Антон Первушин
Пираты неба (Операция «Снегопад»)

«Нами движет война! – ответит президент, как отрежет. – Мы начинаем большую войну, акция в Заполярье – первый бой этой войны. И что я вижу? Первый бой нами проигран. Русские уничтожили отряд отличных бойцов, играючи, без единой потери».

«По нашим данным, потери у русских были», – сообщит старик.

«Потери?.. Один человек, да и тот сержант. Если в большой войне будет такое же соотношение потерь, нашу армию истребят за три дня».

«Группа Мурата действовала необдуманно, – попытается оправдаться старик. – Она пренебрегла основными правилами проведения диверсионных акций. Из этого следует извлечь урок. Новая группа будет снабжена всем необходимым; действовать она будет ночью, скрытно и внезапно. В этом случае соотношение потерь будет совсем другим».

«Нет! – воскликнет президент и хлопнет себя по голому колену. – Я сказал, больше никаких скрытных акций. Мы уничтожим эту долбаную воинскую часть! Но мы сделаем это открыто, в честном бою. У них есть истребители. Что ж, у нас тоже есть истребители. И наши пилоты ничем не хуже русских пилотов! Мы докажем это!»

«Война – далеко не всегда открытый бой, – заметит старик. – Война – это и хитрость, война – это и манёвр. Для того чтобы на равных сражаться с русскими, нам придётся построить в Заполярье свою собственную военную базу. Истребитель – не трактор. Ему недостаточно одного керосина – требуется взлётно-посадочная полоса, специальные команды технического обслуживания…»

«Я знаю это без тебя, – оборвёт старика президент. – Да, это будет стоить денег. Но война всегда стоила денег. И не о деньгах нам следует думать, начиная нашу войну».

Старик не сумеет найти достойного ответа. Он предпочтёт молча отхлебнуть шербета из запотевшего бокала в ожидании продолжения. Президент не заставит его долго ждать.

«Это дело чести, – скажет президент. – Захватив наши грузы, уничтожив группу Мурата, русские бросили нам вызов. Ответить на него – дело чести каждого из нас».

«Но неужели нет другого способа ответить на вызов? – спросит старик. – Допустимо ли в преддверии войны ослаблять нашу армию переводом части её сил в Заполярье, на вражескую территорию, где мы не сможем оказать нашим солдатам полноценную поддержку?»

Президент усмехнётся.

«Ты ищешь рациональное оправдание операции „Снегопад“? Что ж, вот тебе оправдание. Заполярье станет полигоном будущей войны. Мы должны убедиться, что наши войска способны вести боевые действия с применением современной техники. Если операция провалится, значит, начинать войну рано; значит, мы к ней не готовы. Поэтому операция „Снегопад“ не должна провалиться! Мы покажем русским кузькину мать!»

Из краткого пересказа этого диалога Иван Иванович уяснил две вещи: президент его родной страны окончательно сбрендил, и Чёрному Псу план операции «Снегопад» нравится ничуть не больше, чем самому Ивану Ивановичу.

– В чём заключается наша задача? – поинтересовался резидент без малейших признаков энтузиазма.

– Мы должны обеспечить агентурную поддержку операции, – отозвался Чёрный Пёс. – У нас есть два месяца. За этот срок нам необходимо узнать о противнике всё: количество единиц техники, численность рядового и офицерского состава, порядок несения боевого дежурства, биографические данные командира и его заместителей.

– Прошу прощения, – сказал Иван Иванович, – речь всё ещё идёт о воинской части номер 461-13"бис"?

– Да, – подтвердил Чёрный Пёс, не уловив иронии, заключённой в вопросе Ивана Ивановича.

– А как быть с другими подразделениями? Воинская часть 461-13"бис" не в вакууме находится; в случае чего ей будет оказана поддержка всеми силами, сосредоточенными в Заполярье. Одна военная база против объединённой мощи северо-западной группировки войск – какого результата ждёт президент?

– Вакуум можно создать искусственно, – сообщил Чёрный Пёс с таким видом, будто сделал открытие, которое можно с ходу выдвигать на присуждение Нобелевской премии. – Достаточно обрезать связующие линии, и общая картина сразу изменится. Но этим будут заниматься другие. В твою задачу входит только добывание информации.

Чёрный Пёс выделил слово «твою» интонацией, подчёркивая тем самым, что его, Чёрного Пса, задачи намного шире. Иван Иванович воспринял последнюю фразу с заметным облегчением: с него снималась изрядная доля ответственности, и он это только приветствовал.

– Я готов приступить к выполнению задания! – сказал резидент.

(Пансионат «Полярный круг», Мурманская область, октябрь 1998 года)

– И сколько нам ждать? – подзуживал советник Маканин полковника Зартайского.

Тот глубокомысленно морщил лоб, пожёвывал своими тонкими бледными губами, но ничего не отвечал.

Маканин подмигнул Фокину и продолжил измывательство:

– А если «два» в «гору» записать?

– Будете перемигиваться, я вам «четыре» в «гору» запишу. Каждому! – пообещал Зартайский сердито. – Девять бубей! – объявил он наконец.

– Ого! – Маканин заглянул в свои карты. – Круто берёшь, полковник.

– Беру, как умею.

– Тогда пас.

Они посмотрели на Фокина. Лейтенант ФСБ Владимир Фокин хитровато улыбнулся.

– Падаю, – проинформировал он партнёров по игре.

Зартайский разочарованно крякнул.

– Вот так всегда, – заворчал он. – Только начнёт фартить…

С выражением сильнейшей досады на лице он швырнул свою часть колоды на стол – карты легли веером. Маканин же заметно оживился и потёр руки.

– Ещё не всё потеряно, полковник, – приободрил он. – Сейчас мы опустим молодого наглеца.

– По этому поводу есть изумительный анекдот, – сообщил Фокин. – Из фольклора преферансистов. Рассказать?

– Прикуп вскрывай, – потребовал Маканин сурово.

– Пожалуйста.

– Чтоб тебе два туза выпало! – в сердцах пожелал Фокину расстроенный Зартайский.

Но два туза, что при игре на мизере смерти подобно, Фокину не выпали. В прикупе лежали дама трёф и семёрка пик. Зартайский расстроился ещё больше.

– Ну давай рассказывай свой анекдот, – попросил он. – Раз уж мне не везёт сегодня, хоть скрасим вечер хорошей шуткой.

– Приходит как-то Вовочка в школу, – начал Фокин, перебирая в руках свои карты. – С фингалом под глазом. Учительница сразу захлопотала: «Что случилось, Вовочка?». Он ей и говорит: «Встал утром, на кухню вышел, а там отец с двумя приятелями в карты играют. Я у отца спрашиваю: „Который час?“, он мне отвечает: „Девять“, а эти двое как заорут: „Вист! Вист!“»

Маканин засмеялся.

– В самую точку, – одобрил он.

– Кому в точку, а кому по точке, – буркнул Зартайский; его анекдот почему-то не рассмешил. – Карты сбросил?

Фокин отделил две карты и положил их на стол «рубашкой» кверху:

– Готово.

– Вскрываемся, – объявил Маканин.

Они с Зартайским вскрыли свои карты и некоторое время молча изучали расклад.

– Даму и короля он снёс, – предположил Зартайский после естественной паузы. – «Чистая» игра.

– Под пики не сунется? – Маканин прищурил один глаз.

Полковник покачал головой.

– Нету тут «паровозика», – подытожил он. – «Чистая» игра.

Маканин опустил руку и смешал карты. Фокин изобразил лёгкое разочарование: мол, слабы старички – даже сыграть не попробовали.

– Раздавай, – приказал ему Маканин, а сам потянулся за сигарами.

– Что у нас с «Испаньолой»? – как бы между прочим поинтересовался Зартайский; он в свою очередь взялся за остывший заварочный чайник с намерением добавить себе чайку.

– А что у нас с «Испаньолой»? – Маканин пожал плечами. – Операция в целом прошла успешно. Переброска грузов прекращена. Наши «друзья», – тут господин советник хмыкнул, – с Кавказа не сумели убедить наших «друзей» из Северо-Атлантического блока, что грузы исчезают по нашей вине, а не согласно их хитроумному плану быстрого сбыта дармовой амуниции.

– Помнится, мы ожидали активизации деятельности их резидентуры в Заполярье…

– Что скажешь, Владимир? – обратился господин советник к Фокину. – Наблюдается активизация?

– Пока нет, – отвечал лейтенант, тасуя колоду. – А может, и не будет наблюдаться. Мы надеемся, что эта их безумная выходка с нападением на часть обошлась им дороже, чем они рассчитывали. Они обескровлены и вряд ли пойдут на что-нибудь серьёзное. По крайней мере, в ближайшее время.

– А если нам только кажется, что они обескровлены? – намекнул Зартайский.

– Москве что-то известно? – быстро спросил Фокин. – Что-то такое, что неизвестно нам?

Зартайский дал ответ не сразу. Было видно, что он колеблется, то ли не зная, что можно сказать, а что нельзя, то ли не зная, как сказать.

– Их президент был в ярости, – сообщил он в конце концов.

– Ещё бы, – Фокин ухмыльнулся. – Окажись я на его месте…

– И он встречался с начальником военной разведки.

– С Чёрным Псом? – встрепенулся Маканин.

– Да. И по нашим данным, речь шла о Заполярье и перехваченных «Геркулесах».

– Ну и что? – возразил Фокин. – Что они могут сделать?

– Ну, например, они могут попытаться вычислить организаторов, – предположил Маканин. – И попытаются ликвидировать их. В порядке индивидуального террора.

– Что ж, пускай попробуют, – теперь улыбка на лице Фокина стала угрожающей. – А мы посмотрим.

– Как ты легко об этом говоришь, лейтенант, – заметил Зартайский неодобрительно. – Война ещё не закончилась, а эти способны на любую мерзость.

– Справимся, товарищ полковник, – Фокин стоял на своём, – не таких обламывали…

– Ну тогда сдавай, – потребовал Маканин. – И хватит о делах.

Лейтенант начал сдавать карты. Ни один из этих троих и предположить не мог, что это их последняя совместная игра.

(Мыс Святой Нос, октябрь 1998 года)

Аэродром на Святом Носу был построен в 1943 году. Взлётно-посадочная полоса длиной в триста метров, два дощатых ангара, три вагончика для личного состава, капониры, зенитная установка – вот и всё хозяйство. Здесь базировались знаменитые торпедоносцы «Бостон», они патрулировали вход в Белое море, охотились на немецкие субмарины и катера, иногда осуществляли воздушную поддержку караванов.

По окончании войны аэродром оказался невостребованным. Торпедоносцы были разобраны и отправлены в Мурманск, оборудование демонтировано. Всё быстро пришло в запустение. И лишь перелётные птицы: гуси, лебеди, утки – навещали Святой Нос, помечая белым помётом его чёрные камни. Так продолжалось до октября 1998 года, когда на мысу снова появились люди.

Сначала это была группа из восьми человек – молодые жизнерадостные ребята, говорливые и легкомысленные. Днём они с использованием хитроумных оптических приборов проводили картографирование местности, вечерами – пили водочку у костра и орали альпинистские песни под гитару: «Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…». Через пять дней, закончив работы, они покинули этот забытый Богом уголок.

Миновали ещё две недели, и к мысу Святой Нос со стороны Баренцева моря подошёл ракетный крейсер под индийским военно-морским флагом, но с арабским названием «ал-Бурак».^[7] Когда-то этот крейсер, сошедший со стапелей Ленинградского судостроительного завода, носил гордое имя адмирала Льва Владимирского и входил в состав эскадры Черноморского флота. За два года до описываемых событий крейсер был признан устаревшим, списан и передан в дар дружественной Индии. До тенистых берегов Индии он не добрался – где-то на подходах к Суэцкому каналу на нём полностью сменилась команда, надпись «Адмирал Владимирский» была закрашена, и крейсер отправился через Средиземное море в Атлантику.

Дальнейший его маршрут сокрыт мраком тайны. Но вот в конце октября 98-го года ракетный крейсер «ал-Бурак» появился у мыса Святой Нос. С его борта поднялся вертолёт, который доставил на старый, заброшенный аэродром три десятка человек. Новоприбывшие тут же развили кипучую деятельность. Они возвели времянки и ангары для строительной техники. Сама техника была доставлена с материка транспортными вертолётами. Взлётно-посадочную полосу восстановили, подравняли, удлинили до километра. Тут же были сооружёны бункер для персонала, склад для оружия и резервуары для топлива.

По окончании подготовительных работ на мыс доставили семь боевых самолётов: шесть «МиГ-25РБ» и один «Су-27». Обслуживающий персонал поглядывает на последнюю из названных машин со смесью страха и благоговения. Она обращает на себя внимание хотя бы уже тем, что её фюзеляж и крылья выкрашены в идеально чёрный цвет.

Глава вторая
Богатые тоже плачут

(Санкт-Петербург, октябрь 1998 года)

На встречу поехали втроём: Стриженый, стрелок-водитель Олег и Гера Стаханов, известный в определённых кругах под кличкой Ударник. Можно было взять и побольше народу, но Стриженый не видел в предстоящей встрече никакой опасности, а потому ограничился минимумом.

И в самом деле причин для беспокойства не было: встреча назначена благожелательным тоном, в одном из лучших ресторанов Петербурга и человеком, которого Стриженый хорошо знал и который сам хорошо знал Стриженого. Возможно, возникло некое недоразумение, требующее для своего урегулирования непосредственного участия Павла Стрижельчика. Скорее всего, так оно и есть. Стриженый, конечно, хотел бы знать точно, зачем его вызывает Джафар, но такие вещи не обсуждаются по телефону, а официального курьера лидер крупнейшей азербайджанской группировки не прислал. Да, дело, видно, выеденного яйца не стоит. Иначе без курьера не обошлось бы.

Однако уверенность уверенностью, но свой ТТ Павел всё-таки прихватил, спрятав его в кобуру под левую мышку. К сожалению, пистолет ему не помог.

В шесть часов вечера «джип» Стриженого припарковался на платной автостоянке, расположенной на берегу Невы, в двух шагах от плавучего ресторана «Варяг». Из автомобиля вышли все трое, но, пройдя по трапу в ресторан, они разделились: Стриженый, кивнув метрдотелю, направился прямиком в отдельную кабину, где его ждал Джафар, а Олег и Ударник остались в зале, профессионально «срисовав» телохранителей Джафара и заказав себе по кружечке тёмного пива. Назад, к автомобилю, никто из них не вернулся. Лишь следующим утром на стоянке появится молодой смуглый человек. Посвистывая, он с непринуждённым видом подойдёт к «джипу», достанет из кармана связку ключи, сядет за руль и уведёт автомобиль в неизвестном направлении. В гараже на Парнасе у «джипа» сменят номера и отправят транзитом в Узбекистан.

Но это будет завтра, а сегодня Джафар угощал Стриженого жирным пловом из молодого барашка и вёл светскую беседу. Стриженый изучил в своё время привычки Джафара, а потому не смел торопить его, вежливо отвечая на все вопросы.

Наконец ужин подошёл к концу, Джафар омыл руки в специальной жидкости; официант принёс джезву с кофе. Можно было переходить к делу. Пригубив кофе, Стриженый посмотрел на Джафара. Тот выглядел как обычно – высокий, худой, с лицом, прорезанным глубокими морщинами, с глазами задумчивыми и взглядом отстранённым, словно не от мира сего. Но эта отстранённость не могла обмануть Стриженого – его личная разведка собрала на Джафара обширное досье, кое-какую информацию подбросил Куратор – Джафар был очень опасен, за ним стояли серьёзные люди, и ссориться с ним Стриженый не порекомендовал бы никому. Он сам предпочитал не ссориться.

– У меня есть к тебе несколько вопросов, Павел, – начал Джафар; по-русски он говорил практически без акцента.

– Я готов ответить на любой из них.

– Это хорошо, – отметил Джафар. – Мы друзья, Павел, и между нами не должно быть конфликтов. А если вдруг случается конфликт, мы должны его улаживать.

– Я полностью с тобой согласен, Джафар, – сказал Стриженый, который Дейла Карнеги читал и старался следовать его советам, особенно при общении с такими опасными людьми, как этот азербайджанец.

Джафар покивал удовлетворённо.

– Ты торгуешь военной амуницией? – задал он первый за сегодня по-настоящему серьёзный вопрос.

Стриженый почувствовал беспокойство. Он действительно довольно быстро сбыл полученную им натовскую амуницию оптовикам с рынков в Апраксином дворе и Автово, но сделку проводил через третьих лиц и не думал, что его так быстро вычислят. Эх, ну почему этот лейтенант оказался таким несговорчивым? Да и Куратор мог быть пооткровеннее. Стриженому катастрофически не хватало информации о деле с норвежскими транспортами, и он боялся допустить непоправимую ошибку. Он правильно боялся.

Отпираться не имело смысла: Джафар наверняка запасся неопровержимыми доказательствами причастности группировки Стриженого к сделке. Павел выбрал другую тактику.

– Амуницией? – Стриженый изобразил секундное замешательство. – А, ну да… Было такое… Провернул одно дельце по случаю. Но почему это тебя интересует, Джафар? Если ты решил заняться торговлей военными побрякушками, я с радостью уступлю тебе место на этом рынке. Меня, ты знаешь, подобный товар мало интересует.

– Я не услышал ответа на свой вопрос, – напомнил Джафар.

Ну, Карнеги, не подведи!

– А что ты хочешь услышать? – Стриженый напялил на себя маску недалёкого малого.

– Не шути со мной, Павел, – предупредил Джафар сурово. – Ты знаешь, что я хочу услышать.

Стриженый очень убедительно захлопал глазами. Ничего другого ему не оставалось. Эх, лейтенант, подставили вы меня…

– Да ерундовая сделка-то, Джафар. Навару – мизер. Нервотрёпки больше. Пришли какие-то тюки. Я один распорол, глянул – там камуфляж и ботинки. Это, говорю, ребята, на Апрашке сбыть можно. Так и порешили.

– От кого поступил товар?

Джафар шёл на нарушение неписаных правил. Он не имел права спрашивать о поставщиках Стриженого, однако спросил. Стриженый заёрзал, но спохватился и взял себя в руки.

– От дилеров, что на Польшу завязаны, – ответил он осторожно.

– Ты говоришь правду?

– Мамой клянусь. А что случилось-то, Джафар? Если я перебежал кому дорогу, то готов компенсировать.

– Компенсировать? – Джафар внимательно разглядывал Стриженого.

– Да, – подтвердил Стриженый. – Сколько?

Он даже похлопал себя по карманам, как бы намекая, что уверен: сумма компенсации не так велика, чтобы не обнаружиться в кошельке с наличностью.

– Забавно, – проговорил Джафар с непонятной интонацией. – А что ты скажешь, если узнаешь, что компенсировать придётся кровью?

Стриженый переменился в лице.

– Это шутка, Джафар? – спросил он, чувствуя приближающуюся панику. – Ты шутишь?

– Я никогда не шучу с такими вещами, – сказал Джафар спокойно.

Стриженый вскочил:

– Надеюсь, ты понимаешь, Джафар, что за базар придётся ответить?

Павел по-настоящему запаниковал, а потому прибег к крайнему, но испытанному средству – «разводу по понятиям».

Джафара это не остановило.

– Вещи, которыми ты торговал, были украдены, – пояснил азербайджанец. – Затронуты интересы очень хороших людей, моих друзей. Можно сказать, что ты нанёс им смертельное оскорбление. Такое смывается только кровью.

– Джафар! – закричал Стриженый. – Да я-то тут при чём? Мне откуда было знать, что вещи ворованные? Дилеры их привезли – с них и спрос.

Тут он вспомнил, что никаких дилеров в реальности не существует, и прикусил язык.

– При чём тут ты? – Джафар изогнул бровь. – Откуда тебе было знать?.. Хорошо, Павел, допустим, ты ничего не знал, и во всём виноваты твои польские дилеры…

– Именно так, – Стриженый истово закивал.

– …Тогда как ты объяснишь вот это?

Джафар швырнул на стол пачку цветных фотографий. Они разлетелись веером, но Стриженый не стал собирать их. Ему хватило беглого взгляда, чтобы понять: живым его отсюда Джафар не выпустит… Или попробует не выпустить.

Одним движением Павел выхватил пистолет и наставил его на Джафара.

– Поймал меня? – сказал Стриженый, криво усмехаясь.

Джафар сидел неподвижно. Взгляд его оставался отстранённым. Словно и не было пистолета, нацеленного прямо в лицо.

– Встать! – рявкнул Стриженый.

Джафар поднялся. Он ничего не сказал при этом – всё уже было сказано.

– Ты поможешь мне выйти отсюда, – решительно заявил Стриженый.

Он шагнул к Джафару, свободной рукой обхватил его за плечи, ткнул стволом ТТ в бок:

– Пошли.

Стриженый толкнул дверь, и они оказались в общем зале.

А там вовсю шла потасовка. Олега видно не было. (В этот момент стрелок-водитель Стриженого уже лежал в углу с проломленной головой.) Зато Ударник буйствовал вовсю. С рёвом он сметал столики, пытаясь стряхнуть с себя двоих телохранителей Джафара, норовящих повалить его на пол и заломить руки. Ресторанные работники взирали на происходящее с немым ужасом, но милицию вызывать никто, судя по всему, не собирался.

– Всех замочу! – взрёвывал Ударник. – Ах вы, твари, всех замочу!

Численный перевес был на стороне людей Джафара: справа и слева заходили ещё двое – у этих в руках были дубинки. Раньше или позже Ударник ослабнет, и тогда его дожмут. Но Стриженый не собирался бросать своего человека на растерзание этим подонкам. Он поднял руку с пистолетом и произвёл два выстрела в потолок. Безобразная драка мгновенно прекратилась. Охранники откатились, а Ударник развернулся и улыбнулся Стриженому окровавленным ртом.

– Спасибо, шеф, – только и успел сказать он.

Тех нескольких секунд, которые понадобились Стриженому на демонстрацию своей щепетильности в вопросе ответственности начальника за подчинённых, Джафару хватило на то, чтобы извлечь спрятанный в рукаве стилет и вонзить его в живот Стриженому чуть пониже пупка.

* * *

Через пять дней после побоища в зале плавучего ресторана «Варяг» два бомжа, промышлявшие на помойке у пригородной станции Кавголово, отрыли в куче мусора три обезображенных тела. Опознать (по отпечаткам) удалось только одно из них: Павел Стрижельчик фигурировал в базе данных ГУВД «Досье». Патологоанатомы установили, что колющая рана на животе, нанесённая Павлу Стрижельчику, не являлась смертельной. Более того, ему была оказана вполне профессиональная медицинская помощь. Однако сразу после этого Стрижельчику были нанесены новые и очень болезненные ранения. В частности, на теле обнаружились следы точечных ожогов, ногти были выдраны с мясом, раздроблены коленные чашечки, выдавлен правый глаз. Заключение экспертов было единодушным и категорическим: Павла Стрижельчика пытали.

Впрочем, и пытки не стали причиной его смерти. Все трое: и Стрижельчик и двое неопознанных – умерли одинаково – от девятимиллиметровой пистолетной пули, выпущенной в затылок с близкого расстояния.

* * *

Зверское убийство Павла Стрижельчика и двух его телохранителей никогда не было раскрыто. Как и другое тяжкое преступление, произошедшее днём позже, но не попавшее в оперативную сводку УВД Санкт-Петербурга. На этот раз жертвой неизвестных убийц стал подполковник ФСБ Григорий Анатольевич Миронов. Так же, как и в случае со Стрижельчиком, на теле подполковника были обнаружены следы пыток. Поскольку расследование этих двух убийств велось разными ведомствами, никто их не сопоставил и не увидел связи. Тем не менее связь была, потому что Павел Стрижельчик хорошо знал подполковника Григория Миронова. Правда, под псевдонимом Куратор.

(Мурманск, октябрь 1998 года)

Аслан появился в Мурманске девятнадцатого октября. Он прилетел на «Ту-154» из Москвы, рейс 2339, время прибытия 12:40. Добравшись до города на такси, он поселился в гостинице «Полярные зори», что на улице Книповича, и два дня потратил на осмотр городских достопримечательностей. По крайней мере, так это выглядело со стороны. На самом деле Аслан изучал маршруты и график перемещений высокопоставленного чиновника мурманской администрации Льва Максимовича Маканина.

Результаты наблюдений его полностью удовлетворили. В маршрутах господина Маканина наличествовало несколько отрезков, не прикрытых охраной, – по всей видимости, господин Маканин считал себя «крутым» и частенько сам подставлялся. Аслана это устраивало. Программу-минимум он сможет выполнить без малейших проблем. Однако задание, полученное им шесть дней назад, включало в себя не только программу-минимум. И как быть с условием, обязательным для выполнения программы-максимум, Аслан пока не знал.

Решение пришло с неожиданной стороны. Наблюдая как-то сквозь витрину магазина «Детский мир» за выгружающимися из «мерседеса» телохранителями Маканина (господин советник по вечерам закупал здесь новые игрушки для внука), Аслан заприметил знакомое лицо. Сначала он подумал, что перед ним просто очень похожий человек, но, понаблюдав ещё, пришёл к выводу: нет, это именно Валька Кагарлицкий, бывший лейтенант воздушно-десантных войск, под началом которого Аслан когда-то проходил срочную службу в рядах Советской Армии. Это была удача. План дальнейших действий созрел сам собой.

Маканин в сопровождении Кагарлицкого и двух телохранителей шёл вдоль прилавков, выбирая игрушку, и Аслан, точно рассчитав время и место встречи, двинулся им наперерез. Он задел Вальку плечом, тот буркнул привычно: «Извините», но глаза поднял, и взгляды их встретились.

– Валька! Кагарлицкий! – закричал Аслан радостно. – Ну здравствуй, товарищ лейтенант.

Вся четвёрка приостановилась. Кагарлицкий смотрел непонимающе, потом лицо его осветилось.

– Аслан! – закричал он в ответ. – Чахкиев! Ну здравствуй, сержант!

Они обнялись. Маканин, стоя в сторонке, с любопытством наблюдал за этой сценой.

– Старый друг? – поинтересовался он.

Кагарлицкий спохватился.

– Извини, Аслан, я, понимаешь, на работе. А это мой шеф, – он обернулся к господину советнику, – Лев Максимович.

Тут Кагарлицкий замешкался, но, видя, что Маканин настроен доброжелательно, представил ему Аслана:

– Мой старый приятель и сослуживец. Аслан Чахкиев. Сержант ВДВ.

– Очень приятно, – господин советник с улыбочкой протянул Аслану руку. – Надолго в Мурманск?

Аслан пожал плечами:

– Может быть, навсегда.

– Что ж, желаю удачи, – Маканин кивнул, прощаясь, и двинулся дальше по магазину; охранники поспешили за ним.

Кагарлицкий посмотрел им вслед и заторопился.

– Вот возьми, сержант, – он сунул Аслану в руку свою визитную карточку с золотым обрезом. – Звякни вечерком, после восьми – встретимся, попьём водочки, вспомним прошлые денёчки. А сейчас мне работать надо.

– Да я понимаю, – Аслан изобразил сочувствие.

– Ну я побежал, – сказал Кагарлицкий. – Не пропадай, сержант.

– Не пропаду, – пообещал Аслан.

«Пропадать» действительно не входило в его планы.

* * *

О дне сегодняшнем заговорили только после того, как почти вся водка была выпита, почти все деликатесы съедены, а дело шло к полуночи, и жена Кагарлицкого, Ольга, поначалу гостеприимная, пару раз намекнула, что пора бы и закругляться.

– Так ты в Мурманске надолго? – спросил Кагарлицкий.

Он фактически повторил вопрос своего шефа, заданный несколько часов назад, хотя, разумеется, знал на него ответ. Аслан тоже не стал оригинальничать.

– Пока не знаю, – ответил он. – Но город мне нравится. Может быть, останусь. Может быть, нет.

– А что тебя смущает? Оставайся.

– Работа. Как и везде, у вас безработица.

– А что ты умеешь? – поинтересовался Валентин, разливая остатки водки «Смирнофф» по хрустальным рюмкам.

– То же, что и ты, – Аслан усмехнулся. – Стрелять и подставлять грудь.

– Телохранитель? – уточнил Кагарлицкий. – М-да… Ну, конечно, я мог бы похлопотать за тебя перед Львом Максимовичем – всё-таки я у него заместитель – но, понимаешь, на этом рынке труда вакансий практически не осталось. Брать на работу тебя – значит, кого-то увольнять, а случайных людей у нас не бывает, все поступали по рекомендации, так что…

– Понимаю, – Аслан вздохнул. – Делать нечего, придётся самому искать…

– Ты уж извини, – Кагарлицкий прятал глаза, – но свободных вакансий действительно нет. Но если вдруг появятся, я тебе сразу звякну. Ты где остановился?

– В «Полярных зорях», сто двенадцатый номер.

– Ага, сейчас запишу, – Кагарлицкий полез за блокнотом, долго искал его, нашёл, полистал, записал. – Гостиница «Полярные зори»… Номер сто двенадцать… Аслан… Слушай, Аслан, так тебе, наверное, деньги нужны? Ты скажи, не стесняйся – проспонсируем. Когда встанешь на ноги, отдашь…

– Спасибо, – ответил Аслан. – Деньги у меня пока есть. Давай лучше выпьем. За тех, кто в сапогах!

Они допили водку, и Аслан посмотрел на часы.

– Пора бежать, – сказал он с искренним сожалением. – Но предложение твоё я запомнил. Если вакансия освободится, звони.

– Конечно, Аслан, какие вопросы? Я тебя в деле видел и завсегда поручусь.

Они сердечно распрощались. Аслан ушёл, зная, что скоро вернётся. Он не собирался ждать милостей от природы. Если нет свободных вакансий – значит, нужно сделать так, чтобы они появились.

* * *

Петра Акимова он выбрал неслучайно. Этот парень производил впечатление недалёкого малого с большими амбициями и предсказуемыми желаниями. Впрочем, Аслан понимал, что первое впечатление бывает обманчивым, а потому для начала решил познакомиться с кандидатом «на выбывание» поближе.

Знакомство состоялось в стенах ресторана «Айсберг». Здесь Акимов ужинал – иногда один, чаще – с девочкой, «снятой» тут же на улице. На этот раз девочку Акимову поставил не кто иной, как Аслан Чахкиев. В нужный момент она должна была без скандала покинуть тёплую компанию, и Аслан не мог полагаться на случай, потому выплатил ей гонорар заранее и сполна. Девочка легко согласилась на поставленное условие, тем более что ей это было выгодно.

Когда парочка в составе Акимова и девчонки расположилась за столиком, и ничего не подозревающий Пётр принял на грудь первые сто грамм, Аслан, сидевший в глубине зала, подозвал к себе официанта и попросил его отправить бутылку наилучшего шампанского «во-он тем ребятам». Официант услужливо поклонился, и через минуту бутылка «Вдовы Клико» уже стояла на столике, за которым сидел Акимов. Тот, конечно, удивился.

– От кого? – спросил он у официанта, цепко ухватив его за рукав.

Официант указал на Аслана. Заметив, что привлёк всеобщее внимание, Аслан встал и подошёл к столику Акимова.

– Это я прислал шампанское, – сообщил он.

Акимов оценивающе оглядел его.

– Спасибо, – поблагодарил Акимов. – Но в чём прикол?

Аслан улыбнулся.

– Мне понравилась ваша жена, – объяснил он.

– Жена?! – Акимов захохотал. – Садись, друг, – предложил он.

Поблагодарив, Аслан сел за столик. Всё шло по плану. Акимов был расслаблен после долгого рабочего дня в охране городской администрации и утратил бдительность.

Познакомились (Аслан назвался другим именем и представился как частный предприниматель), выпили за знакомство.

– Не жена она мне, – проинформировал Акимов, юмористически подмигивая. – Нравится? Забирай. Я себе другую кралю найду – вечер длинный. А то хочешь, на пару её попользуем? Групповушку, а?

Девочка опустила глаза и густо покраснела.

– Да ладно тебе, – сказал ей Акимов. – Не изображай целку. Ну так что, согласен на групповуху? – снова обратился он к Аслану.

– Почему нет? – сдержанно отвечал тот.

Тем временем принесли горячее. Официант быстро сориентировался и пересервировал столик. А Аслан не забывал подливать.

– Ты кавказец? – спросил его Акимов; он несколько осоловел, и даже горячее мясо с большим количеством специй не могло поправить положение.