Анна Владимирова
Наследник для зверя

Глава 5

В своем кабинете был уже через пять минут – удобно работать с начальством в одном здании.

Ученый сидел у меня в кресле, всем видом выражая, что думает о моем вызове. Я не виделся с Карлайлом лично, только изучал его заключение. Но, бегло глянув, поймал себя на том, что испытываю уважение. Этот тип не боялся бросать вызов системе. Работал на правительство Смиртона в человеческой цивилизации и каждый раз возвращался домой через жесткие допросы, но неизменно доказывал ценность полученного опыта. Исправно выполнял требования и снова возвращался к людям. На острие ножа…

Я быстро прошел к столу, но чертить границу между собой и ним не стал – оперся о столешницу, сложив руки на груди.

– Вам предложили кофе?

– Ошалел от любезности, – поднял он на меня глаза. – Мне нечего добавить по вашему делу.

– Я по личному, – оттолкнулся от стола и направился к соседнему креслу. – Мне нужна консультация по моему случаю.

Глаза ученого блеснули недоверием. И я решил, что продемонстрировать уважение к его времени не будет лишним:

– Вчера я неожиданно встретил свою пару. Но она не может оборачиваться, хотя оба родителя – чистокровные оборотни. А у нее какая-то редкая генная мутация.

По мере того, как я говорил, Карлайл выпрямлялся в кресле, а физиономия его при этом переливалась всеми оттенками эмоций изумления. С которыми он, тем не менее, быстро справился:

– Редкий вариант, – нахмурился и откинулся на спинку кресла. – Вам нужны прогнозы? Чтобы – что?..

– В смысле? – подобрался я.

– Связь была случайной, как я понимаю.

Интерес в его взгляде угас. По крайней мере, для меня.

– Да.

– Я могу сделать вам любой прогноз, и он будет верным. Зависит от того, какой вам нужен, – серьезно заявил он.

– Вы шутите?

– Я сижу в кресле в кабинете прокурора. Мне не до шуток, – процедил раздраженно. – Такие особи как ваша непредсказуемы. В моей практике несколько таких случаев.

Мне показалось, тут имеет место быть что-то личное. Но раздражение, густо замешанное на голоде, мешало сосредотачиваться на чужих эмоциях.

– Могут быть дети?

– И дети. И обернуться может. А еще это – секретная информация.

Я усмехнулся:

– Наши из отдела исследований бы посмеялись…

– Даже не сомневаюсь. – Он впервые позволил голосу досадливо дрогнуть. – У ваших спецов нет того опыта, что есть у меня. Вы просите прогноз – я вам его даю: никто не знает, как сыграет ген. Если девушка была невинной, то все самое интересное у вас впереди. Но не значит, что самое лучшее. Варианты бывают… неожиданные.

– Например?

Чувствовал, что можно выжать из него сейчас что-то, что он не собирался говорить, что какая-то его личная брешь давала слабину.

– Не знаю, – соврал. – Но могу сказать уверенно – будет нелегко. Если готовы к жертвам, то смело надевайте кольцо ей на палец. Она станет вашей самой большой проблемой.

Наши взгляды встретились, а звери посмотрели друг на друга из глубины души. Горный лев, значит. С гонором. Понятия не имел, почему мне вдруг стал интересен этот ученый.

– Мне нужно официальное заключение.

– Вы знаете, – усмехнулся он, – я здесь в таком веселом положении каждый раз, когда меня слушают, с удовольствием зовут на случаи, в которых не могут ничего понять… но вот подпись моя на документах не котируется. Официально результаты моего многолетнего опыта не имеют никакого веса на моей родине.

– И все же – сделайте заключение, – надавил я.

Он долго пристально смотрел мне в глаза.

– Рекомендую предоставить мне свою кровь. Только без официальной отметки и моего отчета.

– Хорошо, – медленно кивнул я.

– Экспертизу прошли по факту произошедшего?

– Нет пока.

– Сколько времени прошло? – скептически потребовал он.

– Меньше суток.

– Тогда пусть из лаборатории для вас принесут набор для взятия крови. Скажем, для очередного расследования…

– Хорошо, – настороженно кивал я. А этот тип совсем не прост.

Через пятнадцать минут ему принесли все необходимое, и он взял у меня кровь.

– Все, – спрятал пробирку в карман рубашки. – Могу идти?

– Идите. Но будьте на связи.

– Куда я денусь? – И он вышел.

* * *

Весь остаток дня после экспертизы и разговора с Вилмой я предпочла отсыпаться. Проснулась, когда за окном стемнело, и, как это часто бывает, пожалела, что вообще уснула. Рабочий мобильный разрядился от шквала входящих, информация о которых пришла на почту. Краткого отчета моему боссу не хватило – он требовал подробностей. Конечно, я не сказала пока, что на самом деле произошло. Для всех коллег – я провела ночь в допросной, а день – с адвокатом.

Время до встречи с Хартом я просидела за чашкой кофе и светскими новостями, в которых он светился. Стоило взглянуть на первое попавшееся фото, и у меня сжалось в груди. Устремленный в камеру хищный взгляд вернул воспоминания о прошедшей ночи в деталях. А его слова «хочу тебя себе» лишали всякой надежды. Может, лучше сдаться и попытаться устроиться в новой реальности?

Я замерла с этой мыслью, почти физически ощущая, как тело наливается мерзкой жижей отвращения к самой себе. Согласиться на то, что этот властный зверь, не знающий слова «нет», получит меня после всего с потрохами и обещаниями, что не пикну против его воли? Уговорить себя, что так и должно быть – ну подумаешь отодрал, как последнюю шлюху, в камере?

А еще я боялась. Таких, как я, общество не жаловало. Не знаю, кого во мне видел Харт – покорную девочку, которая будет счастлива оказаться в его распоряжении? При одной только мысли бросало в холодный пот. На его месте было бы здравой идеей вообще спрятать меня ото всех и не показывать, сделав вид, что меня нет. И никто его за это не осудит.

Я скосила глаза на экран, давая себе второй шанс выдержать хотя бы его виртуальный взгляд. На фото Харт был на приеме правящего по случаю итогов года. Никакой статики – вся поза, взгляд напоминали хищника в прыжке. А Харт и был им. И черный костюм с белой рубашкой ему шел так, будто был второй кожей. Да, пожалуй, будь я, как моя сестра, сошла бы с ума от счастья пробежаться по красной дорожке с ним рядом. В жизни, которую он мне мог предложить, на другом конце существования в его тени были осуждение общественности и зависть. И снова непохоже на мечту.

Я полистала новостные статьи – негусто. Не отвечает Харт камере взаимностью, несмотря на то, что та его безмерно любит. На всех фото он позволял себя любить. В желтой прессе засветился в списке самых завидных холостых мужчин Клоувенса. А по романтике – короткие непродолжительные связи в количестве четырех штук за тридцать два года жизни с мало известными женщинами. Слишком занят карьерой. Я пыталась найти хоть что-то, что позволит расслабиться и понизить его рейтинг опасности в своих глазах – выговоры, неудачи, нелепости… Ничего, что так любят мои коллеги. Всегда с иголочки и с идеальной репутацией. Либо его таким выставляют.

Короче, ничто не затмило в памяти его злость и отчаянье, когда обвинил меня в смерти своих подчиненных.

В общем, когда пришло время выходить из дома, нервы искрили, как кабель под напряжением. Того и гляди замкнет. Единственное, что меня держало на ногах – надежда на то, что договоримся полюбовно, и это его «хочу тебя себе» продается за ту цену, что озвучу я.

Понятия не имела, куда он меня потащит. К себе в офис? Домой? В кафе? Оказалось – последнее в квадрате. Я оглядела себя в отражении зеркального стекла дорогой тачки, пока та не успела отъехать – джинсы, топ, клатч и кроссовки на случай, если придется драпать. Не разоделась я для того ресторана, на пороге которого меня встретили и провели к обособленному VIP-столику на крытой веранде. Можно было подумать, что он заботится обо мне – я ведь мерзну на весеннем ночном ветру, в отличие от него. И это далеко не все наши различия…

Харт стоял у столика – руки в брюках, рубашка с ослабленным воротом, в котором можно рассмотреть вязь массивной цепочки с металлическим жетоном. Я помнила его недолгий обжигающий холодом танец между моих лопаток… Голова низко опущена, и глаза, устремленные на меня, в полумраке слегка бликуют желтым.

– Садись, – приказал он глухо, кивая на стул.

Я повиновалась, не без труда отодвинув тяжелую конструкцию от стола. Он намерено не приближался. И не собирался меня обслуживать. Так плохо все с ним под моим влиянием? Об этом я как-то не подумала и, забывшись, проследила взглядом, как опускается на стул, не спуская с меня глаз. А если для него вообще неприемлемо со мной договариваться?

Подобные связи у истинных почти необратимы. Но у них и вопросов никогда друг к другу не бывает. А что будет с нами?

– Как себя чувствуешь? – сузил он на меня взгляд, и я, опомнившись, отвела свой.

– Нормально.

– Была у врача?

– У медэксперта, – вздернула я подбородок с вызовом.

– И что сказал медэксперт по поводу твоего здоровья? – В голос вплелись низкие рычащие вибрации.

– Ничего.

Чувствовала себя все больше как вчера в допросной. Внезапно захотелось ему ответить хоть как-то, чтобы он не терял выдержку. Зря я согласилась на встречу.

– То есть вместо того, чтобы позаботиться о здоровье, ты решила попробовать на прочность мои обещания? – И он сложил руки на столе, а мир выцвел до равнодушной серой стены.

– Я не пойду к тебе, – прошептала хрипло.

– Почему? – склонил он низко голову.

– Зачем я тебе? – облизала пересохшие губы. – Тебя заклюет твоя же элита, осудит и не даст спокойно жить…

– Это мое дело, – жестко отбрил он.

– А мое? – Сердце выстукивало в груди непонятные послания, сбивая мысли и мешая дышать. Я смотрела в его глаза и чувствовала, как слабею. Неужели и на меня действовала наша связь? – Как мне со всем этим жить?

– А как ты хочешь жить? – хрипло прорычал он.

– Я не хочу жить в Клоувенсе и что-то кому-то доказывать.

Наш разговор перешел на какой-то завораживающий шепот, и каждое слово отдавалось вибрацией в груди.

– Боишься доказать, что достойна быть равной? – сузил он глаза.

– Это мой выбор – доказывать или нет.

– Я не даю тебе выбора. И не давал. А сил противостоять мне у тебя нет.

– С чего ты взял?

– Выбрала бы вчера камеру, – безжалостно припечатал он. – А ты поджала хвост и умоляла тебя отпустить.

– Может, еще на кулачный бой меня вызовешь? – возмутилась я. – Я не драться с тобой собираюсь.

– Лучше бы дралась, – оскалился он. При этом пожирал меня взглядом, будто уже припер к стенке.

– Я предлагаю тебе сделку. – Понятия не имею, как я вообще вспомнила, зачем пришла. Его усмешка сказала мне все и сразу – чхать он хотел на мои предложения. Поэтому вышло жалко: – Я не буду подавать на тебя в суд за изнасилование, если ты… – его оскал стал ярче, и мое сердце споткнулось в груди, – …если отзовешь своего адвоката.

– Беги, Донна, – вдруг подался он вперед, сужая злые глаза. – Я отпускаю тебя последний раз.

Как я вырвалась из щели между неподъемным стулом и краем стола – сама не поняла. Из ресторана я вылетела пулей. Кажется, меня пытались остановить и уговорить сесть в машину, чтобы отвезти домой, но я только отшатнулась и зашагала по улице быстрым шагом, пытаясь успокоиться…

Глава 6

Как я сдержал зверя и не позволил за ней броситься – непонятно. На столе остались глубокие борозды от когтей. Жилы, казалось, лопнут от напряжения, но я никуда не дернулся – стоял, опершись о стол, и пытался восстановить дыхание.

Хороша, сучка. Мне все время казалось, что говорю с ней механически, да и несложно было – она несла чушь. А сам пожирал ее взглядом, дурел от запаха и вида моих отметин на открытой шее. Хотелось, чтобы она заткнулась. Какое все это имело значение, если невозможно было думать, дышать и смотреть и не видеть ее перед собой?

Сутки, девочка… Я даю тебе сутки. Больше я не выдержу, да и не должен. Мне нужно было приводить голову в порядок, а это невозможно в таком состоянии.

Понемногу звуки и запахи возвращались в мой мир, но ее след горел перед глазами, поэтому несложно было понять, что девчонка не воспользовалась автомобилем. Если бы нужно было ее настигнуть – сделал бы без труда.

– Убежала, – констатировал мой водитель. – Диккенс пошел за ней.

Я повернул голову в ту сторону, где в воздухе таял ее след. Шумно вдохнул, с удивлением замечая нежный аромат каких-то цветов. Кажется, от куста, усыпанного розовыми цветочками, росшего на ближайшей клумбе. Как давно я не чувствовал ароматов? Только запахи – безликие, механические, полезные и не очень. Улица немного расплывалась перед глазами, дрожала светом ночных огней, заставляя слезиться глаза.

– Поехали, – скомандовал глухо и дернул ручку автомобиля.

В салоне достал пачку сигарет из пенала между сиденьями.

– Домой?

– В офис, – извлек зажигалку из пачки вместе с сигаретой. Давно не курил.

Не до отдыха было сейчас. Я планировал раскидать перед глазами детали того, что случилось прошлой ночью, изучить записи и отчеты. Это как раз займет время до утра. А потом возьму пару дней отдыха – изматывающего, полного удовлетворения своих похотливых инстинктов и, уверен, беготни по двум уровням моей квартиры. Буду заглаживать и зализывать вину на каждом сантиметре ее кожи, хочет она того или нет.

Офис встретил унылой тишиной… и запахом кофе. Майк вышел из соседнего кабинета:

– Пересмотрел камеры. Тебе оставил персональные отчеты погибших. Как ты и просил.

– Хорошо, – кивнул и направился к себе.

– Как прошло?

Я усмехнулся, усаживаясь:

– Сбежала.

– Да ладно?! – восхищенно усмехнулся Майк. – Позволил, небось.

– До завтра. Как раз поработать ударно.

– Не хочу расстраивать…

– Вот и не надо, – клацнул я по клавиатуре, запуская систему.

– …звонил твой отчим.

Я скрипнул зубами. Адвокат ему, конечно же, уже донес все. Я не отчитывался еще – не до него было. Да и не в приоритете он.

– Сказал, если ты не появишься лично у него завтра, то он приедет на работу.

– Пусть едет, – сощурился я на экран. – Думает, я не сделаю его пропуск временно недействительным?

– Обидится…

Но я уже не слушал – ушел с головой в работу и отчеты. Имя погибшего Стивенса напомнило, что есть один важный вопрос.

– По ребенку Стивенса решили с компенсацией?

– Не слышал. Да и не единственная это проблема. Он все равно переходит на попечение Клоувенса, а компенсация ляжет на счет, поэтому и не торопятся.

– Черт…

– Ребята были у него. Он говорить перестал. Отправили в психиатрическое пока.

Я прикрыл глаза, опускаясь лбом на кулак. В тишине кабинета ничто не мешало закопошиться под кожей собственным воспоминаниям…

Я почувствовал, когда отца не стало. Мне тогда будто сердце вынули, я перестал дышать почти, хватался за грудь… А потом отпустило. Будто кто выдернул изнутри что-то важное, и пустота заполнилась болью. И только через много лет – тишиной. У этого ребенка все это впереди…

– Можно к нему будет?

– Правда хочешь?

Я дал взглядом понять, что не стоит мне задавать подобные вопросы, и вернулся к монитору:

– На утро реши.

– Хорошо.

И я надел наушники, чтобы внимательно вслушаться в происходившее в заброшенной пекарне, где мы вчера устраивали облаву. Час за часом я буравил взглядом одну точку на столе, сдавливая карандаш между пальцев. Лист был почти пуст на временные отметки – так, пара непонятных фраз для расшифровки и очистки от помех…

А вот перед первыми выстрелами отчетливо слышался крик. Могло показаться, что это просто мат, но я все равно пометил временной отрезок и поставил в приоритет для расшифровки.

Когда оторвал взгляд от монитора, над городом уже светало. Очертания каменного квартала смешались в какую-то грязь. Я откинулся в кресле, теряя концентрацию, и в голову снова полезли мысли о журналистке.

Странно – нервы не дрогнули, горло не сдавило от сухости и жажды, но из груди вырвалось требовательное и взвешенное рычание: «Моя». Видимо, гормоны поутихли, наконец. Желание из одуряющего и смертельно опасного стихло до терпимо тлеющего. Голова стала, наконец, абсолютно ясной.

Глянув на диван, я не нашел на нем Майка, зато на краю стола стояла чашка с кофе. Потрогал, убедился, что он безнадежно остывший.

Было в этом утре что-то особенное – последний день прежней жизни. Странно, что не было никаких сомнений по поводу Донны. Я ведь не обществу вызов бросал, а себе самому прежде всего. Не нашел времени выбрать – зверь выбрал за меня. И неплохо так выбрал, надо сказать – девочка идеально соответствовала моему вкусу. В меру зубастая, дерзкая, заводная… И мордашка с фигурой – загляденье. Немного травмированная, но живая. А не все эти идеальные до ряби в глазах самки, которых то и дело натравливал на меня отчим. Страшно было представить, что на какую-то из них сделал бы стойку, но зверь ни разу не подставил – уносили ноги с поднятой головой и брезгливой гримасой.

Пожалуй, я даже был рад, что так вышло.

Я прикрыл глаза совсем ненадолго, откинув голову на подголовник… только откуда взялся этот солнечный заяц вдруг на морде?

Солнце определенно мне мстило за что-то – снова нашло и пырнуло в глаза.

* * *

Только-только начался рабочий день моего издательства, а я уже стояла на пороге приемной своего начальства – Кермана Лавера. Бывший военный журналист и советник, он и в атмосфере офиса новостного агентства «Таймстоун» добился жесткой дисциплины и самоотверженности. Мне нравилось у него работать. Мы не занимались светскими новостями. «Таймстоун» освещал политические, криминальные и городские новости. Здесь я казалась себя по-настоящему важной, независимо от моей «бракованности».

Надо сказать, что женщин в агентстве по пальцам пересчитать, а я вообще единственная, кто носится на передовой.

Босс был в офисе, как обычно, за час до официального начала рабочего дня. Этим я и воспользовалась, прокравшись к нему в приемную.

– Явилась, – не оборачиваясь, констатировал он.

– Вы наверняка знаете правду, – тихо пролепетала я, стоя у него в кабинете.

– Я наверняка знаю, что ты дура… – повернулся он ко мне от окна.

Никогда не отличался деликатностью, но я все равно разочарованно выдохнула, чувствуя, как ноги превращаются в желе. Тяжело признаваться себе, что зависишь от всех, и только сам по себе ты никто и ничто.

– …Но ты – моя дура. И терять я тебя не хочу.

– И почему же я дура? – сложила руки на груди.

– Принимать события не умеешь, – сдвинул он брови на переносице. – Не знаешь, когда надо погладить, а когда зарядить по морде когтями. Ты отрицаешь вместо того чтобы включить голову…

– Легко вам говорить, – перебила я, выпрямляясь.

Я всегда сжималась перед Лавером, но после Харта он вдруг показался мне вполне терпимым.

– А жизнь вообще нелегкая штука, и только говорить в ней, пожалуй, легче всего. Сложнее – правильно действовать. Поэтому мы с тобой и работаем теми, кто говорит, но ни черта не действует.

– Значит, не дадите мне осветить нарушение моих прав через наше агентство, – процедила я, задирая подбородок.

– Могу дать, – сурово ответил он. – Но только чтобы использовать тебя в качестве источника политического скандала и, как следствие, подъема рейтинга моего агентства. Хочешь?

– Мне все равно, – тяжело выдохнула я.

– Я об этом и говорю – ты дергаешься, не желая брать себя в руки. У Харта идеальная репутация. Станешь его парой – твой личный рейтинг взлетит, утрешь носы всем зарвавшимся, станешь богиней для таких же девочек, мечтающих о лучшем будущем…

– Я стану надеждой для тех, кто боится защитить себя в суде и быть осужденной обществом! – горячо парировала я, не сразу соображая, что как раз в этом случае он наживется на громком скандале гарантировано, чем в случае моей капитуляции.

Мы уставились друг на друга. Лавер – с искрящимся довольством в рыжих, почти тигриных глазах. Куда я лезу? Харт был прав – мне мозгов не хватит вести войну с этими матерыми хищниками. Я же бросаюсь на каждый солнечный зайчик на стенке, не разбирая, что мной просто манипулируют.

– Кофе, Донна?

Я только сжала губы, шумно выдыхая:

– Я сделаю.

Мне нужно было подумать. Потому что Лавер собирался мне дать все, что захочу – статью, шумиху, ничего… Ответственность на мне. Но и отступать я не стану.

Когда вернулась с двумя чашками, босс уже забыл обо мне и занимался текущими делами.

– До полудня я выпущу…

– Мне все равно, что ты сделаешь, – перебил он бесцеремонно, игнорируя кофе. – Вся ответственность на тебе. Иди действуй. Только адвокату позвони, прежде чем рушить ее стратегию на корню… Свободна.

Я развернулась и направилась в офис, сцепив зубы. Вилма действительно предлагала воевать теневыми методами. Даже советовала собраться и переехать к Харту сегодня, потому что ее стратегия требовала времени. Но я была против. Представить, что я добровольно сдамся и позволю к себе прикоснуться снова, было невыносимо. Да, босс прав – я истерила, как загнанный в угол зверь. Харта эта возня не остановит, а вот огласка – вполне. Но и разозлит тоже. Только я уже видела его в ярости и испытала на себе в полной мере.

Усевшись за рабочее место, я уже не сомневалась. В офисе все еще было тихо, и каждый удар пальцев по клавиатуре отдавался уколом адреналина в солнечном сплетении, но я упрямо набрасывала текст статьи. Не прошло и двух часов, а я уже отправила ее Лаверу на согласование. Получив тут же «одобрено», я запустила информацию в анонс – на сайте тут же замелькал заголовок: «Генеральный прокурор Ронан Харт обвиняется в изнасиловании». Мокрыми пальцами я настучала Вилме указание подавать обращение в суд для предварительного слушания. И сползла по спинке кресла, съежившись.

Кажется, я осталась одна против всего мира.