Арина Теплова
Корона Толимана

Глава V. Мечты

Он отошел к столу и позвонил в колокольчик. Уже через миг появился слуга и вежливо спросил:

– Чего изволите, ваше сиятельство?

– Любезный, мы хотим отужинать, – произнес просто Чернышев. – Обычные блюда у вас имеются?

– Да, ваше сиятельство, как не быть, – кивнул слуга. – Что бы вы хотели кушать?

– Итак, Наталье Алексеевне двух цыплят и щи…

– О нет, прошу вас, – тут же спохватилась девушка, улыбаясь графу. – Думаю, одного цыпленка вполне достаточно.

– Позвольте порекомендовать, судари? – вежливо предложил слуга. – У нас чудесный французский суп, и фазан, и еще фрикасе из кролика.

– А знаешь что, голубчик, – заметил Михаил. – Неси ка ты сюда и фазана и кролика и еще, что у вас там есть вкусного, мы все попробуем. Вина игристого бутылку, подороже. Да и про цыплят не забудь.

Слуга понятливо закивал и исчез за дверьми.

– Но зачем столько? – удивился Алексей Петрович.

– Вчера я был вашим гостем, сегодня мой черед принимать вас, – заметил, чуть обнажив белые зубы, Михаил. – И еще я непременно хочу извиниться перед Натальей Алексеевной.

– Извиниться? За что же, граф? – удивилась девушка.

В это время Чернышев подошел к небольшому столику и, взяв длинную белую коробку, вновь повернулся к девушке.

– Вчера я был без подарка. Сегодня я хочу загладить свою вину.

Приблизившись к Наташе, Михаил протянул ей коробку. Поняв, что это подарок, она посмотрела на отца и тот закивал ей. Она осторожно взяла вещь из рук графа и смущенно пролепетала:

– Благодарю, ваше сиятельство. Могу я сейчас его открыть?

– Как вашей душе будет угодно, – улыбнулся Михаил.

Наташа проворно присела на маленький диванчик и, положив коробку на колени, развязала белые ленты. Уже через миг она извлекла ажурный белый зонтик с расписной фарфоровой ручкой.

– Какая прелесть! – воскликнула она, вертя прелестную вещицу в руках. – Даже у графини Шуваловой нет такого!

Она счастливо заулыбалась и вновь поблагодарила Чернышева. Тот в ответ отчего-то смутился и быстро вымолвил:

– Я лишь исправил недоразумение.

– Какой же вы хороший, невероятно душевный человек, граф, – заметила Велина Александровна, которая до того молчала. – А так с виду и не скажешь.

– Вы преувеличиваете, Велина Александровна, – улыбнулся он как то по-мальчишески польщенный ее словами.

Ему стало не по себе, и он опустил взор, потому что женщина отчетливо почувствовала его настоящую суть, и реальные чаяния его души. Ведь богатства в виде денег и славы уже давно не прельщали Чернышева. И будь его воля – он бы раздал все нуждающимся людям, ибо искал иного счастья для своей души. Положение его теперь, высокое и знатное, так же как и достаток были частью его роли, которую он исполнял. С этими атрибутами он мог как следует выполнять свою миссию на Гайе, ведь деньги и власть в этом трехмерном мире открывали многие «двери» и многие тайны.

– Нисколько, – продолжала она. – Наташеньку спасли, и теперь принимаете нас как родных. Благодарствуем за все.

– Бабушка права, вы очень любезны, граф, – закивала Наташа.

В следующую минуту постучался слуга, который принес первую перемену блюд и спас Михаила от этого потока льстивых слов.

– Давайте трапезничать! – предложил он своим гостям.

Прошло не более четверти часа после того, как все заняли места за столом и с аппетитом начали поглощать кушанья, когда Чернышев произнес:

– Я думаю, что завтра закончу все дела здесь и уже в среду мы сможем вернуться в Петербург.

– О, это было бы чудесно! – воскликнула Наташа.

– Сразу по приезду в столицу, мы с тобой наведаемся к моему поверенному, Алексей Петрович, – продолжал Михаил по-простому, отрезая кусок фазана и кладя его в рот. Прожевав мясо, он добавил: – Он выдаст тебе сумму, о которой мы договаривались. Я думаю, ее хватит на ремонт особняка.

– Спасибо, Михаил Владимирович, – кивнул Огарёв. – Но наверное сначала надобно оценить сколько понадобиться денег? Мне кажется, что в двести пятьдесят тысяч я вполне уложусь. Ведь покупал я особняк за триста двадцать, ну это конечно без земли и деревень.

– Останется и что? Вернешь, – пожал плечами Чернышев. – К тому же наверняка вам всем новый гардероб нужен, не к лицу вам ходить в трех нарядах.

– Ты как обычно прав, Михаил, – кивнул Огарёв.

– Коляску для выездов можете одну из моих брать.

– Как замечательно, спасибо вам, – поблагодарила Велина Александровна.

Наташа рассматривала бледное волевое лицо Чернышева с интересом. Ей отчего-то казалось, что он не так прост, как показалось ей вчера при встрече. Взгляд девушки невольно задержался на руке графа, удерживающей вилку, и она заметила на его кисти, чуть затянувшиеся большие порезы.

– Вы вчера поранились на пожаре? – невольно спросила девушка.

– Скорее всего ободрал, когда дверь в вашу комнату ломал, – произнес он тихо, и внимательно посмотрел на девушку долгим взглядом.

Она отметила, что радужная оболочка глаз Чернышева имеет чистый лазоревый цвет. Такого насыщенного оттенка глаз девушка раньше никогда не встречала. Его взор добрый, глубокий и какой-то обволакивающий словно успокаивал.

– Я очень благодарна вам за все, – сказала она и улыбнулась графу. – Батюшка мне кажется, что Михаил Владимирович наш ангел-хранитель?

– О, это вполне может быть, – закивал Огарёв.

– Вы, конечно же преувеличиваете, Наталья Алексеевна, – тихо произнес Михаил.

– Слышал, что ты на последней турецкой воевал со своим полком, – сказал Алексей Петрович, обращаясь к графу.

– Да. Отбарабанил почти два года, – пожал плечами Чернышев. – Столько дорог проскакал, несколько раз был в серьезных передрягах, даже ранили однажды…

– Ты был ранен? Не верю, – воскликнул Огарёв. – Никогда ж такого не было! Ты же заговоренный.

– Да, представь. Видимо не зря говорят, что и на старуху проруха бывает.

– Хорошая видать переделка была, – заметил Алексей, внимательно смотря в лицо другу. – Не зря семь лет назад я в отставку ушел, тебе тоже надо. Свой долг выполнил.

В этот момент заскрипела и отворилась дверь из смежной комнаты, и все невольно обернулись, не понимая, кто это мог быть. Ведь все находились здесь, а горничная еще час назад ушла с запиской по поручению Наташи. В комнату мягко ступая, вошла небольшая светло-серебристая кошка с фиолетовыми глазами.

– Это еще что за чудо? – удивился Михаил.

– Теперь моя кошка, – объяснила девушка.

– Откуда же она взялась? – опешил Огарев.

– Мадам Регель сегодня днем передала через своего слугу, – объяснила Наташа. – Я давно заприметила эту кошку и все просила продать мне ее. Уж очень она ласковая и красивая. А нынче госпожа Регель прислала ее с запиской, как утешение мне в пору нашего несчастья. Я очень благодарна ей.

– И что же, ты намерена взять эту живность собой в Петербург? – спросил ее отец.

– Да, – и тут же переведя взор на Михаила спросила: – Если конечно ваше сиятельство не будет против.

– Натали! Это так неудобно, граф и так много для нас… – начал было Огарёв.

– Пусть возьмет ее, – прервал фразу Алексея Михаил, внимательно рассматривая кошку. – К тому же я люблю кошек за их независимый нрав. У меня дома тоже одна обитает.

– Вот как чудесно, граф, – обрадовалась Велина Александровна. – Спасибо вам, а то уж Наташенька так привязалась к ней.

– Прекрасно. Берите и даже не думайте, – кивнул Чернышев.

– Ох уж эти девицы! – проворчал Алексей Петрович.

– Оставь, Алексей.

– Ну, если ты не против, мне тоже не к чему возмущаться.

– Благодарю! – произнесла Наташа.

В этот момент кошка вальяжно подошла к девушке и по-свойски начала тереться о юбку ее платья. Наташа чуть отодвинула стул и взяла животное на руки, гладя ее. Кошка замурчала и, закрыв глазки, уткнулась носом в ее бок.

Чернышев не спускал внимательного взора с кошки и девушки, и как-то невзначай заметил:

– Я в отставку подал. Императрица уже дозволение свое выслала. Теперь буду по штатской линии служить.

– Где же?

– В коллегии иностранных дел, получил чин надворного советника по внешним сношениям. Если все удачно сложиться, в следующем году буду претендовать на должность помощника тайного советника графа Остермана.

– Это дело, хвалю, – кивнул понимающе Огарёв. – Расскажи лучше, что там, на юге было то? Страсть люблю я про военные кампании слушать.

– Да что рассказывать, было и было, – без энтузиазма заметил граф, отпивая из бокала воды, и совершенно не горя желанием вспоминать то мрачное время.

При этих воспоминаниях Михаила всего передернуло. После того кровавого месива, в котором ему довелось побывать на турецкой войне, по приказу командования убивая и калеча других людей, ему почти год пришлось восстанавливать свои вибрации, чтобы далее иметь возможность искать Звездные капли, которые он чувствовал телепатически.

Делал он это в заброшенном старом скиту, среди дикой первозданной природы. Отшельником он прожил в непролазной чаще почти одиннадцать месяцев. Только высокие вибрации жителей зеленого царства: растений, деревьев, лесного зверья, звенящего чистотой воздуха и бьющих из-под земли родников, помогли ему отчисть душу от мрачной скверны убийств и насилия, и вновь обрести душевное равновесие. Но избежать того призыва на войну он не мог, он должен был играть роль вельможи девятнадцатого века и играть правдоподобно, а отклонение от службы в то время расценивалось как бесчестие для дворянина, и закрывало двери в благородное общество.

До сих пор его ментальные тела не были до конца восстановлены энергетически, и это очень осложняло поиски. Ежедневно приходилось проводить почти по несколько часов в медитациях, наполняя свое существо божественными энергиями из вселенной, чтобы его шестая и седьмая чакры открылись и заработали как было до того.

– А я думаю, что любая война это драма для империи, обильно политая кровью ее жителей, – сказала вдруг Наташа.

– Вы так считаете? – удивлено спросил граф, уставившись прямым взором на девушку.

– Именно. Десятки тысяч погибших и искалеченных людей, разоренные городов, болезни. Упадок на десятки лет в развитии той местности, где прошлась эта кровавая мясорубка. Разве это не драма для простого люда? Вот и скажите на милость, для чего было начинать эту войну?

– Как же, доченька, а новые земли, а выходы к морям? – противопоставил Алексей Петрович властно. – Это очень важно для нашей империи. Теперь беспрепятственная торговля на Азове и в Черном море еще больше обогатит нашу страну.

– Конечно, батюшка! – возмутилась Наташа с горячностью. – В этом мире важны – власть над новыми землями, а значит подданными-рабами и денежное обогащение.

– Ваши выводы, милая девочка, весьма интересны, – заметил серьезно Чернышев, поразившись тому, что девушка рассуждала обо всем этом так здраво и понимающе.

Про себя он добавил еще одно «зло», которое несла в себе война – эта генерация людьми безумного количества темных энергий, таких как страх, агрессия, страдания, отчаяние. Эти темные энергии, исходившие от тысяч людей наполняли окружающее пространство и напитывали планету вредоносными смрадными энергетическими зловониями, вызывая в свою очередь неурожаи, болезни, засухи, наводнения и землетрясения. Ибо на Земле и в природе действовал «закон отражения», зло и негативные темные энергии выливались в катаклизмы, которые потом вновь обрушивались на несчастных людей. Это был один из законов вселенной, который прекрасно знали живые существа из миров более высших измерений.

– Наташа, что ты в самом деле, не стоит тебе говорить об этом! Вот болтушка-егоза! – воскликнул Огарёв, ласково журя ее. И уже обернувшись к графу, извиняясь заметил: – Постоянно твержу, что войны, газеты и политика это дело мужское. Но разве она слушает? Успевает прочитывать все новости раньше меня.

– Батюшка, но разве женщина не может… – начала она, опуская глаза.

– Не надобно этого, Натали, – оборвал ее строго Огарёв. – С этими твоими умными фразами о войнах тебя в жены никто не возьмет.

– Вы читаете газеты? – удивился Михаил. – Не думал, что молоденькие барышни ваших лет, вообще способны думать об этих неинтересных для них вещах.

– О, вы очень ошибаетесь! Мне очень все это интересно, – воскликнула, не удержавшись, Наташа. – У батюшки много интересных книг… – она чуть замялась и поправилась, – было… по философии, арифметике, астрономии, по управлению имением, по разведению лошадей, по охоте. Я с удовольствием читаю их все. А газеты. Где же еще, как не из них узнавать самые последние вести о том, что происходит в мире? Вам мужчинам хорошо. У вас есть собрания, клубы, наконец, охота, где вы все это обсуждаете. А что остается нам, домашним созданиям? Для нас новые книги и последние новости из газет единственное окно во внешний мир.

– Натали, помолчи уже! – воскликнул вновь Алексей Петрович. – Ты сейчас совсем напугаешь Михаила Владимировича! Все время учил ее молчать побольше, как и должно девице.

– Отчего же напугает? – заметил Чернышев, с восхищением глядя на девушку и отмечая, что в этом времени еще не встречал подобную молоденькую особу, которая бы так четко и ясно излагала свои мысли на такую серьезную тему. – Весьма интересно узнать, что думают женщины о войне к примеру.

– Это кровавая грязная мясорубка, которая калечит и ломает жизни. А ради чего? – не удержавшись, продолжала Наташа. – И все для того, чтобы те, кто управляет нами и нашими империями могли польстить своему самолюбию. Представьте матерей, жен и детей которые остаются одинокими и вдовами, потеряв своих любимых, родных? На копеечном содержании у государства или сиротами? Спросите у них – нужна ли им эта война, которая сделала их несчастными? Мне кажется – ответ очевиден. Оправдать войну я могу только в одном случае – когда люди защищают свою родную землю при нашествии захватчиков.

– Весьма верно, Наталья Алексеевна. И действительно прямо в точку, я бы так сказал. Согласен с вами, – кивнул Михаил.

– Но позвольте, – заметил Огарёв, тут же вмешавшись. – Да я не раз убивал вражеских солдат в этой, как ты выразилась кровавой мясорубке, во воле командования. Но некоторые войны и на чужой земле необходимы, – произнес он, недовольно поджав губы. – Ты еще слишком молода Наташа и многого еще не понимаешь в этой жизни…

– Мала для того, чтобы понять, что война сеет зло и смерть, и делает сотни тысяч людей несчастными в угоду горстке богачей, которые сидят у власти? – бросила она словно вызов отцу.

– Боже и это моя тихая наивная девочка! – опешил в конец Алексей Петрович. – Не надо так говорить. Это хула на государыню нашу! За такие речи можно и в Сибирь кандалами загреметь!

– Вы правы во всем, Наталья Алексеевна, – вмешался Михаил, желая немного успокоить всех. – Но ваш отец предостерегает вас. Не стоит на людях говорить такие вольные вещи, это действительно опасно.

– Хмм, – нахмурилась девушка. – Знаете, какова моя заветная мечта? Жить на земле где нет войн, насилия и страданий. Где все жители равны и перед Богом и людьми. Где нет крепостничества и господ, или другого насилия над личностью. Где нет бедных и умирающих от голода. Где природа лечит человека, а звери друзья человека. Где все жители планеты счастливы, любимы, живут, словно братья и занимаются тем, чего жаждет их душа.

Услышав это, Чернышев окончательно опешил. Девушка ясно описывала общество четвертого и пятого измерения, именно так все и было, именно так и жили там существа, на тех планетах, которые обитали в измерениях более высших, нежели этот трехмерный мир на Гайе. И душой Михаила вмиг завладела ностальгия по дому, по своей родной планете – Альдерону в созвездии Плеяд, где в последний раз воплотилась его душа. Именно его родная планета, где осталась его семья: матушка и младшая сестренка, жила по подобным Вселенским законам, которые описывала Наташа, ведь Альдерон уже давно находился в пятом измерении.

Глава VI. Усадьба

Санкт – Петербург, усадьба графа Чернышева,

1772 год, май

Усадьба Чернышева находилась в нескольких верстах от окраины столицы, в пригороде на дороге, ведущей в Петергоф. В нынешнее время вся Петергофская дорога, протянувшаяся на несколько десятков верст, застраивалась частными усадьбами, садами, парками, поместьями и особняками вельмож. Ведь она пролегала между Петербургом и загородной резиденцией государей, куда часто наведывалась императрица Екатерина Алексеевна. Дорога от имения графа до столицы занимала около получаса в экипаже и четверть часа верхом. По мнению Чернышева, как он заявил, едва они с Огарёвыми выехали из Москвы, расположение усадьбы не в центре беспокойного столичного города, было скорее плюсом. Ибо имение было тихим, зеленым, с многочисленными просторными лугами и пролесками.

Обширное имение Михаила Владимировича, простиралось на десять верст и включало в себя: три деревни, большой лесной массив, и сам усадебный дом-дворец с пейзажным парком, рукотворным прудом и березовой аллеей. Ранее во времена Елизаветы Петровны, этим особняком владел английский посланник. Позже имение с близлежащими землями купил Владимир Егорович Чернышев, имея по тем меркам довольно хороший достаток. А позже когда от этой ветви Чернышевых не осталось наследников, появился Михаил, назвавшись сыном покойного графа. Так как графиня Чернышева, разъехавшись с мужем увезла маленького сына за границу еще в нежном возрасте, Михаилу не составило труда выправить необходимые подтверждающее его родство документы, и занять место покойного графского наследника, который скончался в младенчестве еще со своей матерью от чумы в Берлине.

Особняк-дворец, выстроенный в стиле новомодного благородного классицизма, был трехэтажным, с парадным подъездом, широкой лестницей, облицованной финским гранитом и имел около сорока комнат. На первом этаже располагались парадные комнаты: огромная парадная, две столовые, бальная зала, три гостиные, чайная, биллиардная, библиотека, кабинет и зимний сад. На втором этаже было около десяти спален, картинная галерея и музыкальная гостиная. Верхний небольшой цокольный этаж под крышей занимала прислуга, а также здесь находились хозяйственные помещения.

Как и планировал Чернышев, они вернулись в столицу, а точнее в усадьбу в среду вечером. Огарёвым отвели три комнаты на втором этаже особняка: спальню для Наташи, в розовато-лиловых тонах, и две комнаты Алексею Петровичу с просторным кабинетом и спальней, которые находились в правом крыле дворца. Комнаты графа располагались в левой части, и так же состояли из трех комнат.

Первые недели по приезду, Михаил Владимирович пропадал целыми днями в коллегии иностранных дел, куда он только что поступил на службу и приезжал домой только под вечер к ужину.

Огарёв ежедневно занимался с архитекторами и строителями, обсуждая, как следует обустроить сгоревший дом в Москве. Алексей Петрович был вынужден вызвать из Москвы своего приказчика, для дачи наставлений, как следует реставрировать фамильный особняк. Затем отправил его обратно в Москву, дабы тот контролировал все строительные работы.

Наташа уже на второй день наведалась в известной модный салон на Невском проспекте, где заказала себе полный гардероб, чтобы было в чем выходить на люди. Все свободное время девушка проводила в усадебном саду или своей комнате за книгами.

Спустя три дня, по приезду в графскую усадьбу, в воскресный день, Огарёвы вместе с Чернышевым трапезничали в фарфоровой столовой. В средине трапезы Михаил вдруг произнес:

– Сегодня поутру принесли приглашение на бал. В предстоящую пятницу у князей Гагариных. Причем в приглашении значится не только мое имя, но твое Алексей Петрович, а также Наташи. Не думал что ты знаком с князьями.

Граф пытливо посмотрел сначала на Наташу, а затем перевел взор на Огарёва.

– Я не знаком, – ответил, удивившись, Алексей. – Не припомню, чтобы меня хоть раз представляли Гагариным. И не понимаю, отчего в приглашении наши имена.

– Княжна Александра Сергеевна моя новая знакомая, – заметила вдруг Наташа.

Мужчины с удивлением воззрились на девушку в кокетливом шелковом платье, аквамаринового цвета с узорами, которая сидела по левую руку от Чернышева.

– Когда же ты успела познакомиться с нею? – удивился Огарёв.

– Позавчера в модном салоне на Невском. Она была очень любезна со мной. Я пожаловалась княжне Александре, что у меня совсем нет знакомых в Петербурге и о наших злоключениях. И она обещала пригласить меня к себе на первый же бал, чтобы я смогла познакомиться с изысканным обществом и отыскать себе друзей. Батюшка, правда, она невероятно мила? Во время нашей беседы княжна отметила, что в эту пятницу в их доме соберется весь петербургский свет.

– Что за странное знакомство, Натали? – недовольно произнес Алексей Петрович. – Воспитанные девицы не знакомятся непонятно где и тем более сами. Вас должны были представить друг другу. Говорил я тебе не дело это одной ехать на проспект. Так нет, никак потерпеть не хотела, пока я закончу дела. И вообще не пристало благовоспитанной девице самой на бал напрашиваться.

Слова девушки насторожили Михаила, он довольно хорошо знал эту княжну. Красавица и интриганка, одна из фрейлин императрицы, Гагарина имела довольно низкие вибрации души, а ее поведение в большинстве случаев было вызывающе и аморально. Она водила знакомства с опасными личностями: игроками-шулерами, кровавыми бретерами и придворными распутниками. Несмотря на свой юный возраст, Алекса Гагарина была уже до жути распутна и непомерно цинична. Ее тайный любовник – царедворец и любитель женщин Александр Безбородко, имеющий неограниченное покровительство императрицы и большое влияние при дворе, развратил ее настолько, что пару раз на свет всплывали нелицеприятные слухи об отвратительных оргиях с участием Гагариной. Это не удивило Михаила. Ведь душа Безбородко была из орионцев, и в этом воплощении проявляла себя во всей темной «красе».

Именно это и насторожило Михаила. Инстинктивно он чувствовал, что княжна завела знакомство с Наташей неслучайно, ее действиями наверняка руководил ее любовник Безбородко. Теперь души орионцев, воплощенные в земных людей жаждали найти Звёздные капли и навсегда увести их с этой планеты, чтобы не дать в будущем перейти Гайе-земле в пятое измерение.

– А ты Михаил Владимирович, что думаешь об этом? И эта княжна Александра Гагарина, что ты о ней знаешь? – окликнул Огарёв, Михаила.

– Эксцентричная и весьма развязная светская львица лет двадцати, – безразлично сказал Чернышев, пожав плечами, аккуратно подбирая нужные весомые слова, чтобы отговорить девушку ехать на бал. Он инстинктивно чувствовал, что это опасно. Потому он решил рассказать один из недавних фактов о Гагариной, который помог бы ему оградить Наташу от знакомства с этой опасной девицей. – Меняет одного жениха за другим. Прошлым летом из-за нее был скандал – дуэль между двумя уездными дворянами, говорят, оба были ее любовниками.

– Какой позор! Я так и предполагал! – воскликнул Алексей.

– А мне она совсем не показалась распутной, – начала Наташа.

– Может оттого, что ее легкомысленный нрав проявляется с мужчинами, а не с молоденькими барышнями? – произнес граф и внимательно посмотрел на девушку, пытаясь телепатически внушить ей мысль о грозящей опасности от княжны.

– Это просто неслыханно! – возмутился Огарёв. – Натали, ты не поедешь на этот бал, я запрещаю тебе. Наверняка эта Гагарина научит тебя чему непотребному. Еще публичного позора нам не хватало, к нашим неприятностям.

После этих слов Алексея Ивановича, Михаил опустил взор и чуть скривил губы в усмешке, ибо его ход был сделан верно и Огарёв воспринял все как надо. Довольное выражение лица графа не укрылось от Наташи. Она поняла, что Чернышев отчего-то специально охарактеризовал Гагарину в неприглядном свете, и теперь отец не хотел пускать ее на бал. Но зачем Михаилу Владимировичу это было нужно, Наташа не могла понять. Но это вызвало в ее душе негодование.

– Но, батюшка. Вы же обещали, что после моих именин, я буду выходить в свет, – пролепетала девушка несчастно.

– Обещал, – кивнул Огарёв. – Но теперь я передумал. И предполагаю, что еще полгода годик тебе не стоит ездить на балы, подрасти еще, ума наберись. Успеешь еще кавалерам головы покружить, когда придет время.

– Батюшка, но разве ваше слово ничего не значит? – не унималась она.

Окончательно расстроившись, Наташа как ребенок надула губы. Разве она могла сказать отцу о том, что в том салоне на Невском она познакомилась не только с княжной Гагариной, но и еще с импозантным корнетом, Денисом Стрешневым. И именно с ним она хотела вновь увидеться на балу у Гагариных, ведь княжна упоминала, что молодой человек близкий друг их семьи. Оттого Наташа жаждала попасть на этот бал, потому что ощущала некий подъем в своей душе от одной мысли, что красавец корнет вновь предстанет перед ней, а может быть даже пригласит на танец.

– Мое решение окончательное, Наталья Алексеевна. И давай закончим на этом, – властно отрезал Огарёв.

Наташа нахмурилась и медленно отложила вилку, невольно смотря на отца, который как ни в чем небывало продолжил свою трапезу. Она не желала сдаваться.

– Если позволите, Наталья Алексеевна, – произнес Михаил, пытаясь хоть как-то утешить расстроенную девушку. – Поверьте мне, столичные балы отличаются от тех, к которым вы привыкли в Москве.

– Но я была всего на двух, и еще на том, что в день моих именин устраивали, – она подняла на него глаза и внимательно посмотрела в его приветливое лицо.

– Тем не менее, поверьте мне, – продолжил увещевательно граф, не спуская с ее прелестного лица поглощающего взора. – Здесь на балах творятся всякие безобразия. Я даже не говорю о распущенности. Нынешние молодые люди весьма неучтивы и ветрены. Я имею в виду мужчин. А в прошлом году случай был, так одну девицу едва не отравили, во время приема у графа Протасова. Я поддерживаю решение вашего отца – вам надобно немного обождать.

– Вы, Михаил Владимирович, согласны с моим отцом, потому что бывали на балах множество раз, они уже вам неинтересны! – воскликнула Наташа, устремив на него горящие непокорные глаза. – А когда вы были молоды, то наверняка ни одного бала не пропускали ведь так, ваше сиятельство?

– Наташа! – возмутился Огарёв. – Как ты говоришь с Михаилом Владимировичем?!

– Вы неправы, Наталья Алексеевна, и много не знаете, – печально сказал Чернышев, смутившись под ее негодующим изумрудным взором и понимая что настроил девушку против себя и это было неприятно ему, но другого выхода теперь чтобы оградить ее от орионцев он не видел. В данное время его особняк являлся для нее и для Звездной капли, которой она владела самым безопасным местом. – Но я и сейчас не стар, и довольно часто посещаю приемы и балы. И уж поверьте мне, вы еще слишком юны и чисты для этого рассадника сплетен и интриг.

– Одного не пойму, отчего вы, ваше сиятельство, так печетесь о моей чистоте и благополучии? Вам то, что за прок? – произнесла с вызовом девушка.

– Наталья! – взорвался Алексей Петрович и швырнул с силой вилку на стол. – Еще слово и…

Наташа замолчала и, бросив по очереди негодующий взор на отца, а затем печальный на Чернышева, замолчала и уткнулась в свою тарелку. Михаил побледнел, отчетливо осознавая, что еще немного и он потеряет в ее глазах друга, которым искренне хотел для нее стать. Пытаясь хоть как-то утешить ее, Михаил примирительно произнес:

– Вы правы, Наталья Алексеевна, это не мое дело, но пожалейте своего отца. Я лишь пытаюсь донести до вас, что он будет сильно переживать за вас и это главное.

Обидевшись, Наташа надулась и, устремив несчастный взор на свой ужин, начала ковырять в овощном рагу вилкой. Граф долго изучающе смотрел на бледное лицо девушки с опушенными ресницами и медленно отпивал воду из хрустального бокала. В какой-то момент, после долгой молчаливой паузы за столом он, решив хоть немного подбодрить девушку, сказал:

– Мне кажется вам просто скучно, Наталья Алексеевна, вот вы и ищете занятия. Чем вы, например, занимались днем, дома в Москве?

Наташа молчала и совершенно не собиралась отвечать Чернышеву. В глубине души она отчетливо осознавала то, что именно слова графа убедили отца не пускать ее на бал. Она была рассерженна на него и не хотела отвечать на его вопросы.

– Наташа, Михаил Владимирович задал тебе вопрос, – начал тихо Огарев, пытаясь так же успокоить ее.

Подняв глаза на графа, она медленно, растягивая слова, бесцветным голосом произнесла:

– Каталась верхом, навещала подруг, гуляла, рисовала, много читала.

– Зачем же дело стало? – тут же с воодушевлением произнес Михаил. – У меня есть великолепная библиотека.

– Я видела ее, но побоялась заходить туда без вашего позволения, – сказала она тихо, поднимая на него уже более заинтересованный взор.

– И напрасно, Наташа, – заметил по-доброму граф и улыбнулся ей. – Вы можете брать любые книги и читать, когда вам этого захочется. А для прогулок верхом могу предложить вам одну из кобыл из моей конюшни. Так же для тебя Алексей, мои лошади в полном распоряжении. Я думаю, для Натальи Алексеевны подойдет Кокетка. Лошадь резвая и послушная. За усадьбой простираются леса и довольно большие лужайки, можно кататься там.

– Ох, спасибо тебе Михаил, – тут же затараторил Огарёв. – Я очень признателен тебе.

– А на счет выхода в свет, я подумал вот что, – продолжал Чернышев, зная где есть довольно безопасное место для общения с петербургской знатью. – Граф Шереметьев Пётр Борисович мой давний друг. Два раза в месяц в своем имении в Кусково он устраивает представление в своем крепостном театре и непременно присылает мне приглашение. Мы могли бы посетить один из спектаклей. Что вы об этом думаете, Наталья Алексеевна?

Только после этих слов графа, девушка вновь подняла глаза и, приветливо улыбнувшись Михаилу, сказала:

– Простите мою горячность. Я была не права.

– Вы слишком юны оттого и порывисты. Я тоже таким был, – улыбнулся ей в ответ Михаил. – Так что на счет театра?

– Мы бы с удовольствием сходили, так Наташа? – спросил Огарёв.

– Непременно, отец. Благодарю вас граф за предложение, было бы чудесно, побывать в театре графа Шереметьева, я столько слышала о нем.