Барбара Абель
Материнский инстинкт

Глава 7

Воскресенье – день, который обычно посвящают семье. Некоторые воспринимают семейный обед как обязанность, от которой не уйдешь, как бы ни хотелось, и самоотверженно сохраняют этот обычай. Чтобы доставить удовольствие родителям. Ведь так заведено, и без этого не получится всем повидаться. Правда, едва пробьет четыре часа, все начинают собираться домой, потому что завтра ребенку в школу, и должны же все понимать, что надо еще повторить уроки…

Зачем люди хотят увидеться? А главное, почему именно по воскресеньям? Они не знают, о чем друг с другом разговаривать, у них ни в чем нет согласия, у каждого свой выбор и свое мнение. Тогда зачем они навязывают себе эти воскресные встречи?

Этот неприятный вопрос они неизбежно задают друг другу на обратном пути, сдабривая его замечаниями по поводу наряда невестки, подозрительными репликами в адрес племянника-подростка, который явно катится по наклонной. А мама стала совсем плохо слышать, и нельзя точно сказать, можно ли тут что-то сделать. А вот соль вредна для здоровья, и ей следовало бы есть пресную пищу, чтобы сохранить сосуды!

И мы вздыхаем, ворчим, иногда даже ссоримся…

Возвращение на машине с воскресного обеда у родственников – сплошная ругань и нервотрепка до самого вечера, которая обычно заканчивается обещанием, что это последний раз и на следующей неделе меня от этого увольте!

Но в следующее воскресенье все повторяется.

Так уж заведено.

Но есть и такие, у кого нет родственников, по крайней мере во Франции или в Наварре^[3]. Они сидят дома и занимаются тем, что сами придумают: играют в пятнашки, рисуют или просто шалопайничают, кому что нравится. А может, смотрят мультики, где диалоги уже давно выучены наизусть, потому что по воскресеньям крутят одно и то же. Сначала все вроде бы смешно, а под конец ужасно надоедает, даже если Губка Боб и говорит смешным дурацким голосом.

Можно подумать, что воскресенья изобрели для того, чтобы супружеские пары могли наругаться вдоволь. Разумеется, пары, у которых есть дети. А раньше, когда детей у них не было, воскресенье было «диванным днем». Просыпались в полдень, завтракали в час дня, потом возвращались в постель, чтобы заняться сексом. А дальше – как получится. В зависимости от погоды. Прогулка или сидение на террасе в солнечный день, просмотр DVD в дождливый.

Но все это было раньше.

Теперь об этом даже не думается.

Может, именно поэтому по воскресеньям, около пяти часов, Тифэн и Сильвэн появлялись у Давида и Летиции с перекошенными лицами и неостывшей ссорой за плечами. Брюнели принимали соседей с облегчением, потому что целое воскресенье нянчиться с детьми, строить с ними игрушечные замки или играть в «Катакастор»^[4], особенно если одному это нравится, а другому нет, в конце концов, ведет к раздорам. Маленькие и большие сходились вместе, чтобы положить конец длинному дню пассивных занятий, нетерпеливых взглядов на часы, которые, казалось, стоят на месте, и вместе насладиться поздним ужином, предварительно выпив по глоточку аперитива.

Поскольку в это воскресенье погода стояла хорошая, все устроились на террасе у Брюнелей, чтобы сбросить дневное напряжение.

– В следующую субботу мы устраиваем маленькую пирушку по случаю дня рождения Мило, – сказала Летиция, доставая стаканы из буфета. – У вас на этот день нет планов?

– Уже в следующую субботу! – поразилась Тифэн. – Четыре года… как быстро они пролетели! Сильвэн, у нас есть планы?

– Я думаю, никаких, – пробормотал он, не глядя на жену, и ретировался на террасу.

– Что, опять в машине поссорились? – тихо спросила Летиция, ища что-то в кухонных ящиках.

Тифэн вздохнула и подняла глаза к небу:

– Пфффф… В следующее воскресенье меня здесь не будет!

– Ты так говоришь каждую неделю, – фыркнула подруга.

Потом крикнула, высунувшись на террасу:

– Давид, я что-то не нахожу штопора!

– Он в ящике, на месте.

– Если бы он был на месте, я бы тебя не спрашивала, где он, – сухо возразила она.

– У вас что-то сегодня нет привычного спокойствия, – шепнула Тифэн.

– И не говори, – вздохнула Летиция, даже не пытаясь скрыть раздражение.

Потом снова крикнула на террасу:

– Давид, если хочешь красного вина, шевелись! Я не могу найти штопор.

Давид с недовольным видом вошел на кухню и порылся в ящике, но тоже безуспешно.

– Наверняка Мило опять с ним играл!

– Давайте без паники, – вмешалась Тифэн.

Высунувшись в окно, которое выходило в сад, она позвала мужа:

– Сильвэн, можешь сходить к нам и принести наш штопор?

– А почему ты сама не можешь?

– Сильвэн!

Сильвэн нехотя встал, порылся в карманах куртки, достал ключи и направился к выходу. Женщины переглянулись с заговорщицким и недовольным видом и отнесли остатки аперитива на террасу.

Когда Сильвэн вернулся, Давид откупорил бутылку и налил вина себе, потом Тифэн, и все чокнулись: Летиция анисовым ликером, Сильвэн портвейном. И только тогда атмосфера разрядилась, и все стали обмениваться шутками, позабыв об обидах.

– А где мальчишки? – спросила вдруг Летиция, вспомнив, что им уже давно никто не мешал и не встревал в разговор.

– А вон они, в саду.

Тифэн проследила взглядом за рукой Давида. Мальчишки возились возле живой изгороди, разделявшей оба сада.

– Что они там сооружают?

– Тайный ход, – пояснил Давид. – Вчера вечером Мило мне сообщил, что они хотят проделать проход в изгороди, чтобы можно было напрямую ходить из сада в сад.

– Моя изгородь! – простонала Летиция.

– Твоя изгородь… Она такая же наша, как и ваша, – поддела ее Тифэн.

С бокалами в руках все четверо взрослых спустились в сад, чтобы удостовериться, что работы начались.

Дойдя до мальчишек, они обменялись краткими замечаниями:

– Может быть, это не самое лучшее место для того, чтобы проделать дыру…

– Наоборот! Если они хотят попортить изгородь, то место самое подходящее: здесь, с краю, мало что будет заметно.

– Такими темпами, ребята, вы будете возиться до зимы!

– Смотри! – крикнул Максим. – Уже можно пролезть!

И, чтобы доказать свою правоту, он энергично полез в отверстие в изгороди, которое они с Мило уже расчистили, и, извиваясь изо всех сил, стал туда протискиваться. Но отверстие, судя по всему, пока было слишком узким.

– Хватит, Максим! – крикнула Тифэн. – Ты совсем испортишь изгородь Летиции!

– Она и твоя тоже, – съязвила Летиция, повторяя шпильку подруги.

– Да, но вход с твоей стороны!

– Однако идея сама по себе неплоха, – задумчиво произнес Сильвэн.

– Что?

– Ну, идея проделать проход, чтобы можно было напрямую попадать из сада в сад.

Соображение Сильвэна было принято задумчивым молчанием, что позволило ему уточнить свою мысль:

– Мы могли бы оборудовать нормальный проход. Все равно ведь постоянно за чем-нибудь забегаем друг к другу. Например, за штопором, который потерялся. Пройти напрямую гораздо практичнее, чем топать в обход по улице…

Все уставились на изгородь, и каждый прикидывал свою версию прохода в соседний сад. Летиция представляла простую белую загородку вроде шлагбаума, которую было достаточно толкнуть. Тифэн уже видела настоящую калитку, опоясанную каменной кладкой, по которой вполне можно пустить какое-нибудь вьющееся растение, а сверху соорудить маленькую крышу из красной черепицы. Сильвэну виделась кованая железная решетка. Что же до Давида, то он ничего себе не представил, потому что не был уверен, что идея ему нравится.

– Тут есть небольшая загвоздка: я не уверена, что с этим будет согласна мадам Кустенобль, – заметила Тифэн, к большому облегчению Давида, который не стал портить веселье.

Мадам Кустенобль была хозяйкой дома, который снимали Тифэн и Сильвэн. Вдова некоего Жильбера, о кончине которого не очень-то и сожалела, она была типичной доброжелательной домовладелицей, и ее толерантность и понимание ограничивались возможностью ее статуса. Эта маленькая, сухонькая шестидесятилетняя женщина была, в общем, спокойна и сдержанна, но крайне подозрительно относилась к любым переменам, касавшимся ее добра, даже если эти перемены явно шли ему на пользу. Архитектор по профессии, Сильвэн не раз предлагал ей изменить планировку неудачно расположенных комнат, причем не только ради собственного удобства, но и для того, чтобы повысить цену дома. Но она всегда отказывалась. Имя мадам Кустенобль отбрасывало недобрую тень на мечты семьи Женьо о благоустройстве своего жилья всякий раз, когда они выражали желание как-то приспособить его к своим вкусам. С Брюнелями все было иначе: они являлись собственниками. Это различие в положении обеих пар было постоянным источником шуток и дружеского подтрунивания. С финансовой точки зрения Тифэн и Сильвэн были гораздо свободнее, чем Давид и Летиция, чьи профессии – она социальный работник, а он шофер – позволяли им всего лишь сводить концы с концами без особых проблем к концу месяца. Сильвэн и Тифэн, хоть в золоте и не купались, имели куда большие доходы. Так-то оно так, но они были арендаторами, и это обстоятельство уравнивало их с соседями. Не то чтобы деньги были для них предметом хвастовства, однако если у Женьо отпуска были дольше, чем у Брюнелей, и они отдыхали всегда на солнышке, то их стремление к роскоши постоянно наталкивалось на чрезмерную осторожность мадам Кустенобль.

– Ничего не стоит у нее еще раз спросить, – не унимался Сильвэн.

– Да брось ты! – вздохнула Тифэн. – Можешь быть уверен, что эта старая карга откажет нам раньше, чем мы договорим наше предложение.

– Посмотрим… Если откажет – тем хуже, но ведь поговорить-то об этом можно!

Потом все четверо друзей, оставив детей за работой, снова уселись на террасе, обсуждая разные модели прохода, примерную цену работ и место, где он будет находиться. А Давид потихоньку молился, чтобы опасения Тифэн оказались не напрасны.

Глава 8

Летиция внесла шикарный шоколадный торт, украшенный четырьмя свечами, и запела песню-поздравление, которую сразу подхватили все приглашенные. Потом она поставила торт перед зардевшимся от удовольствия и гордости Мило. Малыш набрал в легкие побольше воздуха и сильно дунул на свечи. Раздались аплодисменты.

Кроме Максима, Тифэн и Сильвэна за столом сидели шестеро друзей именинника из детского сада, одни с мамами, другие с обоими родителями, не считая старших братьев и младших сестренок. В доме Брюнелей царила радостная атмосфера праздника. Поскольку гости сидели повсюду, Давид и Летиция не знали, в какую сторону броситься: надо было подать торт, напитки, при этом стараться ничего не разлить, «ложки во втором ящике на кухне», организовать игры для детей, поговорить с каждым из родителей: «О, так вы журналист? Как интересно! Еще чашечку кофе?»

Эрнест тоже явился поздравить крестника с днем рождения. Он подарил ему великолепную пару боксерских перчаток, которые когда-то принадлежали таинственному боксеру-профессионалу, чье имя не отмечено в истории спорта. Подарок сразу же вызвал восторг и зависть у маленьких друзей Мило и явное неодобрение у Летиции:

– Эрнест, но ведь боксерские перчатки не дарят четырехлетним детям!

– В самом деле? А почему?

Летиция уже собралась ответить, но ей помешали крики детей: Мило натянул перчатку на руку и испытал ее на одном из своих друзей.

– Вот почему! – сказала Летиция, бросившись на помощь горько плачущему мальчишке.

Малыша она утешила, а перчатку забрала. Мило запротестовал, Летиция на него прикрикнула, но некоторым мальчишкам очень захотелось завладеть перчатками. Дело запахло мятежом…

– А кто хочет поиграть в «музыкальные стулья»? – громко, чтобы все услышали, сказал Давид.

Мятежники в коротких штанишках отвлеклись от бунта и угодили в сети, расставленные Давидом. Десять секунд спустя ситуация вошла в норму, и Летиция принесла Эрнесту чашечку кофе.

* * *

Под конец праздника, когда за последним приглашенным закрылась дверь, Летиция, Давид, Тифэн и Сильвэн рухнули в кресла и на диваны в гостиной, раздавив по дороге кто кусок торта, кто конфету.

– В следующий раз справлять свой день рождения он будет в двадцать лет и сам его организует! – простонала Летиция, оглядывая неописуемый кавардак, царивший в комнате.

– Ты еще не видела комнату Мило, – пробормотал Давид, массируя себе затылок.

– Хочешь, мы заберем к себе Мило до завтра? – предложила Тифэн. – Тогда вы сможете навести порядок, и он не будет путаться у вас под ногами.

– Можете забрать его хоть на неделю! У меня теперь долго будет аллергия на мелких мальчишек.

Все расхохотались и принялись обсуждать праздник. «С ума сойти, до чего Грегуар похож на отца, ну просто клон!» – «А вот мать Фермена больно строгая, с ней, наверное, нелегко». «Фермен, это кто? Ах да, такой белобрысенький, он еще немного косит…»

Сильвэн вдруг вскочил с кресла:

– Со всей этой суетой я совсем забыл сообщить вам приятную новость! Мадам Кустенобль согласна на проход в изгороди!

Собрав последние силы, Летиция радостно улыбнулась. Все заговорили о калитке. Летиция снова упомянула свою идею о маленьком белом шлагбауме, как в полях на границах участков. Чем проще, тем лучше… Железная решетка? Тоже неплохая идея. Но это ведь будет дороже?

– О цене работ не беспокойтесь, я сам этим займусь, – заметил Сильвэн.

– А сколько может стоить железная решетка с установкой?

– Ну… она же не будет слишком большой… Наверное, надо рассчитывать примерно на тысячу евро.

– Тысяча евро! – вскричала Летиция. – У нас нет таких денег!

– Но мы же платим пополам, – уточнила Тифэн.

– Все равно дорого…

– А ты что об этом думаешь, Давид? – спросил Сильвэн.

На лице Давида появилась еле заметная смущенная гримаса, он вздохнул и кинулся в разговор, как в темную воду.

– Я не уверен, что это хорошая идея, – заявил он очень серьезно, что не вязалось с игривой легкостью беседы.

– А именно?

– Этот лаз из одного сада в другой.

– А почему ты считаешь это плохой идеей?

– Наша дружба тем и сильна, что каждый живет на своей территории. Никто не ходит по чужим грядкам и не делает никаких набегов. Когда к вам в дверь звонят, вы можете не открывать, если не хотите. То же самое и мы. И это очень хорошо.

– Если вы звонили к нам в дверь, мы никогда не делали вид, что нас нет дома, только потому, что просто не хотели вас видеть, – медленно и смущенно заметил Сильвэн.

– И мы тоже! – решительно отозвалась Летиция извиняющимся тоном.

– Так что же теперь?

– Да, неудачный пример, – вздохнул Давид. – Это-то само собой.

От его недомолвок повеяло холодком, и на несколько секунд Летиция, Тифэн и Сильвэн замерли, глядя на него с удивлением и непониманием.

– И ты только сейчас об этом говоришь? – спросила Летиция, для которой такое мнение мужа было новостью.

– Не вижу, каким образом калитка между нашими садами сможет что-нибудь изменить, – разочарованно вставила Тифэн.

– В теории, конечно, ничего особенного. А вот фактически… Все будут стараться пройти сквозь изгородь, потому что так проще.

Этот аргумент подтвердил для остальных троих, что дебаты по поводу цены и модели железной решетки закрыты. Снова воцарилось неловкое, разочарованное молчание. Сильвэн его нарушил, попытавшись разрядить атмосферу шуткой:

– Скажи лучше, что вы с Летицией любите потрепаться, лежа на диванчике, а учитывая, что окна выходят в сад…

– И это тоже, – ответил Давид с очень серьезным видом.

– Это уважительная причина, – заметил Сильвэн, подмигнув Летиции.

Тифэн, которая без сил распласталась на диване, вдруг встала и пошла приготовить себе кофе.

– Ладно, – с сожалением сдалась она. – Но мог бы сказать об этом и раньше, чем мы потратили столько времени на уговоры мадам Кустенобль.

Она взяла стул, подвинула его поближе к друзьям и села.

Давид покачал головой:

– Извини. На вид ты была так уверена в отказе мадам Кустенобль, что я не захотел портить праздник.

Все на короткий момент замолчали, и чувствовалось, что Тифэн все-таки собирается убедить Давида… Но она обреченно улыбнулась и пожала плечами:

– Тем хуже!

Медицинская карта

4–5 лет

Ваш ребенок уже начал одеваться сам?

Да, но я немного помогаю.

Речь вашего ребенка понятна тому, кто его не знает?

Он выражается очень ясно и много говорит!

Принимает ли ваш ребенок участие в занятиях группы?

В зависимости от настроения… Мне кажется, ему не нравятся занятия по психомоторике. Зато он обожает игры-конструкторы, рисование и пение.

Отметки врача:

Вес: 18 кг 300 г. Рост: 110 см.

Герпетическая (дифтерийная) ангина, температура 39,6.

Антибиотик «Аугментин», по 5 мл 3 раза в день во время еды в течение недели.

5 мл «Юнифена» в случае температуры выше 38,5.

В левом ухе серная пробка.

Глава 9

Осень в том году выдалась длинная и серая. Едва наступил октябрь, как были прибраны все террасы, сложены и убраны все шезлонги и садовые стулья, а столы накрыты брезентом. Скверная погода окончательно погребла под собой историю с изгородью. Все, как и раньше, звонили в дверь, чтобы войти к соседям.

Однажды во вторник вечером Давид, сидя в своем такси, дочитывал газету. Машину он поставил напротив вокзала, надеясь, что парижский поезд в 14:09 привезет ему клиентов. Спортивная страница закончилась, и он сложил газету, сунув ее в бардачок. Потом, взглянув на часы, он сосредоточил внимание на главном входе, откуда уже начал выходить поток пассажиров. К автобусной остановке очень неуверенно подходили две женщины, видимо мать и дочь. Двое парней прямиком направились к машине, стоявшей как раз напротив такси Давида. Какая-то дама лет пятидесяти неспешно шла по тротуару, на ходу закуривая сигарету. Сделав глубокую затяжку, она с наслаждением выпустила дым, огляделась по сторонам и стала ждать. Давид решил дождаться, пока кончится сигарета, а потом предложить даме свои услуги, если не появится еще кто-нибудь. Он так и не узнал, пришел кто-нибудь ее встретить или нет, потому что буквально через несколько секунд какой-то человек открыл заднюю дверцу и сел в машину.

– Рю Эдмон-Пети, – сразу назвал он адрес.

Давид кивнул, включил счетчик и тронулся с места. Он хорошо знал эту улицу: на ней и жил. Поэтому остерегся сообщать об этом пассажиру, чтобы не спровоцировать лишних разговоров.

С пассажирами Давид был немногословен. Его раздражала досужая болтовня, затеянная только для того, чтобы не молчать. Он не видел смысла завязывать знакомство с совершенно незнакомыми людьми, которые скоро выйдут из такси. А главное, ему никто не платил за то, чтобы он развлекал пассажиров.

Зато Давиду нравилось изучать лица людей, сидящих на заднем сиденье. Не сводя глаз с руля, он умудрялся быстро скользнуть взглядом направо и в зеркале заднего вида разглядеть лицо клиента, его выражение, его любопытную или благодушную манеру разглядывать все вокруг. Он наблюдал и слышал, как они говорили по телефону, причем безо всякого стыда касаясь не только профессиональных тем, но и личных, словно его, Давида, и не существовало. И его всегда поражало, до какой степени большинство людей уверено, что у шоферов такси нет ни ушей, ни собственного мнения. Для них шофер представлял собой существо, у которого есть только глаза, чтобы следить за дорогой, руки, чтобы держать руль, и ноги, чтобы трогаться с места, прибавлять скорость или тормозить.

У Давида был просто дар следить за пассажирами без их ведома. Вглядываясь в их отражение, он всегда безошибочно знал, когда они почувствуют, что за ними наблюдают, и тоже посмотрят в маленькое прямоугольное зеркало. Но за какую-то долю секунды до того, как их глаза отразятся в зеркале, Давид успевал отвести свои и снова принимался внимательно смотреть на дорогу. Самые подозрительные по нескольку раз пытались выяснить, смотрит он на них или нет, но он всегда оказывался проворнее. Он с точностью до микросекунды чувствовал, когда клиент сморгнет перед тем, как посмотреть в зеркало. И в следующий миг уже спокойно вел машину как ни в чем не бывало.

Севший к нему пассажир тоже не избежал законного любопытства водителя. Это был его ровесник, лет тридцати пяти, он великолепно держался, на нем хорошо сидел шикарный, прекрасно сшитый костюм. Чувствовалось, что он состоятелен и уверен в себе. Кроме того, он был красив, хотя на лице с четкими чертами и лежал отпечаток долгого и тяжелого труда: бледная кожа, синяки под глазами, впалые щеки. На первый взгляд казалось, что он от кого-то убегает: постоянно вертел головой то налево, то направо и внимательно всматривался в улицы, словно хотел запомнить дорогу. Он явно нервничал и торопился. Разве что… Впрочем, ничего.

Закончив изучение пассажира, Давид перенес все внимание на дорогу.

– Мы на месте, – сообщил он, сворачивая направо, на Рю Эдмон-Пети.

– Дом двадцать шесть, – уточнил клиент.

Странно… В доме 26 жили Сильвэн и Тифэн. Давид задержал взгляд на лице пассажира. Интересно, кому из его друзей он собирался нанести визит? Можно поспорить, что Сильвэну. К нему как к архитектору постоянно приезжали заказчики или коллеги из столицы.

Он чуть не рассказал клиенту, что хорошо знает Сильвэна Женьо, более того, Сильвэн его близкий друг, а сам он живет в соседнем доме. Очень уж странным было совпадение, ну, по крайней мере, забавным… И он воздержался от разговора. Зачем, кому это интересно?

Давид остановил свое такси прямо напротив двери семьи Женьо. Он назвал цену поездки, положил в карман деньги и подождал, пока клиент выйдет из машины. Несколько секунд он боролся с соблазном зайти домой и выпить чашечку кофе. Потом посмотрел на бортовое табло и решил перенести перерыв на другое время.

Трогаясь с места, он в зеркале увидел, как пассажир звонит в дверь Тифэн и Сильвэна.