Антон Алексеевич Воробьев
Lex est voluntas

Степан Стариков прибыл на Фрейю через мельбурнский портал, затесавшись в шумную компанию туристов. И сразу же почувствовал воздействие аномалии. Несколько нейронов в височной доле его мозга перестали передавать сигналы, а в участке коры, отвечающем за зрение, возникли новые связи.

«Закон: мои нейроны неподвластны этому влиянию», – напряг волю Степан.

Австралийцы никак не отреагировали на произошедшие с ними изменения. Из отчетов, впрочем, было известно, что отклонения в поведении становятся заметны не сразу. Если туристы вернутся на Землю через день-два, то выйдут из-под влияния аномалии без последствий.

Степан подошел к обзорному окну вокзала и полюбовался видом. Столица колонии утопала в зелени: парки, центральная аллея, цветы на балконах. Аккуратные пешеходные дорожки вымощены узорчатой плиткой. Всё в стиле ретро, но ненавязчиво, в меру.

В оконном стекле отражались туристы и сам Стариков – высокий русоволосый парень в белой футболке и пляжных шортах.

«Как самочувствие?» – прозвучал в голове вопрос Палпалыча.

«В норме», – коротко ответил парень по закрытой линии мыслесвязи.

«Степан, это твое первое дело, поэтому я буду тебе надоедать непрошенными советами, – предупредил начальник оперативного отдела. – Потерпишь моё занудство?»

«Не вопрос», – отозвался Стариков.

«Для начала проверь данные аналитиков. Всё в этой жизни бывает, датчики аномалий иногда врут».

«Я уже почувствовал влияние».

«Молодец, – похвалил Палпалыч. – Аналитики говорят, что наиболее сильное воздействие – в районе местного вокзала. Погуляй по округе, постарайся определить центр влияния самостоятельно. У тебя должно появиться ощущение аномальной области. Потом это поможет опознать источник отклонений, ты почувствуешь такое, знаешь, природное сродство между ними».

«Ясно», – сдержанно кивнул Степан.

«Не торопись, времени у тебя полно, – постарался успокоить волнение новичка Палпалыч. – Как закончишь с обходом – свяжись со мной. Или давай я лучше сам тебе позвоню, где-то через часик».

«Хорошо».

Начальство отключилось, предоставив новоиспеченному оперативнику-квестору разбираться с необычными ощущениями.

Степан вышел из здания вокзала и вдохнул поглубже свежий утренний воздух. Пахло хвоей и сиренью. За деревьями парка виднелись аккуратные трехэтажные домики, с витринами кафе и сувенирных лавок. Если бы не фиолетовый оттенок неба и две луны, столицу Фрейи можно было бы принять за провинциальный скандинавский город.

Стариков прислушался к ощущениям в голове и зашагал по дорожке в сторону жилого массива. Прогулку по аномальной области можно было совместить с обзором городских достопримечательностей – туристическая брошюра, которую ему всучили на выходе из портала, предлагала посмотреть на Камень Столтенберга и трехсотлетний кедр.

Кедр обнаружился в нескольких кварталах от вокзала, прямо напротив Камня – скалы красного цвета, выпиравшей из-под земли. Табличка возле дерева поясняла, что его посадил основатель колонии. Жиденький ручеек туристов пробегал мимо кедра и скалы почти не задерживаясь и исчезал за поворотом кривой улочки. Фрейя славилась не парковыми памятниками, а первозданной природой. Столицу окружали лесистые холмы, основной поток туристов направлялся прямиком за город.

Степан проверил воздействие аномалии на свой мозг. И к своему удивлению обнаружил, что её сила возросла. Усиление было небольшим, на грани различения, но сомнений не оставляло – центр аномальной области находился не на вокзале. Сдвинув брови, Стариков зашагал по улице вслед за туристами. На перекрестке он остановился, прислушался к себе и свернул направо.

Звонок Палпалыча застал Степана в пригороде, в районе коттеджей.

«У аномалии может быть два центра?» – поинтересовался парень, объяснив ситуацию.

«Хм. Вряд ли, – ответил начальник отдела. – По крайней мере, я с таким не сталкивался. Нет, скорее всего ты прав, источник где-то в пригороде. Видимо, датчики среагировали на эльварийца возле портала. Чудо, что аналитики сумели вообще что-то разобрать в какофонии законов возле вокзала. Портал на Землю – сам по себе большая аномалия».

«Я думаю, источник – в этом коттедже», – Стариков переслал изображение одноэтажного домика, окруженного высокой живой изгородью.

«Проверь», – дал добро Палпалыч.

Степан открыл калитку – она оказалась не заперта – и вошел во двор. Там, возле грядок с цветами, стоял, опираясь на лопату, невысокий мужичек лет шестидесяти. Он с настороженным вниманием смотрел на нежданного гостя.

– День добрый, – приветствовал мужичек Старикова. – Ищете кого-то?

– Уже нашел, – отозвался Степан.

Возле фигуры с лопатой воздействие аномалии было максимальным.

– Ко мне, значит, – кивнул огородник. – А я смотрю – вы круги нарезаете по нашему кварталу. Не иначе, человека разыскиваете. Меня, кстати, Дмитрий Сергеевич зовут.

– Степан Александрович, – представился Стариков.

– Любите цветы, Степан Александрович? – полюбопытствовал мужичек. – Я, как на пенсию вышел, решил огородом заняться. Вот, посмотрите, какие маргаритки, – с довольным видом продемонстрировал он грядку. – Сам вывел!

Степан с интересом разглядывал пенсионера: лысина в полголовы, старомодные очки, животик. На плечах – куртка поверх майки, штаны заправлены в резиновые сапоги. На хрестоматийного злодея не похож.

Однако Палпалыч был иного мнения и, когда Стариков переслал ему картинку с огородником, приказал:

«Нейтрализуй его. Это преступник, давно в розыске».

Мужичок словно услышал мыслесообщение и заговорщицки подмигнул оперативнику:

– Привет сотрудникам чёрно-белого дома.

– Вы наблюдательны, – признал Степан. – Немногие способны распознать законотворца-вилара.

– Ерунда, – отмахнулся пенсионер. – Вилара почуять – раз плюнуть. Он как арбуз на натянутой простыне. Остальные люди по сравнению с ним – хлебные крошки.

– Рядом портал, – не согласился парень. – Если я – арбуз, то эльвариец, который обеспечивает транспортировку – стоэтажный небоскреб, проделавший огромную дыру в «простыне». Хорошее место, чтобы спрятаться – в тени инопланетянина никакой вилар не будет заметен.

– Но вы меня нашли, – усмехнулся Дмитрий Сергеевич.

– Да, – нахмурился Степан.

Чтобы привлечь к себе внимание рядом с порталом пенсионер должен был обладать таким потенциалом, что…

– Страшно? – с интересом заглянул в глаза оперативнику Дмитрий Сергеевич.

– Гм. Скажите, а зачем вы организовали эту аномалию? – сменил тему Степан. – Ведь если бы не она – так и жили бы себе здесь спокойно.

– Хе-хе! – развеселился пенсионер. – Смешной вы человек, Степан Александрович! Разве спокойствие и счастье – это одно и то же? А мне вот на старости лет вожжа под мантию попала: захотел людям помочь.

– И в чем же помощь? В том, что склоняете туристов к переселению на Фрейю? Не хорошо это, свою волю навязывать.

– Э-э нет, мил человек, остаются они здесь по собственному выбору.

– Вы искажаете их восприятие, приезжим кажется, что лучшего места не найти во всей вселенной, – жестким тоном заявил Степан. – Это манипуляция чужим сознанием. «Помогаете» туристам войти в зону своего влияния?

– Миллиард хлебных крошек перевесит товарняк с арбузами, – тихо пробормотал Дмитрий Сергеевич.

– Вы преступили закон, – подвел черту под разговором оперативник.

– Вот тут ты прав, – неожиданно согласился пенсионер. – Я преступил… Эй, да ты дослушай!

Степан не стал дальше тянуть резину. Ситуация была ясна, разрешение на действие от Палпалыча получено.

«Закон: эпифиз объекта выделяет мелатонин… снижается активность бета-ритма… паралич конечностей…»

– Простенько, но мощно, – с уважением покивал Дмитрий Сергеевич.

Засыпать пенсионер, судя по всему, не собирался.

Степан сузил глаза и копнул более глубокие слои воздействия.

«Закон: все электрические импульсы в теле объекта замедляются… атомы кислорода не взаимодействуют с гемоглобином…»

– Уже лучше, – произнес пенсионер.

На его обширной лысине выступили бисеринки пота.

«…течение времени внутри тела объекта замедляется…»

– Парень, да кто ты такой? – с удивлением спросил огородник.

Вместо ответа оперативник-квестор усилил давление.

«…мерность пространства сворачивается в ноль…»

– Ну всё, довольно, – резко сменил тон Дмитрий Сергеевич. – Поигрались – и хватит. Извиняй, парень.

В следующий момент мир вокруг Степана расплылся цветастыми пятнами. Очертания предметов и краски начали растворяться друг в друге, звуки слились с ароматом маргариток и закружились снежным вихрем.

Воля оперативника была напряжена до предела, сохраняя островок стабильности внутри дикой пляски законов физики. Давление нарастало. Степан понял, что ещё чуть-чуть – и он не выдержит. И попросил о помощи.

– Что же ты сразу не сказал, кто у тебя в союзниках? – проворчал Дмитрий Сергеевич.

Они находились в техническом помещении вокзала, рядом с огромным аквариумом, в котором плавал эльвариец. Инопланетянин переместил их сюда, открыв на секунду внепространственный канал, и теперь с интересом рассматривал, направив на людей все свои шестьдесят четыре глаза.

– Это Тэккат, мой учитель, – пояснил Степан.

Руки парня мелко подрагивали от пережитого напряжения.

– Вон, значит, куда Ермолин удочку закинул, – протянул пенсионер. – Хитёр, лис, хитёр… Спорю, это он тебя с эльварийцем свел.

– Вы с ним знакомы? – удивился Стариков.

– Озадачен, с чего бы ректору Института воли иметь дело с преступником? – бросил на парня острый взгляд огородник. – Я не всегда в бегах был. Ты курс терраформирования проходил? Тогда мою методичку должен был читать. Арепьев – помнишь такого автора?

– Я в терраформировании не особо, – признался Степан. – А методичек было столько, что всех не упомнишь.

– Э-эх молодежь, – разочарованно протянул пенсионер.

– Я по крайней мере закон не нарушаю, – парировал Стариков. – Вы, кстати, арестованы, если что.

– Силенок-то хватит меня арестовать? – усмехнулся Дмитрий Сергеевич. – А ермолинские законы не грех и нарушить.

– О чём это вы? – не понял Степан.

– «О чём, о чём», – пробурчал огородник. – Слушать надо было, а не в драку кидаться. Зеленый ты ещё, Степан Александрович. Ну да ладно. Теперь-то хоть уши открой…

Эльвариец, который одновременно находился в тысяче разных мест, подправил основополагающие константы на грядке с маргаритками и вернулся к работе. Поддержание физических законов собственного сочинения требовало внимания.

Служба оперативного контроля занимала небоскреб, облицованный черным и белым стеклом. Степан вошел в здание, поднялся на лифте на двадцатый этаж и открыл дверь с табличкой «Старший квестор Чащин Павел Павлович».

– Присаживайся, – кивнул ему хозяин кабинета – мужчина лет пятидесяти, с густыми бровями и крупным носом.

Судя по быстрым движениям глаз, старший квестор работал с документами в мыслеинтерфейсе. Стариков устроился в кресле напротив и стал ждать, когда начальство освободится.

– Ну что, Степан, первый блин – комом? – с улыбкой подмигнул Палпалыч через минуту. – Не переживай. Преступника рано или поздно поймаем, а аномалия без поддержки за неделю рассосется. Куда он, кстати, тебя забросил? Ты несколько часов не отвечал на вызовы, свободные квесторы тебя с факелами искали по всей Фрейе.

– На вокзал. По крайней мере, очнулся я там, – кратко пояснил парень.

– Надо было команду захвата собирать, – досадливо поморщился Чащин. – Да кто ж знал, что этот Арепьев настолько силен, – в голосе старшего квестора проскользнули виноватые нотки. – По нашим сведениям, у него индекс воли – сто пятнадцать. Для вилара – средний, прямо скажем. По идее, ты его должен был в бараний рог скрутить.

– А за что его разыскивали? – осторожно поинтересовался Стариков.

– Нарушение Кодекса, – ответил Палпалыч. – Серьезных последствий не было, поэтому особо и не искали. Восемь лет назад Арепьев поставил опыт на жителях Москвы. Он тогда работал преподавателем в Институте воли. Пока мы разбирались, чего он натворил, этот лысый дядька слинял.

– Гм. А можно мне посмотреть его дело? – попросил Степан.

– Хочешь поймать обидчика? – понимающе усмехнулся старший квестор. – Я не против, только в одиночку его не задерживай.

В мыслеинтерфейсе Старикова появился новый файл с материалами дела, на одном из изображений красовался знакомый огородник в очках и дорогом костюме.

– Ну что, Степан, боевое крещение ты прошел, хоть и не совсем удачно, – подвел итог Чащин. – Вот тебе текущие задачи, – перекинул он парню ещё с десяток файлов. – Сейчас покажись врачам и до конца дня отдыхай. А завтра с утра – впрягайся.

Аэротакси подлетело к зданию, напоминавшему закрученные спиралью разноцветные ленты, и приземлилось на площадке тысяча пятнадцатой квартиры. Стариков вылез из машины, прошел в прихожую и оттуда поднялся по широкой лестнице в зал. Наверху его встретила Дарья – рыжеволосая девушка с голубыми глазами.

– Привет, Степашка, – чмокнула она парня. – Давай быстрее купайся, ужин стынет.

Небольшой столик возле широкого окна был заставлен бумажными коробочками из «Снежного лотоса». Приняв душ, Степан приземлился на стул и воткнул палочки в ароматную лапшу.

– Ну что, волны были? – поинтересовалась Дарья. – Успел покататься?

– Да, – кивнул Стариков. – Палпалыч удачный момент выбрал, чтобы связаться – я как раз под гребень зашел. Он мне задание объясняет, а я его слушаю и думаю, как бы не навернуться, – усмехнулся парень. – Доску пришлось в местном клубе оставить, потом заберу.

– О, давай рассказывай про свое первое задание! – в предвкушении подобралась девушка.

– Гм. Да в общем, это был провал, – опустил взгляд Степан. – Преступник вырубил меня и сбежал.

– Бедненький, – погладила его руку Дарья. – Сильно досталось?

– Не очень, я уже в норме, – заверил парень. – Слушай, ты же у нас препод по истории?

– Еще два года учебы и – да, – улыбнулась рыжеволосая девушка. – А что?

– Знаешь, где можно достать записи от две тысячи двести восьмого года? Дневники, письма – что-нибудь в этом роде.

– Чьи именно записи? – не поняла Дарья.

– Обычных людей.

– Из какого-то конкретного города? Страны?

– Нет, можно из любого места.

– В архивных базах данных должны быть, – подложила себе в лапшу грибы девушка.

– А на бумаге?

– Не знаю, – пожала плечами она. – Почти четыреста лет прошло, найти будет сложно. Музеи могут хранить бумажные документы, но письма простых людей – вряд ли. Если только у кого-то есть семейный архив… А зачем тебе?

– Хочу проникнуться той эпохой, – разлил чай по чашкам Степан. – Мировые войны, первый контакт, основание Института воли – романтика!

– Ты ищешь что-то конкретное, – проницательно заметила Дарья. – И, если скажешь, что именно – найти будет проще.

– Я пока сам не знаю, чего ищу, – признался Стариков. – Но думаю, что заметки тех лет мне помогут.

– Ладно, поспрашиваю у знакомых, может у кого-то сохранились семейные дневники, – пообещала девушка.

– Спасибо, – улыбнулся Степан. – Родина тебя не забудет.

– Ну уж нет, красавчик, ночью сам расплатишься, – насмешливо прищурилась Дарья.

Наутро Стариков открыл наугад один из новых файлов и углубился в изучение дела. На картинках мелькали виды Цереры – там располагалась экспериментальная площадка терраформистов. Представив, сколько аномалий завязано в тугой узел на этой карликовой планете, Степан чертыхнулся. Но откладывать выбранное дело и браться за другое не стал.

Ближайший портал на Цереру находился в Институте воли, поэтому Стариков направился в альма-матер.

Здания института занимали несколько кварталов в северной части Москвы. Кроме лекционных залов, лабораторий и общежитий на обширной территории располагались три бассейна, стадион, парк, сеть закусочных и музей. По кампусу курсировали флайбасы, возле общежитий возвышался многоэтажный транспортный узел.

Степан вошел в салон пузатой маршрутки вместе со студентами из Индии. Смуглые юноши и девушки на протяжении короткого полета бросали на него настороженные взгляды. Стариков сначала решил, что измазал футболку кетчупом, но потом понял, что дело в значке квестора – в мыслеинтерфейсе, в общедоступном для просмотра профиле красовался алый треугольник с золотым орлом в центре. Для студентов Института воли квесторы были ходячим напоминанием о Кодексе. Степан вспомнил, как сам на первом курсе вытягивался в струнку и мысленно перебирал все свои мелкие нарушения, стоило человеку с алой эмблемой оказаться рядом. Чтобы не нервировать молодежь, парень скрыл значок в профиле, оставив для обзора только имя.

Лаборатория терраформирования – огромное здание в форме куба – источала запахи перегноя и молодой листвы. Внутри, в изолированных «аквариумах» с вакуумом и жестким рентгеном студенты игрались с законами природы, пытаясь подогнать их к нуждам земной флоры и фауны.

У входа Стариков наткнулся на Тимофея – знакомого, с которым тренировался в одной команде по плаванию. Рослый детина с размахом рук в два метра широко улыбнулся.

– Держи краба, – сдавил он железной хваткой ладонь Степана.

– Ты тут чего делаешь-то? – поинтересовался квестор, встряхивая пальцами, чтобы восстановить в них кровообращение. – Вроде на дальние планеты собирался.

– Финансирование урезали, – пробасил Тимофей. – Я, пока работы нет, решил науку двигать. В аспирантуру, вот, готовлюсь поступать. А ты на Цереру намылился?

– Ага.

– Пойдем, провожу, – приобнял квестора за плечи будущий аспирант. – Мне в ту же степь. А ты дорогу запоминай, – подмигнул он. – Скоро пригодится. За тем жующим студиозусом – налево.

– В смысле «скоро пригодится»? – не понял Степан.

– Ты же теперь квестор, – пояснил Тимофей. – А ваша братия из Цереры не вылезает. Раз в месяц юные и пытливые умы устанавливают там закон, который мы потом всей кафедрой снять не можем.

– Не догадываешься, случайно, кто источник новой аномалии?

– Тут не надо быть великим детективом, – пожал могучими плечами терраформист. – В прошлую пятницу занятия были только у сто сорок третьей группы. Аномалия как раз тогда и появилась.

Коридор вывернул в огромный зал, заставленный саженцами и клетками с мелкой живностью. Дальняя стена помещения была прозрачной, за ней плескалась вода, пронизанная снопами зеленого света. В её изумрудных глубинах шевелились щупальца и плавники эльварийца.

Тэккат – а это был он – почувствовал присутствие Степана и направил на ученика один из длинных глазных отростков. Впрочем, убедившись через секунду, что Стариков пришел не к нему, инопланетянин переключил свое внимание обратно на портал – область искаженного пространства в центре зала.

Степан и Тимофей прошли сквозь завязанные в узел измерения и оказались в слабо освещенном помещении с широкими окнами. За стеклом к близкому горизонту убегали серые холмы Цереры.

– Здесь у нас – один из выходов на поверхность, – будущий аспирант повел могучей рукой в сторону шлюза. – Если тебе приспичит погулять по местным буеракам – учти, что земная гравитация поддерживается только на станции и прилегающей территории. В диких краях рекомендую опробовать прыжки вверх.

– Может ты хотел сказать «не рекомендую»? – покосился на Тимофея квестор. – Кто меня потом в открытом космосе ловить будет?

– В открытый космос не улетишь, – заверил терраформист. – Поверь опытному исследователю. Максимум – метров на двести поднимешься. А с такой высоты как раз открывается прекрасный вид на долины и кратеры.

– На серые долины и серые кратеры? – скептически вопросил Степан, шагая по коридору вслед за широкоплечим проводником. – Сомнительное удовольствие.

– Нету в тебе романтики первооткрывателя, – укоризненно заметил Тимофей. – Каждый серый холм – это потенциально зеленый холм. Как говорит наш завкафедрой, Земля была безвидна и пуста, пока не пришел терраформист. Учись видеть потенциал, юный квестор. Для тренировки можешь взять мраморную глыбу и созерцать её по вечерам, представляя, какие статуи прекрасных дев из неё можно сделать.

– Уроки старого терраформиста? – усмехнулся Степан. – Не, серые долины мне все равно не нравятся. Я, пожалуй, подожду с прогулками, пока вы тут флору не запустите.

– Долго ждать придется, – сказал Тимофей, открывая дверь в лабораторию. – Мы здесь постоянных изменений не делаем. Проверяем, как новые законы работают – и всё обратно сбрасываем в ноль. Так что флора и фауна на поверхности задерживается максимум на месяц.

Лаборатория широкой подковой охватывала опытное поле – участок серого грунта, состоявшего главным образом из пористой глины и льда. Вокруг поля на стальных стеблях колосились анализаторы и датчики.

В длинном помещении было многолюдно, лаборанты и студенты, разбившись на группы по десять-пятнадцать человек, сидели за круглыми столами и готовились к экспериментам. Тимофей подвел Старикова к седовласому мужчине лет пятидесяти, на лице которого застыло печальное выражение.

– Степан Стариков, новый квестор, – лаконично представил Степана будущий аспирант. – А это – научный руководитель лаборатории профессор Экхард Вернер.

– Ох, да не стоило вам беспокоиться, – поспешил заверить профессор, пожимая руку нового квестора. – Мы бы и сами разобрались. Тут у нас, слава богу, никто не пострадал.

– Насколько я понимаю, с момента появления аномалии прошла почти неделя, – возразил Степан. – И разобраться самим у вас не получилось.

– Орешек попался твердый, – признал Вернер. – Ребята в сто сорок третьей группе очень талантливы. Но я бы на вашем месте не стал тратить время на этот эпизод. В конце концов, это просто студенческая шалость.

– Из-за которой вы уже шесть дней не можете проводить эксперименты, – не согласился Стариков. – Думаю, время потратить все-таки стоит. Расскажите подробнее, что это за аномалия, кто из студентов её установил, – попросил он.

– М-м… хорошо, – почесал седую бровь профессор. – Только я вас очень прошу, не наказывайте этих ребят слишком строго! – взволнованно добавил он.

– Мы в тюрьму за шалости не сажаем, – успокоил его Степан. – Будут сотрудничать – отделаются выговором.

– Что ж… воздействие аномалии можно наблюдать на нашей экспериментальной площадке, – махнул рукой Вернер.

В мыслеинтерфейсе появился широкий экран – казалось, он возник сам собой, повиснув в воздухе рядом с профессором. На экране демонстрировался участок поверхности Цереры – относительно ровное поле, освещенное многочисленными прожекторами. По его серой глади тянулась легко различимая надпись, выполненная чем-то темным.

– «Каждому лектору – в … по вектору», – прочитал Степан. – Гм.

– Классика, – прокомментировал Тимофей.

– И вы из-за этой надписи приостановили эксперименты? – посмотрел на Вернера квестор. – Стереть не пробовали?

– Вы недооцениваете наших студентов, – обиженно заявил профессор. – Надпись стереть невозможно, её существование определяется законом. Более того, эта надпись – лишь верхний слой фрактала, который начинается на атомарном уровне.

– Если возьмешь микроскоп и посмотришь на образцы местной почвы, то увидишь надпись на каждой частице, – пояснил будущий аспирант. – И она повторяется при любом увеличении.

– Мы полагаем, что ребята установили закон, который изменил углы между электронными орбиталями атома углерода, – пояснил Вернер. – Если бы они выбрали какой-нибудь другой элемент, не столь распространенный, мы бы могли продолжать опыты. Но углерод – основа биологического цикла, мы просто не можем его обойти. Поэтому мы взяли паузу. Аномалия без поддержки рано или поздно пропадет.

– Может, вместо ожидания стоило перенести приборы на другой участок Цереры? – предложил Стариков. – Или это слишком долго?

– А я не сказал? Аномалия охватывает всю нашу маленькую планетку, – смущенно улыбнулся седовласый профессор. – Надписями сейчас покрыта вся Церера.

Степан вздохнул: терраформисты в своем репертуаре, на мелочи не размениваются.

– Вы говорили со студентами? – спросил он. – Просили их снять этот закон?

– К сожалению, они не помнят точных параметров, – развел руками Вернер.

– Это ж студенты, – пробасил Тимофей. – Себя вспомни.

– А без точных данных – сами понимаете, можно сделать ещё хуже, чем сейчас, – на всякий случай добавил профессор.

Стариков кивнул. Попытка снять аномалию вслепую легко могла её усилить, в таких случаях была только одна рекомендация: ждать, пока закон не ослабнет и не перестанет действовать. По крайней мере, так было написано в учебниках. Однако эльвариец по имени Тэккат имел на сей счет другое мнение.

Степан прислушался к своим ощущениям. Лаборатория была наполнена аномалиями, как лавка восточных специй – ароматами. Законы звучали в сознании квестора цветными нотами, сливаясь в сложный аккорд из радужных линий, выстраиваясь в многомерную музыкальную филигрань из света. Все они взаимодействовали друг с другом, порождая на пересечении линий новые, неожиданные оттенки и звуки.

Некоторые законы обеспечивали в лаборатории земные условия – привычную гравитацию, защиту от радиации, нужное давление и состав атмосферы. Они были яркими, но охватывали лишь небольшую область сложного сплетения. Стариков сосредоточился на внешних границах своего восприятия и обнаружил слабую, еле светящуюся линию, закрученную в замысловатый узор. Она оставляла ощущение эха уже отзвучавшей мелодии – а Тэккат как-то упоминал, что закон, оставленный без поддержки, похож на стихающий аккорд.

«Исчезни», – напряг волю Степан.

Мягкий толчок – словно от внезапно налетевшего порыва ветра – заставил квестора сделать шаг назад. Чужой закон сопротивлялся, давил, увеличивал свой напор всё больше и больше, но в конце концов отхлынул в бессилии. Нить бледного света погасла, сделав клубок аномалий чуть менее запутанным.

– Ого, – негромко произнес Тимофей.

– Похоже, у вас получилось, – присмотрелся к виртуальному экрану профессор. – Надписи не видно.

– Мужчина, ты меня пугаешь, – нервно усмехнулся будущий аспирант. – Этот закон пятнадцать человек устанавливали.

– Пятнадцать студентов, – пожал плечами Стариков. – И он уже был на последнем издыхании, я его просто добил.

– Ты же знаешь, что при коллективном законотворчестве воля не складывается, а умножается? – уточнил Тимофей. – Именно поэтому у нас тут только командная работа – одному человеку не под силу терраформировать планету.

– Знаю, – кивнул Степан. – У нас был курс терраформирования. Кажется, при переделке новой планеты за образец берутся данные с Лазурного Берега Франции, верно?

– Есть несколько вариаций, но основной набор параметров мы действительно берем в Авиньоне, – подтвердил Вернер. – Смотрим, какие законы там действуют и переносим их в новый мир. Для нас Лазурный Берег – своего рода эталон.

– И это был очень грамотный выбор отцов-основателей нашей кафедры, – подмигнул Тимофей. – Студенты обязаны регулярно посещать Ривьеру, чтобы проникнуться нужной атмосферой. Сто сорок третья группа вчера оттуда вернулась, отдохнувшая, набравшаяся сил, готовая к новым подвигам.

– Кстати, не проводишь меня к этим героям? – попросил его Стариков. – Чтобы долго их не искать.

После воспитательной беседы с юными терраформистами Степан решил сгонять в Мельбурн за оставленной там доской для серфинга. На обратном пути, когда он уже входил в городской терминал со своим длинным грузом, в его мыслеинтерфейсе замигал вызов от незнакомого абонента.

«Квестор Стариков», – отозвался парень.

«Как дела, Степан Александрович?» – раздался в голове голос Арепьева.

Степан скосил глаза на имя возле значка связи.

«Симус О’Брайен? – усмехнулся он. – Как вы обманули систему идентификации личности?»

«Потом научу, – пообещал пенсионер. – Слушай, Степан Александрович, я все-таки хочу передать тебе записи, которые я делал, пока работал на Ермолина».

«Мы же с вами договорились, что я сам разберусь, – напомнил Стариков. – Проведу независимое расследование и, если ваша история не подтвердится, вы явитесь с повинной».

«Но с моими материалами ты поймешь, где копать! Не хочешь рассматривать их как доказательства – ради бога, но хотя бы ознакомься! Иначе твое расследование затянется на годы».

«Нет. Ваши записи будут влиять на мои суждения», – не согласился квестор.

«Вот ты упертый, – проворчал Арепьев. – Ладно, давай так: я тебе их передам, а ты с ними делай что хочешь. Можешь не открывать».

«Не надо».

«Встретимся в Лондоне, в пятом Пузыре. У меня тут сейф с данными».

«Вы что, на Земле?! – мысленно воскликнул Степан. – Вы помните, что в розыске? Вы хотя бы внешность поменяли?»

«Не учи ученого, – отмахнулся пенсионер. – Жду тебя».

Вызов завершился.

Стариков ещё минуту неторопливо продвигался вместе с людским потоком к порталу в Москву, потом скрипнул зубами, пробормотал «старый осел» и направился к другому терминалу.

Когда до перехода в Лондон оставалось несколько метров, в мыслеинтерфейсе парня замигал значок служебной связи.

«Степан, ты сейчас где?» – спросил вместо приветствия Палпалыч.

«В Мельбурне, – Стариков отошел в сторону, чтобы не мешать людям. – Мне тут по личному делу надо было. Я вам отчет по Церере переслал».

«Да, видел. Молодец. Давай-ка отложи пока свои личные дела и дуй в Лондон».

«Зачем?» – настороженно спросил парень.

«В помощь местным квесторам. Новости не смотришь? Включи».

Степан открыл сайт новостного агентства. На виртуальном экране с разных ракурсов показывали разрушенные небоскребы: среди тянущихся вверх изящных конструкций зияла широкая проплешина, усеянная обломками. В конце короткой борозды, возле искореженных «пней» многоэтажек и строительного хлама, лежало разбитое шаровидное здание. От развалин вверх поднимался черный дым. Бегущая строка на красном фоне сообщала: «В Лондоне на деловой квартал рухнул Пузырь».

«Черт…»

«Ты поступаешь в распоряжение старшего квестора Роберта Брикмана, – известил Палпалыч. – Вот тебе его фотка и контакты, – добавил начальник отдела, пересылая файл. – Он про тебя в курсе, встретитесь возле места падения Пузыря».

«Понял», – коротко кивнул Степан.

Он повесил в профиле возле своего имени значок квестора, подхватил поудобнее доску для серфинга и решительным шагом направился в портал.

При взгляде сверху, из окна аэротакси, катастрофа впечатляла своим размахом, но по-настоящему масштаб разрушений можно было осознать лишь приблизившись к месту трагедии на земле. Рухнувшие небоскребы образовали целые холмы из кремниевых пластин, стали и стекла. Пузырь – жилой, торговый и развлекательный комплекс, который совсем недавно левитировал над городом – возвышался горой искореженного металла.

Подозревая, что во время расследования придется помотаться по Лондону, Стариков закрепил такси за собой на весь день. Оставив машину с притороченной сверху доской за огороженным периметром, он прошел мимо спасателей и медиков к изломанным остовам зданий.