Артём Валерьевич Савин
Смерть предпочитает убивать изнутри: Крах невежества

Иллюстратор Мария Александровна Нестерова

Иллюстратор (обложка) Курт Ольга

© Артём Валерьевич Савин, 2020

© Мария Александровна Нестерова, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4498-7019-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1: Город застывших надежд

И все мы не раз в своих мыслях ночами

Вернемся туда, где проживали однажды.

Туда, где жизнь мы вкусили,

Своей мыслью и кровью своей беспощадно.

Границам нет природы познания,

Лишь смерть остановит наш ход,

Остановит и новость печальная,

Что эту смерть приведет.

Нет хуже ада, что пылает у нас,

Но холод сознания его подчинит.

Запомни, мой друг, начиная сейчас,

Наш путь этот миг до конца осветит.

Февраль. Зимнее солнце Санкт – Петербурга, свет которого проникал через окно платной клиники, только-только взошло над городом, но уже начинало клониться к закату. Я находился в коридоре больницы, где было тихо и малолюдно. Это была платная клиника, и не каждый мог воспользоваться её услугами, но в бесплатной мне её сделать не могли.

День поздней зимы, стояла стужа, какой давно уже не было в этом городе. Добавьте к этому влажный воздух и сильные ветра Петербурга, и вы получите погодку, сравнимую с холодами Сибири. Такая она, русская зима: капризная и непостоянная. Что не скажешь о других странах северного полушария Земли, где снега уже давно стаяли, отпуская города от стужи и окутывая их запахами приходящей весны.

Шел третий день проверок, и все это время я не мог найти себе места. Врачи сказали, что это был рак, и я не знал, имелась ли у меня возможность вылечиться от него. Но сегодня настал день, когда они могли дать мне более точный ответ.

Я был не первым человеком в семье, с которым произошло подобное. И надо сказать, отец делал все возможное, чтобы спасти тогда члена нашей семьи. Кто-то говорит, что такой недуг появляется из-за генов или экологии, другие утверждают, что это естественный ход эволюции, однако точная причина появления болезни до сих пор неизвестна.

В те далекие годы моя семья была самая что ни на есть обычная, разве что работа отца и матери заставляли её быть узнаваемой во многих научных кругах. Как и остальные люди в свое время, они успешно отучились в институте, а после вернулись в наш закрытый город, где начали работать в области перспективных исследований и изобретений. Вместе с командой таких же амбициозных и целеустремленных изобретателей в разных областях науки, все они работали не покладая рук, что-то изучали, пробовали и создавали. Отец среди них отличился как знаток компьютерных технологий и вычислительных систем, но помимо этого, он мог грамотно разобраться в других смежных областях науки. Мама была незаменимым членом в их команде, и на первых этапах работы проявила себя как физик в области механики, однако вскоре сменила свой проект, уйдя в другие области науки. Ученые не растерялись, и вскоре смогли реализовать множество скрытых от посторонних глаз проектов, многие из которых были приняты на вооружение. Прошли годы, родилась Аня, моя сестра, затем родился и я. Время шло, мы росли, развивались. Коллектив, в котором работал отец, продолжал приносить немалую пользу нашему городу и стране, за что эти люди прославились на всю страну.

– Пациент проходите, – сказала медсестра, прервав поток моих мыслей. Она выглянула из кабинета, где несколько дней назад начиналось мое обследование.

В помещении было намного светлее, чем в коридоре. Престарелый, усатый и с большой залысиной доктор, которого мне рекомендовали знакомые как умного специалиста, спокойно сидел и ждал моего прихода. Врач был серьезен, чего нельзя было сказать о медсестре – молодая глуповатая особа сидела в своем телефоне, водя пальцем по экрану.

– Итак, – начал доктор, протерев свои очки, – ситуация неприятная. Если в ближайшем времени не сделать операцию, то в худшем случае, до осени можете не дотянуть.

– Этого я и опасался, – ответил я расстроено и продолжил его слушать.

– Больных немного, так что мы готовы прооперировать вас в течении недели. Опухоль находится в жизненно важной части мозга, и её скорое увеличение может привести к отеку и коме в течение ближайшего месяца. Но вы можете провести экспериментальную недельную функциональную диагностику Зеленкина, дающую более широкий спектр поведение болезни. Решение оставляем за пациентом, – доктор сделал паузу, ещё раз посмотрев на анализы, а потом добавил, глядя на меня сквозь свои очки: – после исследования приходите снова и мы решим, что делать дальше. Оплата по чеку в удобное для вас время.

– Операции будет достаточно, чтобы я полностью излечился от недуга? – спросил я обеспокоенно.

– Сложно сказать, – продолжил доктор. – Тут сейчас стоит вопрос больше о продолжительности жизни, а не об излечении. Хирургическое вмешательство и курс химиотерапии позволит вам прожить пять лет, может и больше. А вот насчет полного излечения, – приостановился доктор, протягивая последнее слово, а затем снова взглянул на снимки и продолжил, – весьма маловероятно. Здесь отчетливо видна одна метастаза в районе позвоночника, без полного курса химиотерапии, боюсь, в течении года она может повредить нерв, и вы рискуете потерять способность ходить на своих ногах.

– Боже, – проговорил я, всхлипывая. – Почему же все так…

– В любом случае, надейтесь на лучшее. Вы молодой растущий организм, быть может переборете эту болезнь так, что и следов не останется. Ну а если нет… – протянул немного доктор. – Человек рождается и умирает, кто-то раньше, кто-то позже. Это неизбежный биологический процесс. В вашем случае конец будет более определен.

Мы обговорили ещё несколько моментов. Я ответил, что мне надо подумать насчет этой недельной диагностики, на что врач мне сказал, что у меня ещё есть время до завтра, поскольку решение нужно было принимать срочно. Также мне прописали мне пить таблетки, благодаря которым я не должен был терять сознания и мог чувствовать себя лучше, а затем я покинул больницу. Чек, что странно, мне выписали с учетом большой предоплатой государством, хотя такие деньги из бюджета всегда поступали только семьям военных. Этот вопрос я оставил без внимания и поспешил удалиться из холодного и серого больничного здания.

Температура воздуха стремительно падала, солнце медленно заплывало за горизонт, озаряя небо фиолетово-малиновыми оттенками. С противоположной стороны неба от солнца стали набегать тучи белого цвета, которые несли на себе очередную порцию снега, запуская позднюю зиму ещё сильнее. Я шел по улице, и на душе будто бы все заледенело.

«Сообщать родным или все-таки нет?», – размышлял я, пока двигался домой. – «Надо им все-таки рассказать, таких больших денег, хоть и со скидкой, у меня не найдется. Вот только когда им сообщить…».

Внезапный поток мысли прервал неожиданный звонок.

– Привет, Саш! – поприветствовал я своего питерского друга и продолжил идти к намеченной цели.

– Привет! – ответил он оживленно. – Представляешь? Она согласилась! – вскрикнул он от радости.

– А ты сомневался? – поддержал я друга слегка улыбнувшись. При каждом слове от моего рта поднимались густые клубы пара и устремлялись вверх. – Вы так долго встречались с Лизой, неужели ты думал, что она скажет нет?

– Ну мало ли, – ответил он протяжно. – Сначала ответила, что ей надо подумать, мол, потом даст ответ. А я вот несколько суток не спал, нервничал все, места себе не находил. И мое тревожное ожидание, наконец, закончилось. Она согласна!

– Это очень здорово. Только вот не ты один страдал бессонными ночами, – проговорил я пессимистичным голосом и вздохнул.

– Что случилось? – спросил он слегка обеспокоено.

– Недавно в обморок упал, а потом ещё несколько раз. Привезли в больницу, провели кучу обследований, прописали какое-то дорогое лекарство. Только сегодня узнал причину. В общем, у меня онкология, – проговорил я и нервно сглотнул.

– Онкология? – проговорил он голосом, медленно дервенеющим от чувства тревоги. – Как так получилось? Ты же не курил, не перебарщивал с алкоголем, вел здоровый образ жизни. А что говорят врачи? Это излечимо? Их же сейчас лечат.

– В одних местах вылечивают, в других – только симптомы снимают, – проговорил я расстроено. – Опухоль резать надо, а потом ещё курс химиотерапии.

– И этого должно хватить? – спросил он с надеждой в голосе.

– Чтобы прожить пять лет – да. Но не больше.

– И неужели с этим ничего нельзя поделать? Я в это не верю, – сказал он резко.

– Можно попробовать обследование в аппарате Зеленкина. Я пролежу неделю в состоянии искусственной комы, но по результатам обследования врачи смогут воздействовать на опухоль и некоторые метастазы более эффективно. Я думаю воспользоваться этим аппаратом, пока очереди нет.

– Да, обязательно воспользуйся! – поддержал он. – Надо использовать любые возможности и руки ни за что не опускать, понял меня?

– Угу, – ответил я.

– Все будет хорошо! Вот увидишь, на моей и на твоей свадьбе загуляем, – снова поддержал он. – А родители? Они что говорят?

– Я пока не рассказал им об этом, – вымолвил я с досадой.

– А по-моему, эти люди должны быть первыми, кому следует поведать об этом. Поговори с ними, может они что ещё предложат.

– Хорошо, – согласился с ним я.

Все то время, что я двигался домой, я не мог оторваться от общения с Сашей. Мы делились мыслями, переживаниями, мнениями и впечатлениями о пройденном или увиденном. И словно чувствуя каждую мою тревожную каплю в голосе, он перебивал меня и неустанно повторял: «Все будет хорошо, надо бороться за жизнь. Удача благоволит трудолюбивым». Вот она – настоящая дружба, которая проверяется неприятностями, невзгодами и взаимодоверием, а не деньгами и связями, как это часто стало проявляться в нынешних реалиях.

Я зашел в подъезд, когда на улице началась метель. Войдя в свою съемную квартиру, холодную и пустую, я повесил верхнюю одежду на вешалку и направился на кухню. Окна и двери здесь были старыми и не плотно закрывались, поэтому сквозь них постоянно просачивался ветер, отчего я все время слышал протяжное и пугающие завывание. Я бы и рад был сделать ремонт, но хозяйка была принципиально против.

Расположив чайник на плите, я включил газ, а после расположился за столом, ожидая скорого чаепития. Взяв телефон в руки, я решил позвонить родителям и наконец рассказать им обо всем, что со мной случилось. Но мне никак не хватало смелости сделать этого, и чтобы хоть как-то отвлечься от неприятных мыслей я начал читать новости.

«Новый ледниковый период – правда или вымысел?», – начинался заголовок одной статьи. – «Ученые считают, что глобальное потепление во всем мире является предпосылкой к возникновению ледникового периода, который может начаться в ближайшем десятилетии. Связано это в первую очередь с таянием ледника, ослаблением течения Гольфстрима и наличием большого количества парниковых газов в атмосфере. Экологи бьют тревогу: большой процент мусора в мировом океане может привести к нарушению экосистемы всей планеты. За минувшие пять лет погибло свыше десяти тысяч видов растительной и животной природы под водами океана из-за влияния человека и его мусора».

«Новейшее лекарство человечества – стволовые клетки – в скором времени планируется испытания в отдельно взятых лабораториях. Технологически планируется передавать клетки по воздуху», – далее идут рисунки, схематические чертежи, фотографии установок, которые запустят их в воздух. «Клетки обладают сверхживучестью и приспособляемостью, поэтому наибольший процент выживших клеток в условиях окружающей среды успевает достигнуть человеческого организма. Если быть точнее, клетки сначала попадают в мозг. Потом они встраиваются в нервную структуру организма и точно так же, как и другие ткани и органы, получают сигнал из мозга. Приняв команду, они передают указания другим своим стволовым клеткам устремляться в поврежденные участки ткани и регенерировать их». А потом споры и мнения в сети: «Россия заслуживает участия в проекте – технология была украдена, весь мир это знает; запуск клеток может привести к непредвиденным инцидентам; далеко не все свойства изучены», и так далее.

Я убрал телефон в сторону и глубоко вздохнул. Неприятно жить в мире, где на твоих идеях наживаются воры, называя их своими. Злишься, психуешь, не можешь перестать думать об этом, а потом появляются различные проблемы со здоровьем и психикой – ещё один прекрасный бизнес для некоторых платных клиник. Неприятен был и тот факт, что все эти разработки начинались в месте, где я родился и вырос.

ЗАТО¹ Синевой – моя малая родина. Каждый житель города ЗАТО знал, для чего и зачем закладывали эти города в то непростое советское время, когда шла гонка вооружений и главным её аргументом было, есть и будет ядерное оружие.

В то время, когда я был ещё ребенком, компания изобретателей пришла к одной никем ещё не реализованной идее – к быстро развивающимся стволовым клеткам. Основной замысел заключался в том, что они должны молниеносно регенерировать ранение любой степени тяжести, восстанавливать поврежденные ткани и органы, устранять раковые клетки. У современных же стволовых клеток было два серьезных недостатка: их скорость и их стоимость. Команда изобретателей в течение нескольких лет писали химические, генетические формулы, проводили расчеты на компьютерах, ставили эксперименты и опыты, искали пути решений и возможности. Прошло много лет с тех пор, результат был почти готов. Но за два месяца перед финальной презентацией и отчетом о проделанной работе, технология была нагло украдена, а все сведения о ней уничтожены. Чуть позже выяснилось, кто это сделал: давний знакомый отца Грейстоун. Он все время испытывал не то зависть, не то ненависть к нему и однажды продался некоторому кругу людей, заплатил наемникам и продажным людям, которые помогли ему в проведении всех его мероприятий. Беззаконными рейдами и всего за сутки они успешно штурмовали сначала дома изобретателей, а затем и сам исследовательский центр в поисках сведений. Их результатом стала кража и уничтожение любой информации об этих клетках, а также смерть тридцати невинных людей. Город был небольшой, по нему быстро разнеслись слухи, что и кто натворил, да ещё и в таком огромном масштабе. Семьи и друзья изобретателей шли толпами в прокуратуру, но там качали головой, приговаривая, что никого не видели. Так и ушел он, безнаказанным и бесчестным, сначала из города, а затем из страны вовсе. Ни для кого не было секретом, что он продал эту технологию другим лицам и организациям, которые сразу же стали действовать на благо своих целей, ибо для Грейстоуна это всего лишь набор цифр и текста, а также способ заработка.

К тому времени, когда прокуратура и руководство опомнились, что произошло, было уже поздно. В те дни ситуация прогромыхала на всю страну, произошедшее назвали «Зацветшей резней», и мало кто не слышал об этом не только у нас, но и во всем мире тоже.

Вибрация телефона заставила меня вернуться в реальность. Смс от мамы: «Давно не слышали тебя, как твои дела? Мы уехали по делам, вернемся в город завтра к вечеру. Папка твой секретик маленький рассказал. Его команда – все, кто остались – снова собрались, теперь уже неофициально. Все молчат, никому ничего не говорят. Опять что-то изобретательское делать начали. Надеемся, что после учебы вернешься к нам. Ладно, завтра позвоним, расскажем все. Мы без связи».

И снова грусть навалилась на меня. Опять все старые лица, все старые события, которые меня никак не отпускали, стояли здесь, у меня перед глазами. Нервный стресс, плохие воспоминания, напряжение – все это и привело меня к такому неблагоприятному диагнозу.

Чайник вскипел, я заварил чай и сел обратно за стол. Отхлебнув пару раз из кружки в какой-то момент я вдруг вспомнил, как отец рассказывал однажды за столом о своей работе. С того дня, когда мама сменила свой проект, это был первый разговор о результатах его работы. В лаборатории находилось пятьдесят крыс, которым вводили сыворотку с клетками. Результаты были интригующими: половина крыс полностью излечилась от ранений, полученных экспериментальным путем, двадцать четыре штуки умерло из-за различных патологий, а оставшиеся одна – видоизменилась, эволюционировала. Её лапы стали большими и когтистыми, так что она могла сломать прутья клетки и убежать. Ученые вовремя это заметили и попытались усыпить её, но она не реагировала ни на один препарат. Предприняв другой подход, ученые смогли её все-таки убить. Вскрытие показало, что внутренняя структура органов и тканей начала радикально меняться. Видоизмененная ткань создавала такие же клетки, как и те, что её породили. Почему эта сыворотка так на неё повлияла? Каковы могли быть последствия такого перерождения? Со временем такой процент поведения клеток свели к нулю. Из-за этого инцидента разработчики отказались от переноса клеток по воздуху, опасаясь их непредсказуемости и повторения результата, который мог привести к страшным мутациям и эпидемии.

Я просидел до десяти вечера, начались головные боли. Доктор предупреждал, что могут быть спазмы, иногда тошнота, галлюцинации и приступы. Чтобы последствия меньше тревожили меня, врач приказал быть более спокойным, не голодать, а ещё много спать и своевременно принимать лекарство.

Сытно поужинав, я начал готовиться ко сну. Так как некоторое время я страдал бессонницей, доктор прописал ещё мощное снотворное. Приняв его и лекарство, я лег и сразу же уснул.

На следующий день, я пришел в онкологическое отделение. Оно располагалось недалеко от моего дома, буквально в двух кварталах от него на соседней, параллельно идущей, улице.

Доктора провели меня в небольшую одноместную палату, которая располагалась на третьем этаже отделения. Осматривая комнату, я увидел в углу встроенный шкаф для верхней одежды, вместо кровати здесь располагался длинной около двух с половиной метров лежак необычной формы, рядом с ним находился стол с компьютером и аппаратурой. Лежак, на котором должен был располагаться человек, ограждался бортиками с левой и правой стороны. В передней и задней части располагались некие механизмы, которые, вероятно, держали голову и ноги человека, который будет там находиться. Также над передней части размещалось защитное стекло, которое герметично закрывало человека внутри, делая среду обитания замкнутой и полностью регулируемой в плане подачи кислорода и тепла. Снизу располагалась большая аккумуляторная батарея, вероятно, на случай отключения от электричества. Ещё слева находилась капельница с различными бутылками и веществами, полностью обслуживаемыми автоматикой. Вся эта аппаратура вместе со странным лежаком и бутылями именовалась как «Аппарат Зеленкина». Основная задача аппарата заключалась в сборе данных о человеке в течении недели, о его реакции на различные вмешательства, на смену условий среды и состава вводимых веществ, анализируя в конечном итоге поведение опухоли и её метастаз.

Пройдя все смежные процедуры, я разделся до нижнего белья и расположился внутри капсулы. Врачи вставили мне специальную иглу в вену и подсоединили её к механизму, который должен был закачивать различные вещества. После, они закрепили датчики, приборчики и присоски к моей грудной клетке и голове. Я молча лежал в аппарате, наблюдая за всеми действиями врачей, и тихо ненавидел себя за трусость, ведь мне так и не хватило смелости рассказать родителям о своей проблеме.

Защитное стекло закрылось, спина почувствовала легкое тепло снизу, а в глазах начал появляться странный туман и отчуждение мысли. Лица, объекты в комнате, стали размываться, пока полностью не потемнели, вокруг все стало тихим и несущественным.

***

Холодно, что-то неприятно свербило в правой руке. Сквозь тишину и умиротворение сна стал просачиваться противный, периодически повторяющийся писк. Тяжелые, словно чугунные, мои глаза начали открываться и, проморгавшись, я окончательно начал различать свое окружение.

В комнате стоял полный мрак, лишь свечение от аппаратуры немного освещало палату. Стекло было поднято, значит диагностика завершена, но врачей вокруг не наблюдалось. Более того – в окошке, ведущем в коридор, тоже было темно и подозрительно тихо.

– Врач, доктор. Эй, кто-нибудь, мне нужна помощь, – говорил я громко. Но по истечении пяти минут никто так и не появился.

Мне стало не по себе, поэтому, не дожидаясь врача, я самостоятельно отсоединил капельницу, снял с себя все приборы и начал медленно садиться. В этот момент времени моя голова сильно закружилась, в глазах все засверкало, отчего я чуть не повалился назад. Помогая себе своими руками мне, наконец, удалось устойчиво сесть на пятую точку, и через некоторое время спокойного сидения неприятный гул и головокружение стали проходить. Я попробовал встать на ноги, но эффект вернулся вновь, и я опустился назад на койку. В ногах была страшная усталость, словно они были накачаны ватой, поскольку остатки вещества все ещё действовали. Вдобавок ко всему в конечностях был определенный застой крови, обусловленный неделей лежачего безактивного состояния, так что мне требовалось время на её разгон и активность всего организма. Я вытянул ноги вперед, и принялся активно ими шевелить, чтобы моя кровь в ногах потекла немного интенсивнее. Спустя ещё с десяток минут шевеление в ногах было уже более уверенным, и наконец, с небольшим головокружением, мне удалось встать на ноги. После небольшой зарядки, я накинул на себя привычную мне форму одежды: футболку, джинсы, толстовку и часы, которые подарили мне после службы на границе. Дабы прекратить противный писк, я выключил будильник на компьютере, поскольку в технике и различных механизмах я разбирался вполне сносно. Выключая будильник я также взглянул на служебную информацию и был неприятно удивлен. На мониторе было написано, что аппарат отключен от основного питания около четырёх дней назад, и все это время работал на аккумуляторах без подзарядки. Более того, автоматика сообщала мне, что нет соединения с центральным сервером, и все результаты были записаны на флешь-носитель, а также распечатаны на принтере. Свет не работал, электричества не было в этой комнате и, возможно, во всей больнице, не было интернет соединения, а также полностью отсутствовали люди, и я понял, что во всем городе случилось что-то страшное.

Я выглянул в окно. Моему взгляду представилась пустая улица, заметенная глубоким снегом. Свет в окнах нигде не горел, на улицах стояла полная тишина, а людей поблизости не было. Складывалось впечатление, что человечество в городе полностью вымерло или просто ушло.

Решив с кем-то связаться, я включил сотовый телефон и начал проверять последние оповещения. Никаких смс и звонков за прошедшую неделю не поступало, в том числе и обещанный звонок от родителей. Связи тоже не было, экстренные звонки в различные службы не проходили.

«Что же произошло?», – начал я рассуждать. – «Может, война? Всех эвакуировали, увезли. Но чтобы за одну неделю войны бросить город, да ещё в такой спешке… Даже если бы и бросили, то почему не проходят звонки? Где все и почему меня никто не эвакуировал?», – размышлял я.

Некоторое время спустя я пришел к выводу, что в ближайшее время было необходимо добраться до дома, собрать какую-либо часть вещей, а затем забраться на крышу высотного здания и осмотреться. Может, люди где-то и были, но в другом месте. В противном случае был смысл просто дойти до другого конца города и узнать, как там обстоят дела.

Полностью одевшись, я подошел к двери и несколько раз толкнул её, чтобы открыть, но она не поддавалась. Я глянул в дверное окно и увидел, что снаружи вход был завален носилками и небольшим количеством мебели. Также в самом коридоре, куда выходила дверь, царил страшный погром: куча разбросанных вещей, мусора, тряпок, мебели. Никогда ещё мне не приходилось испытывать страх к темноте, но это место просто вымораживало своей атмосферой, отсутствием людей и адским разгромом. Применив силу, мне наконец удалось приоткрыть дверь так, чтобы моё тело смогло протиснуться в коридор, из-за чего с грохотом посыпалась вся построенная баррикада. Когда все предметы перестали двигаться, мертвая тишина вернулась вновь, и я наконец смог покинуть свою палату.

Используя телефон в качестве источника света, я начал двигаться к лестнице, осторожно обходя мусор и баррикады, встречающиеся у меня на пути. В свете телефона масштабы погрома казались ещё более пугающими, но все это было практически ничем в сравнении с тем, что я увидел на лестничной площадке. Она была завалена ещё более огромным количеством каталок, носилок, столами и хламом, словно это была баррикада, сделанная на скорую руку с перспективой защиты от чего-то, что могло добраться до верхнего этажа по лестнице. Завал был настолько большим, что я решил не рисковать идти по нему. Вместо этого я начал размышлять на тему того, как мне можно было покинуть это здание более безопасным путем. Логика подсказала мне, что наличие баррикады могло также свидетельствовать и о том, что на этом этаже – а он был последним – могли укрываться люди, которые их и соорудили. Для этого я решил обыскать все комнаты этажа, попутно зовя людей и ища другой, более безопасный путь наружу.

Отделение было небольшим. Как оказалось, на последнем этаже располагались в основном, хирургические палаты и лаборатория забора крови. В одном из последних помещений, из которого сквозило холодом, я встретил тела мертвых людей, занесенных снегом примерно по пояс. Все трое лежали возле окна, в голове каждого светилась дыра от пистолетного выстрела, который был сделан в упор. Одно окно было разбито, вероятно, из-за пули, которая прошла сквозь человека и попала в стекло. По всей видимости, эти люди перестреляли друг друга или застрелились сами, но на каких основаниях они это сделали, было для меня загадкой.

С каждым шагом в голове становилось все больше и больше вопросов. Складывалось впечатление, что я уснул в одном мире, а очутился совсем в другом, непонятном пока для меня. И мне бы очень хотелось вернуться обратно в свой, только я не знал как.

Из разбитого окна подул резкий холодный ветер, из-за которого я немного пошатнулся от легкой слабости. Ветер зашевелил остатки мусора в больнице, прогрохотал ими, отчего мне стало ещё страшнее.

Я плотно закрыл помещение и направился исследовать этаж дальше, но более ничего особенного, кроме очередных груд мусора, я не нашел, а другие лестницы также были забаррикадированы. Идти через такие преграды на лестницах – занятие весьма опасное, поэтому я ещё раз пробежался по комнатам в поисках возможного пути к спасению. Путь привел меня обратно в помещение, где лежали мертвые люди, и за окном же я увидел свой, вероятно, единственный выход – старую пожарную лестницу.

«Если я соскользну, надеюсь, снег внизу окажется достаточно глубоким, чтобы смягчить мое падение», – пронеслось в голове. – «А вот пистолет может мне пригодиться», – сверкнула новая мысль, когда мой взгляд упал на зажатое в руке мертвеца оружие. Переступая через отвращение и ощущение аморальности по отношению к обыску мертвых людей, я нащупал пистолет Макарова и выдернул его из рук мертвеца. Щелкнув затвором пистолета, я проверил его работоспособность и наличие патронов в магазине, благо в прошлом уже был опыт в стрельбе и обращении с оружием.

Найдя металлическую палку – часть железной кровати – я полностью освободил окно от осколков стекла, а затем осторожно перелез через подоконник, свесив ноги, и глянул вниз. «Хоть и пятый этаж, но вот падать будет больно», – мелькнула тревожная мысль в голове. Проверив одной рукой, что лестница не скользкая и не развалится, я ухватился за неё второй, подтянулся и встал ногами. Нервно, трясущимися от страха руками, я начал перехватываться, медленно и осторожно спускаясь вниз. Каждый шаг я делал с крайней степенью осторожности, пока через пять минут нога не ощутила, что ступеньки лестницы закончились, и я спрыгнул вниз, провалившись по пояс в снег.

Путь домой был тяжким. Приходилось прикладывать большие усилия, чтобы сделать хотя бы один шаг, двигаясь по глубокому снегу. Все это время я внимательно осматривал проезжую часть, на которой располагались занесенные снегом автомобили с открытыми окнами и разбитыми стеклами. Под снегом то и дело мне попадался механический мусор, от каждого прикосновения я нервно вздрагивал, но благо мертвые люди мне не попались.

В подъезде моего дома было пусто, безлюдно и тихо. Зайдя в квартиру, я присел немного, и ещё раз все обдумав, начал собирать свои наиболее важные вещи. Раскрыв сумку, я положил туда свой компьютер, кучу вещей и одежды, взял нож, который мне подарил когда-то мой дед, и немного консервированной едой. Что не менее важно, взял с собой лекарство, снимающие симптомы моего недуга, а когда начал застегивать сумку, то услышал доносящийся со стороны улицы громкий гул двигателя. Я подбежал к окну и принялся наблюдать, как по улице, оставляя четкий и красивый гусеничный след на снегу и пуская густой черный дым, ехал танк. Машина двигалась быстро, сохраняя направление своего пути по середине дороги. Но, вскоре, танк резко ускорился, его повело в сторону, после он врезался в небольшой ларек, остановился и заглох.

«Наконец! Живые люди! Но что с ними могло произойти, раз танк так странно себя повел. Стоит подойти к ним как можно быстрее, пока они не уехали без меня».

Взяв с собой своё снаряжение, я пулей вылетел на улицу и добежал до танка. Запрыгнув на башню, я несколько раз постучал по люку, ожидая действий со стороны экипажа.

– Эй, впустите меня! Я здесь один! – проговорил я отчаянно.

Внутри танка началось какое-то движение и шум, однако вскоре все стило и люк продолжал оставаться закрытым, поэтому я решил открыть его самостоятельно. Потратив ещё немного времени я понял, что и это занятие было бесполезным: на люке отсутствовали какие-либо ручки или рычаги, чтобы можно было это сделать. Не зная, что делать дальше, я молча уселся и принялся ждать, пока экипаж самостоятельно мне не откроет.

Внезапно люк открылся, из тьмы танка вылезло дуло пистолета и направилось прямо на меня:

– Ты кто такой, как тут оказался? – начал со мной диалог непонятный силуэт.

– Я… я не понимаю, что вообще происходит, – испуганно ответил я и поднял руки вверх, опасаясь нападения человека. – Где все люди? Почему никого нет? И зачем вы на меня наставили свое оружие? Я не бандит.

– Бред какой-то… – покачал силуэт своей головой. – Кого смогли – уже давно эвакуировали на север города. Небось, мародерничаешь тут втихаря? – надавил он на меня агрессивно.