Аркадий Яшмин
Квантонавты. Пятый факультет

© Яшмин А. Г., 2019

© Рыбаков А., оформление серии, 2011

© Клименко Н. А., иллюстрации, 2019

© Макет. АО «Издательство „Детская литература“», 2019

О конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».

В 2018 году подведены итоги уже шестого Конкурса.

Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. К началу 2019 года в серии уже издано более 45 книг. Выходят в свет повести, романы и стихи лауреатов шестого Конкурса. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию.

Квантонавты. Пятый факультет
Фантастический роман

Пролог. Незаконченный маршрут

Посвящается всем тем, кто, несмотря ни на что, все-таки хочет узнать, в чем состоит человеческое счастье и что для него нужно.

Задача была поставлена несложная: дойти через дачный поселок до Уды, переправиться, далее выйти к Селенге^[1], там встать лагерем, переночевать и назавтра обратно. Всего около тридцати километров в один конец. На счету Клуба пешего туризма имени Михайлы Ломоносова числились подвиги и повесомее: к примеру, маршрут «Уда – Селенга – Ушканьи острова» на «Ра-4», реконструкции корабля древних египтян. Папирус специально для этого эпохального проекта вырастили в своих теплицах вавилоны.

А нынешняя акция – это было так… обкатка молодняка.

Тем не менее готовились серьезно. Сентябрьские ночи в Бурятии весьма прохладны, посему взяли палатки-четырехместки, спальники, пару топоров, продуктов на трое суток, потому что «поход на день – жратвы на три». Малькам столь солидная снаряженность казалась избыточной. Все знали, что с ними будут старшие, и вообще, что может случиться в наше время, когда у каждого есть комм^[2]? Эту мысль особо ретивые из молодняка и пытались донести до инструктора клуба Пети Шоноева, известного также как Пилигрим.

Основная масса, впрочем, помалкивала. Пилигрим же двумя короткими фразами: «Не хотите в клуб – и не надо. А если хотите – заткнулись» – восстановил дисциплину, затем построил всех в одну шеренгу и окинул строй кандидатов своим специальным, особо скептическим взором.

Пашку Говоркова он отправил за обувью поконкретнее, чем его «найки». Светку Проньшину заставил выложить всё из рюкзака, отложил в сторону планшет, косметичку, тапочки-зайцы и спросил: догадывается ли она, зачем он это сделал? Светка хмыкнула, но покладисто сказала, что догадывается. Пилигрим поинтересовался, последует ли за догадкой действие. Светка хмыкнула вторично, но сказала, что последует, и унесла вещи в корпус.

Пилигрим, глядя ей вслед, подумал, почесал затылок и велел всем предъявить рюкзаки к осмотру.

Поэтому выступили только через сорок минут препирательств, принуждения и множественных забегов от места сбора в жилой корпус и обратно. Впереди был Пилигрим, замыкающей шла Лена Михайлова – еще один инструктор клуба, тоже девятиклассница с Ландау.

Время было шесть тридцать утра, роса сверкала на травах, солнце еще только готовилось победить утреннюю свежесть, и до самых ворот их провожал кибер-уборщик, явно экспериментальный, из динамиков которого неслась песня Владимира Высоцкого «Здесь вам не равнина – здесь климат иной…».

И хотя двигались они как раз пока по равнине, настрой песня давала правильный.

 
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, —
Пройдут тобой не пройденный маршрут.
 

Через полчаса они уже шагали по дачному поселку. Попадавшиеся на пути ранние дачники приветствовали их добродушными возгласами; видеть куцую колонну школьников с рюкзаками им было явно не впервой.

– Пить хочешь? – спросил один из дачников у Пашки.

– Хочу, – сказал Пашка и замедлил шаг.

– А нельзя, – сочувственно сказал дачник, почесывая живот.

Пашка хмыкнул и пошагал дальше.

Минут через сорок они вышли к реке.

Пилигрим остановился, и постепенно к нему подтянулись растянувшиеся на добрых пятьдесят метров мальки.

– Скажите, Пётр, а как мы будем переправляться через реку? – самым своим аккуратным голосом спросила Света.

Пилигрим вздохнул. Мальки тут же подобрались, переводя взгляды с него на речку и обратно. Похоже, при виде водной поверхности вопрос этот взволновал многих. Уда не является самой большой рекой даже в Бурятии, тем не менее это почти сто метров ширины и довольно быстрое течение.

– Увы вам, отроки, – сказал Пилигрим. – Сегодня никакого экстрима. Вас переправят на лодках.

И повел всех вдоль берега, вниз по течению. И действительно, через полкилометра на берегу их поджидали две моторки со спасательной станции.

Один из спасателей, скуластый паренек-бурят лет двадцати, в серой толстовке, в вырезе которой синели полосы тельняшки, подошел и с ходу размашисто пожал руку Пилигриму.

– Здорово, брат.

– Здорово, брат, – словно эхо, откликнулся Пилигрим.

– Это чо – новообращенные?

– Скажешь тоже! – ответил Пилигрим. – До новообращенных им как пешком до неба. Это так… личинки.

Личинки мрачно посмотрели на Пилигрима, а тот продолжал как ни в чем не бывало, вроде как не замечая этих взглядов:

– Они ж пока – что? Правильно! Они пока ни-че-го! Даже рюкзак собрать не могут. До Уды полчаса пешком, а они – что? Правильно! Уже припотели.

– Понятно, – сказал спасатель, оглядывая насупившихся мальков вполне дружелюбным взглядом. – Многовато вас. Ну да ладно, в два рейса управимся. Всё, урагша^[3]!

Переправа протекала без особой суеты, и уже через сорок минут можно было двигаться дальше. Пилигрим снова построил всех, демонстративно пересчитал, пояснив, что делает это на предмет выявления лишних, и колонна двинулась к лесу, видневшемуся в паре километров от берега. Через пятнадцать минут они достигли опушки негустого сосняка, и здесь Пётр неожиданно скомандовал привал.

Мальки с готовностью остановились. Некоторые со стонами облегчения попадали на землю. Паша с удовольствием снял рюкзак и уселся. Некоторое время он просто сидел, отдыхал и от нечего делать поглядывал по сторонам. И неожиданно осознал, что что-то идет не так.

Пилигрим и Лена стояли, смотрели на лес и тихонько о чем-то переговаривались.

На лицах их было выражение, подобное которому Паше уже доводилось видеть у местных старшеклассников, когда они бились над какой-нибудь особо злобной задачкой. И Пашка вдруг подумал, что, похоже, инструкторы чуть напуганы. И только он так подумал, как Пилигрим решительно тряхнул головой и скомандовал: «Подъем!».

Лена еле заметно пожала плечами, но ничего не сказала.

И они двинулись дальше.

Впереди по-прежнему шел Пилигрим, и Пашка теперь уже осознанно следил за ним. Инструктор зачем-то время от времени сверял направление по компасу, и, похоже, кроме Пашки, этого никто не замечал. Кандидатам в «снежные барсы» вообще было не до отвлеченных наблюдений, потому что идти было трудно.

Шедшая впереди Света сбавила шаг и дождалась, когда Пашка с ней поравняется.

– Как ты думаешь, – спросила она, – это нормально, что они тащат нас по совершенно дикой чаще?

Пашка открыл уже было рот, чтобы дать язвительный ответ: «С каких это пор сосновый лес считается дикой чащей?» – и осекся.

Пилигрим и в самом деле отчего-то вел их явно нехоженым маршрутом.

И потом… Пашка только сейчас это почувствовал – сосняк хоть и был довольно чистый, без бурелома, но при этом выглядел странно. Как на картинке из учебника географии в разделе геологической истории. Словно в нем никогда не бывали люди.

– Нет, Светлана, – сказал он отчего-то шепотом, – это ненормально.

Группа вышла в небольшой распадок^[4], и здесь все повторилось: Пилигрим скомандовал привал, мальки со стонами попадали на землю, а старшеклассники снова начали негромкую беседу, но на этот раз Лена достала кроме планшета настоящую бумажную карту.

Паша со Светкой специально расположились подле инструкторов и с видом отвлеченным во все уши слушали, о чем они вполголоса говорят.

– Вот, смотри, – говорила Лена, даже не пытаясь скрыть свою озабоченность. – Распадок здесь. Вот координаты.

– Лена, – отвечал Пилигрим так, будто он страдал от зубной боли. – Я не отрицаю, что это распадок. Я говорю, что я не узнаю его. Мы уже час прем по местам, которые я знаю как свои пять пальцев… А я их не узнаю.

– Не узнаёшь… – повторила Лена хмуро. – Петя, надо возвращаться.

– И что мы скажем в школе?

– Я не знаю, – тихо ответила Лена и зачем-то огляделась.

Света наклонилась к Пашке:

– Паш, о чем это они, а?

Пашка посмотрел на Светку. У той были круглые глаза.

Пашка сделал суровое лицо.

– Все будет нормально. До города три шага. Не заблудимся.

И тут он увидел, как Пилигрим решительно махнул рукой:

– Подъем! Мы возвращаемся.

Никто из них не заметил человека, неподвижно стоящего среди деревьев и внимательно наблюдающего за ними.

Часть первая
Аксиоматика бузы

Лиха беда начало.

Пословица

1

– Как он сюда попал?

Казимиру Яковлевичу никто не ответил. Директор оглядел своих коллег: первого завуча и молодого учителя – и обратился уже непосредственно к Коле:

– Как ты сюда попал?

Полторы секунды Коля смотрел на широкую залысину и седеющие волосы Казимира Яковлевича, собираясь обстоятельно ответить, что попал сюда сначала самолетом, затем двумя автобусами с пересадкой, а после немного пешком, но передумал в последний момент – почувствовал, что в этом кабинете всем как-то не до шуток.

– Я призер олимпиады, – ответил Коля сдержанно.

Завуч подняла голову, молодой остался неподвижным; он, кажется, даже глаза прикрыл.

– Олимпиады, значит, – пожевав губами, повторил директор школы. – Призер.

– Районной, – добавил Коля тоном ниже. – И отличник.

– Какое место-то хоть на районной олимпиаде? – устало спросила Татьяна Алексеевна, первый завуч. Она терла виски кончиками указательных пальцев.

– Третье, – ответил Коля.

– Вы лучше спросите у него, по какому предмету олимпиада, – неожиданно подал голос молодой. Говорил он, в противоположность своему квелому виду, вполне бодро и ясно.

Завуч и директор некоторое время смотрели на Колю вопросительно. Мальчик молчал: его никто не спрашивал, а значит, не надо было отвечать. Молодой, глядя на него, прищурился.

Затем Татьяна Алексеевна нетерпеливо произнесла:

– Ну? По физике? По математике? Биологии?

– По эстетике, – сказал Коля. – Я кленовый лист нарисовал в объеме.

Завуч закашлялась, затрясла ладонью перед лицом.

– Вот как это, а? – с некоторой тоской спросил куда-то в пространство директор и оглядел присутствующих. – Как это понимать? – И после короткой паузы: – И как не вовремя-то…

Все, включая Колю, молчали, только первый завуч все никак не могла справиться с кашлем.

Директор постучал указательным пальцем себе по кончику носа.

– Что будем делать с этим пришельцем? Назад отправим? Надо обоснование в Минобраз. Татьяна Алексеевна?

– Назад… не получится, – сдавленным голосом произнесла первый завуч.

– Почему это? – одновременно спросили молодой и директор.

Завуч почему-то взъярилась:

– Слушайте, мальчик тут ни при чем! Требованиям он соответствует. – Она наконец прокашлялась и твердым жестом выставила руку, предупреждая протесты. – Тем более, как вы помните, у нас недобор.

– Еще и недобор, – произнес молодой как будто бы про себя.

Первый завуч продолжила:

– И если строго по букве… В вашем положении о приеме, – она отчего-то надавила на это «вашем», – не указано, какой именно олимпиады должен быть призер. Просто призер, от районной и выше. А Коля отличник, школа и гороно рекомендуют, портфолио есть. Вот, собственно… – Она повернула свой планшет к ним. – Тот самый лист, я полагаю.

Молодой коротко хохотнул.

– Красиво, – мрачно сказал Казимир Яковлевич. – Значит…

– Только законным путем, – закончила Татьяна Алексеевна.

Коля почувствовал, что проникается некоторой симпатией к этой уверенной, надежной женщине.

Все снова замолчали. Ненадолго, секунд на пять.

– Так. – Директор приосанился и заговорил совсем другим голосом: – Николай… – Он посмотрел в свой планшет. – Николай Иванович, поздравляю вас с прибытием в научный центр специализированного образования детей Бурятского государственного университета, а попросту в Школу квантонавтов.

– Ура! – сказал молодой.

Первый завуч трижды хлопнула в ладоши, изображая аплодисменты.

Коля встал и коротко кивнул. Его впервые в жизни всерьез назвали по имени-отчеству.

– Спасибо, Казимир Яковлевич, и… и вы, – неуклюже закончил он.

– Кстати, кто у него куратор? – спросил молодой.

– Егор!.. – укоризненно сказал директор. – То есть Егор Семенович. Вы сегодня поразительно недогадливы.

Молодой открыл рот, поморгал и закрыл его.

– И, Татьяна Алексеевна, – сказал директор, – эту дырку в положении надо срочно э-ли-ми-нировать. Займитесь этим, пожалуйста, что там надо – внести изменения, составить письмо в министерство? А то нам тут только пятого факультета не хватало.

– Факультет Петрова-Водкина, – серьезно сказал молодой Егор Семенович, но глаза его поблескивали. И он подмигнул Коле: не дрейфь, мол!

– Сидорова-Селе… – рассеянно откликнулся директор, но договорить не успел.

На столе директора курлыкнула громкая связь.

– Казимиряклич-на-колмогорова-опять-буза! – слитно отбарабанил секретарский голос.

Коля понял, что не смог разобрать ни единого слова, кроме «Казимир» и «буза», да и то насчет последнего он не был уверен. Директор посмотрел на часы и раздосадован но крякнул.

– «Трубу» возьмите, Казимир Яковлевич, – сказала первый завуч. – Я, конечно, их встречу, но вы же понимаете – я все-таки женщина, да еще и гражданская…

– Шовинисты в погонах, – сказал директор. – Ладно, возьму трубу. Так, коллеги, буза на Колмогорова – это серьезно. Егор, Татьяна Алексеевна, нужен план. Коля, подожди нас в коридоре.

В коридоре было тихо и соответственно скучно. Голые стены, пол, окрашенные в ненавязчивые казенные цвета. Смотреть было не на что, за исключением огромной сдвоенной интерактивной таблицы-экрана, занимавшей значительную часть коридорной стены. Над ней была надпись красивыми буквами, гласившая: «Размышления о будущем не имеют смысла, если не влекут действий в настоящем».

Коля от нечего делать начал эту таблицу рассматривать.

Интерактивным этот экран оказался только на вид: на прикосновения, мазки и надавливания он не реагировал и жил своей собственной жизнью, периодически меняя содержание блоков. Самый большой блок оказался расписанием, частично со знакомыми Коле предметами: физика, математика, география. Были и загадочные названия, озадачивавшие в основном своим сокращенным написанием – «крипт. алг.», «теор. син.» или просто «ТПР», хотя места в ячейках было полно; или вот, к примеру, что должно было означать «т. спожн.(пр.)» – ну не «типа сложный (предмет)» же, в самом деле? Вторая половина была оживленнее: там неторопливо сменяли друг друга турнирные таблицы, знакомые каждому читателю спортивной прессы, – «Волейбол», «Футбол», «Общий зачет» и тому подобное, а также разномастно сверстанные объявления.

Объявления интриговали. Некоторые Коля перечитал два раза.

«Нужны добровольцы без чувства юмора. Обращаться к Перелыгину Ивану, 4–8».

«Кто оставил на летн. ядре запароленный комм. Обр.: комн. 129 до 14:00 завтра (а не то взл. и прин.)».

«Вавиловцы! Великая футбольная мобилизация переносится на среду. Время и место – те же. Урагша! Жамьяндабаев».

«Паразиты-ландыши! Если до 20:59 29.09 предложений по Новому году не будет, программу составлю сама. Вы помните, что это значит. Инк-Визитор, т. и. к. Шемякина Инна».

«У кого есть медь? Надо 243 грамма чистой, можно в проводе. Обращаться к Данилову Косте на 4–7».

«Поэма закончена. Контрольное чтение в малом демзале 24.09 в 21:20. В. Буслаев. Автографы. PS. Вход строго по списку. PPS. Список в к. 34».

Прозвенел звонок, и коридор начал наполняться учениками. Школьники-квантонавты на вид были точно такими же, что и в Колиной родной школе, только форма была, кажется, «омичка», а не «девятка», и, пожалуй, шагали они чуточку целеустремленнее, чем положено людям их возраста. Хотя… может, у них тут просто перемены короче. Или коридоры длиннее…

Коля прислушался.

– … А если снимет шляпу, станет понятнее, что он говорит?

– … Нет, драконов, конечно, не бывает. А над биоогнеметом надо подумать.

– … Нет, ты скажи мне, как, как может часть судить целое?

– … Вейль плюс Риччи – что будет? Риман! Понял!

– … На Колмогорова? Опять? Ну… идут на рекорд!

На Колю косились, но в целом его вид ажиотажа не вызывал. Из директорской приемной упругим шагом вышли Казимир Яковлевич и новоиспеченный Колин куратор и, решительно влившись в поток, двинулись по коридору, кивками отвечая на приветствия.

– Казимир Яковлевич! – крикнул Коля им вслед. У него возникло четкое ощущение, что про него забыли.

– Не отставай! – бросил директор через плечо. – Ты нам пригодишься.

2

– Не люблю «трубу», – говорил Казимир Яковлевич по дороге. – Знаете, как это говорится: «Моешь чашку – мой чашку». А «труба» отвлекает, в итоге и разговор не разговор, и чашка не помыта. И не надо мне про Цезаря! – сказал он, слегка повысив тон, хотя и Коля, и Егор Семенович хранили вежливое молчание.

Стоял теплый день ранней осени, но в тепле его безошибочно угадывалось приближение холодов: невозможно спутать майский день с сентябрьским, даже если температура будет одинаковой, даже не зная календаря, даже с закрытыми глазами.

Они вышли из главного корпуса и теперь шагали мимо двухэтажных серокирпичных домов, где жили школьники и учителя, по направлению к факультету Колмогорова – одному из четырех факультетов Школы квантонавтов. Сначала за ними следовала небольшая группка из разновозрастных учеников, возбужденным свистящим шепотом передавая друг другу слухи о бузе, затем пропел звонок, и через несколько секунд они шли уже только втроем.

– Я думаю, вряд ли что-то серьезное, – заговорил Егор Семенович. – Иначе бы иззвонились все. Ну, как в сорок восьмом…

– Да, если бы как в сорок восьмом, мы бы с вами тут не шли прогулочным шагом, – согласился директор. – Давайте гадать, пока идем. Я думаю, что это восьмиклассники, и думаю, что что-то связанное с алгеброй. Представления? Гомотопии?

– Ох, не любите вы абстрактников! – усмехнулся Егор Семенович. – Я думаю, что это девятый класс, и полагаю, что проблема больше метафизическая. Может, что-нибудь из оснований логики. Аксиома исключенного третьего?

– Опять? – делано напуганным голосом спросил Казимир Яковлевич.

Они рассмеялись чему-то своему.

Егор Семенович неожиданно обернулся к Коле:

– Ну а у тебя какие предположения, Николай Иваныч?

– Э-э… – сказал Коля, едва не споткнувшись.

Егор Семенович быстро и точно придержал его за ранец.

– А какие еще варианты? – уточнил Коля.

– Это не закрытый вопрос, – ответил молодой без улыбки.

– Тогда у меня мало информации, – сказал Коля твердо и отметил, как быстро переглянулись его куратор с директором школы.

– Ладушки! Значит, так, – почему-то повеселевшим голосом начал Егор Семеныч, – факультет Колмогорова – это алгебра, геометрия, анализ, числа, структуры, логика, алгоритмы, модели, теории, лингвистика… В общем, вся абстракция, все символы, все языки.

– И когда их любимая абстракция не налезает на реальность, поднимается бунт, – сказал директор, подняв палец. – Бессмысленный и беспощадный. Простой они народ, наши колмогоры, простодушный.

– Вече, бунт, майдан, болотка, – пропел молодой. – Буза, в общем.

– Более-менее понятно, – кивнул Коля. – А что было в сорок восьмом?

– Ну, это к Егору, – вздохнул Казимир Яковлевич.

Выяснилось, что в сорок восьмом Егор Семенович с ребятами занимались распределенными приближенными вычислениями в нечеткой логике, а черепановцы соорудили им под эти вычисления машину. Коля мужественно проглотил все это, даже не моргнув. Егор, однако, заметил его затруднения и сказал, что, в общем, самым главным во всем этом было то, что машина эта половину рабочего времени спала, то есть не делала ничего, просто потребляла ток, зато другую половину времени считала задачи очень эффективно, на порядок эффективнее других алгоритмов, возмещая, таким образом, время бездействия сторицей.

– Это было очень перспективно, – говорил Егор, увлекшись и размахивая руками.

Коля вежливо остановил его, спросив, из-за чего началась буза. Егор, потерев нос, сказал, что один колмогор, классом младше, обнаружил побочный эффект: машина, по его выкладкам или, как он сказал, «ощущениям», получила возможность страдать.

– Страдать? – переспросил Коля. – Машина?

– Да, – ответил Егор Семенович. – Когда она сталкивалась с трудностью, она испытывала что-то похожее на боль и, пытаясь избавиться от нее, решала задачи быстрее и эффективнее; решения, к слову, она строила как раз из тех данных, которые ей снились.

– Снились, – утвердительно повторил Коля. – Машине.

– Да, но проблема заключалась именно в страдании. Этот колмогоровец заявил, что никто не имеет права создавать сущности, способные страдать. Пусть даже они и сверхэффективны для каких-то задач. Или видят сны.

– Способный был парнишка, не отнять, – подвел итог Казимир Яковлевич. Он крутил головой, высматривая что-то или кого-то. – Жаль, не остался.

– А что с ним стало?

– Родители забрали, – ответил Егор Семенович. – Даже девятый класс не закончил. Девятый!

– Но бучу заварил на все деньги, – заметил директор. – Мы детей эвакуировали, спецназ вызывали некоторые деятели. Спецназ не пригодился, – добавил он, покосившись на Колю. – Машину и материалы он сам уничтожил.

– Или с собой забрал, – мрачно сказал Егор Семенович.

– Следствие сказало: уничтожил.

– А что особенного в девятом классе? – помедлив, спросил Коля.

Можно подумать, только девятиклассники способны бунтовать и строить машины, которые видят сны. Шестиклассники, по Колиному твердому убеждению, были ничем не хуже, а скорее даже лучше любого девятиклассника, причем во всем. Коля, к примеру, был шестиклассником.

– Вот ты где! – неожиданно воскликнул Казимир Яковлевич и устремился куда-то вбок.

Коля увидел небольшой мобиль без кабинки и спину сидевшего за его рулем. Мобиль, неторопливо кряхтя, катился в сторону леса.

– Булат Баирыч! Булат! Стой! – закричал директор и, наплевав на ноблес оближ^[5], побежал.

Егор Семенович и Коля припустили за ним.

– Стой, говорю!

Мобиль остановился, сидевший в нем человек обернулся – явно ученик, русый, долговязый, в панаме, с едва-едва пробивающимися усиками над верхней губой.

– Стой, – сказал директор. – Андрей? А где Булат Баирович?

– Я за него, – бесстрашно ответил долговязый. – Здравствуйте, Казимир Яковлевич. Здравствуйте, Егор. Здравствуй, мальчик.

– Андрей, добрось-ка нас до Колмогорова.

– Да тут идти-то.

– Добрось, говорю. Там буза, мы должны появиться солидно.

– Мне нужен приказ директора, – строптиво сказал Андрей. – Письменный. Булат Баирович велел.

– Щас будет тебе приказ! – зловеще сказал Казимир Яковлевич и полез в свой планшет. – И тебе, и Булату Баировичу твоему!..

– Да шучу я, Казимир Яковлевич! – Андрей неожиданно рассмеялся гулким баском. – Мы же буквоеды начинающие, неопытные. Садитесь уже.

Директор покрутил головой, но ничего не сказав, уселся рядом с водителем. Егор Семенович тем временем уже ловко устроился на спинке сиденья. Мобиль вернулся на дорожку, затем, проехав метров пятнадцать, Андрей свернул налево, и их взору открылся корпус факультета Колмогорова.

– А это у вас кто? Оруженосец? – неожиданно спросил Андрей.

– Новенький, – весело ответил директор. – Художник, понимаешь. Мастер по кленовым листьям.

Андрей живо обернулся и посмотрел на Колю. Егор со сдержанным любопытством переводил взгляд с одного на другого.

– А, ясно, – сказал Андрей, возвращаясь к вождению. – Флюктуация.

– Уверен? – Егор поднял бровь. – Ты же его первый раз видишь.

– Конечно. Система поправит. Вылетит как миленький.

– Во-первых, не так это просто… – начал директор.

– Я понял, не утруждайтесь, – мягко, но решительно прервал его Андрей. – Ситуация не стоит слов, потраченных на описание.

На этот раз хмыкнул Егор.

– Что? – тут же отозвался Андрей. – Я опять грублю?

Ему никто не ответил, и некоторое время ехали молча.

– Где они бузят-то нынче? – спросил Егор. – В жилом или семинарят, как обычно?

– Да как обычно, – ответил долговязый.

– Ты, кстати, не вникал, в чем там дело?

– Да тоже как обычно – кривополяция.

– Криво – что? – подал голос Коля.

– Кривая экстраполяция, – пояснил Андрей. – Некорректно перенесли ограниченную модель на более широкий класс объектов. Источник и причина всей бузы во все времена.

– А подробнее? – спросил Казимир Яковлевич.

– А подробнее я не вникал. У меня у самого тут задачка зловредная. Некогда мне.

– У тебя белая тряпка есть?

– Только зеленая.

– Давай.

– Может, это хандра? – предположил Егор, глядя на небо. – У них бывает.

– Нет, Егор, – ответил Андрей и остановил мобиль. – Это буза. Небольшая, на три балла, но буза. Поеду я, Казимир Яковлевич. Пока, флюктуация.

Долговязый Андрей утарахтел по своим зловредным делам. Директор, учитель и новый ученик Школы квантонавтов остались перед входом в колмогоровский корпус. Коля с недоумением проводил старшеклассника на мобиле взглядом, затем осторожно спросил:

– Так, значит… ничего страшного?

– В смысле? – не понял Егор Семенович. Он, прищурившись, разглядывал из-под ладони лестницу и главный вход.

Директор достал маленький театральный бинокль и водил им по фасаду корпуса, наполовину скрытому акацией.

– Он какой-то спокойный…

– Андрей считает эту проблему тривиальной. И думает, что я знаю, как действовать, – сказал Казимир Яковлевич и мрачно добавил: – Все так думают.

– А вы знаете? – осторожно спросил Коля.

– Должен знать, – коротко ответил директор. Потом покосился на мальчика и спросил: – Или нет?

Коля не успел ответить.

– Андрей у нас колмогоровец, понимаешь ли! – с усмешкой объяснил куратор. – Хоть и староста. Внешняя жизнь беспокоит их очень редко. Вот внутренняя…

– Окна в порядке, двери не забиты, ничего не горит, – сказал директор себе под нос. – И впрямь на троечку буза-то. У них же там ни препаратов, ни культур опасных нет?

– Да откуда… Слушайте, может, Гаврилу Цыденыча попросить к ним сходить? Они его любят.

– Все его любят! – ответил директор сердито. – Не пойдет он к ним. «В прошлом году, – говорит, – когда я пошел, я почти что понял, о чем они мне толковали». Почти понял! «Казимир, – говорит, – тебе что, нужен сумасшедший физрук?»

С неба донесся раскатистый рокот. Все задрали головы, и Коля увидел, как стремительный, хищного вида и защитной окраски краснозвездный вертолет плавно скользнул и начал давать круг, снижаясь. В кармане у директора заурчала «труба». Казимир Яковлевич схватил ее и почти сразу закричал:

– Да, да, да! Вижу, не глухой! Иду, иду! Генерал?… Трое? Иду уже, иду!

– Так, – сказал он, положив «трубу» в карман. – Это комиссия, мне надо с ними говорить глаза в глаза. Так до них быстрее доходит. В общем, Егорушка, надеюсь на вас. Николая определите на факультет, но сначала решите с жильем, там у вас вроде пара вариантов есть.

– А как же буза? – спросил Коля.

– Я на вас надеюсь, – раздельно повторил директор и подмигнул ему. – Вот, держи. Вернешь, когда устроишься.

И, вручив Коле бинокль с зеленой промасленной тряпкой, он испарился.

– И чашка не помыта, – сказал мальчик мрачно.

Егор сидел на корточках перед большим картонным листом, лежащим прямо перед ступеньками, на котором было крупно написано: «Баррикада» – и изображены стрелки, математические знаки и цифры.

– «Баррикада 4x2 м. Стрелка вверх меньше или равна семнадцати „эл“», – прочитал он вслух.

– Это ограничение возраста, – догадался мальчик.

Егор Семенович встал, наморщил лоб и с силой потер нос.

– Ну что ж, – сказал он. – Рисковать пока смысла нет. Разрушений не видно и не предвидится, буза, по оценке Андрея, умеренная, а по моей – символическая…

– А может, она сама, того… пройдет? – спросил Коля. – В смысле, зачем ею заниматься, если она, ну, символическая?

Егор Семенович некоторое время смотрел на него прищурившись, затем произнес:

– Я тоже так думал. До сегодняшнего утра. – Он встряхнул головой и заговорил другим голосом, уверенно и четко: – Вот что, Николай. От имени и по поручению администрации назначаю тебя переговорщиком с этими вольтерьянцами. Раз мне к ним нельзя, будем держать связь через болталку. Планшет-то у тебя подцепился уже к сети?

– Подцепился, но…

– Главное, не спорь с ними, – сказал куратор. – Кишка у тебя против них тонка. Без обид.

– Да какие обиды… – произнес Коля. И спросил, чтобы перевести тему: – А что это за вертолет прилетел?