Айлин Лин
Донна Роза

Глава 10

Дом семьи Росселлини впечатлял. Я шагала за Эми, и с интересом смотрела по сторонам.

– У высоких господ недавно закончился завтрак. Вам там тоже положено присутствовать, но так как у вас рана, то синьор Риччи распорядился подавать еду вам в опочивальню, – негромко оповестила меня моя помощница, – а младший дон сейчас у себя в кабинете. Я выяснила, где он располагается и с лёгкостью вас туда проведу.

Тем временем мы спустились по широкой каменной лестнице в большой холл с высокими потолками, перекрытые балками из потемневшего практически чёрного дерева.

На первом этаже я ненадолго замерла перед невероятным камином. Он был впечатляющих размеров, при желании я могла бы туда войти без опаски задеть головой край. Подле очага стояла самая настоящая антикварная мебель, естественно, таковой она была только в моих глазах: два широких кресла и невысокий столик между ними – всё сделано из чёрного дерева и отполировано до зеркального блеска! На полу лежал ворсистый ковёр тёмного цвета, местами потёртый от времени. Стены были изрисованы изрядно потрескавшимися фресками, я насчитала всего три цвета, что были использованы при их создании: чёрный, блёкло-зелёный и красноватый. Виноградные лозы со спелыми ягодами, люди, их собирающие, вот кто-то делает вино… тут бы задержаться подольше и внимательнее всё рассмотреть.

– Синьорина Роза, пойдёмте, – позвала меня Эмилия, замирая под межкомнатной аркой, соединявшей общую залу с каким-то коридором.

Стрельчатые редкие окна, каменная кладка, потолочные деревянные балки, межкомнатные арки, отделанные натуральной неяркой терракотовой плиткой ручной работы – всё это было основой данного дома. Мне очень понравилась царящая здесь атмосфера старины. Сколько поколений Росселлини видели эти стены? Не знаю, но интересно было бы погрузиться в историю семьи, частью которой я вот-вот стану.

В самом конце длинного коридора располагалось узкое окно, сейчас распахнутое и свободно пропускавшее яркий свет утреннего солнца. Неподалёку от него заприметила широкую дверь, к которой и устремилась Эмилия.

Подойдя ближе, прислушались: створка была чуть приоткрыта, но изнутри не доносилось ни звука.

– Ты уверена, что он там? – прошептала я прямо в затылок Эми, отчего она вздрогнула и подскочила, да так, что чуть не уронила высокую вазу с цветами, установленную сбоку от двери.

– Да кто же вазы ставит у входа? – прошипела она, возвращая предмету равновесие. – Ох и напугали вы меня, госпожа!

– Кто там? – дверь неожиданно распахнулась, и я замерла, глядя на высокого мужчину.

Дарио Росселлини собственной персоной!

Молодой человек хмуро сверлил меня своими чёрными глазами, заставляя сердце бешено колотиться в груди: вот-вот и прорвётся наружу.

Лучи солнца высветили его статную широкоплечую фигуру, и я впервые смогла в деталях рассмотреть своего будущего мужа. Раньше ведь, то в глазах двоилось, то затылок ныл. Сейчас боль несколько притупилась – рана заживала и почти не саднила. Шишка уменьшилась в размерах, и если не давить на неё намеренно, то и вовсе не беспокоила.

Молодой хозяин поместья был одет в светлую рубаху, сейчас распахнутую на груди, рукава он небрежно закатал до самых локтей, открывая моему жадному взору витые мускулы. Дарио был точно выше метра восьмидесяти, широченные плечи, узкая талия, длинные, стройные ноги в плотных коричневых брюках – идеально пропорциональны, а виднеющаяся в вырезе рубашки мускулистая грудь с кучерявыми жёсткими волосками заставили меня на миг забыть вообще кто я и где нахожусь.

Черты лица Дарио я бы охарактеризовала двумя словами – суровое великолепие: прямой нос и высокие скулы, упрямая линия губ без пошлой пухлости, квадратный гладковыбритый, чётко очерченный подбородок, крепкая шея, и невероятный тёмно-бронзовый загар, подозреваю, покрывавший всё его тело, стоило мне только это представить, как щёки опалило жаром… Волосы чёрные с едва заметным синим отливом, чуть вьющиеся, сейчас лежащие в творческом беспорядке, так и хотелось провести по ним руками, запутаться пальцами…

Куда смотрела прежняя Роза? Да я за всю свою долгую прошлую жизнь такого мужика ни разу не встречала! Даже брутальные мальчики-модели на обложках модных журналов не шли ни в какое сравнение с этим горячим итальянцем!

– Синьорина Роза? – бархатный баритон прозвучал чуть менее грозно и гораздо более заинтересованно.

– Эм, бонджорно (доброе утро)! – бодро поздоровалась я с ним, – у меня к вам срочное дело, дон Дарио, – мысленно дав себе звонкую затрещину, быстро взяла себя в руки. – Позволите обсудить наедине?

– Да, конечно, – вздохнул он, после чего посторонился, пропуская меня в комнату.

– Эми, грацье (спасибо), дальше я сама, – кивнула служанке и вошла в кабинет дона.

– Присаживайтесь, синьорина, – предложил мужчина, плотно закрывая за мной дверь. Сам же прошёл к массивному столу и, оперевшись об него бедром, выжидательно на меня взглянул. Я тем временем осмотрелась: стол, полки, приделанные гвоздями к каменной стене, на которых лежали свитки, два кресла для посетителей, парочка вместительных кадок с ярко-зелёными цветами. Пол, натёртый до блеска. Также одно окно.

Присаживаться не стала, вот ещё, дать ему возможность подавлять меня своим ростом? Нет уж.

– В тот день, – тут я несколько смутилась: ведь если сейчас скажу, что на прогулку взяла все свои украшения, то он может догадаться, что его невеста хотела сбежать. От него. Думаю, Дарио станет весьма неприятно от осознания подобного факта. – В день, когда я отправилась на прогулку и расшибла голову, взяла две сумки с едой. Вы случайно или, может, ваши люди, не находили их? Они могли быть либо привязанными к седлу, либо лежащими где-то неподалёку в лесочке… – смолкла, выжидательно глядя на жениха.

Молчание затягивалось, наконец молодой мужчина отмер и, устало потерев лицо раскрытой ладонью, сказал:

– Да, ваши вещи мы нашли, – и смотрит на меня так… с затаённой обидой, что ли? – Вещмешки были отданы вашей матушке, синьоре Риччи. Точнее, она их выхватила из моих рук, заявив, что сама вам всё вернёт.

– О, – удивилась я, впрочем, не сильно – подобный поступок от мачехи был вполне ожидаем. – Спасибо!

– Это всё? – уточнил он, возвращаясь за свой стол и подтягивая к себе какой-то свиток.

– Да, благодарю, – кивнула я. – Пойду, заберу у мачехи свои вещи, – добавила негромко, обдумывая, как это сделать с минимальными потерями.

– Роза, – вдруг позвал он меня, когда я уже взялась за тяжёлую дверную ручку.

– Да? – я полуобернулась к нему и замерла в ожидании.

– Там были драгоценности, я успел заглянуть в сумки, – вдруг признался он, – зачем вы всё это взяли с собой, спрашивать нет смысла, и так понятно. Но, – он замолчал, тревожная складка прочертила дорожку между его бровями, – если вы считаете, что со мной счастливы не будете, то скажите мне и я освобожу вас от данного слова. Ведь то, о чём сговорились наши отцы, можно обойти.

Значит, он всё-таки узнал… ненадолго мне стало стыдно за поступок той Розы, но просить прощения я посчитала лишним, ведь это была не я, а значит, и вина не моя.

– Я человек слова и уже всё для себя решила, – вдруг сорвалось с моих губ. Я сама не поняла, зачем? Так бы свалила в закат… – И стану вашей супругой, если вы сами не против.

– В этом случае я лично устрою вам побег… Что? – он говорил по инерции, а когда до него дошёл смысл сказанных мной слов, в изумлении на меня уставился. Было забавно наблюдать как его суровое, словно высеченное из камня лицо, стало по-мальчишески растерянным и очень юным. – Я не против, конечно…

– Я пойду?

– Да, – легко сорвалось с его губ и я, не сдержавшись, улыбнулась:

– Увидимся за обедом, хочу с вами разделить трапезу, узнать вас поближе, – от моего заявления он ещё больше обалдел, а я быстро вышла из комнаты.

"Скажите, донна Роза, может ли усталый путник… прижать эту нежную-нежную фиалку к своему исстрадавшемуся сердцу? *", – откуда-то в моей голове, совершенно не к месту, возникла цитата из старого фильма, вызвав у меня тихий смешок.

Внутренне посмеиваясь, рванула в главный зал.

Отчего-то на душе было светло и спокойно.

Эми, моя преданная Эми, ждала у арки, ведущей в общий холл. Многочисленные слуги мелькали то тут, то там, занимаясь своими прямыми обязанностями. Гости, по всей видимости, уже переварили завтрак и потихоньку стекались вниз.

– Поедут на южные виноградники, пробовать тамошние вина, – шепнула Эмилия, когда я с ней поравнялась.

– Бонджорно, синьорина Риччи! – воскликнули высоким женским голосом, увы, я не успела прошмыгнуть мимо и остаться незамеченной. – Как ваше самочувствие? Вижу, вы поправились? – ко мне направилась пожилая чета, женщина приятно улыбалась, мужчина глядел доброжелательно.

– Дочка! – с лестницы послышался голос отца – громогласный и полный энергии, рядом с ним замер высокий седовласый мужчина, неуловимо кого-то мне напомнивший. – Как ты? Уже лучше?

Ну вот, из огня да в полымя: теперь придётся со всеми пообщаться и перезнакомиться, а народ всё пребывал, группками спускаясь в общую залу. Что же, где наша не пропадала? Натянув на лицо полуулыбку, пошла навстречу гостям, приехавшим на мою свадьбу.

Прим. автора:

* Цитата из фильма: "Здравствуйте, я ваша тётя!".

Глава 11

– Папа, а где Паола? – негромко поинтересовалась я.

– Захворала, что-то неважно себя чувствует с утра, – ответил он и я услышала нотки тревоги в его голосе. – Сейчас спит. А что?

Заглянув в тёмные глаза отца, спросила:

– Мне нужно с тобой поговорить по одному, но очень важному, вопросу. Наедине.

– Дочка, – синьор Жакоб нахмурил кустистые брови, недоумевая: – а твой вопрос может подождать до вечера? Как вернусь из виноградников, так уделю тебе время.

– Да, Роза, – дон Луиджи Росселлини, отец Дарио, посмотрел на меня взором усталого человека, которому вовсе не хочется куда бы то ни было ехать. – Гости уже собрались, негоже оставлять их здесь, а самим пойти куда-то, чтобы заняться своими делами.

Я внимательно посмотрела сначала на Риччи, затем на старшего Росселлини. Прикинула: мачеха пока никуда не денется, навряд ли она собирается продать мои драгоценности, скорее всего, ей давно, со страшной силой хотелось их заполучить, а жаба очень ненасытное земноводное, и наверняка лучшая подруга самой Паолы. Мачеха просто воспользовалась удачно подвернувшимся случаем. А на фоне того, что я ничего не помню, решила, что ей всё сойдёт с рук. И если бы не Эмилия, то так оно бы и вышло.

– Хорошо, – согласилась я, – вопрос важный, но вполне терпит до вечера.

– Вот и славно, – разулыбался отец, – а ты иди к себе, приляг. Вон, всё ещё бледная, не до конца выздоровела.

Я проводила взглядом шумную толпу из двух десятков гостей, насколько я знала, завтра прибудет ещё одна, последняя партия. Никогда не любила шумные большие компании, а итальянцы, как раз таки были весьма эмоциональными и экспрессивными людьми. Десять минут в их окружении и голова моя чуть ли не раскалывается от боли, а в ушах, казалось, навсегда, поселился неясный шум.

Ждать, когда все гости выйдут из особняка, не стала: поспешила по лестнице на второй этаж, в правое крыло, где находилась моя опочивальня. Эми была у меня и вытирала пыль. Она всё время что-то делала, ни минуты покоя.

– Госпожа, я тут вам принесла яблочный пирог, – она кивнула на тарелку, прикрытую светлым чистым полотенцем, – и взвар из ягод и листьев смородины.

И когда успела?

– Грацье, Эми, – из-за утренних переживаний я даже проголодалась, или выздоравливающий организм требовал больше энергии? Посему еда была и правда к месту и вовремя.

Пирог оказался почти классической шарлоткой, вот только мука была серая, хоть и мелкого помола, а вместо сахара отчётливо ощущалась сладость мёда. Вкусно, а в сочетании с душистым отваром из чёрной смородины, так и вовсе замечательно.

– О, госпожа, что я узнала, пока вы были с гостями! – округлила глаза Эми, я только головой покачала:

– И что же?

– Синьору Паолу с раннего утра вывернуло наизнанку, ещё задолго до завтрака. Она отругала местных служанок, что те подали ей перед сном протухший взвар. Хотела их вместе с кухаркой отправить на конюшню, чтобы получили плетей, но вмешался ваш отец и напомнил синьоре, что она не у себя дома.

– Вот как, – пробормотала я. Неужели траванулась? Не удивлюсь, если и правда, подмешали чего ей в чашку. Гадюка такая, кого угодно доведёт до белого каления. Но тем не менее я уверена, что дальше мыслей у людей дело не пошло: тут легко могут и до смерти запороть прилюдно, если причинить вред вышестоящей особе.

– Я сейчас закончу и промою вашу рану, – продолжила деловито щебетать девушка, протирая тонкие слюдяные пластины. – А как спадёт дневная жара прибудет портниха, синьора Берни. Вы же помните? – оглянулась она на меня. Я на миг подзависла, поскольку доедала остаток пирога и была мыслями совсем не здесь.

– Примерка свадебного платья, – кивнула я и заметила, с каким облегчением выдохнула девушка, наверное, боялась, что я теперь всё буду забывать, как та рыбка Дори из мультика. – Всё, что происходило после падения, я прекрасно помню, Эми. Не переживай.

– Это хорошо, госпожа. Очень надеюсь, что и прошлое также вспомнится, – добавила она после секундной заминки. Я глянула на неё украдкой: по всей видимости, нынешняя Роза ей больше нравится, нежели предыдущая. Даже забавно.

После обработки раны решилась прогуляться по саду, пока солнце не стало шибко припекать. Из своего окна я видела пышные кусты и цветы, фруктовые деревья и даже небольшой декоративный виноградник.

– Я пойду одна, – остановила я Эмилию, собравшуюся последовать за мной. – Не переживай, выходить за территорию поместья не стану, и буду держаться в тени. Если что, ты можешь найти меня в саду.

До обеда я провела время наедине с собой, перебирая воспоминания из прошлой жизни: самые счастливые и даже несколько грустных, но светлых, нанизывала на нитку, как бесценные жемчужины, и запечатывала в сердце, чтобы не забыть…

Мне нравилась новая жизнь, по крайней мере сейчас будущее виделось хорошим и полным невероятных открытий.

Дойдя практически до самого конца зелёной рощи, наткнулась на стоячий небольшой пруд. Вот оно моё "зеркало", способное удовлетворить жгущее любопытство, ну, хотя бы отчасти. Подойдя к бортику, присела на край и, вдохнув поглубже пахнущий горячей землёй и ароматами цветов воздух, таким образом набравшись решимости, резко взглянула вниз.

И ахнула от неожиданности!

Новое лицо оказалось неожиданно похожим на моё собственное, то которое у меня было в юности в другой жизни, правда, там я была блондинка, а тут кудрявая брюнетка. Дрожащими пальцами провела по гладкой коже, чёрным бровям вразлёт, прямому аккуратному носу, пробежалась по пухлым губам, высоким скулам. Детали было сложно рассмотреть: цвет глаз, то ли чёрный, то ли карий, а может, и вовсе тёмно-серый? Непонятно.

– Это я, но и не я одновременно, – прошептала и, опустив указательный палец к воде, коснулась своего отражения. Тоненькие круги побежали по тёмной глади пруда, размывая мои черты, – пора возвращаться, меня ждёт дон Дарио и вкусный обед.

Отчего-то эта мысль приободрила и, бросив последний взгляд на симпатичный водоём, направилась в сторону дома.

Если я рассчитывала, что на обеде будем только мы вдвоём – я и Дар, то сильно ошибалась. Оказалось, не все гости отправились на конную прогулку к южным виноградникам. К нам присоединились несколько человек: колоритная донна Франческа Манчини, красавица-синьорина Далия и симпатичный блондин, имени которого я не знала.

Дарио вошёл в обеденную залу последним. Жених уже успел переодеться в чёрный жакет и такие же брюки, высокие кожаные сапоги довершали строгий наряд. Кончики его волос влажно блестели, видать, молодой Росселлини недавно принимал ванну. Он стремительно пересёк залу и занял место во главе стола, как хозяин и наследник дома. Я села по правую его руку, как невеста, донна Манчини грузно опустилась на стул напротив меня, рядом со мной умостился блондин, а синьорине Далии ничего не оставалось, как стать соседкой пожилой донне.

Дар сдержанно кивнул слугам, и те поспешили разлить по тарелкам суп из овощей на курином бульоне, щедро сдобренный мелко рублёной зеленью. Я уже такой ела, мне понравилось, думаю, и в этот раз будет не хуже.

Постепенно между гостями завязалась беседа ни о чём, своими рассказами блистал блондин по имени Карлос Грассо. Безземельный барон, старый приятель Дарио. Во время войны они недолго состояли в одном батальоне. Мужчина сыпал шутками и забавными случаями из жизни, успевая стрелять глазами в сторону красотки Далии, но девушка обратила всё своё внимание на моего без пяти минут мужа. Она мило с ним беседовала, Дар сдержанно улыбался в ответ.

И впервые что-то кольнуло в центре моей груди. Неприятное, собственническое. Я внимательнее пригляделась к девушке: красивая, хрупкая, с большими зелёными глазами и пышными каштановыми волосами, сейчас убранные в высокую затейливую причёску, на тонкой лебединой шейке красовалась нить крупного жемчуга. Платье на ней было светло-голубого цвета. Синьорина буквально источала очарование юности.

Чувства меня посетившие, мне не понравились. Категорически. И, словно уловив перемену в моём настроении, Дарио произнёс:

– Я вынужден отказаться, синьорина Далия. Роза, – обратился он ко мне, – не будет ли тебе в тягость показать синьорине Серре наш сад на заднем дворе. Там есть замечательный пруд. А вечером можно услышать пение мелких птах. Они чудо как хороши! – сам же встал и, слегка склонив голову, добавил:

– Мне необходимо откланяться, дела поместья требуют моего неукоснительного участия, – и, взяв мою ладонь, медленно поцеловал тыльную часть, чем изрядно меня смутил, да так, что дыхание перехватило, а глупое сердечко пропустило удар и затрепыхалось пуще прежнего.

А заметив, как недовольно надулись румяные щёчки Далии, я отчего-то невероятно приободрилась!

Глава 12

Зеркал в этом мире не было. Зато полированная бронзовая пластина высотой с мой рост в поместье имелась. Вот в неё я и смотрелась, пытаясь хоть что-то понять.

Синьора Аннетта Берни оказалась с французскими корнями, чем она со мной с удовольствием и поделилась. Портниха располагала к себе своей непосредственностью и жизнерадостностью, никакого злого умысла, скрытых ехидных фразочек, жеманности и ещё чего-то такого за ней замечено не было. Простая женщина, отменно делающая свою работу. И пока она подкалывала иглами то здесь, то там, торчащие элементы платья, при этом успевая делиться последними городскими новостями, я гляделась в "зеркало". К слову, город располагался в часе неспешной езды от поместья Росселлини.

Первое, что меня изумило, когда синьора Берни вынула из мешковатого чехла мой будущий свадебный наряд и аккуратно сложила его на кровать – это ткань. Впервые здесь вижу нечто подобное. А затем и благородный почти равномерный белый цвет.

– Синьор Риччи не скупясь, лично выкупил этот отрез для вас у торговца из Виссонтии, – пояснила тихо Эми, пока Аннетта суетилась у комода, выкладывая на него многочисленные иглы, ножницы и нитки. Служанка, конечно же, заметила мой неприкрытый восторг и с каким трепетом я провела ладонью по блестящей гладкой поверхности, – забыла вам рассказать об этом. Давайте помогу снять вашу повседневную одежду, – добавила она громче.

– Да, да, – закивала портниха, полуобернувшись к нам, – раздевайтесь.

Белое платье из шёлка. Значит, где-то далеко за морем была по крайней мере одна страна, сумевшая придумать метод создания ткани неплохого качества и цвета. И я даже боюсь себе представить, в какую цену этот отрез мог обойтись синьору Риччи.

Фасон был привычным: с завышенной талией, а так как материала пошить пышную юбку было недостаточно, то портниха решила сделать одну клиновидную вставку из какой-то серой ткани, смотревшейся в этой композиции просто инородно.

– Нет, – нахмурилась я. – Отпарывайте.

– Н-но, – впервые запнулась и замолчала, не зная, что сказать, синьора Аннетта. – Синьорина Роза, если убрать вставку, то платье станет узким и будет обтягивать вашу фигуру неприлично сильно, как перчатка! Mauvais ton!

Я задумалась. В моём мире облегающее свадебное платье – это норма и писк моды. А здесь совершенно другие нравы и, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

– Хорошо, оставьте, только мы сделаем вот что: эту часть, которую вы хотите вставить, отцентруем и удлиним, пусть немного тянется по полу, будет шлейфом. Поверху нашьёте жемчужин, очень плотно. Понимаете, о чём я говорю? Также жемчуг пустите вышивкой по лифу. И сошьёте митенки, это перчатки без пальцев и украсите тем же жемчугом. Сможете? За жемчуг оплатит отец.

– Oui, oui! (фр.: да, да), – округлив глаза, закивала портниха, а я прекрасно читала эмоции Аннетты, так явно проступившие на её симпатичном круглом личике: неприкрытый восторг и желание поскорее начать делать всё то, что я описала. Женщина обладала живым воображением и уже наверняка представила, как будет выглядеть платье с моими переделками и дополнениями. – Я всё поняла, сейчас вот тут и тут подколю, и поеду назад, в свою мастерскую. У меня осталось совсем мало времени, а работы очень, очень много! – бормотала она, споро подгоняя инородный отрез к основному платью.

– Как замечательно вы придумали! – качая головой, искренне восхитилась Эмилия.

– Грацье, – вздохнула я и устало и присела на край кровати. – Ты выяснила, есть ли в этом доме книги?

– Есть малая читальня, – кивнула девушка. – Провести вас?

Я задумчиво глянула в окно: время близилось к вечеру, скоро вернётся дон Риччи и предстоит разобраться с пропажей моих украшений.

А пока у меня было немного времени. Отчего бы и не потратить его на посещение библиотеки?

– Давай, – решилась я вставая.

Читальня располагалась тут же, на втором этаже, только в левом крыле. Помещение оказалось действительно чуть больше моей опочивальни. Два широких деревянных кресла, с лежащими на сиденьях набитыми конским волосом подушками, чтобы было хоть немного удобнее сидеть.

– Эми, иди по своим делам. Перекуси, – отпустила я помощницу, та радостно кивнула, а я прикрыла за собой дверь и устремилась к немногочисленным полкам. Никаких шкафов, просто вбитые в каменную стену деревянные стеллажи.

Много свитков из плотного пергамента, и всего пять книг. В кожаных страшно потрёпанных переплётах.

– Наверное, это самое настоящее сокровище, – прошептала я, беря в руки первую попавшуюся. Потемневшая и потрескавшаяся от времени обложка, мягкая и тёплая на ощупь. Удобно расположившись в ближайшем к окну кресле, трепеща и предвкушая, раскрыла книгу.

Я могла читать на местном языке. Это обстоятельство неимоверно обрадовало! Была только одна проблема: весь текст в книге оказался рукописным. Приплыли. И если местами автор старался выводить слова чётко и понятно, то в основном всё же куда-то спешил и строчки плыли.

Та же история была и с остальными фолиантами. Все они оказались пера одного автора, некоего Джованни Понтануэно и писал он трагикомедии и стихи.

– Нужно просто привыкнуть к стилю, – вздохнула, потирая уставшие глаза – так сильно я вглядывалась в текст, чтобы разобрать эти каракули, даже наши врачи писали разборчивее. – Каллиграфии на вас не было, дон Понтануэно, – хмыкнула негромко и, вернув том на полку, отправилась прочь из скудной библиотеки.

В доме было тихо, в это время в той, современной мне Италии, большинство итальянцев отдыхали, этот период светового дня назывался пенникелла и обычно длился он с половины первого дня до четырёх вечера.

Вернувшись в комнату, присела за стол и посмотрелась в медную пластину. Она так и осталась стоять у меня.

Прежняя Роза была красивой. Это совершенно точно. Немного загореть и всё, все взоры мужчин будут её. Точнее, моими. Радовало ли меня это обстоятельство? Говорят красивым женщинам легче в жизни. Тут я бы поспорила.

– Синьорина Риччи, – в дверь постучались, и в проём протиснулась голова молоденькой служанки в забавном чепце. – Простите, что отвлекаю, но синьор Риччи зовёт вас.

– Ох, – я заполошно кинула взор в окно, чтобы определить который сейчас час по солнцу, время действительно близилось к пяти, рановато он что-то вернулся. – Проводи.

Горничная чуть шире распахнула дверную створку и согласно присела в коротком книксене.

Комната Жакоба находились неподалёку от малой читальни. Пару раз стукнув в дверь, услышала голос отца Розы и надавила на ручку. Толкнув тяжёлую створку, вошла внутрь.

Синьор Риччи оказался один и что-то скоро писал пером на пергаменте, я даже залюбовалась: настолько ловко у него получалось, ни единой кляксы!

– Дочка, присаживайся, – не поднимая головы, бросил мне. Я, быстро осмотревшись, заняла стул напротив его небольшого, даже на вид не очень удобного, стола. Комната оказалась кабинетом. Меньше размерами, чем у Дарио, но точно не спальное место. Такие же примечательные полки, вбитые в серые каменные стены, плетёный коврик на полу, увесистый шандал с оплывшей тройкой свечей, и две подвешенные бронзовые лампадки.

Об освещении в этом мире можно говорить долго и со вкусом, но за эти дни своей новой второй жизни, уяснила: излюбленным видом у богатых аристократов были именно свечи, отлитые из животного жира вперемешку с воском. Они вполне терпимо пахли, держали форму и почти не коптили. В свечах, что использовали Росселлини, воска было больше, чем жира. И они были весьма дороги. Второе место занимали лампадки, наполненные оливковым маслом с небольшим количеством соли, которое забирало влагу из масла и помогало сделать свет ярче. Только такой вариант был пожароопасным и всё же использовался реже первого.

Из болтовни Эмилии я поняла, что в домах бедняков свечи – несусветная роскошь, и они использовали в основном касторовое масло или рыбий жир. И поскольку практически все виды "топлива" поступали из съедобных источников, то времена голода обычно означали также времена темноты.

Фасад поместья освещался факелами из смолистого дерева, иного было не дано.

– Дочка, – мужчина, наконец, оторвался от документа и внимательно на меня посмотрел. – Рассказывай, что там у тебя стряслось?

– Я не помню, зачем в тот день, когда выехала на прогулку из усадьбы, взяла с собой все свои украшения, – да, звучало очень странно, но уж что есть, – вот только они сейчас находятся у Паолы, и она мне их так и не вернула, – скомкано договорила я.

– Хмм, – нахмурился отец, по его потемневшим глазам осознала, что он о многом догадался, но наезжать на меня всё же не стал. – Понятно, пойдём. Паола поди уже проснулась. Местный лекарь её осмотрел. В тягости твоя мачеха, – добавил он и лицо его вдруг разгладилось. Мужчина точно был счастлив, но пытался сдерживаться. – Только я сам с ней буду говорить, понимаешь же, что у Паолы наступил непростой период и ей сейчас никак нельзя сильно волноваться.

– Хорошо, – пожала плечами я. Если честно, с одной стороны, порадоваться бы за отца, у него будет второй ребёнок, а если мальчик, то и наследник всей его торговой империи. С другой, я прекрасно понимала, что настал звёздный час Паолы и та непременно будет вить верёвки из моего вновь приобретённого отца.

Опочивальня семьи Риччи находилась в этом же крыле, но в самом начале коридора. Комната была в полтора раза больше моей, кровать шире, на ней спокойно могли поместиться два человека, парочка внушительных сундуков-комодов у противоположной кровати стены, круглый стол подле окна, на котором я приметила чашу, заполненную спелыми сочными фруктами и кувшином с водой.

– Дорогая, – позвал отец жену, кто-то зашевелился среди вороха шуршащих подушек. – Как ты?

– Оо, дорогой! – послышалось из-под пледа, и я увидела темноволосую макушку мачехи. – Тошно мне, хочу поесть, но потом всё непременно лезет наружу, кажется, ещё чуть-чуть и я отдам Всевышнему душу.

Вопрос религии в этом мире я ещё подробно не изучала, но знала, что здесь есть молельни, куда ходили люди и взывали к Всевышнему (или ещё его называли Единый) один раз в конце недели, в воскресенье (итал.: доменика) подобное мероприятие было обязательным для каждого верующего. В остальные же дни по желанию, и санто (слышащий), так обращались к духовникам этого мира, был рад всем: в рассветные часы он читал проповеди. Эми часто ходила в молельню и рассказывала мне, какой тут санто Микеле замечательный человек. И как после проповеди он может уделить каждому время, выслушать, дать дельный совет.

Молельню я видела, она стояла неподалёку от поместья. Это было прямоугольное строение с узкими окнами-бойницами, из такого же камня, что и главный особняк. И никаких крестов, или иных религиозных символов из своего мира на ней (молельне) я так и не увидела. Зато приметила прямо над входом висящий знак, вырезанный из дерева: круг, а внутри ещё один поменьше и непонятная загогулина.

– Паола, – мужчина подскочил к мачехе и опустился на край кровати, взял её тонкую руку, нежно погладил пальцы. – Это пройдёт, дорогая.

– Буэна сэра (итал.: добрый вечер!), матушка! – проговорила я, внутренне поморщившись. – Поздравляю вас с будущим пополнением!

– Ой, Роза, ты пришла наконец-то навестить мать? – раздражённо фыркнула она и даже нашла силы, чтобы приподняться на локтях и взглянуть на моё лицо. Паола и впрямь выглядела неважно, и тёмные круги под глазами не поддельные, а самые, что ни на есть натуральные.

– Я себя вот только сегодня почувствовала более-менее сносно, – честно ответила я.

– Дорогая, – отвлёк на себя, мою змеюку-мачеху отец, – ты не находила драгоценности Розы? Она их потеряла.

– Нет, конечно! – вполне искренне ответила та, бессильно откидываясь на ворох подушек. Те снова едва слышно зашуршали. Надо бы подсказать местным набивать их пухом, а не сухой травой, и мягче, и тише будет.

– Дон Дарио сказал, что вы забрали мои перемётные сумы себе, – быстро проговорила я и заметила, как глаза брюнетки яростно сверкнули.

– Сумки какие-то взяла, кинула в тот сундук, даже не заглядывала, – быстро отчеканила она и уже слёзно прошептала, обращаясь к отцу, – неужели считаешь меня какой-то воровкой? – всхлип, полный обиды.

– Нет, что ты. Пусть Роза заберёт свои вещи, ты, наверное, просто запамятовала их ей вернуть.

– Да, дорогой мой, совсем из головы вылетело. Так переживала за Розу…

Пока они мило щебетали, я подошла к указанному комоду, но замок был надёжно заперт.

– А ключик можно? – спросила, высоко вскинув бровь.

Отец устало вздохнул, встал и лично отпер замок.

– Вот твоя сумка? – показал он на коричневый кожаный вещмешок.

– Она там одна такая, – добавила мачеха.