Айзек Азимов
Лакки Старр и большое солнце Меркурия

9. Тьма и свет

И вдруг Бигмена оглушило хриплым криком!

Они по-прежнему стояли друг против друга, одни в этом мраке, прорезая темноту лучами фонарей. Вне лучей, казалось, не существовало ничего, и поэтому предмет, быстро пересекший яркую полосу, даже не напугал Бигмена, а вызвал лишь слабое недоумение.

Потом вспыхнула мысль: «Лакки! Он вернулся!»

Но загадочное движение повторилось, и теперь Бигмен увидел, как узкая полоска породы отделяется от стены и медленно падает вниз!

Достигнув плеча Уртила, она прилипла к нему, обнаружив поразительную гибкость. Да! Камень гнулся, как веревка!

Другая полоска уже обвила талию Уртила, а еще одна, зацепившись за кисть одним своим концом, коснулась нагрудного регулятора, и рука была тут же прижата к груди.

– Холодно! – сдавленно просипел Уртил. – Они холодные! – Голос его был полон невыразимого ужаса.

Ошалевший Бигмен пытался что-то понять. Он тупо наблюдал, как эти странные штуки скручивают здоровяка Уртила совсем шутя, как они обматываются вокруг руки, бластера, тела…

Вот еще одна опустилась на Уртила.

Полоски были несомненно единым организмом. Но тела, или центра, или какого-то подобия им не было! Каменный осьминог, состоявший, однако, из одних лишь щупалец, – вот что ползало по Уртилову скафандру.

В мозгу Бигмена вспыхнула догадка…

На Меркурии есть жизнь, совершенно отличная от земной и от всех форм, известных землянам. Жизнь, которая существует только благодаря время от времени перепадающему теплу, в поисках которого щупальца переползают с места на место. Здесь, у северного полюса, они оттого опять-таки, что когда-то шахты, а теперь Купол снабжает их живительными струйками тепла. И человек со своими традиционными тридцатью шестью и шестью, да еще системой обогрева, для них – весьма лакомый кусочек. Шахтер, к примеру… Парализованный внезапным холодом и ужасом, он даже не способен позвать на помощь. А спустя несколько минут он уже слишком слаб для этого. Еще немного времени – и получайте, ребята, окоченевший труп.

Все это пронеслось в сознании Бигмена почти мгновенно, и он даже не успел шевельнуться.

– Не могу… – Шепот Уртила вывел марсианина из оцепенения. – Помоги… помоги мне… замерзаю…

– Держись! – крикнул Бигмен. – Иду!

То, что этот человек просто не успел с удовольствием убить его, сразу вылетело из головы. Бигмен думал об одном: человек в беде, ему нужна помощь!

С тех самых пор как люди отважились покинуть Землю и выйти в полный загадок и опасностей космос, – существовал неписаный закон, строгий и непреложный. По нему все распри между людьми должны быть забыты при появлении врага извне.

Возможно, и не все следовали этому закону, но для Бигмена он был свят.

Одного энергичного прыжка хватило, чтобы оказаться рядом с Уртилом и с силой потянуть его за руку.

– Помоги… – слабо простонал тот.

Бигмен ухватился за бластер, судорожно сжимаемый Уртилом, и стал вырывать, опасливо поглядывая на щупальца, обвившие приклад. Теперь было видно, что гибкость этой мерзости обуславливалась ее мелким членением на сегменты, жесткие и непонятным образом соединенные.

Свободная рука, которой Бигмен пытался упереться в Уртила, случайно коснулась одного из щупалец – коснулась и тут же рефлекторно отдернулась: Бигмена пронзил обжигающий холод.

Было непонятно, каким образом отбирают тепло эти существа. Они не походили ни на одну из известных Бигмену тварей. Ему не приходилось даже слышать о чем-то подобном…

Бигмен продолжал возиться с бластером. Он так увлекся, что поначалу не заметил легкого прикосновения к спине. А когда заметил, было поздно. Нестерпимо холодное щупальце уже обхватило его и накрепко привязали к Уртилу.

Боль от холода усиливалась с каждой секундой, и Бигмен с отчаяньем обреченного пытался вырваться из мощных безжалостных объятий.

– Бесполезно… – пробормотал Уртил, и его равнодушие испугало марсианина больше всего…

Уртил зашатался и мягко повалился набок, увлекая за собой Бигмена, который уже не ощущал своего тела и чьи мысли превращались в густой, неподвижный сироп.

Свет фонаря становился все более тусклым, по мере того как ненасытные щупальца наслаждались своим коктейлем из тепла и энергии.

Смерть поглядывала на часы.

Лакки, расставшись с Бигменом, сразу же поспешил на «Метеор», где облачился в новый скафандр. Спустя короткое время он уже был на поверхности Меркурия.

Повернувшись к короне, он задумчиво разглядывал ее молочное свечение – «Белого Духа», как здесь принято было говорить.

Тело Лакки привыкло к незнакомому скафандру. По сравнению с обычными, эта модель была удивительно эластичной, что, в сочетании с ее не менее удивительной легкостью, – несколько даже пугало. Казалось, что ты ничем не защищен от окружающего вакуума… Лакки, будучи нормальным человеком, тоже испытывал некоторую тревогу по этому поводу, – но вскоре успокоился.

Небо переливалось своими бесчисленными звездами. Прошло уже два дня по Стандартному времени с тех пор, как он видел его в последний раз. Меркурий успел преодолеть 1/44 своего обычного пути вокруг Солнца. Это означало, что примерно 8 градусов неба выползло с восточной стороны и столько же исчезло на западе. Появились новые звезды и планеты. Взошли Венера и Земля.

Венера была как сверкающий бриллиант, гораздо более яркий, чем показалось бы с Земли, – оттуда наблюдатель никогда не видел ее такой, полностью освещенной.

Сейчас Венера находилась в 33 миллионах миль от Меркурия, и все же свет этой крошечной блестки был сильнее света короны.

Лакки подумал о том, что за его спиной – две тени, бледная и черная. А может быть, и третья, порожденная светом Земли.

Земля, висевшая у самой линии горизонта, выглядела куда более тусклой, чем Венера. Это объяснялось большей удаленностью от Солнца, а также незначительной облачностью.

Но сине-зеленый свет, исходящий от Земли, – завораживал, и Венера уже казалась самой прозаичной электролампой.

Рядом с Землей, всмотревшись, можно было заметить желтое пятнышко Луны. Эта пара являла собой уникальное зрелище, оценить которое мог всякий, находящийся на планетах внутри орбиты Юпитера. Казалось, по небу блуждают огромные часы с маятником… Лакки, конечно, понимал, что это не лучший момент для созерцаний, – и ничего не мог с собой поделать. Чем дальше забрасывала его судьба, – тем нежней любил он родную планету. Квадриллионы людей давно разлетелись по всей Галактике, – но разлетелись-то они именно оттуда, с Земли, и только там их единственный Дом…

Лакки решительно тряхнул головой. Нужно приниматься за дело.

Энергичным шагам он направился в сторону светящейся короны. Его ноги едва касались грунта, а фонарь освещал многочисленные неровности.

Мысль, которая погнала Лакки сюда, была, собственно, даже не мыслью, а так, ничем не подкрепленным предположением. Лакки всегда избегал обсуждать такого рода предположения с кем бы то ни было и даже не слишком разрабатывал их в своем мозгу, – чтобы, превратившись в версии, они не перекрыли доступ свежим идеям… Ему часто приходилось наблюдать подобное в Бигмене, который любую зыбкую полумысль норовил тут же возвести в ранг неоспоримой истины…

Лакки нежно улыбнулся, вспомнив о своем экспансивном друге. Да, конечно, Бигмен частенько вел себя неблагоразумно, никому и никогда не докучая своей уравновешенностью. Но каким преданным он был всегда, сколько бесстрашия в этом малыше! Такое понадежней, чем если бы за Лакки стояла целая флотилия грозных космических крейсеров…

Неунывающего марсианина Старру сейчас явно не хватало, и чтобы поскорей отвлечься от грустного, он принялся думать о другом.

До чего ж прекрасно все успело запутаться с того момента, как Лакки ступил на поверхность Меркурия! Сплошные вопросительные знаки.

Взять хотя бы Майндса. Весьма неуравновешенный, дерганый тип, что и говорить… Но не настолько же, чтобы поливать человека из бластера, как из лейки! Тут, скорее всего, был и какой-то расчет. А кто есть Гардома? Друг Майндса и романтик, носящийся с идеей Светового Проекта, или он приятельствует с доверчивым инженером из каких-то практических соображений! Вопросы, вопросы…

А тут вам еще и Уртил, он же – генератор напряженности. Парень явно вознамерился развалить Совет, и пока что объектом его наскоков прежде всего является Майндс, страстно ненавидящий Уртила. Самоуверенность этого фрукта вызывает, впрочем, неприязнь и в Гардоме, и в Пивирейле. Последний, правда, старается не проявлять своих чувств, избегая всяких разговоров об Уртиле.

Кук тоже обходит Уртила стороной. Во всяком случае, за столом он позволил себе лишь мельком взглянуть на того. Что это – нежелание нарваться на грубую реплику? Или причины глубже? Кук невысокого мнения о Пивирейле и считает, что старик слегка помешался на сирианских кознях… Кстати, о кознях. Кому понадобилось резать скафандр?

Поток этих мыслей был прерван неожиданной картиной, открывшейся взору Лакки, который только что взобрался на гору.

Над изломанной линией горизонта грозно ворочались исполинские протуберанцы. Ярко-красные струи, лениво и причудливо изгибаясь, двигались вверх. Безоблачная, незагрязненная и крайне разреженная атмосфера Меркурия доносила всю красоту этого зрелища без малейших потерь. Казалось, языки пламени лижут планету.

Один такой протуберанец, подумал Лакки, мог бы легко вместить в себя сотню шаров размером с Землю или же несколько тысяч Меркуриев.

Он выключил ненужный пока фонарь.

Все скалы вокруг стали двухцветными. Сторона, обращенная к Солнцу, ярко пылала, а противоположная – была чернее дегтя.

Рука Лакки отбрасывала на скафандр густую тень. Грунт, казалось, на глазах становился все более неровным и напоминал скомканную, а затем кое-как расправленную фольгу.

Лакки снова двинулся вперед, навстречу поднимающемуся светилу. К моменту, когда должна была появиться основная часть Солнца, он рассчитывал уже пересечь терминатор. Лакки спешил на солнечную сторону, к возможной разгадке тайны, – и даже не подозревал, что его верный друг Бигмен в эти минуты замерзает.

10. Солнечная сторона

Огненные фонтаны протуберанцев били все сильнее, и звездное небо блекло на глазах.

Лакки ускорил шаг, но энергии, которая захлестывала его, было этого мало, и Лакки побежал. Он мог бы бежать и бежать, не уставая, часами. Так, во всяком случае, ему казалось.

А затем без предупреждения, которое в виде утренних сумерек привыкли получать земляне, показалось Солнце.

Оно было пока лишь тончайшей линией, невыносимо яркой и обрывающейся у огромной уродливой скалы.

Лакки оглянулся. Грунт позади него был весь в красных красках. А у самых ног причудливо играли крупные кристаллы.

Он бежал туда, где стремительно разбухала горящая нить… Солнечный диск был так близок и так огромен, что верхняя его часть выглядела совершенно прямой.

Пылающие протуберанцы были видны и теперь, но лишь у самой кромки короны и походили на рыжие развевающиеся волосы.

Только совершенство скафандра позволяло Лакки наслаждаться всем этим. Ведь если бы его глаза не были должным образом защищены, он давно бы ослеп или даже умер, потому что человек не может выдержать такую в буквальном смысле ослепительную яркость, такое интенсивное ультрафиолетовое излучение. Лицевая пластина шлема обладала поистине замечательным свойством становиться все более темной и матовой по мере возрастания яркости падающего на нее света.

Скафандр был напичкан разного рода защитными хитростями. Так, свинец и висмут отражали ультрафиолетовые и рентгеновские лучи. А положительно заряженные протоны космического излучения легко рассеивались одноименным зарядом оболочки. От жары защищала надежная теплоизоляция, а также зеркальное покрытие скафандра – тончайший молекулярный слой, активируемый при помощи нагрудного регулятора… Только одно вызывало досаду – отсутствие прочного металлического каркаса. Скафандр был уязвим для старого доброго удара дубиной и для прочих деликатностей этого ряда.

Уже целая миля солнечной стороны была за спиной, однако особой жары Лакки не чувствовал. Это нисколько его не удивляло, так как в отличие от тех, кто знал космос лишь по бесчисленным и бойким субэфирным триллерам, Лакки не был уверен, что солнечная сторона всякой безвоздушной планеты – это обязательно невыносимая жара. Все зависело от того, насколько высоко в небе находится Солнце. Когда оно – как сейчас – выглядывало из-за горизонта, вполне сносное тепло мелкими волнами растекалось по огромным пространствам. Но стоило человеку зайти подальше, в ту часть, где Солнце – наверху, над головой – и вот тут вспоминались все когда-либо виденные «страшилки»…

Свет и жара распространялись здесь строго прямолинейно, и поэтому спасительные островки тени были неразбавленно-черными и удивительно холодными. По мере того как Солнце поднималось все выше, тени – кроме имевших надежное укрытие – сгорали.

Когда Лакки впервые ступил в тень огромной скалы, ему показалось, что он нырнул в прорубь. Без фонаря здесь невозможно было что-либо разглядеть, а в двух шагах чуть ли не скворчала яичница меркурианского грунта.

Атмосфера Меркурия была, конечно, далека по своему составу от земной. Азота, кислорода, двуокиси углерода или водяных испарений – всего этого не было и в помине. Однако здесь, на солнечной стороне, поверхностному слою планеты время от времени приходилось кипеть. Серные и прочие пары стлались над лопающимися пузырями. В тени же эти пары превращались в подобие вязкого инея.

Дотронувшись до темного грунта, Лакки брезгливо отдернул руку. Пальцы были выпачканы замерзшей ртутью, которая – когда он покинул свое убежище – сразу растаяла, а потом и вовсе испарилась.

Солнце палило нещадно, но Лакки не был обеспокоен этим, зная, что в любой момент он может спрятаться и остыть. Вот чего действительно следовало опасаться, так это коротковолновой радиации… Лакки вспомнил рассказ Майндса об удивительном существе, которое разгуливает здесь, как по пляжу. Да, такое может озадачить кого угодно…

Под ногами то и дело мелькали темные, почти черные пятна, усиливающие и без того крайнюю унылость красновато-серого пейзажа. Если красное с серым было знакомым еще по Марсу, где в избытке подобной мешанины из силикатов и окиси железа, то чернота оставалась непонятной.

Лакки остановился перед одним из пятен. Как будто в лунку был насыпан какой-то порошок – так это выглядело. С ладони Лакки лениво стекла струйка не то графита, не то сульфида железа.

Он снова укрылся в тени… Итак, за полтора часа пройдено 15 или около этого миль, если судить по Солнцу, выкатившемуся целиком. Не так уж плохо…

Он отхлебнул питательной смеси и огляделся. И слева, и справа тянулись кабели злосчастного Светового Проекта. Их паутиной были опутаны сотни квадратных миль, и то, что Майндс так и не изловил диверсанта, – вполне закономерно. Он тыкался наугад и, кроме того, о своих вылазках неизменно предупреждал администрацию. Но ведь кто-то, в таком случае, мог предупредить и диверсанта! Потому-то Лакки и отправился сюда втайне от всех…

И еще одно преимущество было у него перед Майндсом – эргометр, который в эту минуту, освещенный фонарем, посверкивал на ладони.

Индикаторная лампочка вспыхнула с неимоверной яркостью, когда на нее упали солнечные лучи. Лакки удовлетворенно улыбнулся и вышел из тени.

Он внимательно посмотрел вокруг. Не скрывается ли где-то поблизости невидимый пока источник атомной энергии?

Индикатор вспыхивал всякий раз, когда рука с эргометром опускалась вниз. Но этому было объяснение: на глубине одной мили располагалась силовая установка Купола.

Лакки, вытянув обе руки вперед и держа эргометр лишь указательными пальцами – чтобы скафандр не мешал работе прибора, – стал совершать медленные обороты вокруг собственной оси – один, другой, третий…

И вдруг – или только показалось? – вспыхнуло! Лишь на короткое мгновенье, но вспыхнуло!

Лакки тут же проверил, не ошибся ли он. Никакой ошибки!

Пристально посмотрев туда, откуда шли эти слабые импульсы, Лакки зашагал вперед. Чуткий эргометр, конечно же, мог прореагировать и на самую обычную радиоактивную руду, но проверить не мешало…

Пройдя с милю, Лакки остановился перед кабелем Майндса. Точнее, перед многоцветным множеством кабелей самой разной толщины, уложенных в едва намеченную траншею. Пройдя вдоль нее несколько сотен ярдов, он наткнулся на небольшую, примерно четыре фута на четыре, квадратную пластину, металл которой был отполирован до совершенства. Звезды отражались в ней, как в луже чистой воды.

Пристроившись рядом, Лакки стал с любопытством разглядывать зеркальный квадрат. Он заметил, что пластина начала изменять угол своего наклона, поворачиваясь к Солнцу. И вдруг квадрат стал матово-черным, причем именно в тот момент, когда на него должен был упасть солнечный луч! Но вскоре матовость стала слабеть, слабеть – и вот уже отвернувшийся от Солнца квадрат сверкал как ни в чем не бывало.

Лакки проследил три цикла этой метаморфозы – и всякий раз, как только квадрат принимал вертикальное положение, блеск исчезал. Насколько равномерно чередовались фазы, Лакки даже не пытался выяснить. При его скромных познаниях в гипероптике, это вряд ли что-то бы дало. В голове его ничего, кроме мыслей о том, что сотни, а может быть, и тысячи таких вот квадратиков поглощают и отражают солнечный свет – ничего, кроме, таких мыслей, не высекалось…

Таким способом, очевидно, улавливается световая энергия, а порванные кабели и разбитые пластины снижают, естественно, эффективность всей системы. А вот кто здесь безобразничает – предстоит еще выяснить, если предстоит…

Лакки, поглядывая на эргометр, снова шел вперед По тому, как странно вел себя индикатор – интенсивность свечения непрерывно и беспорядочно менялась, – можно было уже догадаться, что объект во всяком случае не радиоактивная руда. Он передвигался и был, возможно, человеком!

В подтверждение своих мыслей Лакки увидел впереди едва приметное пятнышко. Это произошло как раз в тот момент, когда он уже совсем было собрался в очередной раз передохнуть в тени.

Туда, быстрей туда! На скафандре уже, наверное, можно было кипятить воду, но сейчас это казалось не таким существенным. Главное было – успеть!

Движения фигуры (Лакки приблизился настолько, что мог ее рассмотреть) не поражали своей грациозностью. Во всяком случае, Лакки чувствовал себя в условиях низкой гравитации куда свободней. Походка же того, кто двигался впереди, представляла собой крайне нелепое зрелище. Это было неким шкандыбанием – весьма, впрочем, стремительным.

Но самым удивительным было то, что на нем отсутствовал скафандр! Парень, казалось отсюда, был просто сделан из металла!

Лакки позволил себе немного передохнуть в тени и, охладившись, снова вышел на солнце.

Фигура тем временем продолжала свой моцион и в тень, в отличие от своего взмокшего преследователя, отнюдь не стремилась. Но Лакки, который уже все понял, не удивлялся таким мелочам.

Он спешил, потому что жара сделалась почти нестерпимой, а ему еще предстояло поработать…

Гигантские 15-футовые шаги стоили Лакки огромных, на грани возможного, усилий воли и мышц.

– Эй, ты! – крикнул он наконец. – Отдохни-ка, приятель! И для начала – повернись ко мне!

Лакки вложил в эти слова всю властность, на какую был способен, не будучи, однако, уверенным, что его услышат.

Фигура тотчас застыла, а потом, неуклюже переминаясь, развернулась. Стоящий перед Лакки – не был человеком…

11. Диверсант

В нем было футов семь росту, и он буквально сверкал под солнечными лучами. Он не имел ни плоти, ни крови, а одни лишь холодные хитроумные устройства, питаемые микрореактором, на который-то и прореагировал эргометр.

Конечности монстра были уродливо огромными, и стоял он, широко расставив ноги. Два фотоэлемента были его глазами, а узкая прорезь в нижней части головы обозначала рот.

Да, это был робот. И робот не земного производства, как сразу понял Лакки. На Земле никогда не существовало подобных моделей.

Щелевидный рот беззвучно открывался и закрывался.

– Я не слышу в вакууме, робот! Включи передатчик! – Лакки сказал это строгим тоном, на всякий случай.

– Что вы тут делаете, сэр? – равнодушно проскрипело в шлемофоне.

– Вопросы буду задавать я, – ответил Лакки. – Чем ты занимаешься здесь?

– Разрушаю определенные объекты через определенные отрезки времени. – Это была характерная для роботов откровенность.

– Кем ты запрограммирован?

– Я не должен отвечать на этот вопрос.

– Хорошо, не надо… Ты – сирианского производства?

– Я создан на одной из планет Сирианской системы.

Лакки досадливо поморщился. Этот скрип раздражал его. Земные роботы, которых он видел в экспериментальных лабораториях, обычно были снабжены специальными голосовыми коробками, издающими вполне приличные звуки. Нет, сирианцы напрасно пренебрегают этой стороной дела… Жара прервала его размышления.

– Робот! Я должен найти затемненное пространство! Ты отправишься со мной!

– Я покажу вам ближайшую тень. – Сказав это, робот поспешил к скале.

Лакки, едва поспевавший за ним, внимательно наблюдал за странными движениями металлических ног.

То, что издали казалось неуклюжестью, было на самом деле хромотой, причем какой еще хромотой!

Второй явный дефект в, казалось бы, совершеннейшем творении поганых сирианских ручонок! Не многовато ли?

А ведь он может быть просто-напросто уязвим для здешней жары! – внезапно подумал Лакки, и жалость охватила все его существо.

Теперь он смотрел на ковыляющего впереди робота почти с нежностью, думая о платино-иридиевом чуде, скрытом под массивным стальным черепом.

Позитроны, невообразимое их число, квадриллионы квадриллионов – рождались и исчезали в миллионные доли секунды. И след, оставленный ими, был грубым подобием работы человеческого мозга.

Поведение гуманоидов жестко регламентировалось Законами робота, которых было три.

Согласно Первому из них, действия или пассивность робота не должны причинять вред человеческому существу. Это был основной Закон.

Второй Закон предписывал роботу подчиняться приказам человека, если они не вступают в противоречие с Первым Законом.

Третий Закон позволял роботу защищать себя, если это не нарушало Первый и Второй Законы…

Лакки был выведен из состояния задумчивости тем, что робот внезапно споткнулся. Да, он споткнулся и едва не упал, хотя грунт под ногами был ровным! Как стол! И все-таки робот потерял равновесие. А потом, как будто ничего не произошло, двинулся дальше.

Что-то с тобой творится… – тревожно подумал Лакки.

Войдя в тень, он включил фонарь и осветил робота.

– А что, Первый Закон уже отменили? И ты теперь можешь крушить все подряд, да?

– Я должен подчиняться приказам. – Отсутствие интонаций звучало сейчас как издевательство.

– Приказы? Но ведь это всего лишь Второй Закон! И, выполняя его, ты нарушаешь Первый!

– Не нарушаю, сэр. Я не видел людей, я не мог причинить им вред.

– Однако ж причинил – тем, кого не видел.

– Я не видел людей, я не мог причинить им вред, – упорно талдычил робот, и Лакки окончательно уверился в том, что перед ним не самая удачная модель. – Я должен был избегать людей, – не умолкал робот. – Меня заранее предупреждали об их появлении. Меня заранее не предупредили о вашем появлении.

Лакки задумчиво оглядывал меркурианский ландшафт, вспоминая рассказ Майндса о двух безуспешных попытках приблизиться к шпиону. Если бы он, Лакки, не отправился сюда тайком от всех, захватив к тому же эргометр, – робот вряд ли был бы обнаружен…

– Кто предупреждал тебя о появлении людей?

Лакки, разумеется, не надеялся, что робот тут же во всем и признается.

Перехитрить его было так же просто, как перехитрить, скажем, фонарь.

– Я проинструктирован не отвечать на этот вопрос, – проскрипел робот. – Не задавайте вопросов, расстраивающих систему, пожалуйста.

– Ух ты! Ну, если уж ей нипочем даже нарушения Первого Закона – система крепкая…

Он вышел из тени и, обернувшись к следующему за ним роботу, спросил:

– Твой серийный номер?

– RL-726.

– Ну так вот, дорогой RL-726… Надеюсь, ты уже догадался, что я человек?

– Да, сэр.

– И понимаешь, что моя экипировка исключает длительное пребывание в этой жаре?

– Моя также, сэр.

– Да-да… – Лакки вспомнил о том, как робот чуть не упал. – Но для человека, видишь ли, это куда опаснее…

– Да, – покладисто отозвался робот.

– Идем дальше… Ты ведь знаешь, что мне не по вкусу твои проделки, и я хочу узнать, кто приказал тебе выводить из строя оборудование…

– Я проинструктирован…

– А если ты не скажешь мне, – повысив голос, продолжал Лакки, – то я останусь здесь и Солнце убьет меня. Ты, таким образом, образцово нарушишь Первый Закон, умышленно не отвратив от меня опасность…

Робот долго молчал. За это время в нем обнаружился очередной дефект – часто замигал левый глаз. А потом послышалось неразборчивое, какое-то пьяное бормотание:

– Перенесу… безопасс… месс…

– Но я буду сопротивляться! И ты причинишь мне вред! – радостно возразил Лакки. – Ответив же на мой вопрос, ты спасешь мою жизнь, RL-726!

RL безмолвствовал.

– Ну, так как? Будем отвечать или нет?

Тут робот с неожиданной резвостью метнулся вперед к, остановившись в двух шагах от Лакки, равнодушно проскрипел:

– Я просил вас не задавать мне этого вопроса, сэр.

После чего огромные его руки угрожающе протянулись к человеку, но тут же приняли исходное положение.

Лакки наблюдал за всем этим совершенно спокойно, чуть ли не насвистывая. Он прекрасно знал, что робот не способен причинить вред человеческому существу. Не способен – и все тут.

Но робот снова поднял одну из рук и прижал ладонь к голове так, будто он был человеком и она у него болела.

Головная боль!

Страшная догадка пронзила Лакки, и он оценил всю глубину своего идиотизма.

Не ноги робота, не голос и не глаза были испорчены! Не на них повлияла эта жара! Был поражен сам позитронный мозг! Он не выдержал высокой температуры и щедрой радиации!

Как долго жгли его эти ласковые лучи, будь они неладны? Месяц? Два? А может быть, год?

Итак, мозг, пусть даже частично, но разрушен. Если бы речь шла о человеке, то можно было бы говорить об одной из стадий психического расстройства.

Сумасшедший робот! Настоятельно рекомендую: робот, свихнувшийся от жары и радиации!

Долго ли еще будут держаться в его потрепанных извилинах Законы робота?

RL-726 приближался к нему, вытянув вперед свои ручищи. Похоже было, что Лакки своими милыми вопросиками вызвал в позитронном мозгу настоящий обвал.

– Как ты себя чувствуешь, робот? – бодро поинтересовался он и попятился.

Робот молча наступал.

И Лакки с ужасом понял: если уж он с такой легкостью намеревается преступить священный Первый Закон – от позитронного мозга осталось одно название. Оттянуть время! Нужно оттянуть время и попытаться найти какой-то выход!

– У тебя, случайно, не болит голова, а, RL?

– Я не знаю значения слова «болит».

– Вот как? – светски удивился Лакки. – Что-то мне жарковато… Пойдем-ка лучше в тень! Тут такие замечательные тени – просто не верится! – И он игриво потрусил к скале.

– Я должен устранять все, что мешает исполнению отданных мне приказов, – равнодушно сообщил робот.

– А как же! – согласился Лакки, вытаскивая бластер.

Он вовсе не горел желанием уничтожить этого бедолагу. Такой шедевр, пусть даже контуженный, мог бы очень пригодиться Совету.

– Стоять! – приказал Лакки, резко повернувшись.

Только прерывистость движений металлической руки позволила ему избежать страшного удара. Легко оттолкнувшись от грунта, Лакки прыгнул в сторону.

Если бы удалось заманить робота сюда, в тень, и остудить его раскаленную голову, Лакки смог бы договориться с ним по-хорошему, не применяя оружия.

Если бы, если бы…

Снова прыжок – и черный, поднятый ногами робота песок без промедления – разреженное пространство не ведало пыли – упал на грунт.

Это была жуткая пляска человека с роботом, отчаянная и беззвучная.

К Лакки потихоньку возвращалось спокойствие. Он видел: движения робота становятся все более беспорядочными, бестолковыми.

Но тот был все еще опасен. Он теперь явно преграждал дорогу к тени, пытаясь этим убить человека.

Внезапно Лакки остановился. Замер и робот. Они стояли в пяти футах друг от друга, на большом сульфидном пятне, чернота которого делала жару еще более нестерпимой. Лакки чувствовал приближение обморока. Но между ним и тенью стоял робот.

– Ну-ка, лыжню! – с трудом разлепив губы, прохрипел Лакки.

– Я должен устранять все помехи. Вы являетесь таковой, сэр, – терпеливо объяснил ему робот.

И Лакки понял, что выбора больше нет. Угроза его собственной жизни вынуждает уничтожить робота. Он поднял бластер.

Но жара и чрезмерное утомление заменили мышцы ватой! И рука поднималась медленно, очень медленно!

Робот сжал ее – и бластер плавно опустился на грунт. А потом Лакки оказался в железных объятиях, но это уже ничуть не волновало. Единственное, о чем он думал, было: жара, жара, жара…

RL обнял его еще крепче, хотя в этом не было никакой необходимости, ни один человек не мог противостоять такой чудовищной силе.

Откинувшись назад и вздрагивая в такт неровной поступи, Лакки тупо размышлял о том, как ненадежны все-таки скафандры этой модели, особенно если тебя вот так сердечно обнимают, чуть что – и получите дырку…

Рука Лакки безвольно болталась, оставляя след на рыхлых пятнах черного песка, когда в его сонном мозгу вспыхнула неожиданная идея.

Это был шанс!