Аристотель
Риторика

Глава X

Откуда берутся изящные и удачные выражения? – Какой род метафор наиболее заслуживает внимания?

Разобрав этот вопрос, следует сказать о том, откуда происходят изящные и удачные выражения. Изобрести их – дело человека даровитого или приобретшего навык, а показать, [в чем их особенности], есть дело этой науки. Итак, поговорим о них и перечислим их.

Начнем вот с чего: естественно, что всякому приятно легко научиться [чему-нибудь], а всякое слово имеет некоторый определенный смысл, поэтому всего приятнее для нас те слова, которые дают нам какое-нибудь знание. Слова необычные нам непонятны, а слова общеупотребительные – мы понимаем. Наиболее достигает этой цели метафора, например, если поэт называет старость стеблем, остающимся после жатвы, то он научает и сообщает сведения с помощью родового понятия, ибо и то, и другое – нечто отцветшее. То же самое действие производят уподобления, употребляемые поэтами, и потому они кажутся изящными, если только они хорошо выбраны. Уподобление, как было сказано раньше, есть та же метафора, но отличающаяся присоединением [слова сравнения]; она меньше нравится, так как она длиннее, она не утверждает, что «это – то», и наш ум этого не требует.

Итак, тот стиль и те энтимемы по необходимости будут изящны, которые сразу сообщают нам знания; поэтому-то поверхностные энтимемы не в чести; (мы называем поверхностными те энтимемы, которые для всякого очевидны и в которых ничего не нужно исследовать); не [в чести] также энтимемы, которые, когда их произнесут, представляются непонятными. Но [наибольшим почетом пользуются те энтимемы], произнесение которых сопровождается появлением некоторого познания, даже если этого познания раньше не было, или те, по поводу которых разум немного остается позади; потому что в этих последних случаях как бы приобретается некоторое познание, а в первых [двух] нет. Подобные энтимемы пользуются почетом ради смысла того, что в них говорится: что же касается внешней формы речи, то [наибольшее значение придается энтимемам], в которых употребляются противоположения, например, «считая их всеобщий мир войной, объявленной нашим собственным интересам»; здесь война противополагается миру. [Энтимема может производить впечатление] и отдельными словами, если в ней заключается метафора, и притом метафора ни слишком далекая, потому что смысл такой трудно понять, ни слишком поверхностная, потому что такая не производит никакого впечатления. [Имеет] также [значение та энтимема], которая изображает вещь перед нашими глазами, ибо нужно больше обращать внимание на то, что есть, чем на то, что будет.

Итак, нужно стремиться к этим трем вещам:

метафоре,

противоположению,

наглядности.

Из четырех родов метафор наиболее заслуживают внимания метафоры, основанные на аналогии; так, например, Перикл говорил, что юношество, погибшее на войне, точно так же исчезло из государства, как если бы кто-нибудь из года уничтожил весну. И Лептин по поводу лакедемонян [говорил], что он не допустит, чтобы Эллада стала крива на один глаз. И когда Харит торопился сдать отчет по Олинфской войне, Кифисодот сердился, говоря, что он старается сдать отчет в то время, когда народ «кипит в котле». Так и некогда [оратор], приглашая афинян, запасшись провиантом, идти в Еввию, говорил, что постановление Мильтиада должно «выступить в поход». И Ификрат выражал неудовольствие по поводу договора, заключенного афинянами с Эпидавром и всей прибрежной страной, говоря, что они сами отняли у себя провиант на время войны. И Пифолай называл паралу «палицею народа» и Сист – «решетом Пирея». И Перикл требовал уничтожения Эгины, «этого гноя на глазах Пирея». И Мирокл, назвав одно из уважаемых лиц, сказал, что сам он нисколько не хуже этого лица, потому что оно поступает худо в размере процентов, равняющихся трети [ста], а он в размере процентов равных десятой части. [Такой же смысл имеет] и ямб Анаксандрида о дочерях, которые опаздывали с замужеством:

 
Девушки у меня просрочили
      время вступления в брак.
 

И слова Полиевкта о некоем Спевсиппе, пораженном апоплексией, что он [ни одной минуты] не может провести спокойно, хотя судьба связала его болезнью с пятью отверстиями. И Кифисодот называл трииры «пестрыми мельницами», а Диоген – харчевни «аттическими фидитиями» (спартанские общие трапезы); и Эсион [говорил], что они «вылили государство в Сицилию». Это выражение метафорическое и наглядное. И [выражение] «так что [вся] Греция испустила крик» есть некоторым образом метафора и наглядно. И как Кифисодот советовал [афинянам] остерегаться, как бы не делать много скопищ, народных собраний. И Исократ [говорил то же] о сбегавшихся на торжественные празднества. И как [сказано] в эпитафии: «Достойно было бы, чтобы над могилой [воинов], павших при Саламине Греция остригла себе волосы, как похоронившая свою свободу вмести с их доблестью». Если бы он сказал, что [грекам] стоит пролить слезы, так как их доблесть погребена – [это было бы] метафора и [наглядно], но [приведенные слова] заключают в себе некоторое противоположение свободы доблести.

Ификрат сказал: «Путь моих речей пролегает посреди Харитовых деяний». Здесь [употреблена] метафора по аналогии, и выражение «посреди» делает [фразу] наглядной. И выражение «призывать опасности на помощь против опасностей» есть метафора, делающая фразу наглядной. И Ликолеонт, защищая Хаврия, [сказал]: «Как, вы не уступите мольбам медной статуи, воздвигнутой в честь его?» Это была метафора для данной минуты, но не навсегда; хотя она наглядна: «Когда он (Хаврий) находится в опасности, за него просит его статуя», неодушевленное [как бы становится] одушевленным, этот памятник деяний государства. Таково и [выражение]: «они всеми силами стараются о том, чтобы быть малодушными», потому что стараться значит увеличивать что-нибудь. [Таково же и выражение]: «Бог зажег в душе разум, как светоч», потому что оба слова, [то есть «зажег и светоч», наглядно] изображают нечто. [То же самое]: «мы не прекращаем войны, а откладываем их»; и то, и другое, и отсрочка, и подобный мир относятся к будущему. [Сюда же относится выражение], что «мирный договор – трофей гораздо более прекрасный, чем [трофеи], полученные на войне», потому что последние [получаются] за неважные вещи или за одно какое-нибудь случайное стечение обстоятельств, а первые – за всю войну; и то, и другое – признаки победы. [Сюда же относится и выражение], что для государств большим наказанием служит осуждение людей, потому что наказание есть справедливо [нам причиняемый] ущерб.

Глава XI

Еще об изящных выражениях: что такое наглядность? Отношение наглядности к метафоре. – Откуда следует заимствовать метафоры? – «Обманывание» слушателя: апофтегмы, загадки, парадоксы, шутки, основанные на перестановке букв и на созвучии, омонимы. – Сравнение, отношение его к метафоре. Пословицы и гиперболы и их отношение к метафоре.

Итак, мы сказали, что изящество получается из метафоры по аналогии и из оборотов, изображающих вещь наглядно; теперь следует сказать о том, что мы называем «наглядным» и результатом чего является наглядность. Я говорю, что те выражения представляют вещь наглядно, которые изображают ее в действии, например, выражение, что нравственно хороший человек четырехуголен, есть метафора, потому что оба эти понятия совершенны, но они не обозначают действия. А [выражение] «он находится в цвете сил» означает проявление деятельности, а также: «тебя, как животное, свободно пасущееся [в священном округе]». Точно так же:

 
Тогда греки, воспрянув своими
      быстрыми ногами.
 

Выражение «воспрянув» означает действие и есть метафора, потому что оно заключает в себе понятие быстроты. И как Гомер часто пользовался [этим оборотом], с помощью метафоры представляя неодушевленное одушевленным. Во всех этих случаях от употребления выражений, означающих действие, фразы выигрывают, как, например, в следующих случаях:

 
Вниз по горе на равнину
      катился обманчивый камень…
…и отпрянула быстро пернатая злая (стрела)
И прянула стрелка,
Остроконечная, жадная в сонмы
      влететь сопротивных,
Копья, в землю вонзяся стояли,
      насытиться алчные телом,
…Сквозь перси пробилося бурное жало,
      Рея вперед.
 

Во всех этих случаях предметы, будучи изображены одушевленными, кажутся действующими, так как понятия «обманывать», «реять» и т. п. означают проявление деятельности. [Поэт] применил их с помощью метафоры по аналогии, потому что как камень относится к Сизифу, так поступающий бесстыдно относится к тому, по отношению к кому он поступает бесстыдно. [Поэт] пользуется удачными образами, говоря о предметах неодушевленных:

 
(Буря)…воздымает
Горы клокочущих волн по неумолчно
      шумящей пучине,
Грозно нависнувших, пенных,
      одни, а за ними другие.
 

[Здесь поэт] изображает все движущимся и живущим, а действие есть движение.

Метафоры нужно заимствовать, как мы это сказали и раньше, из области предметов сродных, но не явно сходных, подобно тому, как и в философии считается свойством меткого [ума] видеть сходство и в вещах, далеко отстоящих одни от других, как, например, Архит говорил, что судья и жертвенник – одно и то же, потому что к тому и другому прибегает все, что терпит несправедливость. Или если бы кто-либо сказал, что якорь и кремафра – одно и то же: и то, и другое нечто сходное, но отличается [одно от другого] положением: одно наверху, другое внизу. И [выражение] «государства нивелировались» [отмечает] сходство в [предметах] далеко отстоящих один от другого, именно, равенство в могуществе и в поверхности.

Гомер

Большая часть изящных оборотов получается с помощью метафор и посредством обманывания [слушателя]: для него становится яснее, что он узнал что-нибудь [новое], раз это последнее противоположно тому, [что он думал]; и разум тогда как бы говорит ему: «Как это верно! А я ошибался». И изящество апофтегм является следствием именно того, что они значат не то, что в них говорится, как, например, изречение Стисихора, что кузнечики для самих себя будут петь на земле. По той же самой причине приятны хорошо составленные загадки: [они сообщают некоторое] знание и в них употребляется метафора.

[Сюда же относится то], что Феодор называет «говорить новое»; это бывает в том случае, когда [мысль] парадоксальна и когда она, как говорит Феодор, не согласуется с ранее установившимся мнением, подобно тому, как в шутках употребляются измененные слова; то же действие могут производить и шутки, основанные на перестановке букв в словах, потому что [и тут слушатель] впадает в заблуждение. [То же самое бывает] и в стихах, потому что они заканчиваются не так, как предполагал слушатель, например:

 
Он шел, имея на ногах отмороженные места.
 

Слушатель полагал, что будет сказано сандалии [а не отмороженные места]. Такие обороты должны становиться понятными немедленно после того, как они произнесены. А когда [в словах] изменяются буквы, то говорящий говорит не то, что говорит, а то, что значит получившееся искажение слова, таковы, например, слова Феодора к кифареду Никону: «фракиянка [произвела] тебя [на свет]». Феодор делает вид, что говорит: это тебя тревожит, и обманывает [слушателя], потому что на самом деле он говорит нечто иное. Поэтому [эта фраза] доставляет удовольствие тому, кто ее понял, а для того, кто не знает, что Никон – фракиец, [фраза] не покажется изящной. Или еще фраза: «ты хочешь его погубить», или: «ты хочешь, чтобы он стал на сторону персов». И в том, и в другом смысле фраза должна быть сказана надлежащим образом.

То же самое [можно сказать] и об изящных фразах, например, если говорится: «главенство на море для афинян не было началом бедствий, потому что они извлекли из него пользу». Или, как [говорил] Исократ, что главенство послужило для государства началом бедствий. В обоих случаях произнесено то, произнесения чего трудно было бы ожидать, и признано верным. Сказать, что «начало есть начало» – не есть большая мудрость, но [это слово] употребляется не таким же образом, а иначе, и архл повторяется не в том же самом смысле, а в другом. Во всех этих случаях выходит хорошо, если слово надлежащим образом употреблено для омонимии или метафоры, например: «Анасхет невыносим», здесь употреблена омонимия, и [употреблена] надлежащим образом, если [Анасхет действительно] человек неприятный.

Или: «ты не можешь быть для нас более чужим, чем следует чужестранцу», или: «не более, чем ты должен быть, чужестранец»; это – одно и то же. И «чужестранец не должен всегда оставаться чужим»; и здесь у слова различный смысл. То же самое можно сказать и о хвалебных словах Анаксандрида:

 
Прекрасно умереть, прежде чем сделаешь
      что-нибудь достойное смерти.
 

Сказать это – то же самое, что сказать: «стоит умереть, не стоя смерти», или «стоит умереть, не будучи достойным смерти», или «не делая чего-нибудь достойного смерти». В этих фразах один и тот же способ выражения, причем, чем фраза короче и чем сильнее в ней противоположение, тем она удачнее; причина этого та, что от противоположения сообщаемое сведение становится полнее, а при краткости оно получается быстрее. При этом всегда должно быть лицо, к которому фраза относится, и фраза должна быть правильно сказана, если то, что говорится, правда и не нечто пошлое, потому что эти качества могут не совпадать. Так, например, «следует умирать, ни в чем не погрешив»; [смысл здесь верен], но выражение не изящно. Еще: «достойный должен жениться на достойной»; это не изящно. Но если [фраза] обладает обоими качествами, например, «достойно умереть не достойному смерти», [то она изящна]. Чем больше [фраза отвечает вышеуказанным требованиям], тем она изящнее, например, если имена употреблены, как метафоры, и если [в фразе] есть подобного рода метафоры, и противоположение, и приравнение, и действие.

И сравнения, как мы сказали это выше суть некоторым образом метафоры, всегда нравящиеся. Они всегда составляются из двух понятий, как метафора по аналогии, например, мы говорим, что щит – фиал Арея, а лук – бесструнная лира. [Говоря] таким образом, употребляют [метафору] не простую, а назвать лук лирой и щит фиалом [значит употребить метафору] простую. Таким то образом делаются сравнения, например, игрока на флейте с обезьяной и человека близорукого с потухающим светильником, потому что и тот, и другой мигают. Сравнение удачно, когда в нем есть метафора, так, например, можно сравнить щит с фиалом Арея, развалины с лохмотьями дома; сюда же [относится] и сравнение: «Никират – это Филоктет, укушенный Пратием», которое употребил Фрасимах, увидя, что Никират, побежденный Пратием в декламации, отпустил себе волосы и неопрятен. На этом, то есть, когда [сравнение] неудачно, поэты всего чаще проваливаются, и за это же, то есть, когда [сравнение] удачно, их всего больше прославляют. Я разумею те случаи, когда поэт, например, говорит:

 
Его голени искривлены, как сельдерей.
 

Или:

 
Как Филаммон сражаясь со своим мешком.
 

Все подобные выражения представляют собой сравнения. А что сравнения – не что иное, как метафоры, об этом мы говорили много раз.

И пословицы – метафоры от одного рода вещей к другому, например, если кто-нибудь сам введет к себе кого-нибудь, рассчитывая от него попользоваться, и потом терпит от него вред, то говорят: «это как карпафский житель и заяц», ибо оба одинаково потерпели.

Таким образом, мы, можно сказать, выяснили, из чего образуются изящные обороты речи и почему.

И удачные гиперболы – метафоры, например, о избитом лице можно сказать: его можно принять за корзину тутовых ягод, так под глазами сине. Но это в значительной мере преувеличено. Выражения «подобно тому как» и «так-то и так-то» – гиперболы, отличающиеся только формой.

 
Как Филаммон сражаясь со своим мешком.
 

[Это сравнение становится гиперболой в такой форме]: можно подумать, что это – Филаммон, сражающийся с мешком. [Еще]: «иметь ноги кривые, как сельдерей» и «можно подумать, что у него не ноги, а сельдерей, так они изогнуты». Есть гиперболы, носящие детский характер, они заключают в себе преувеличение; поэтому их чаще всего употребляют под влиянием гнева:

 
Или хоть столько давал бы мне,
      сколько песку здесь и праху…
Дщери супругой себе не возьму
      от Атреева сына,
Если красою она со златой Афродитою спорит,
Если искусством работ светлоокой
      Афине подобна
 

Чаще всего пользуются гиперболами аттические риторы. Человеку же пожилому не подобает употреблять их.

Глава XII

Каждому роду речи соответствует особый стиль. – Стиль речи письменной и речи полемической. – Разница между стилем речи письменной и речи при устных состязаниях. – Для какой речи пригодны сценические приемы? – Заключение рассуждений о стиле.

Не должно ускользать от [нашего] внимания, что для каждого рода речи пригоден особый стиль, ибо не один и тот же [стиль] в речи письменной и в речи полемической, в речи произносимой перед народным собранием и в речи судебной. Необходимо знать оба [рода стиля], потому что первый заключается в умении говорить по-гречески, а зная второй, не бываешь принужден молчать, если хочешь передать что-нибудь другим, как это бывает с теми, кто не умеет писать. Стиль речи письменной – самый точный, а речи полемической – самый актерский. Есть два вида последнего [стиля]: один этический [затрагивающий нравы], другой патетический [возбуждающий страсти]. Поэтому-то актеры гонятся за такого рода драматическими произведениями, а поэты – за такого рода [актерами]. Поэты, пригодные для чтения, представляются тяжеловесными; таков, например, Херимон, потому что он точен, как логограф, а из дифирамбических поэтов – Ликимний.

Если сравнивать речи между собой, то речи, написанные при устных состязаниях, кажутся сухими, а речи ораторов, даже если они имели успех, кажутся неискусными, [раз они у нас] в руках, [то есть, раз мы их читаем]; причина этого та, что они пригодны [только] для устного состязания; по той же причине и сценические приемы вне сцены не производят свойственного им впечатления и кажутся нелепыми: например, фразы, не соединенные союзами, и частое повторение одного и того же в речи письменной по справедливости отвергается, а в устных состязаниях нет и ораторы употребляют [эти обороты], потому что они свойственны актерам. При повторении одного и того же необходимо говорить иначе, что как бы дает место декламации, [например]: вот тот, кто обокрал вас, вот тот, кто обманул вас, вот тот, кто, наконец, решил предать вас. Так, например, поступал актер Филимон в «Безумии стариков» Анаксандрида всякий раз, произнося «Радаманф и Паламид», а в прологе к «Благочестивым», [произнося слово] «Я». А если кто произносит такие фразы, не как актер, то он уподобляется человеку, несущему бревно. Точно то же [можно сказать] о фразах, не соединенных союзами, например: «я пришел, я встретил, я попросил». Эти предложения нужно произнести с декламацией, а не говорить их одинаково, одинаковым голосом, как бы говоря одну фразу.

Речь, не соединенная союзами, имеет некоторую особенность: в один и тот же промежуток времени сказано, по-видимому, многое, потому что соединение посредством союзов делает многое чем-то единым, а с уничтожением союзов, очевидно, единое, напротив, делается многим. Следовательно, [такая речь] заключает в себе амплификацию: «я пришел, заговорил, попросил» (это кажется многим); «он с презрением отнесся ко всему, что я сказал». Того же хочет достигнуть и Гомер, говоря: «Нирей из Симы», «Нирей от Аглаи рожденный», «Нирей прекраснейший из всех»… О ком говорится многое, о том, конечно, говорится часто; и если [о ком-нибудь говорится] часто, кажется, [что о нем сказано] многое; таким образом [и поэт], раз упомянув [о Нирее], с помощью паралогизма увеличил число раз и увековечил таким образом его имя, хотя нигде в другом месте не сказал о нем ни слова.

Стиль речи, произносимой в народном собрании, во всех отношениях похож на тенепись, ибо чем больше толпа, тем отдаленнее перспектива, поэтому-то и там, и здесь, все точное кажется неуместным и производит худшее впечатление; точнее стиль речи судебной, а еще более точна речь, [произносимая] перед одним судьей: [такая речь] всего менее заключает в себе риторики, потому что здесь виднее то, что идет к делу и что ему чуждо; здесь не бывает препирательств, так что решение [получается] чистое. Поэтому-то не одни и те же ораторы имеют успех во всех перечисленных родах речей, но где всего больше декламации, там всего меньше точности; это бывает там, где нужен голос, и особенно, где нужен большой голос.

Наиболее пригоден для письма стиль речи эпидиктической, так как она предназначается для прочтения; за ней следует [стиль речи] судебной. Излишне продолжать анализ стиля [и доказывать], что он должен быть приятен и величествен, потому что с какой стати [ему обладать этими свойствами] в большей степени, чем умеренностью, или благородством, или какой-нибудь иной этической добродетелью? А что перечисленные [свойства стиля] помогут ему сделаться приятным, это очевидно, если мы правильно определили достоинство стиля; потому что для чего другого, [если не для того, чтобы быть приятным], стиль должен быть ясен, не низок, но приличен? И если стиль болтлив или сжат, он не ясен; очевидно, что [в этом отношении] пригодна середина. Перечисленные качества сделают стиль приятным, если будут в нем удачно перемешаны выражени общеупотребительные и малоупотребительные, и ритм, и убедительные [доводы] в подобающей форме.

Итак, мы сказали о стиле – о всех стилях вообще и о всяком отдельном роде к частности. Остается сказать о построении [речи].