Антон Первушин
Резец небесный (Операция «Испаньола»)

Глава четвёртая
Советник

(Мурманск, август 1998 года)

– Проходите, – предложил Маканин, собственноручно распахивая дверь своего кабинета на третьем этаже здания городской администрации. – Устраивайтесь, как вам будет удобно.

Кивнув с достоинством, Константин Громов первым вошёл в кабинет. Как и любое другое помещение в этом здании, кабинет советника губернатора Маканина вызывал у стороннего посетителя самые противоречивые чувства. С одной стороны, он мог преисполниться гордостью за свою родную страну, которая наконец достигла такого уровня благосостояния, что даже в самом заурядном кабинете сделан евроремонт высочайшего качества, стоит дорогая офисная мебель и самая современная техника: компьютер, телефон, факс; с другой стороны – зная, какая нищета царит по долам и весям родной страны, этот посетитель мог затаить обиду (а то и преисполниться самой настоящей ненавистью) на тех, кто купается в роскоши в то время, как где-то от голода и холода умирают люди, а всё катится в тартарары. Впрочем, офицеры части 461-13"бис" к подобным контрастам давно привыкли, поэтому вид кабинета советника не произвёл на них какого-то особенного впечатления.

Поскрипывая ботинками, Громов прошёл по начищенному до блеска паркету к поставленному у стены кожаному дивану, плюхнулся на него и вытянул ноги. Остальные «ходоки» последовали его примеру: Лукашевич сел справа от майора, а Стуколин – слева. Присаживаясь на этот образчик финской деревообрабатывающей промышленности, Лукашевич с ухмылкой представил себе, как господин советник в перерыве на обед и дабы отдохнуть от трудов праведных по управлению городом раскладывает на диване длинноногую блондинистую секретутку, снимает штаны и… Тут старший лейтенант вспомнил, что в приёмной они были встречены не длинноногой блондинистой секретуткой, а очередным запакованным в тесное ему штатское бугаем, на карточке которого значилось, что он-то, бугай, и есть настоящий секретарь господина советника Маканина. На то, чтобы представить, как на этом диване господин советник раскладывает бугая из приёмной, у Лукашевича не хватило воображения.

Пропустив своих нежданных гостей в кабинет, Лев Максимович закрыл дверь и спросил, посмотрев на Громова:

– Что будете пить? Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?

Майор оглянулся на спутников. Те своих пожеланий не высказали, и тогда он ответил за всех:

– Три кофе, пожалуйста.

Маканин наклонился над письменным столом и ткнул кнопку селектора:

– Гриша, три чашки кофе для гостей, а мне – чаю с молоком. Если будут звонки, переадресовывай их, как обычно, – Кагарлицкому.

– Слушаюсь, Лев Максимович, – откликнулся бугай из приёмной.

Господин советник обошёл стол и, вздохнув, опустился в большое офисное кресло.

В ожидании напитков хозяин кабинета и гости молча рассматривали друг друга. Лукашевич вдруг подумал, что в позиции сидя советник Маканин напоминает не просто абстрактного «буржуина», а «буржуина» вполне конкретного – премьер-министра Уинстона Черчилля в период Второй Мировой войны: та же блестящая в свете ламп лысина, те же отвисающие бульдожьи щёки, тот же недобрый, но умный взгляд.

Через минуту в кабинете появился Гриша с подносом. Офицеры получили по миниатюрной чашечке с ароматным горячим кофе; Маканин же предпочёл чай в высоком стакане с подстаканником из тех, которые подаются в поездах дальнего следования. Когда Гриша, исполнив свои обязанности, удалился, Громов отпил кофе и спросил Маканина:

– А что, Лев Максимович, у вас в администрации всегда были армейские порядки? Или только теперь?

– Не понял вопроса, – господин советник нахмурился недоумённо. – Что вы имеете в виду?

– Вообще-то, я привык видеть в качестве секретарей симпатичных девушек, – пояснил свой вопрос майор. – А у вас – Гриша. С выправкой отставного военного.

Маканин улыбнулся – улыбка у него получилась скупая.

– Положение обязывает, – сказал он. – Ведь я – советник губернатора по вопросам безопасности.

Лукашевич мысленно присвистнул: вот так дела, это нам подфартило.

– Позвольте тогда спросить, – продолжал «светскую» беседу Громов, – вы имеете какое-то звание?

– Да, – не стал скрывать Маканин. – Я подполковник. Подполковник госбезопасности.

Лукашевич и Стуколин переглянулись. Громов же никак не выразил своих чувств. С задумчивым и несколько отстранённым видом он допивал свой кофе.

– Ещё вопросы? – Маканин выдержал паузу. – Ну что ж, будем считать, что вы меня знаете. Теперь я хотел бы познакомиться с вами. Кто вы и какая надобность привела вас к губернатору?

Громов в двух словах обрисовал ситуацию:

– Мы – офицеры войсковой части 461-13"бис", четвёртой эскадрильи авиаполка «Заполярье». Моя фамилия – Громов. Я командир части. Со мной – летающие офицеры Лукашевич и Стуколин. Мы прибыли в Мурманск, чтобы просить губернатора выделить средства на поддержание личного состава нашей части. Мы находимся в чрезвычайно бедственном положении, довольствие задерживается, и вскоре в части может начаться голод…

Господин советник, наклонив лысую голову, выслушал Громова. Потом помолчал, отхлебнул чаю и сказал так:

– Я не спрашиваю, обращались ли вы по своим инстанциям – наверняка, обращались. Я не спрашиваю, нет ли у вас других способов заработать себе на хлеб – наверняка таких способов нет. Меня в этой истории интересует другое. Вы понимаете, что, придя сюда, фактически выступаете в роли попрошаек?..

Стуколин хотел вскочить, но Громов, выставив руку, толкнул его на место. Лукашевич собрался было обидеться по примеру друга, но тут перехватил острый испытующий взгляд, с которым Маканин наблюдал за Громовым, и сообразил, что не для унижений привёл их сюда господин советник, и если бы дело ограничивалось только этим, то всё их знакомство с ним закончилось бы ещё внизу, на лестнице, пятнадцать минут назад.

– Да, – произнёс Громов недрогнувшим голосом, – мы это понимаем. Но кто сделал нас попрошайками? Кто довёл одну из самых сильных армий в мире до такого состояния, что её офицеры вынуждены побираться, лишь бы не умереть с голоду? Вы сказали, что имеете звание подполковника госбезопасности? Куда вы смотрели, подполковник, когда всяческие нувориши грабили армию и всю страну? Или вас это устраивало? Тогда к чему ваш пафос?

Маканин, не перебивая, выслушал и эту отповедь.

– Что ж, – подытожил он затем, – каков вопрос, таков и ответ. Спасибо, майор, за прямоту.

– Пожалуйста, – ответил Громов не без сарказма. – Всегда готов помочь.

– Я рад, товарищи офицеры, – продолжил Маканин как ни в чём не бывало, – что вы достаточно трезво оцениваете ситуацию. Это сейчас редкость. Большинство из тех, кто ещё вчера мог похвастаться высокими аналитическими способностями, в условиях кризиса совсем потеряли голову. Чего не скажешь о вас…

Лукашевич подумал, что вряд ли яростное высказывание Кости можно назвать «трезвой оценкой», однако заметил, что между майором и советником установилось некое взаимопонимание, словно эти двое знали какой-то секрет и вели беседу на основании этого знания. Потом Лукашевича осенило: «Да он же нас просто-напросто проверяет! Проверяет, насколько наши взгляды соответствуют его собственным… И мы… Кажется, мы выдержали проверку!»

По крайней мере, друг Костя выглядел вполне удовлетворённым.

– Что же касается вашей просьбы… – Маканин выдержал длинную паузу, в течение которой извлёк из стола сигару в золотистом футляре, вытащил её, с помощью специальной машинки обрезал кончики. – Что касается вашей просьбы, то сейчас, немедленно, я вряд ли чем-нибудь смогу вам помочь.

– Мы и не ждём немедленного ответа, – вставил словечко вежливый Громов. – Но настаиваем на том, чтобы этот вопрос был решён в самое ближайшее время.

– Я это понял, – сказал Маканин; он повозился с зажигалкой, раскуривая свою чудовищную сигару. – И мы решим его в самое ближайшее время. Однако вы должны помнить, что сейчас не только вам тяжело. Обвал рубля, приостановка банковских операций, ажиотаж на биржах ударили не только по нашим финансовым воротилам, но и по малоимущим слоям. Ситуация крайне сложная, администрация завалена просьбами, воззваниями, обращениями. Ваша проблема – лишь ещё одна в ряду многих. И не самая первоочерёдная.

– Но вы не должны забывать, что мы представляем боевую часть. Если у нас начнётся голод, я как командир части не могу гарантировать соблюдения воинской дисциплины, – Громов не давал себя ни запутать, ни разжалобить.

Маканин пыхнул сигарой.

– Да, – сказал он. – Голодная боевая часть – это не только ваша проблема. Это и наша проблема. Однако чтобы принять решение, администрация должна сначала убедиться в серьёзности вашего положения.

– Инспекция? – вскинулся Громов.

– Если это возможно…

– Возможно. И мы будем рады принять комиссию. Единственное ограничение – это допуск. Наша часть – это режимный объект.

Маканин покивал:

– Разумеется, все те, кто войдёт в комиссию, будут иметь соответствующий допуск.

– Тогда я не вижу никаких препятствий для проведения инспекции, – сказал Громов. – Когда вас ждать?

– Думаю, мы навестим вас… – советник полистал настольный календарь, – в пятницу. То есть через три дня. Устроит?

– Вполне.

Маканин вдруг улыбнулся:

– И не вздумайте газоны красить. Наводить «потёмкинскую деревню» не в ваших интересах.

– А у нас нет газонов, – с такой же широкой улыбкой отвечал ему Громов. – Только камень и мох.

На этом они закончили беседу и распрощались с советником Маканиным. Выходя из здания администрации и спускаясь уже по парадной лестнице, Лукашевич наконец-то собрался спросить у Громова:

– Ну и как ты считаешь, Костя, поможет он нам?

– Мне кажется, он ещё не решил…

– В каком смысле? – заволновался Стуколин, вполне уже удовлетворённый тем, чего в ходе переговоров с Маканиным удалось достигнуть.

– У меня сложилось впечатление, что этот Лев Максимович присматривался к нам, – пояснил свою мысль майор. – Может быть, у него есть какие-то идеи на наш счёт. Может быть, никаких идей у него нет. Не знаю. Но он явно хотел убедиться, что мы те люди, за которых себя выдаём…

– Во-во, – подтвердил Лукашевич, – совершенно точно. Мне тоже так показалось.

– Чего-то вы мудрите, ребята, – сказал Стуколин. – За кого же мы можем себя выдавать? Не бомжи ведь с улицы пришли?

Громов пожал плечами и ответил философически:

– Разве суть человека в том, откуда он пришёл?

– Вот за что я тебя порой очень не люблю, Костя, – сказал Стуколин, – так это за твою манеру говорить загадками. Продукты он даст?

– Скорее всего, даст. Вопрос только, чего он потребует за это?

– А он может чего-то за это потребовать? – агрессивно осведомился Стуколин. – Им мало, что мы рубежи защищаем?

– Теперь, видишь ли, мало, – съязвил Лукашевич.

– Спокойнее, ребята, – осадил их Громов. – Поддержку советник нам окажет. Это сейчас главное. Всё остальное – потом.

– Что? Что «потом»? – продолжал волноваться Стуколин.

– Поживём – увидим, – сказал Громов. – Поживём – увидим…

Глава пятая
Потенциальный противник

(Лэнгли, округ Колумбия, США, август 1998 года)

«Адмирал Грир» по праву считался одним из лучших ресторанов в Лэнгли. Подчёркнуто скромный стиль (без «левых» плакатов и бронебойной музыки), традиционная и очень здоровая кухня, индивидуальные кабинки с хорошей звукоизоляцией, и сам хозяин – старина Макс – верный служака разведывательного управления, прошедший когда-то огонь и воду, помнивший самого Даллеса^[11] и умеющий держать язык за зубами. В общем, заведение пользовалось у сотрудников ЦРУ заслуженной популярностью. Некоторые из них даже считали его своим. То есть так и говорили: «Это моё заведение». И вот что любопытно, в разное время «своим» ресторан Макса называли сотрудники совершенно разных подразделений, но всегда – тех, где на текущий момент было особенно «горячо». Скажем, лет шесть-семь назад у Макса было не протолкнуться от советологов, теперь же основу изголодавшегося контингента составляли специалисты по Ближнему Востоку и мусульманским странам. Таким образом, достаточно опытный аналитик чисто на основе статистики посещаемости ресторана «Адмирал Грир» мог бы сделать вывод о международном положении в целом и о приоритетных направлениях работы разведывательного управления в частности. Хотя кому это интересно? Ведь точно такой же вывод можно сделать, просмотрев утреннюю газету.

Двое, расположившиеся в отдельном кабинете «Адмирала» с видом на Потомакскую долину, также принадлежали к безликому племени аналитиков специального отдела ЦРУ, разрабатывавшего «мусульманскую проблему».

Джон Мур, седеющий мужчина средних лет, когда-то – выпускник Йельского университета^[12] с дипломом специалиста по турецкому языку и литературе, занимался соответственно Турцией и её ближневосточными политическими союзниками. Мур был многодетен, состоял членом десятка клубов и носил бороду.

Роберт Фоули, разделивший с ним сегодня обед и кабинет, в противоположность Муру был молод, холост и гладко выбрит. Клубы он не посещал, предпочитая им весёлые вечеринки «для всех» и спортивные состязания. К тому же диплом он получал не в Нью-Хейвене, а в Бостоне, и занимался не Турцией, а новыми мусульманскими странами, появившимися на карте мира после развала Советского Союза.

Однако, несмотря на столь вопиющую разницу в возрасте, общественном статусе и в интересах, Фоули и Мур уже года три ходили в закадычных друзьях, и взаимоотношения их строились не по схеме «отец-сын», или, скажем, «начальник-подчинённый», а на принципах полного равенства и обоюдостороннего уважения. Местом же их постоянных встреч и бесед стал именно «Адмирал Грир», куда оба наведывались по два раза в день: в обеденный перерыв и по окончании рабочей смены.

За обедом они беседовали прежде всего о политике, и вот тут-то и находилась точка соприкосновения этих столь непохожих друг на друга людей. Оба они были «настоящими американскими патриотами», то есть поругивали японцев и европейцев, которые «забыли, кто выиграл Вторую Мировую войну», высказывались в цинично-презрительном духе о странах «третьего мира», открыто ненавидели славян и коллекционировали анекдоты о политкорректности. Оперативной информацией им делиться не приходилось, поскольку, во-первых, это не поощрялось непосредственным начальством, а во-вторых, в том до сих пор не было особой нужды. Однако сегодня, тёплым днём в конце августа, такая нужда возникла.

Инициативу проявил Мур. Закончив с обедом и промокнув губы салфеткой, он спросил своего приятеля:

– Слушай, Боб, ты до сих пор занимаешься этими гоблинами?

– О каких гоблинах ты говоришь? – уточнил Фоули, мучающий вилкой фирменный военно-морской стейк.

– О тех самых, – пояснил Мур, – у которых на гербе два автомата Калашникова.^[13]

– А-а, – понял Фоули, – конечно. Ими я как раз и занимаюсь.

– Тогда позволь спросить, наши агенты в той стране есть?

– Конечно, – Фоули улыбнулся. – А ты сомневаешься?

– Они из местных?

Фоули дожевал стейк, а салфетку скомкал в кулаке.

– Кроме резидента, все из местных. А к чему ты это?

Мур помедлил, затем, отвернувшись от приятеля, глядя на Потомакскую долину и понизив голос, сказал следующее:

– Видишь ли, Боб, в начале этого месяца в одной из самых дрянных гостиниц города Трабзона^[14] состоялись переговоры между представителями двух спецслужб. Переговоры были тайными, и обе стороны подготовились к ним основательно. Не учли они только одного: хозяин этой гостиницы – наш старый и проверенный агент.

Фоули кивнул. Он верил в то, что его «контора» является самой могущественной организацией на Земле, потому принял слова Мура как должное: от ЦРУ в мире нет и не должно быть секретов.

– Через час после окончания переговоров, – продолжал между тем Мур, – полный отчёт о них лежал у меня на столе. Прежде всего обращал на себя внимание состав участников. Турцию представлял заместитель военного министра. Тот самый из его заместителей, который занимается секретными операциями в странах, граничащих с Турцией. Твоих подопечных представлял человек, известный под псевдонимом Чёрный Пёс.

Фоули присвистнул.

– Сам… Чёрный Пёс?

– Именно Чёрный Пёс.

– Он уже больше года не покидал столицу.

– На этот раз он изменил своим правилам.

– Чего ему было нужно в Турции?

– А вот ради этого я и затеял весь разговор, – сообщил Мур. – Как ты, наверное, знаешь, мы живём в преддверии новой войны. Собственно, она уже началась – эта война за передел сфер влияния. И Турция хочет первой ухватить лакомый кусок. В настоящий момент турецкими спецслужбами ведётся игра по двум базовым направлениям: Крым и нефтепровод. И тут им, как кость в горле, Россия. Нейтрализовать русских может только по-настоящему серьёзная заваруха – и не вялотекущая кампания, а вторжение армии чужого государства. И в этом смысле мои подопечные очень рассчитывают на твоих.

– Неужели они решились? – не веря, не желая в это верить, переспросил Фоули.

– Да, они решились, – подтвердил Мур. – Они считают, что сейчас самый подходящий момент для вторжения. Российская армия деморализована, президент болен, пик экономического кризиса. У России сейчас нет ни сил, ни желания себя защищать.

– Но, надеюсь, сами турки на это не пойдут?

– Естественно. До тех пор, пока Турция в НАТО, любое подобное действие с их стороны мы легко заблокируем. Потому им и понадобились твои гоблины. Чтобы обделать всё чужими руками.

– Какого рода военная помощь будет оказана?

– Четыре сотни кадровых офицеров, почти тысяча военных специалистов самого разного профиля, амуниция, продовольствие.

– Оружие?

– Оружия не будет. Заместитель военного министра был твёрд в этом вопросе. Поставки больших партий современного вооружения не могут пройти не замеченными и вызовут вопросы. Всё остальное можно списать на гуманитарную помощь.

– Каким образом будут осуществляться поставки «продовольствия»?

– До начала боевых действий – через нашу базу в Будё.^[15]

– Норвегия, – сообразил Фоули. – Не слишком ли сложно для гоблинов?

– Не сложно. Это же классическое прикрытие. Прямо как по учебнику. Чем дальше находится пункт назначения от пункта отправки, тем меньше оснований увязать одно с другим. Турки попросят у русских предоставить им воздушный коридор для переброски грузов сугубо мирного назначения, и у тех не будет оснований для отказа. Транспортные самолёты будут проходить над российской территорией и делать промежуточную посадку в столице твоих гоблинов. Оттуда – уже порожняком – они отправятся в Турцию. Вся операция продлится около месяца, и никто ничего не успеет понять.

Фоули задумался.

– У тебя есть какие-то предложения? – спросил он.

– Рано ещё говорить о предложениях, – сказал Мур. – Я, к сожалению, имею весьма смутное представление о том, что из себя представляют твои гоблины. До сих пор они меня мало волновали. Но теперь, как видишь, всё изменилось…

Фоули оценил искренность коллеги. Сообщая ему оперативную информацию, Мур мог рассчитывать на встречную любезность.

– Что конкретно тебя интересует? Я отвечу на любой вопрос.

– В первую очередь, расскажи мне о военном потенциале гоблинов. Как долго они смогут вести боевые действия против русских без дополнительных поставок?

– Сейчас они сильны как никогда, – признал Фоули, поразмыслив с минуту. – Милитаристская политика даёт себя знать. При населении в шесть миллионов человек на постоянной военной службе находится почти полмиллиона. Тотальная мобилизация даст ещё столько же. Итого – миллион головорезов. Стрелкового оружия у гоблинов хватит на четыре таких армии: русские, уходя, оставили шесть складов стратегического назначения. С тяжёлым вооружением и миномётами – ситуация посложнее, зато они располагают прекрасными военно-воздушными силами. Военная авиация – вообще любимая игрушка их безумного президента. Шесть эскадрилий по 20 самолётов в каждой – не всякая европейская страна может похвастаться подобным «парком».

– Где они их достали? – удивился Мур.

– Купили, – ответил Фоули с непонятной усмешкой. – Частью у тех же русских. Платили долларами и золотом.

– Какие самолёты находятся у них на вооружении?

Фоули начал перечислять, загибая пальцы:

– Две эскадрильи бомбардировщиков «Фенсер-Д»,^[16] эскадрилья разведчиков «Фоксбэт-Б»^[17] и три эскадрильи истребителей «Фоксбэт-А».^[18] Кроме того, не так давно и по совершенно смехотворной цене были приобретены два палубных перехватчика «Флэнкер».^[19] Однако в войска они не поступили. Это предмет личной гордости президента, гвардейские самолёты.

– Понятно, – сказал Мур. – Но я вижу, что, кроме гвардейских самолётов и бомбардировщиков, у них сплошное старьё. Превосходства в воздухе они не получат.

– Как сказать… Русские тоже затянули с перевооружением своей армии.

– Что-нибудь ещё? – поинтересовался Мур, когда его приятель замолчал.

– В общем, всё. Есть, правда, неподтверждённая информация, что гоблины собираются купить подержанный крейсер, но я, признаться, этому не верю: бюджет у них всё-таки не резиновый.

– Значит, в какой-то степени гоблины готовы к войне, – подытожил Мур. – Это очень серьёзно, Боб, очень серьёзно. И мы должны их остановить.

Фоули встрепенулся.

– Поясни, пожалуйста, свою мысль, – попросил он очень осторожно.

– Ты прекрасно знаешь моё отношение к русским и прочим братьям-славянам. Я жду не дождусь, когда эта страна провалится в ад. Но конец России должен наступить только тогда, когда мы этого захотим, а не турки со своим нефтепроводом. Ты слышал о плане «Форс-мажор»?

– Разумеется, – не стал отпираться Фоули.

Все, кто в разведывательном управлении работал с Европой или Ближним Востоком, что-нибудь да слышали о секретном плане «Форс-мажор». План этот, о котором большинство сотрудников имели только самое общее представление, включал в себя ряд мер, завершающих глобальную программу по уничтожению российской государственности. Программа была разработана не так уж давно – в то самое время, когда стало ясно, что русские не способны более сопротивляться какому-либо внешнему влиянию, что сама Федерация трещит по швам и что если ситуацию не взять под контроль, дело может закончиться всемирной катастрофой. Некоторые из сотрудников управления даже считали план «Форс-мажор» благодеянием, видом помощи, которую собирается оказать великодушная Америка умирающей России. При этом, разумеется, во внимание не принималось, что во многом умиранию России способствовали сами Соединённые Штаты, добивавшиеся превосходства во что бы то ни стало.

Действия, предусмотренные планом «Форс-мажор», были отнесены на начало 2000 года. И Фоули сразу понял, на что намекает Мур: война России с маленьким, но агрессивным государством могла помещать плану реализоваться. А если к тому же Россия вдруг сумеет победить, то это будет… это будет… это будет совсем другая Россия!

– Кхм-м, – высказался Фоули, – ты разговаривал с боссом?

– Разговаривал, – отозвался Мур с плохо скрываемым отвращением. – Он не хочет ничего слышать. Он же демократ. У него одно на уме – ширинка президента.^[20] Мы должны всё сделать сами.

Фоули поколебался. Он догадывался, что его втягивают в авантюру, но обратного пути уже не было.

– Что ты конкретно предлагаешь? Каким образом мы можем остановить агрессию?

Мур оживился:

– Свяжись со своим резидентом у гоблинов. И поговори с ним. Но только так, чтобы об этом разговоре знали только два человека: он и ты. В ходе беседы подкинь ему информацию о состоявшихся переговорах, о Чёрном Псе и заместителе военного министра. Намекни, что неплохо было бы организовать контролируемую утечку по факту переговоров. Исходить утечка должна из какого-нибудь солидного учреждения гоблинов, желательно – из министерства безопасности. В итоге информация дойдёт и до турок, и до русских. Турки вряд ли остановятся на полпути, а вот русские, надеюсь, задумаются. Если то, чем думают, у них ещё не атрофировалось.

Фоули подумал, что, даже собираясь помочь русским, Мур не смог удержаться от колкости в их адрес. Что ж, тут он полностью разделял мнение приятеля. Его беспокоило другое.

– Нет ли в этом нарушения субординации? – уточнил на всякий случай он.

– «А ты сомневаешься?» – процитировал Мур сказанные в начале беседы слова приятеля. – И не только субординации. Но мы разведчики, а не тупоголовые вояки, степеней свободы у нас больше. Или ты считаешь иначе?

– Хорошо, – подытожил Фоули. – Я сделаю это. Я согласен организовать утечку.

– О’кей, – Мур буквально расцвёл. – Тогда больше ни слова. Ни о Турции, ни о гоблинах.

Они покинули кабинет, направляясь каждый по своим делам. На выходе из ресторана Фоули взглянул на часы. Беседа продолжалась ровно пятнадцать минут.

Эти двое аналитиков не знали и знать не могли, что их инициатива – выстрел вхолостую. Дело в том, что владелец второсортной гостиницы в портовом городе Трабзоне, которого Джон Мур считал «проверенным агентом» ЦРУ, на деле сотрудничал ещё с доброй дюжиной различных спецслужб, среди которых числилось и Главное разведывательное управление Российской Федерации, широко известное под аббревиатурой ГРУ.