Антуан Фабр д'Оливе
Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во все эпохи и у разных народов земли

Владимир Ткаченко-Гильдебрандт
Антуан Фабр д'Оливе. Пролог философии всеединства
Некоторые мысли переводчика, дополняющие Биографическую заметку Седира о Фабре д'Оливе

Провансальское происхождение и судьба творческого наследия

Имя великого эзотерика, филолога и целителя Антуана Фабра д'Оливе сегодня мало известно не только у нас в стране, но и на его родине во Франции. Однако, истоки хорошо знакомого российскому читателю французского оккультизма второй половины XIX-го и начала ХХ-го столетий связаны непосредственно с этим именем. В его произведениях черпали свое вдохновение такие классики эзотерической мысли, как маркиз Сент-Ив д'Альвейдр, маркиз Станислас де Гуайта, Жерар Анкосс (Папюс), Жо-зефен Пеладан, Эдуар Шюре. Последний в своей популярной книге «Великие Посвященные» так писал об Антуане Фабре д'Оливе: «Истинный восстановитель космогонии Моисея – это гениальный человек, сегодня почти забытый, которому Франция воздаст должное в момент, когда будет воссоздано в своих нерушимых основах эзотерическое знание, ставшее интегральным и религиозным. Фабр д'Оливе не мог быть понятым своими современниками, ибо опережал на целое столетие свою эпоху. Универсальный дух, он обладал в той же самой степени тремя свойствами – интуицией, анализом и синтезом, соединение которых вершит трансцендентное мышление…»

Далее Эдуар Шюре отмечает: «Заговорив о Фабре д'Оливе, следует сказать несколько слов и о другой позднейшей книге, вызванной к жизни трудами Фабра д'Оливе. Я говорю о Mission de Juifs, Saint-Ives d’Alveydre (1884 Calmann Levy) (1). Сент-Ив обязан своим философским посвящением книгам Ф. д'Оливе. Толкование Кн. Бытия взято им во всех существенных чертах из La Langue hebraique restituee Фабра д’Оливе. Цель этой книги двойная: доказать, что наука и религия Моисея были необходимым последствием предшествовавших религиозных движений в Азии и Египте, что Фабр д’Оливе уже осветил в своих гениальных произведениях; и доказать, что тройственное начало всякого правления, состоящего из трех видов власти: экономической, судебной и религиозной или научной, было во все времена венцом доктрины посвященных и существенной частью религий древнего цикла, до Греции. Такова собственная идея Сент-Ива, идея, достойная полного внимания. Он называет ее синархией или управлением, основанным на принципах; он находит в ней органический закон общественного устроения и единственное спасение для будущего. Если не считать того обстоятельства, что Сент-Ив не любил указывать на свои источники, необходимо признать высокое значение его книги, которой и я обязан многим. В ней, несомненно, одно великое качество, перед которым нельзя не преклониться, это – целая жизнь, посвященная одной и той же идее. Кроме этой книги, он издал еще «La Mission des souverains» и «La Lrance vraie»; в последней он, хотя и поздно и как бы нехотя, все же отдает должное своему учителю Фабру д’Оливе» (2).

Поразительно, что творческое наследие писателя, вновь открывшего для человечества простую, но удивительно стройную истину о воздействии на Человека и Вселенную трех великих сил мироздания – Божественного Провидения, Судьбы (необходимости) и свободы Воли – само не избежало участи быть разобранным на цитаты всевозможными и подчас второстепенными писателями от оккультизма. Более того, отдельные из них выдавали идеи великого французского теософа за свои, что справедливо отметил Эдуар Шюре по отношению к Александру Сент-Иву д'Альвейдру, который, прежде чем стать оккультистом, плодотворно поработал с архивом Фабра д'Оливе, оказавшись, волею случая, его хранителем. И все же, сколь несправедливо распорядилась Судьба с этим волевым певцом Божесвенного Провидения, хотя он никогда и не уповал на ее постоянство.

Как пишет в своей Биографической заметке Седир, Антуан Фабр родился 8 декабря 1767 года в Ганже в округе Эро, знаменитом, кстати, своим виноградарством и виноделием. Стоит отметить, что Ганж – типичный городок южной французской провинции Окситания, по которой в XIII веке огнем и мечом прокатился знаменитый Крестовый поход против катаров, когда крестоносцами, по приказу папского легата, полностью, не взирая на свою религиозную принадлежность, было уничтожено население соседнего с Ганжем города Безье. Сегодня одна из площадей Ганжа носит имя Фабра д'Оливе. Деды и прадеды Фабра д'Оливе по отцовской линии, являясь гугенотами (кальвинистами), относились к буржуазному сословию Лангедока. Возможно, они когда-то, как и множество фамилий юга Франции, исповедовали катарскую или альбигойскую ересь и память об этом передавали из поколения в поколение. Хотя современный российский исследователь французского эзотеризма Юрий

Стефанов и упомянул о происхождении фамилии Фабра д'Оливе (как нам представляется, со стороны отца) из центральной Франции. В XVI веке предки выдающегося теософа были вынуждены бежать в Лангедок из-за религиозных преследований гугенотов. К сожалению, мы пока не располагаем документальными генеалогическими сведениями подтверждающими это.

Что же касается фамилии его матери Антуанетты д'Оливе, то ее многие родственники, по причине периодических гонений на протестантов во Франции в XVII–XVIII вв., эмигрировали в разные страны Европы, обосновавшись в Швейцарии (Женева), Голландии, Германии, Шотландии, Швеции и даже Норвегии. С тех пор во всех этих странах можно встретить фамилию д'Оливе, кроме Франции, где мать знаменитого теософа была последней ее представительницей. Род д'Оливе, безусловно, принадлежал к провансальскому мелкому рыцарству, но с течением времени, испытав превратности гугенотской жизни в контрреформатской Франции, обуржуазился, вынужденный заняться торговлей и ремеслами в окситанских городах. Вот отчего, дабы избежать досадной путаницы с многочисленными Фабрами, подвизавшимися на литературном поприще, и дабы увековечить род своей матери, Антуан Фабр на законных основаниях прибавляет к своей фамилии фамилию своей матери, сделавшись Фабром д'Оливе.

Кроме «Трубадура», родному Провансу Антуан Фабр д'Оливе посвящает свое прекрасное этимологическое произведение «Язык Ок, восстановленный в своих составных принципах» (было готово к изданию в 1817 году; язык Ок – провансальский язык, название провинции Лангедок (Languedoc, Langue d'Oc) в переводе с французского, как раз и означает язык Ок – прим. пер.) (3). По свидетельсву многих историков и филологов, среди которых и такой известнейший исследователь Прованса и альбигойской ереси, как Рене Нелли, данный труд до сих пор не утратил свое научное и культурологическое значение. Будучи провансальцем по происхождению, Фабр д'Оливе стоял у истоков национального, языкового и культурного пробуждения Прованса, целиком подпавшего под власть Франции после Альбигойского Крестового похода в XIII веке. Седир точно отметил роль Фабра д'Оливе, как самого яркого из предшественников Фелибрижа. Ныне невозможно представить Федерика Мистраля, иных деятелей провансальского возрождения без Фабра д'Оливе, ведь он для Прованса – все равно, что Тарас Шевченко для Украины. Пусть Фабр д'Оливе и не являлся, в отличии от Шевченко, завзятым сепаратистом. Вместе с тем, Фабр д'Оливе очень интересовался и соседними с провансальским баскским и аквитанским языками (Уэска), которые он считал сохранившимися наречиями первоначальных атлантов, принадлежавших к красной расе.

Впрочем, после публикации «Трубадура» за Фабром д'Оливе закрепилась слава литературного мистификатора. Вот как об этом пишет отечественный литературовед 30-х гг. прошлого столетия Евгений Ланн:

«Эпос Оссиана нашел отклик и на материке, во Франции. Но во Франции мистификатор обратился не к героическим временам незапамятного III века, а к средневековью: в 1802 году вышли два томика «Le troubadour, poesies occitaniques». Подзаголовок гласил: «traduites par Fabre d'Olivet» (переведенные Фабром д'Оливе – прим. пер.).

Фабр д'Оливе – фигура крайне интересная. Исключительный эрудит почти во всех областях гуманитарных наук, он является автором филологического исследования «Восстановленный древнееврейский язык» (1815) и двухтомной «Философской истории рода человеческого» (1824). Свое филологическое исследование он строит на оккультных принципах, которые проникают и его историческую концепцию. Но, прежде чем целиком отдаться мистике иллюминатов (4), он выступил со своим «Трубадуром» – переводами неизвестных песен средневековых трубадуров, слагавших свои песни на наречии, которое он назвал «occitanique». Слова такого не существовало и не существует. «Occitanique», как объяснил Фабр, объединяло провансальское, лангедокское и все близкие им наречия. Но мистификация не прошла незамеченной. В эпоху консулата еще никто не интересовался поэзией Прованса. Время для появления «Las Papillotos» гасконца Жасмэна и «Mireille» Мистраля еще не настало. Литературная критика отозвалась на появление «переводов» молчанием, а Фабр д'Оливе после этой неудачи не пытался больше писать в стиле трубадуров и ушел в оккультизм» (4).

Конечно, мистификация никоим образом не умаляет достоинств Фабра д'Оливе, а, скорее, наоборот, она их еще больше утверждает. Тем более, что со знаменитого эпоса Оссиана в Европе стал возрождаться интерес ко всему кельтскому, а окситанская поэзия Фабра д'Оливе, пусть и воспринятая весьма прохладно, только укрепила ростки воскресающего кельтизма. К тому же, любая серьезная литературная мистификация всегда опирается на источники оригинального характера.

Фабр д'Оливе и русская философия, первый перевод на русский язык

Из отечественных мистиков и философов высоко ценили научное и теософское наследие Фабра д'Оливе Владимир Шмаков, прозванный «русским Сен-Жерменом», а также священник отец Павел Флоренский. Идеи французского эзотерика органично отразились в их творчестве, а прекрасная статья Павла Флоренского «Имена», вообще, навеяна Фабром д'Оливе и успешно развивает отдельные положения его доктрины. В другой свое статье «Имеславие как философская предпосылка» Павел Флоренский особо подчеркивает этимологический дар французского эзотерика, а в примечании к ней говорит: «Фабр д'Оливе Антуан – оккультный мыслитель, интересовавшийся существом древних религий и языков, знал греческий, арабский и еврейский языки, развивал теорию, по которой санскрит, греческий и латынь произошли из еврейского языка. Фабр д'Оливе – автор трактата «Восстановленный еврейский язык». Будучи сторонником идеи о едином существе всех религий, развивал теорию всеобщей теодоксии. В своем стремлении возродить культ языческих богов Фабр д'Оливе устроил собственное святилище. С его именем связывают новое направление в масонстве».

Николай Бердяев в своей книге «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии», написанной летом 1918 года, отзывался о французском теософе по-бердяевски с легкой иронией, хотя и не умаляя его достоинств: «… Фабр д'Оливе построил остроумную социальную систему, основанную на совмещении трех начал – Божественного Провидения, необходимости и человеческой свободы. В этом есть много верного».

Характерно, что значение Фабра д'Оливе понимали и представители иного враждебного Флоренскому и Бердяеву идеологического лагеря – марксистского. Так, наряду с Эдуаром Шюре, Фабр д'Оливе являлся самым почитаемым Максимом Горьким оккультистом, о чем пишет в своей статье «Великий еретик» (Горький как религиозный мыслитель) литературовед Михаил Агурский (7). Здесь нет ничего удивительного, поскольку марксизм есть древняя религиозная система, берущая свое начало в иллюминатстве и ветхом египетско-вавилонском идолопоклонстве, и стремящаяся насадить всемирную атеократию, вместо вселенской теократии, устроение которой чаяли не только христианские философы и богословы, но и эзотерики, подобные Мартинесу де Паскуалису, Виллермозу, Жозефу де Местру и, конечно же, Фабру д'Оливе. К тому же, с переживших ужасы масонско-иллюминатской Великой Французской революции Жозефа де Местра и Фабра д'Оливе начинается возрождение теократической мысли по всей Европе. Теорию теократии Жозефа де Местра и Фабра д'Оливе подхватывает и усовершенствует своей философией мессианизма великий математик Хёне-Вронский, пусть мессианизм последнего пока государственный и неперсонифицированный. Вслед за тремя французскими мистиками приходит Владимир Соловьев, в творчестве которого и получили окончательное развитие их идеи. Хотя Владимир Соловьев почти ничего и не говорит о Фабре д'Оливе, но чувствуется, что многие строки его богословских, философских и культурологических произведений, где речь идет о всеединстве, теократии и Понтификате, навеяны «Философической историей Человеческого рода», «Восстановленным гебраическим языком» и «Золотыми стихами Пифагора». Сам факт того, что книга Владимира Соловьева «Россия и Вселенская Церковь» была написана по-французски, говорит о многом.

Безусловно, образованная русская публика XIX и начала XX вв. практически не нуждалась в переводе трудов Фабра д'Оливе (хотя сомнительного качества переводы модного Папюса «выпекались» в начале XX столетия буквально каждый год). И тем не менее, первый и до недавнего времени последний русский перевод произведения великого французского эзотерика был сделан В. Н. Запрягаевым, который перевел «Космогонию Моисея» Фабра д'Оливе, вышедшую в свет в провинциальной Вязьме в 1911 году с подзаголовком: «Традиция восстановления по истинному смыслу древнееврейских (египетских) коренных слов». Опять же по странной иронии, этот перевод был размещен на Интернет-сайте российского отделения иллюминатского Ордена восточных тамплиеров. Злой парадокс: всю свою жизнь Фабр д'Оливе беспощадно боролся с иллюминатами, а они его не только помнят, но и пользуются его наследием.

Стоит отметить, что творчество Фабра д'Оливе оказало большое влияние и на мировоззрение отечественных оккультистов начала XX столетия, среди которых можно смело назвать имена Григория Мёбиуса (Г.О.М.) и Сергея Тухолки (1874–1954). Если первый разбирает учение Фабра д'Оливе на страницах своего «Курса энциклопедии оккультизма», переизданного «Энигмой» в 2004 г., то второй посвящает доктрине французского эзотерика одну из своих книг явно антропософского характера (8).

Из современных российских исследователей к творчеству Антуана Фабра д'Оливе обращался «затворник Теплого Стана» Юрий Стефанов (1939–2001), являвшийся, к тому же, земляком Николая Семеновича Лескова, одного из самых талантливых и загадочных русских писателей. У Стефанова совершенно особенный и совсем неканонический взгляд на французского эзотерика. В своей статье «Великая Триада Фабра д'Оливе» Стефанов с присущей себе изящностью изложения желает представить лангедокского мыслителя, как приверженца альбигойской ереси, неокатара, подобного жившим уже в XX столетии Деода Роше и Антонена Гадаля. Так, Стефанов пишет, что в «Философической истории Человеческого рода» Фабр д'Оливе «попытался соединить катарскую дуалистическую доктрину с даосским учением о «Великой Триаде» – именно ему мы обязаны введением этого понятия в оборот европейской философии». И далее: «Членами этой Триады в Китае считались Небо, Земля и посредник между этими двумя космическими силами – Человек, точнее говоря, – «Человек совершенный» (Сяньжэнь); этот термин вполне соответствует исламскому термину «аль-инсан аль-камил», а также таким каббалистическим понятиям, как Адам Кадмон или Адам Протопласт. У Фабра д'Оливе эти великие мировые силы называются Провидением, Судьбой и Волей человеческой» (9).

Мы не будем здесь касаться тождества между даосским Сяньжэнем и Адамом Кадмоном, что по сути верно и отражено во всех монотеистических религиях, но лишь отметим следующее: творчество Фабра д'Оливе не имеет никакого отношения ни к гностицизму, ни к лангедокскому катарству, которые столь дороги для Юрия Стефанова. На протяжении всей своей жизни Фабр д'Оливе исповедывал позитивный неоплатонизм и элитарную пифагорейскую доктрину, иными словами, завуалированное под политеизм Единобожие. Божественное Провидение, Судьба (необходимость) и Человеческая воля (Свобода), по Фабру д'Оливе – непреходящие законы, данные Предвечным своему мирозданию. Во вселенной Фабра д'Оливе все едино и там нет места веренице гностических архонтов с манихейско-катарским демиургом во главе. Да и что общего у Адама Протопласта с альбигойскими «совершенными»? Если само христианство Фабр д'Оливе характеризовал иногда не только как высший «интеллектуальный» (в противовес «анимическим» исламу и одинизму), но и как «сумрачный культ», то как бы он определил манихейство катаров, являвшееся, в целом, деструктивной религией смерти, которая еще до печально знаменитого похода в Лангедок Симона де Монфора ради ложного аскетизма успела повыкосить население городов и сел французского юга? Думается, во взгляде на эту темную ересь кальвинист по происхождению Антуан Фабр д'Оливе сошелся бы с ревностным католиком Святым Домиником, основавшим «Domus Inquisitiones» (Инквизиционный трибунал) в Тулузе и доминиканский орден. И все же внешне не придерживаясь христианского вероучения, Фабр д'Оливе в своей глубинной сущности всегда оставался католиком, но не в вульгарном и профаническом смысле слова, а в посвятительном, пусть даже католиком от пифагореизма. И отсюда его тоска по Вселенской Теократии во главе с наместником Провидения Папой Римским и божественным Пророком при нем, Вселенской Империи во главе с паневропейским монархом, отсюда его тайный план теократического переустройства Европы и мира. Выходит, что цели и задачи у православного русского католика Владимира Соловьева и французского политеиста пифагорейца Антуана Фабра д'Оливе одни, только вот способы их достижения порой отличаются на понятийном уровне. У Соловьева они клерикально-христианские, покоящиеся на откровении Спасителя и священных установлениях; у Фабра д'Оливе – чисто эзотерические, иногда даже формальные, ведущие от одной мировой Теократии к другой. Если Соловьев христианский фундаменталист, то Фабр д'Оливе, как сказали бы сегодня, фундаменталист традиционализма. Но оба духовных писателя едины в познании Единого в своих проявлениях – ЯХВЕ, АДОНАЯ, САВАОФА.

Фабр д'Оливе и тайные общества

До сих пор остается загадкой, принадлежал или нет Антуан Фабр д'Оливе к братству вольных каменыциков. Большинство авторов склоняется к тому, что Фабр д'Оливе не был масоном, хотя и получил посвящение в одной из парамасонских организаций – Пифагорейском ордене. Впрочем, сам французский эзотерик недвусмысленно намекал, что вдохновителями злокозненных действий против него являются масоны. И это неудивительно, ведь Фабр д'Оливе основал на масонских принципах свой Орден всемирной теодоксии, который правоверные вольные каменщики восприняли за явную и опасную ересь.

Первые три посвятительные степени Ордена всемирной теодоксии назывались портиком Храма и соответствовали трем первым символическим градусам адонирамического масонства. Ложа у Фабра д'Оливе называлась Полем, ученик именовался поливальщиком, подмастерье – пахарем, мастер – сеятелем. Такая увязка символических степеней с профессиями сельских тружеников вполне закономерна для Фабра д'Оливе, считавшего человека «небесным растением» и полагавшего в обработке земли, которую древние римляне нарекли культурой, истоки всех наук и искусств. «Элевзинские мистерии, – писал он, – тесно связаны с культурой возделывания земли; платоники и пифагорейцы сравнивали душу человеческую с пшеничным колосом. Всемирный теодоксический культ воскрешает в современном или, лучше сказать, обмирщенном мире инициации древности» (10). Так, целью поливальщика в ордене Фабра д'Оливе являлось очищение и познание самого себя; пахаря – труд и выбор растения, которое он должен был возделывать; сеятеля – изучение природы и небесной культуры. Следовательно, поливальщик, пахарь и сеятель были обязаны непрестанно очищаться, обучаться и совершенствоваться в буквальном и ритуальном смысле. Завершали иерархию Ордена всемирной теодоксии четыре высших степени, обозначавшиеся именами космических стихий – Вода, Земля, Воздух и Огонь. Отметим, что до Фабра д'Оливе существовало два вида масонства. Это – традиционное масонство каменщиков и так называемое «лесное масонство», которое представляли собой итальянские карбонарии, выжигавшие во время своих церемоний из дерева древесный уголь. Ритуал посвящения в орден, составленный Фабром д'Оливе в соответствии со своей оригинальной музыкальной системой и ориентированный на годовые солнцестояния, был опубликован в его книге «Истинное масонство и небесная культура», впервые увидевшей свет в 1952 году (11).

По существу Орден всемирной теодоксии указал новый путь для европейских инициатических обществ и тайноведческой науки, путь, которому было не суждено осуществиться, ибо французское масонство, практически властвовавшее страной в революционную и наполеоновскую эпоху, и представленное, главным образом, Великим Востоком Франции, очень неодобрительно смотрело на подобные затеи. И здесь мы вплотную подошли к загадке гибели Антуана Фабра д'Оливе.

По официальной версии, к которой склонялся и Седир, Фабр д'Оливе покончил жизнь самоубийством в своем домашнем святилище в ночь на 25 марта 1825 года. Для русского эмигранта и конспиролога Григория Бостунича было вполне очевидно, что ритуальное убийство Фабра д'Оливе совершили масоны (12), на происки которых намекает и мета-физик-мессианист Хёне-Вронский. Конечно, здесь речь идет об иллю-минатском и либеральном масонстве и уж никак не о консервативном христианском и мартинистском масонстве, к которому принадлежал и Жозеф де Местр. Александр Сент-Ив д'Альвейдр думал по этому поводу иначе: «Он был заколот возле своего алтаря: от христианства не отрекаются безнаказанно» (13). Таинственное глубокомыслие маркиза Сент-Ива д'Альвейдра, одно время ратовавшего за римский католицизм, оберулось, как всегда, банальностью. Но что мог объективного сказать о смерти Фабра д'Оливе его ученик, занимавшийся плагиатом у своего учителя? В другом месте Сент-Ив д'Альвейдр сказал, что не христианин Фабр д'Оливе, подобно Жозефу де Местру, пришел к идеалу деспотического клерикализма в противовес нивелирующей секулярной демократии. Это правда. Но с чем, как не с римско-католической церковью, связывал свой клерикализм, свою чаемую Теократию Антуан Фабр д'Оливе? Или, может, с коллегиями гальских друидов, которые больше тысячи лет, как бесследно исчезли на территории Галлии? К любой стилизации, обозначаемой или не обозначаемой предикатой «нео», Фабр д'Оливе относился если не отрицательно, то скептически, а посему и не воспринял новый постреволюционный культ Теофилантропов, учрежденный его товарищем Ауи.

Итак, католикам-ультрамонтанам было невыгодно убивать человека, пропагандировавшего, пусть и весьма своеобразно, идею всемирной Теократии и Римского понтификата. И следовательно, вопрос о смерти Антуана Фабра д'Оливе остается открытым.