы – были ей не ровня. Даже близко. Щенки, путавшиеся под ногами многомудрого мага.

Об этом говорила её невероятная для юных лет магическая сила и множество других качеств, которые я замечал, но видел под неверным углом.

Марта оказалась не только не в пример одарена, она была выдержана, расчетлива, мудра и хитра, и совершенно не боялась делать то, что хотела или считала нужным, даже если это не укладывалось ни в какие рамки.

Я ревел от досады; злился на её обман и такую невероятную независимость: ей никто не был нужен, и уж точно не принц, спасавший даму в беде, как неудачно пошутила Елена однажды; и в то же время я не мог не восхищаться ею.

Марта всегда казалась мне неотвратимо притягательной бездной, и своим поступком только подтвердила мои догадки.

Она была смерчем.

И как будто этого было мало, я точно знал, что это не все её секреты. Надеяться, что она вдруг изменится и откроется мне, не приходилось. Ведь это будет уже не Марта.

За месяц до учёбы я погрузился в изучение магии – теории и практики, – чтобы отвлечься и хотя бы немного сладить с противным чувством собственной никчёмности.

Семья вздохнула с облегчением, решив, что буря миновала.

В академию я возвращался с трепетом. Нам с Мартой нужно было поговорить, но как начать этот непростой разговор и что сказать я не знал. Я прокручивал слова сотни тысяч раз, но все мои речи выглядели напыщенным драматичным потоком упрёков и жалоб. Отвратительно.

В обеденный зал я входил, словно на поле битвы. Это было первое место, где мы могли встретиться. Поговорить у нас бы не вышло, слишком много ушей и глаз вокруг.

К тому же я знал о последнем разговоре между ней и Максимом, и потому не удивился, когда увидел её за столом в тёмном углу. Досада усилилась, когда я заметил, что лиловая полоса исчезла с её запястья, как и чёрная роза.

Усилием воли я затолкал раздражение поглубже. Место, чтобы предаваться унынию, было самым неподходящим.

Я болтал с друзьями о ерунде, зная, что все будут рассматривать нас с пристальным вниманием. В прошлом году мы были парой, однако Марта – выигравшая состязание, погубившая старшекурсника и ставшая мастер-магом – села отдельно.

Нужно было выждать.

И мне удавалось вести себя со свойственной мне непринужденностью ровно до того момента, когда появился Григорий.

После того портрета я помирился с Максимом и Кириллом. Они извинились, признавая собственную неправоту. Григорий же своей вины не чувствовал.

Он заявил, что очень долго над всем этим думал – ведь всё случилось ещё в апреле, и пришёл к выводу, что решение Марты было наилучшим. Ещё добавил, что вообще не стал бы меня посвящать, после чего мы снова сцепились и нас растаскивали друзья.

Уходя он кричал, что я придурок, раз не оценил поступок Марты. Я орал в ответ, что ещё как оценил, вовек не забуду. Но я прекрасно понимал, что имел в виду Григорий.

Пусть Марта и поступила, как ненормальная – ни я, ни он никогда не сталкивались с такой бескомпромиссной степенью заботы о другом. Пусть даже эта забота существенно отличалась от общепринятых ожиданий.

В ушах зашумело, когда Григорий сел с Мартой.

– Какого духа? – протянул я, стараясь не поднимать голос.

– Однако, они быстро нашли друг друга, – фыркнул Кирилл.

– Ты о чём?

– В жизни бы не подумал, что кто-то может разделять такие… – Кириллу понадобилось несколько мгновений, чтобы подобрать слова, – взгляды. Тем более он. Он ведь казался всегда простым, как ручей по весне.

Я посмотрел на соседний стол. Марта выглядела как всегда – бледной и строгой. И эти её длинные темные волосы… Такая притягательная.

Мне совсем не понравилось, как просто они общались и ещё меньше вдохновило, когда здоровяк придвинулся к ней слишком близко.

– Ты скоро собираешься с ней мириться? – отвлек меня от мыслей Максим.

Он косился в том же направлении и выглядел смурным и сердитым.

– Я не сказал, что собираюсь мириться, – неужели я был настолько очевиден?

Было неудобно признаваться друзьям, что именно этого я, кажется, и хочу – примирения. Я ведь оставил её в лазарете, не поговорив и даже не дождавшись, когда она придет в себя. Максим сказал, что я считаю её больной, и она, разумеется, сняла мои подарки, значит, вряд ли ещё признавала нас парой. Разве я был вправе рассчитывать на примирение?

Максим поджал губы.

Да, духи меня раздери, мне было стыдно, что я столько орал про то, что стоило, и не стоило, как должно, а как нет, а сам был готов бежать к ней сломя голову!

И ещё – духи, Григорий!

Ему-то что от неё понадобилось?